Чистильщик

Александр Мазин

Когда у Валеры Васильева прямо посреди Невского умыкнули девушку, он понял, что мир изменился. И в этом мире больше нет достойного места для славного, неглупого парня Валеры. Но он – не из тех, кто согласен барахтаться за бортом. Но чтобы добыть и отстоять место на верхней палубе «корабля жизни», Валере Васильеву надо научиться драться насмерть.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ КОРАБЛЬ ЖИЗНИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Валерий Витальевич Васильев был бюджетником. То есть принадлежал к категории людей, с которыми государство должно делиться награбл… Простите!.. Налогами. Иначе говоря, денег у него не было. Вернее, за основную работу он не получал ни гроша, но кое-как перебивался изготовлением клеев. Валерий был химиком. И человеком, особо не примечательным. Хотя нельзя сказать, что природа его обидела. Умом и ростом он был ничуть не хуже прочих, а здоровьем даже получше, поскольку зимой непременно бегал на лыжах, а летом регулярно играл в футбол с коллегами по работе. Но спирт, подобно остальным, после игры не пил. Не любил смешивать удовольствия. Даже вредная во всех отношениях работа в химической лаборатории его не подкосила. Но это уже скорее чистое везение. В свои двадцать семь лет имел Виталий за спиной и два неудачных брака. Первая жена ушла от него, прихватив с собой сына. Через полгода оба уехали в США. От второй Васильев ушел сам. Вернее, выставил из своей комнаты. За блядство. Бывает. С тех пор жил один. В общем, таких, как Валера, в Питере — море. Вернее, таких, каким он был до…

Девчушка прилипла к нему сама. Подклеилась у выхода из метро. Подклеилась традиционно. «Скажите, который час? А где я вас могла видеть?»

«Нигде», — был бы правдивый ответ, поскольку в свои лет шестнадцать-семнадцать девчушка была прикинута минимум на годовую зарплату Васильева. Но Валера промолчал, и как-то очень естественно вышло, что через улицу Восстания они перешли вместе, а у кинотеатра «Колизей» девушка (ее звали Таня) непринужденно взяла его под руку.

В этот день Валера чувствовал себя уверенней, чем обычно, поскольку в кармане у него лежала тысяча рублей, полученная от заказчика за пять килограммов клея. Поэтому он шиканул и предложил Тане мороженого. Под мороженое беседа пошла веселей, и они с удовольствием профланировали до угла Невского и Литейного и прошли бы дальше, но рядом с ними тормознула гладкая, как мыльница, темностекольная иномарка, распахнулась дверца, мускулистая ручища сцапала Таню за локоток. Таня сдавленно пискнула, но рука уже оторвала ее от Валерия и втянула внутрь. Дверца захлопнулась. Васильев не успел ничего углядеть, кроме мелькнувших Таниних загорелых коленок. Иномарка прыгнула влево и унеслась к Адмиралтейству. Остался только расплющившийся об асфальт стаканчик мороженого, который тут же окончательно размазала чья-то нога.

Зеленый свет замигал, Валерий поспешно перебежал через Литейный и остановился. Следовало что-то предпринять. Но что? Номера машины он не запомнил, о девушке не знал ничего, кроме ее имени. Может, это просто шутка ее друзей?

Правильней всего было бы забыть и о Тане, и о «похищении». Но в голове у Васильева словно что-то сдвинулось. Он как будто впервые увидел парадную пестроту Невского, череду престижных магазинов, швейцаров у «Невского паласа», вальяжных гаишников и круглоголовых парней, отирающихся у блестящих лаком автомобилей. Он видел мужчин, попивающих пиво за пластиковыми столиками, и женщин, сосредоточенно подкрашивающихся французской косметикой. Он видел рекламные плакаты, приглашающие во все страны мира, и многое, многое другое, что требовало денег, денег и еще больше денег. Но дело было не в деньгах. Просто Валерий осознал, что, пока он варил элементорганические полимеры для науки и универсальные клеи для того, чтобы не умереть с голоду, весь окружающий мир отвалил куда-то вбок, оставив его за бортом. Разумеется, не его одного. Приглядевшись, он без труда распознавал в толпе таких же… забортных. Причем их было большинство. Обветшавший линкор Российской Империи, почти век назад захваченный пиратами, перелившими ее силу и веру в гладкие туши баллистических ракет, проржавел и развалился. Грязное радиоактивное пятно, разводы солярки и иностранные, якобы спасательные катера под разноцветными флагами, шарящие среди обломков и вылавливающие, что приглянется. Кому-то из экипажа досталось место в шлюпке, кому-то — спасжилет. Большинству не досталось ничего. Но часть этого большинства все равно копошилась, пытаясь состряпать из ошметков палубы и фальшборта нечто, способное держаться на плаву. У них не было выбора. Копошиться или тонуть. Многие выбирали последнее. Но не все. Некоторые копошились. И у них получалось. Но построить корабль — это одно, а захватить местечко в уютной каюте — совсем другое. Так что паразиты паразитировали, строители строили, тонущие — тонули. «Каждому — свое!» — как было написано на известной вывеске.

Валерий Витальевич Васильев балансировал где-то между вторыми и третьими. Как многие. Но это не утешало. Корабль Жизни уплывал, и, чтобы взобраться по гладкому борту, нужно было отрастить стальные когти или обзавестись навыками ниндзя. Потому что лестницы сверху ему не спустят. Не нужен там, наверху, старший научный сотрудник Валерий Васильев, разведенный, двадцати семи лет, без вредных привычек и полезных капиталов.

Валерию очень захотелось уйти с Невского, он свернул на Литейный, но это не принесло облегчения. Васильев окончательно понял: от нового понимания мира убежать не удастся. И теперь он всюду будет чувствовать себя болтающимся на волнах обломком прошлых надежд. Васильев скрипнул зубами от обиды: всего несколько минут назад ему было хорошо. Он чувствовал себя Человеком. Человеком среди людей. Гражданином. Мужчиной.

Если говорить откровенно, собственная значимость волновала Валерия куда больше, чем геополитическая значимость России. Это был не эгоизм, а обычный здравый смысл. Республика состоит из граждан, империя — из подданных. Правительство республики вынуждено заботиться о гражданах. Император должен заботиться о подданных. Если империя называет себя республикой, это еще не значит, что подданные превращаются в граждан. Это лишь значит, что государство намерено ободрать их как липку, вот и все. Граждане должны поддерживать свою республику, подданные вынуждены платить дань.

Народная мудрость гласит: если изнасилование неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие.

Но для Валерия Васильева этот вариант был неприемлем. Не совмещался с чувством собственного достоинства. Не мог он ратовать за ДЕРЖАВУ из положения раком.

— Нет уж! — говорил здравый смысл. — Сначала выпрямись и надень штаны!

Разумеется, все эти «разнообразные образы» не складывались в сознании Валерия в нечто глобальное. Они вообще не складывались. Просто Васильеву было очень, очень хреново. И следовало что-то предпринять. Немедленно. Иначе, не ровен час, захочется кинуться под какой-нибудь джип.

Почему-то вспомнился анекдот о помершем и попавшем в рай работяге.

В раю, как водится, сбываются мечты. А о чем мечтает половина работяг России? На покойничка надели клубный пиджак, нацепили на шею золотую цепь, вставили в карман «Мотороллу» и запустили повеселиться в ночной клуб с голыми девочками. А когда сытый, пьяный и повеселившийся покойник вывалился из престижных дверