Самая страшная книга 2023

Александр Матюхин, 2022

Ужас празднует юбилей. Магия чисел пугает… Перед вами – ДЕСЯТАЯ ежегодная антология «Самая страшная книга» – «Самая страшная книга 2023». В нее вошли ДВАДЦАТЬ ТРИ истории от ДВАДЦАТИ ТРЕХ авторов. Как обычно, эти истории отбирали сами читатели – их было ДЕВЯНОСТО. Больше, чем когда-либо. Общий тираж наших книг составляет порядка ДВУХСОТ ТЫСЯЧ экземпляров. Аудиоверсии наших рассказов на YouTube-канале «ССК (САМАЯ СТРАШНАЯ КНИГА)» за год прослушали более ТРЕХ МИЛЛИОНОВ раз. Читайте и бойтесь вместе с нами! Страшитесь таинственных «гостей», обитающих в пыльных шкафах и заброшенных зданиях. Остерегайтесь чудовищ из городских легенд и народных поверий. Дрожите перед мертвецами со старых фотографий и перед живыми людьми, воплощающими в себе жестокость и злобу. Оглядывайтесь с опаской – не следует ли за вами нечто «с той стороны», не тянет ли к вам «красные нити» некто, умеющий подчинять себе реальность. И не меняется ли сама эта реальность, пока вы листаете страницы этой книги?.. Бойтесь вместе с нами – и празднуйте с нами. Приветствуйте Святую Смерть и поклонитесь Богам Падших. Испейте ваш страх до дна и загляните в бездну, скрытую в вас самих. Это – САМАЯ СТРАШНАЯ КНИГА. Лучшее в русском хорроре!

Дмитрий Лопухов. Черная аркада

Саша опаздывала. Она пробежала между стендов с приставками, на секунду задержалась у стойки со старыми журналами — увидела обложку «Страны игр», в которой когда-то напечатали ее первую статью, — и наконец попала в лекторий.

На разбросанных по комнате бинбэгах и ковриках сидели люди — все юные, моложе Саши. В глазах рябило от разноцветных костюмов и футболок. Стоял свойственный переполненному помещению со скверной вентиляцией запах — китайская синтетика, пот, дезодоранты, пыль.

По Саше скользнуло несколько взглядов — удивленных, озадаченных, неприязненных. Ей было не привыкать: среди обычных посетителей игровых выставок и фестивалей она заметно выделялась. Высокая — настолько, что в школьные годы ее всегда ставили на уроках физкультуры первой в ряду одноклассников. С копной рыжих волос. За рост и прическу ее долго дразнили одуванчиком и микрофоном. Хворосту в огонь добавляла и патологическая худоба. В детстве Саша налегала на выпечку в тщетной надежде поправиться, но, казалось, несметные калории шли не в объемы, а опять в проклятый рост.

Она была некрасивая, с длинным носом, тяжелой челюстью, тонкими губами, монгольским разрезом глаз. У Саши отпечаталось в памяти, как громогласная соседка сказала маме: «Лицо — суть говнецо, воду с него не лакать, главное, чтоб сиськи проросли». Но и с надеждами на бюст тоже пришлось распрощаться — вопреки пророчествам книг для девочек-подростков, ее груди так и остались пологими холмиками, не пожелав делаться могучими горами…

Лектор скучно бубнил, а Саша протискивалась сквозь нагромождения пуфиков. Наконец она плюхнулась на бинбэг рядом с растрепанным брюнетом. Торчавшие во все стороны вихры, клочковатая щетина и измятая рубашка выдавали человека, то ли не слишком уважительно отнесшегося к мероприятию, то ли развлекавшегося всю предшествующую ночь.

— Климов, — кивнула брюнету Саша.

— О, Саша, — улыбнулся он ей в ответ.

У Климова недоставало куска переднего зуба, отчего улыбка выглядела немножко глупо.

— Ого, вот это потусил.

— А? Что? А!.. Ты про зуб… Да уж, вечеринка огненная была, конечно.

— Подрался?

— Ну так.

— Не поверишь, но смотрится довольно мило, как у ребенка. Ладно-ладно, молчу. Ты давно тут? Есть интересное? Про что будешь писать?

Климов вел блог про ретрогейминг — писал о старых игровых системах, об отживших свое аркадных автоматах, допотопном железе. Саша впервые увидела его на форуме, когда он яростно спорил о процессорных разъемах и чипсетах. Слова эти казались Саше тарабарщиной: она обожала футуристические дизайны забытых консолей, тактильные ощущения от джойстиков, простодушие игр ушедшей эпохи. Саше было неуютно в трехмерных онлайновых блокбастерах — зато нравился компактный комфорт изометрических лесов и лаконичное изящество пиксельных улиц. Она публиковала в журналах лиричные обзоры на старые RPG и бит-эм-апы, — и читатели любили ее статьи. Единственное, с чем у нее были проблемы — это с «железом»; Саша плавала в вопросах аппаратной поддержки спрайтов, путала видеоконтроллеры, косячила с битностью процессоров и формой сигналов звукогенератора, называла прецизионную отвертку претенциозной.

Волнуясь, Саша сочинила искреннее письмо Климову, и, к собственному удивлению, — Климов с форумчанами общался высокомерно и недружелюбно — получила ответ. Так и завязалось их сотрудничество, похожее, по едкой характеристике Климова, на «союз расчетливых аутистов». Климов консультировал Сашу по техническим вопросам, правил матчасть статей и настраивал эмуляторы консолей, а Саша называла Климова экспертом в области ретро-железа и постоянно ссылалась на его блог…

— Не о чем тут писать, — поморщился Климов, — одно барахло, я на свалку более ценные железяки выносил. А подписи — это, блин, капец. Лежит Matrox Millennium II, под ним бумажка: «Самый быстрый 3D-ускоритель своего времени». Тут, блин, просто бальзамируй и закапывай. Дебилы.

— Понятно, — Саша кивнула.

— И вообще, ты глянь вокруг — какие тут, блин, гики. Хипстеры насмотрелись «Теории большого взрыва», накупили футболок с худи и слетелись позировать для соцсетей. Я видел, как пацан в толстовке «Атари» показывал девочке с синими волосами — вон, кстати, она сидит — Panasonic 3DO и говорил, прикинь, что это видеомагнитофон для… — Климов сделал трагическую паузу, — для игр. Видеомагнитофон, блин, для игр.

Сидевшие вокруг люди с неодобрением посматривали на Климова; парень с дредами, глядя Саше прямо в глаза, укоризненно покачал головой. Саша почувствовала себя виноватой.

— Во-первых, ты не можешь знать точно. Возможно, тут полно таких, кто отлично шарит. А даже если и нет, — горячо зашептала она Климову, — что плохого, если людям нравится воображать себя гиками? Я в детстве тоже много кем себя представляла…

— Принцессами? Не смеши, здесь другое. Некоторые, вообще-то, за это, ну, за свою гиковость, жестко огребали. Ты знаешь, что это такое: урок физкультуры в общеобразовательной школе, когда ты самый мелкий и хилый в классе, увлекаешься только компьютерами, а все остальные…

— Какой еще общеобразовательной школы, Климов? Ты же в лицее учился.

— Блин, ну я не совсем про себя, я… образно!

Со всех сторон зашикали, и Климову пришлось замолчать.

Лектор тем временем продолжал свой заунывный рассказ: от историй про динозавров и терапсид перешел к человеческому мозгу.

–…Мы знаем, что шумерские клинописные знаки были, так сказать, пиктографическими, то есть изображали окружающие человека объекты. Знак «бык» буквально был головой быка — перевернутая равнобедренная трапеция с двумя рожками. А «бог» — это, так сказать, схематичный рисунок звезды…

Климов затих и прислушался, и у Саши появилась возможность оглядеться. Тут оказалось много девушек с разноцветными волосами и пирсингом — миленьких, вовсе не плоских дылд с копной сена на голове, — и некоторые из них нарядились в костюмы игровых персонажей; парни были в гиковских футболках, каждый третий с дредами или с маленьким пучком-гулькой на затылке. Да, большинство из них совершенно не походили на забитых ботаников, но что в этом такого уж плохого, Саша не понимала: в конце-то концов мода уже переварила и гранж, и панк, и контркультуру, так чего бы ей не переварить и это.

–…И для клинописных знаков мозг начал использовать нейронные цепи, которые ранее нужны были для распознавания объектов. Произошли, так сказать, радикальные изменения в области зрительных ассоциаций, моментально сформировались дополнительные связи со зрительными областями в затылочных долях и языковыми в височных и фронтальных. Мозг адаптировался: из-за пиктограмм человек стал, так сказать, сверхчеловеком.

Под монотонный голос лектора Саша едва не задремала, но вспомнила, что ей нужно будет написать обзор фестиваля. Она полезла за смартфоном, чтобы занести в заметки тезисы: «притворяются гиками», «Panasonic 3DO назвали видеомагнитофоном» и «пиктограммы — сверхчеловек», но случайно открыла телефонную книгу.

«Мама» — и невидимые руки сдавили грудь, стало тяжело дышать. Саша не смогла заставить себя удалить номер из памяти сим-карты, и теперь он, словно безмолвный призрак, перебирался из каждого ее старого телефона в новый.

Мама в одиночку растила дочь в тяжелые девяностые, пахала на трех работах и была самой лучшей и единственной подругой. Несчетное число раз Саша рыдала ей в плечо: «Я длинная, мама, я плоская, я „одуванчик“, мама, урод с шапкой дурацких волос, зачем я вообще?» А мама обнимала, утешала, тащила в кафе и в кинотеатр. Одноклассники не звали Сашу на дни рождения и никогда не приходили к ней — хотя Саша и пыталась раздавать приглашения и даже, поборов ужас, звонить — но мама всегда устраивала такие праздники, что Саша на целый день забывала, что она одинокий «микрофон» и плоская «доска». Как-то под самый Новый год мама принесла пахнущую морозом и чудесами коробку с «Денди» — и они так заигрались, что прошляпили и Ельцина, и бой курантов, и праздничный концерт.

Мама умерла, когда Саше только-только исполнилось восемнадцать: оторвался тромб. Они шли по улице, и мама вдруг остановилась, словно вспомнила о чем-то неотложно важном, а потом осела в затянутую корочкой льда лужу. В памяти застыли грязное пятно на бежевом мамином пальто, серые брызги на машине скорой и всеохватывающее чувство беспомощности. Сбылся самый большой Сашин кошмар — она осталась одна.

–…чтобы работать с условными объектами из игр, точно так же начали по-новому использоваться старые связи и нейронные цепи. То есть геймер по сравнению с обывателем — это тоже, так сказать, сверхчеловек. И с этим я вас всех с удовольствием и поздравляю!

Климов пихнул Сашу локтем и обвел рукой зал:

— Не, ну ты только погляди, блин, на этих сверхлюдей!

Лекция закончилась.

* * *

Они сидели в фуд-зоне фестиваля. Саша придумывала, о чем же ей все-таки написать. Типовую статью про выставку, костюмы, атмосферу сочинять перехотелось. В воображении вдруг родилась задумка сделать материал, который мог бы понравиться маме и маленькой Саше. Такой, словно из детства, когда они вдвоем листали, хохоча и вырывая друг у друга из рук, свежий номер «Великого Дракона».

Мимо прошли двое парней, один орал и размахивал руками:

— И это, прикинь, мой шланг… Нет, шлангище! Не! Шлангенциркуль!

— Сверхчеловек, — с пониманием кивнул Климов.

— Слушай, ну не все же они такие, — раздраженно ответила Саша.

— Да знаю, — неожиданно смиренно сказал Климов. — Это я так, бухчу просто. Чего такая кислая-то? Статью обдумываешь?

— Ох… — Саша не знала, как рассказать все то, что у нее сейчас вертелось в голове. — Да, статью… Я, знаешь, хочу написать как-то по-другому. Чтобы не просто, ну, то-се, выставка, приставки, лекции, люди с гульками, косплей, а как-то… Мне, что ли, знак какой-то нужен, озарение…

Климов внимательно слушал, а Саша не могла подобрать правильные слова.

Кто-то деликатно кашлянул за их спинами.

— Вы простите, что я невольно подслушал… — Это был лектор, зануда в мятом, подобранном не по размеру пиджаке, нелепых очках и с порошей перхоти на плечах. Выглядел он лет на шестьдесят — довольно необычный возраст для таких мероприятий. — Вы, так сказать, журналисты и ищете тему для статьи, верно?

Климов закатил глаза, но Саша, наоборот, вся обратилась в слух: вдруг это как раз тот самый знак?

— Напишите про страшные игровые легенды. Столько там мифов. Мозг человека уникальный, везде ищет жуткое для удовольствия — так уж натренировались нейронные цепи, да. Вот, так сказать, и все. Простите. — Лектор несколько раз нервно кивнул головой, почесал висок — перхоти на плече сразу же прибавилось, — потом неловко приподнял и опустил руку, прощаясь, и пошел к выходу.

— Это что такое было? — восхитился Климов. — Во фрик-шоу!

— Ты же сам хотел настоящих гиков, — парировала Саша. — Вначале говоришь, что вокруг одни позеры, а потом видишь человека с… коммуникативными проблемами, и все, сразу фрик. Я, знаешь ли, тоже разговаривать с людьми нормально не умела, и перхоть у меня бывает.

— Да ладно, чего ты, — Климов успокаивающе поднял ладони, — я же больше так, ну, просто брюзжу…

— И идея хорошая, — продолжала Саша, — я видела какие-то заметки про страшные компьютерные легенды на форумах и в «Даркере», но большой материал в журнале — точно нет. Знаешь, я хочу сделать такую статью — с расследованием, поисками, фотографиями, чтоб прямо дух захватывало. — Идея из тлеющего в сознании Саши уголька обращалась в бушующий пожар. — Чтобы какая-нибудь девочка вместе с мамой ее читала, кутаясь в плед, и от страха и удовольствия прям дрожала. Чтобы…

— Как в детстве, — догадался Климов.

— Да, — воинственно кивнула Саша, и копна волос всколыхнулась, как пламя на ветру.

— Слушай, те статьи так мощно пробирали именно потому, что мы были маленькими. Стояли, как бы это сказать, времена, прости за пафос, цифровой невинности, никакого еще тиктока, ютуба, мемов…

— Напишем в соавторстве? — Саша не слушала Климова, в ее голове уже начинали формироваться наметки для будущей статьи. — Я про игры, а ты — про железо, всякую чертовщину с процессорами и джойстиками. Нам ведь давно уже надо было что-то сделать вместе, а то все эти ссылки, консультации… Пора!

Климов сглотнул — Саше показалось, что тому стало тяжело дышать, — а потом отчаянно и быстро, словно боялся упустить момент, закивал.

* * *

— Большинство историй очень так себе, — расстроенно говорила Саша, — слушай, я даже и не знаю, почему эта идея показалась мне хорошей.

Уже несколько дней они с Климовым рылись в Интернете и опрашивали людей в соцсетях, но ничего отличающегося от набора классических страшилок не накопали.

— А как ты хотела? Чтобы мы, не знаю, как Малдер и Скалли надели огромные пальто и отправились в забытое богом село ловить деда, который припаял к корове джойстик и побил мировой рекорд в «Пэкмене»?

Саша пожала плечами. Она попыталась восстановить в памяти ощущение, будто залезла с ногами на диван, а рядом мама читает ей вслух статью из журнала, но… ничего не получилось.

— А вообще же можно не искать, а просто придумать, — предложил Климов. — Вот смотри. В восьмидесятых «Нинтендо» планировала сделать сеть электронных лотерей для своей приставки NES, но там мутноватая ситуация была, им запретили — дети и азартные игры, всякое такое. А могла бы получиться штука, сильно обогнавшая свое время. Что, если написать, будто какой-то концерн, корпорация, неважно, выкупили эти разработки, довели до ума и сделали многопользовательскую игру, для которой вообще не нужно было бы подключение к телефонной линии.

— И?

— Да погоди, я думаю! Пусть бы они выпустили ее на черном картридже без наклейки, и каждая приставка, на которой игру запускали, становилась частью демонической схемы. Похищения, странные жертвоприношения, а потом все, как всегда, замяли и забыли. И вот, типа, к нам в руки попал один такой картридж…

— Крипипаста какая-то. — Саша поморщилась. — И вообще — сочинять в журналистике неэтично.

— И что? Люди такое любят. Нафотошопили бы скриншотов: пентаграммы всякие, пиксельные фото, пропавшие дети. Ты бы написала, как во время игры раздался звонок телефона, и ты не сразу сообразила, что городской номер отключен уже пять лет…

— Издеваешься?

— Есть немного.

— Ладно, я поняла. Действительно, пора завязывать. Вон, ты из-за этой чуши не можешь свой тусовочный зуб починить. Отбой.

— А?.. Тусовочный зуб? Ах да. Слушай, может, что-то еще подвернется. Здорово же работаем. Давай еще пороем, а если ничего, то дальше, ну, как сама уже решишь. Я, если что, всегда могу выдумать пару историй про дьявольский шестисотшестидесятишестиразрядный — еле, блин, выговорил — процессор или про школьника, который обнаружил новую таинственную расу в третьих «Героях», из-за глюка перенесся бы в игру, возликовал, а потом…

–…Стал самым слабым юнитом в этой расе и бессмысленно помер, убитый крестьянином?

— Смотри-ка, у тебя и самой отлично получается.

— Ага. Высокие журналистские стандарты.

И они засмеялись.

* * *

…Это был уже пятый раз, когда Саше и Климову рассказывали про сатанинский аркадный автомат. Впервые это случилось на очередном конвенте. Парень с дредами и в футболке с «Теорией большого взрыва» («Блин, Саш, это же просто комбо!» — восхищался Климов) уточнил, не они ли собирают жуткие игровые байки.

— Мы, мы… — усмехнулся Климов.

Однако оказалось, что такой истории они с Сашей еще не слышали.

Когда-то давным-давно некие партийные чины этого города заинтересовались оккультизмом. И им потребовалось умертвить шестьсот шестьдесят шесть детей («Куда ж без этого», — кивал Климов). И жертвы должны были пойти на этот шаг добровольно. Инженер собрал аркадный автомат — абсолютно черный, с черными кнопками («И черными проводами и платами», — кивнул Климов, а Саша строго на него зыркнула). Автомат запускался, на экране загоралась надпись: «Готов пожертвовать собой во имя человечества?» И советские подростки, воспитанные на героических историях и мечтах о подвигах, конечно, нажимали «Да». Начиналась игра, очень сложная, увлекательная. Но победить в ней было невозможно и бросить играть тоже. А проигравшего убивало ударом пропущенного через панель управления тока. Партийцы загубили шестьсот шестьдесят пять подростков. А потом в ДК случился пожар, заговорщики погибли, автомат пропал.

— История шикарная, — восторженно говорила Саша, — в ней есть все, что нужно для страшилки. И сатанисты, и заговор, и злые чиновники — воплощение недоверия к властям, и исчезающие дети, и загадка — пропажа автомата.

— Моя любимая вариация, — отвечал Климов, — когда от лица свидетеля. Помнишь: «Мы с другом приехали во Дворец культуры, друг сыграл, его убило, на экране загорелось шестьсот шестьдесят пять, и я задумался…» Серьезно, он задумался! Странно, кстати, что я в детстве не слышал такую страшилку. Явно новодел.

— Я тоже не слышала. И в Интернете не нашла. Наверное, это какое-то локальное творчество. Тем интереснее! Твой тусовочный зуб еще потерпит? Работаем?

— Тусовоч… А, да, конечно, потерпит.

— Ну и отлично, вообще я уже привыкла к тому, как ты шепелявишь и по-дурацки выглядишь. Это правда довольно мило.

В дверь отчаянно колотили. Сашу выбросило из мутного сна — снились пожирающие людей аркады и сочащиеся кровью приставки, — и она ошарашенно села на кровати. Потом, как была, растрепанная, с голой грудью и в пижамных штанах бросилась в коридор. «Затопила! Соседей затопила!» — трепыхалась пугливая мысль.

За дверью стоял Климов:

— Ты чего не отвечаешь, трубку не берешь? — заорал он. — Надевайте свое оверсайз-пальто, агент Александра, выезжаем расследова… Ой, блин!

Климов, казалось, сперва и не понял, что Саша стоит перед ним полуголая, потом до него дошло, и он зажмурился.

— Не смотрю!

— Климов! — заорала Саша. — Я подумала, что пожар, теракт какой-нибудь или еще хуже — соседей затопила. Там такой лютый дед живет. Ты не мог позвонить? — негодовала она, натягивая майку.

— Да я звонил, писал еще, блин, со вчерашнего вечера, — оправдывался Климов.

— Елки, да, — Саша взяла мобильник, — на беззвучном, а я что-то затупила. Ладно, рассказывай, чего там за расследование?

Оказалось, что Климов еще вчера опубликовал в блоге просьбу помочь с легендой про черный автомат. И помимо кучи шуток неожиданно получил адрес. Отправитель утверждал, что именно там, в ветхой брежневке, хранится сатанинская аркада. Хозяин — создавший автомат инженер — будет рад ее показать. Идти надо завтра — то есть уже сегодня — утром.

— Ого. И ты поверил? — Саша металась по квартире, чистила зубы, пыталась привести в порядок копну волос и на ходу мастерила бутерброд.

— Нет, конечно. — Климов засмеялся. — Но какое же это, блин, охренительное продолжение истории: послание от незнакомца, загадочный адрес. Идти надо обязательно.

— А вдруг там расчленитель какой-нибудь? — Саша уже обувалась.

— В обычной халупе на Ломоносова? В этом доме «Пятерочка» и детский сад, старушки небось на лавочках сидят, откуда там расчленитель.

Старушки у подъезда не сидели, но где-то неподалеку шумели и галдели дети. На козырьке над входом росла трава. Одно из окон почему-то было заложено кирпичами. «Наверное, сдали под склад», — подумала Саша.

На этаже оказалось чисто, хотя и пахло кошками и вареным луком. Дверь открыл немолодой мужчина — Саша его сперва не узнала, но, когда тот отступил в глубину коридора и попал под свет лампочки, вспомнила. Это был неопрятный лектор с фестиваля — тот, что рассказывал про клинописные знаки и посоветовал тему статьи.

Вид с порога открывался удручающий: пожелтевшие двери с обломанными пластиковыми ручками, покосившийся шкаф, рваный палас. Стены со вспучившимися обоями были облеплены фотографиями улыбающегося мальчика.

Саша почувствовала себя неловко: они приперлись с какими-то глупостями к человеку, которому явно нелегко живется. Приключение перестало казаться веселым; картинка с женщиной, читающей вслух дочери статью, поблекла.

— Меня, так сказать, зовут Петром. А вы, дайте угадаю, из-за аркады?

— Офигеть! — Климов ошалело уставился на Петра. — Автомат существует?

Петр улыбнулся.

— Господи, нет, конечно. Это же городская легенда. Вообще, я и вправду работал инженером на радиотехническом заводе. Мощное было производство, прямо у нас собирали аркады «Морской бой» и «Звездный рыцарь»… Ох, чего это я, вы проходите, а я чай поставлю. Пол холодный, тапочки вон там стоят… А это сынок мой, сейчас бы был вашим ровесником. Уже двадцать лет как умер.

— Простите, нам так жаль… — Саша рассматривала фотографию, на которой Петр играл в приставку с сыном: нелепые свитера, смешные прически, очень друг на друга похожи. Саша вспомнила, как точно так же играла с мамой, и на грудь тотчас словно лег тяжелый камень.

Петр нацепил огромные очки с толстенными, как бутылочные донышки, стеклами — глаза его сразу сделались комично большими — присмотрелся и всплеснул руками:

— Ох, вы же журналисты с фестиваля? Простите, без очков все расплывается, не признал. Взялись все-таки за статью, да?

— Да, спасибо за идею. Мы вас обязательно упомянем. И как вдохновителя, и как, если не возражаете, одного из героев легенды…

— Да-да. Вы проходите пока, а я все-таки чаю, так сказать…

Саша разулась — Петр скользнул по ней взглядом, потом чуть пожевал губами, в глазах его на мгновение отразилось удивление, будто он не ожидал, что девушка и без каблуков останется столь же высокой. Саша улыбнулась — она к такому уже давно привыкла.

Саша и Климов двинулись прямо по коридору, прошли мимо запертой двери, ведущей, очевидно, в маленькую спальню, и попали в комнату побольше. Там они обнаружили телевизор с выпуклым кинескопом, мебельную стенку, потрепанный диван, журнальный столик в пятнах, два неудобных кресла.

— Боже, мы как будто во времени перенеслись. Я таких бабушатников уже лет десять не видел, — покачал головой Климов.

— Как ты сказал? Бабушатников?

— Ну запущенных советских квартир: горка, серванты, старинный телик… А, пардон, вот почему такой. Мужик шарит, на жэкашке-то нормально не погоняешь, — Климов указал на стоявшую возле комода приставку.

— О, Nintendo 64, — удивилась Саша. — И, вроде, в отличном состоянии. Картриджи, четыре джойстика. Интересно, зачем ему четыре?..

В комнату вошел Петр.

— Я поставил чайник, — сказал он, потом увидел, что Саша и Климов рассматривают приставку и добавил: — Приставка сына. В те годы такую достать было непросто.

— Еще бы, — Климов кивнул. — Я бы году в девяносто восьмом душу за нее продал. А это еще и лимитка. А картриджей сколько…

— Вы, ребят, не смотрите, что я сейчас такой, — начал Петр, присаживаясь на диван. — Я ведь хорошим инженером был. Хохму хотите? К нам на завод в конце восьмидесятых Аракава приезжал…

— Минору Аракава? Глава американского подразделения «Нинтендо»? Серьезно?

— Он самый. Его тогда много куда возили, какие-то, что ли, контракты подписывали. Пришел он в наш отдел, а я-то особо не знал, чего они там у себя ворочают, совсем еще зеленый, дай, думаю, похвастаюсь. И показал ему игру «Ну, погоди». Мол, мы тут тоже не лаптем компьютеры собираем. Он в руках покрутил, запустил, гуд, говорит, вери гуд. А я ж и не знал, что это, так сказать, точная копия их Game&Watch… Ох и отчебучил! Но все хорошо сложилось: я и в командировки к ним ездил, и работал в Японии, в Канаде, много где. Оттуда и привез сыну, вот, приставку…

— Чумовая история! — восхитился Климов. — А все-таки, что там с аркадой, которая током убивала? Откуда вообще эта байка взялась?

— Да городская легенда же. Ко мне часто приходят, спрашивают… А мне и приятно поговорить с молодежью. Вы, кстати, не хотите поиграть? — Петр указал на приставку. — Мы с сыном постоянно рубились, аж глаза красные, что у меня, что у него делались. Смотрим в зеркало, смеемся: ну точно два вампира.

Саша скользнула взглядом по нелепым очкам Петра, по его заштопанной жилетке и шерстяным носкам и ощутила приступ жалости. Ее мама, наверное, сейчас была бы примерно такого же возраста.

— Во что играем? — с преувеличенным воодушевлением спросила она, стараясь, чтобы не задрожал голос.

— Отлично, — похвалил Петр после того, как они сыграли десяток партий в «Бомбермена». — А то бывают, знаете, такие: я великий игрок, все на свете прошел, а на деле и джойстика в руках не держали, насмотрелись видео в Интернете. Или в современное не пойми что играют…

— О! — обрадовался Климов. — Позеры! Блин, меня от них тоже воротит.

— Я за чаем. — Петр суетливо выбежал из комнаты.

— Слушай, чумовой мужик, — признался Климов. — Вот вообще не думал, что так душевно посидим. Надо ему помочь, что ли, как-то. Написать про него. Может, будут чаще с лекциями звать, а то у него явно с деньгами неладно.

— Да, — Саша кивнула. — Как странно получилось, искали материал, а нашли человека.

Петр вернулся с подносом. Вкус чая Саше показался неприятным, но расстраивать хозяина она не захотела. Климов тоже морщился, но пил. Потом беседовали: Петр вспоминал о работе, поездках и сыне. Было уютно, спокойно, и Саша не заметила, как внезапно отключилась.

* * *

Саша пришла в себя и первым делом ощутила холод. Она покрутила головой — рядом сидел Климов, его запястья были пристегнуты хитрой системой из ремней и карабинов к ручкам кресла, глаза закрыты. Саша дернулась пару раз и поняла, что тоже обездвижена.

Когда глаза привыкли к полумраку, она обнаружила, что находится в комнате с законопаченным оконным проемом. Вдоль стен — вытянутые коробы, соединенные паутиной проводов, а сами стены и потолок покрыты бугристым картоном. За спиной — источник приглушенного света. Жужжали кондиционеры.

— Это безэховая камера. — Саша вздрогнула от неожиданности, а потом поняла, что слышит голос Климова. — Смотри, у этого урода комната обшита лотками для яиц. Есть дебильная легенда, что это лучшая на свете звукоизоляция.

Саша невольно подумала, что все как в старых играх: солнышко, облака и клумбы, гуляет мальчик с собачонкой, открывается дверь домика — внутри темнота и бродят скелеты.

— Психопат, блин, — выругался Климов, потом попробовал крутнуться на своем кресле, и у него получилось. — Ох, е…

Саша тоже попыталась повернуться и сразу же увидела то, что так потрясло Климова. На огромном столе лежала куча соединенных между собой устройств, потрескивали маленькие вентиляторы, светился монитор. От этого нагромождения, выглядящего как распотрошенный вивисектором робот, тянулись провода к стоящим вдоль стен ящикам.

— Климов, что это? Чего он тут собрал? — Саша с трудом сглотнула слюну, во рту пересохло. Она пару раз прикусила губу, проверяя, не сон ли это.

— Не знаю, — голос Климова дрожал. — Безумие какое-то, случайный набор железа. Я вообще не понимаю, зачем и как он все соединил. Вперемешку материнские платы, контроллеры, сетевые карты, приставочные порты, графические ускорители, все жутко старое. Да он же просто шизофреник! Это как из нормальных букв писать абракадабру.

— Слушай, а если он возомнил себя сатанистом и пытается собрать черную аркаду?

— Да что же вы говорите такое. — Дверь на мгновение открылась, и в комнату вошел Петр, Саша заорала, но полоска света тут же исчезла и крик беспомощно утонул среди картонных клеток для яиц. — Никакой я не сатанист. Черная аркада — нелепица, я ее придумал, чтобы заманивать геймеров. Двадцать лет назад я их в компьютерных клубах отслеживал, а потом вот сочинил байку, и она уже дальше сама, так сказать, жить пошла… Я очень тоскую по сыну, простите меня, пожалуйста. Я объясню.

Петр сел за стол, начал что-то быстро набирать на клавиатуре. По монитору побежали буквы. Потом он обернулся к Саше и расстроенно сказал:

— Вы такая высокая… Плохо-то как, не уместитесь. Максимум сто семьдесят семь заходит. Я думал, это из-за каблуков, а вы и сама вон какая каланча. Простите. Зато с вами полный порядок, — Петр посмотрел на Климова.

— Да что же это такое! — простонала Саша.

— Имеете право знать, имеете, — закивал Петр, экран монитора отразился в его нелепых очках. — Не знаю, слышали ли вы, но «Нинтендо» еще в восьмидесятых пыталась создать сеть на основе приставок. Якобы для лотерей и медицинских тестов…

— Да елки-палки! — почти восхищенно выкрикнул Климов. — Я же прямо про это недавно и говорил, там вот явно что-то не так было!..

— На самом деле там использовались такие, как бы это, не очень этичные наработки из сферы биологической обратной связи… Многие из, так сказать, плодов раскупили медицинские компании. Слыхали, может, про слуховой стволомозговой имплантат? Все это появилось, когда пытались сделать контроллер на основе волн мозговой активности. А впрочем, простите, это опять во мне занудный лектор пробудился.

«Попробовать выскользнуть из ремней? У меня тонкие запястья…» — размышляла Саша. Попыталась — не вышло.

Климов, казалось, заслушался рассказом Петра.

— Вы же помните мою лекцию? Мы проверяли энцефалограммами, делали МРТ — все реально. Как когда-то мозг изменился, чтобы понимать клинопись, так и сейчас перестроился мозг геймера. Образовались дополнительные связи со зрительными областями. Вот тут, тут и тут, — Петр потыкал пальцем себе в голову. — «Нинтендо» исследования свернули и распродали патенты… А я из командировок целый мешок чипов привез.

«Кресло очень старое, что, если начать извиваться? Может, не выдержит? Надо сказать Климову. Только бы псих отошел…»

–…И вот этому я уже не могу найти никакого объяснения. Как человек науки и техники, я просто решил закрыть глаза. Как закрывают на все чудные, так сказать, до поры до времени феномены. Этот интерфейс позволяет мне видеть сына.

— Да вы совершенно, абсолютно, бесконечно сумасшедший. Это такой же бред, как и черная аркада или черный, блин, картридж.

— Да какой же сумасшедший, вот, смотрите… — Петр подтащил кресло с Климовым к монитору и торжественно нажал на пару клавиш. Экран заполнил белый шум, сквозь который обрисовался контур чего-то похожего на искаженную голову. Изображение дрожало.

— С каждым разом все лучше, — пояснил Петр.

— Это паразитный шум, трансляция с чьей-то камеры, блин, какой бред! — Климов уже просто орал. — Еще не поздно…

— Так я докажу! — обрадовался Петр. — Смотрите. — С этими словами он достал микрофон, одновременно похожий на огромный венчик и на прическу Саши, и прошептал в него: — Коля? Коленька? Ты там?

Нечеткий контур на экране дернулся, голова словно бы кивнула, и изображение тут же пропало.

— Вы видели? Видели? Еще несколько лет, и мы сможем общаться, а там дальше, глядишь, и… Это же такое будет открытие! Я так много ему должен сказать. — Петр вдруг обессиленно опустился на стул и зарыдал. — Боже, мне так стыдно… Но как иначе? Мне так больно быть одному.

— Вы псих, сумасшедший идиот, — бормотал Климов. — Это случайный контур среди белого шума, это же просто…

— Я хочу воды, — громко сказала Саша.

— Ох, да, конечно, извините, — засуетился Петр. — Вы же после препарата, представляю, какая жажда… Я сейчас, сейчас. — С этими словами он нажал на несколько клавиш — контур исчез, открылся экран с кодом — и выбежал из комнаты, на ходу вытирая слезы.

— Саша, он точно психопат. Знаешь, на чем все это написано? — Климов смотрел на монитор. — Это, блин, «Бейсик»! Не «Вижл», обычный «Ку-бейсик» — тут миллионы строк кода. Это не может работать даже в теории. Чтобы обращаться ко всей этой груде устройств и интерфейсов, нужен, не знаю, язык ассемблера…

— Климов, слушай внимательно, я сейчас попробую сломать кресло, а ты… — Саша не успела договорить, в комнату вернулся Петр со стаканом и каким-то сложным медицинским прибором в руках, напоминающим одновременно стетоскоп и ножницы.

— Это для невролиза, — пояснил Петр, поднося Саше ко рту стакан. — Я подключу вашего друга к системе…

— Что? — не поняла Саша. — Подключите к системе?

— Да-да, как остальных. Сейчас покажу, сразу поймете, — закивал Петр, метнулся к стене и открыл один из стоящих там ящиков.

Внутри лежал ссохшийся человечек — возможно, подросток. В тусклом свете сложно было что-то разглядеть, но казалось, что к его телу и голове через дырки в ящике идут провода и трубки.

— Он не страдает, не волнуйтесь. Он мертвый, по сути, — успокоил Сашу Петр. — Работают только несколько участков. Это знаете, как соленоиды, катушки индуктивности в белом веществе. Нервные волокна вроде сердечников, а миелиновая оболочка, так сказать, обмотка. А остальное я все выключил. Капельницами поддерживаю функ…

— Это что такое? — Саша чуть не задохнулась.

— Саша, — простонал Климов. — Этот шизоид делает интерфейс из плоти. Он подключает железо к головам этих…

— Верно! — подхватил обрадованный Петр. — Как раз к зрительным и затылочным долям. Там у геймеров и образовались нужные связи. И вот с их помощью…

Саша не могла проверить в реальность происходящего: обоссанный кошками подъезд, щебечут птицы, в соседней квартире сидит у телевизора старушка, диван затянут в целлофан — чтобы бедовые внучата не попортили, на полках коллекция куколок из соломы, а за покрытой яичными лотками стеной безумец мастерит интерфейс из плоти.

— Не понимаю… как это, что… — У Саши плыло перед глазами.

— Саша, он же проверял нас на «Бомбермене»! — Крик Климова вернул Сашу в реальность. — Вот почему он не любит позеров и тех, кто шпилит в мыльное кинцо! У них не сформировались связи — в новых играх мало условностей, все объекты как настоящие. Он таких не может подключать! А мы с тобой… Он же специально идею подкинул. И адрес этот стопудово он сам прислал. Он же, блин, как на рыбалку на фестивали ходит.

— Точно! Я и прислал, да. — Петр радовался как ребенок. — Вы понимаете. Тут только настоящие геймеры старой закалки. — Он с гордостью обвел рукой ящики. — Некоторые уже почти двадцать лет работают.

Потом он повернулся и шагнул к креслу.

— Будет больно, — извиняющимся голосом сказал он и принялся расстегивать Климову пуговицы на рубашке.

— Отвали от него! — завизжала Саша и начала неистово дергаться, пытаясь расшатать ветхое кресло.

— Простите, простите, — твердил Петр, залезая под стол и с трудом вытаскивая оттуда похожий на гроб короб. — Хорошо, что вы, так сказать, низенький. Я когда их заказывал, еще и не думал, что взрослые так много играть станут и тоже сгодятся. Черт его знает, что мне с вашей подругой делать. Ноги разве что ампутировать, у меня тут есть для этого…

— Саша, — Климов всхлипнул. — Сашенька.

— Климов, я сейчас, сейчас! — закричала Саша и увеличила амплитуду движения.

Петр тем временем обрил машинкой висок Климова, вогнал туда толстую иглу, включил что-то жужжащее.

— Саша, — голос Климова стал тише. — Зуб мой, тусовочный зуб…

Саша дергалась и кричала с такой яростью, что у нее опять закружилась голова.

— Я не на тусовке его… Это я дома случайно кружкой себе заехал. Я вообще и не хожу на вечеринки, мне не с кем… — Климов застонал и умолк. Петр возился в его голове, как механик во внутренностях автомобиля. — А ты сказала, что я со сколом милый, ну я и решил… пусть остается… Лишь бы ты… Я бы их все себе… переломал, чтобы… — Щелкнули хирургические ножницы, и Климов замолчал теперь уже навсегда.

Саша обернулась: в голубоватом свете монитора рана на виске Климова выглядела как жерло вулкана с подтекающей пиксельной лавой — словно на горном уровне старой приставочной игры.

— Вот и все, теперь подключаем, уже ему не больно, так сказать, уже ему и никак, — суетился над телом Петр.

Саша перестала извиваться. Все вдруг стало ей кристально понятно — и отчего едкий Климов всегда был с ней так мил, и почему соглашался помогать ей в авантюрах, и то, как он смотрел на нее, и даже то… У Саши перехватило дыхание — она опять потеряла человека, который был с ней — с «одуваном», «микрофоном» и «доской» — на одной волне.

Петр уже упаковывал Климова в коробку и скреплял стяжкой пучки трубок и проводов. Саша бросила взгляд на усталое лицо безумного инженера, на его слезящиеся глаза под нелепыми очками, на заштопанную жилетку и рваные шерстяные носки крупной вязки, и такая ярость наполнила вдруг ее тело, что от следующего нечеловеческого рывка старое кресло развалилось.

— Это вы чего… — начал Петр, но не успел договорить. Саша схватила со стола первый попавшийся острый инструмент и с размаху всадила его Петру в глаз. Что-то брызнуло ей на онемевшие от ремней руки, Петр нелепо охнул и осел.

— Гад! — орала Саша. — Доставай его! Быстро!

— Уже нельзя, нельзя, — скулил Петр, пытаясь удержать в глазнице вытекающую кашицу. — Я подключил, он теперь только так… Он же мертвый по факту. Да и как я тогда с сыном-то буду? Простите меня, простите…

Саша со всей силы ударила коленом в голову Петру, тот жалобно крякнул и распластался на полу. Потом она безвольно опустилась в кресло и закрыла глаза.

Саше чудилось, что сегодняшнее утро — когда она почти голая, ничего не соображающая, открыла Климову дверь — случилось целую вечность тому назад. Зато день, когда мама беззвучно осела в покрытую ледяной коркой лужу, казалось, был еще вчера.

«И вот я опять совсем одна», — подумала Саша.

Она открыла глаза, достала из кармана мобильник, чуть поколебалась и набрала полицию. А потом представила, как удаляет мамин номер из контактов, как становится офлайн в болталке Климов, как мир делается бесформенным пятном на бесконечном бежевом пальто. Саша зажмурилась, услышала в трубке голос и… сбросила звонок.

* * *

Успокаивающе гудели вентиляторы. На экране дрожали два отделенных друг от друга изображения — сегодня это удалось впервые. Пристегнутый к креслу Петр набирал что-то на клавиатуре — все пальцы на его руках, кроме мизинцев, были неаккуратно ампутированы. Рана на месте правого глаза уже давно зажила, но Саша заметила, как из-под повязки что-то сочится. «Ох, не осложнение бы», — подумала она.

Саша поставила сумку на пол, положила на стол пачку йогурта и батон — ей предстояло накормить Петра и сводить в уборную, но к этим процедурам она давно уже привыкла. Тем более, Петр старался развлекать ее байками из своей инженерской жизни. Саша стыдилась, что покромсала для перестраховки Петру руки — он явно ничего дурного бы не предпринял, не сбежал и не напал, а с целыми пальцами печатал бы куда быстрее. Казалось, что месяцы, проведенные в таком состоянии, Петра совершенно не расстроили — он старательно работал над кодом, а когда Саша уходила, мог в награду потратить немножко времени и на сына.

Саша взяла микрофон, вгляделась в нечеткие контуры, потом сказала:

— Привет, мама, я тебя люблю. Я не уверена, слышишь меня или нет, и вообще ты ли это, но с некоторых пор я стала неисправимой оптимисткой. Мама, я очень по тебе скучаю, вот правда, каждую минуточку… Я не говорила это, когда должна была, так что постараюсь исправить хотя бы сейчас.

Она чуть-чуть помолчала, потом перевела взгляд на другую фигуру.

— Климов… Ох, Климов… Прости, что я тебя во все это втянула. — Голос ее задрожал. — Ты вообще офигенный, хотя и невероятный зануда, конечно. Не нужно было придумывать про какие-то тусовки, потому что я и без того…

Изображение поплыло, силуэты стали похожи на искаженные вороньи головы, а потом пропали.

— Связи все равно не хватает, кодом не получается выправить. Мы ведь трех человек теперь, так сказать, транслируем, — расстроился Петр. — Нужно мощности…

— Да-да, — кивнула Саша. — Как раз этим занимаюсь.

Донесся приглушенный звукоизоляцией звонок. Саша махнула Петру и вышла из комнаты.

На пороге стоял упитанный подросток в очках, его круглое лицо было взрыхлено прыщами разной спелости.

— Никому не говорил? — спросила Саша строго. — Переписку удалил? Друзьям не разболтал?

— Божечки, нет! Удалил! — заверил он. — Родителям ни слова, а друзей у меня и нету… Неужели тут правда хранится черная аркада? Ух, какая ты высокая… То есть прости, я не это…

Саша понимающе кивнула.

— Аркада в той комнате. Но покажу ее, только если побьешь меня в «Бомбермена». Ты взаправду хорош в старых играх?

— Да я вот с таких пор!.. — возмутился парень, показывая ладошкой на высоте колена. — Я, если хочешь знать, твои тексты уже много лет читаю! С них все и началось. А статья про черную аркаду — это чистый космос. Мы с мамой и папой на вылазку ездили, в палатке от дождя прятались, вслух читали — ух, жуть! А вообще, — парня прорвало, словно он наконец-то встретил того, кто готов был его выслушать, — меня в школе травят, типа, не рублю в рэпе, шмотки из колхоза, жиртрест, задрот прыщавый…

— Я поняла, — Саша успокаивающе похлопала его по плечу. — Иди в комнату, включай приставку, а я пока… — Она заколебалась, сердце как будто прижало тисками, слова застряли в горле, вспомнились удушливые школьные дни, «одуваны», «доски», «микрофоны»; почудилось правильным сейчас же прогнать парнишку, закончить все, вернуться в пустой мир к пятну на бежевом пальто и…

— Чего? — нетерпеливо уточнил пацан.

–…а я пока заварю нам чай.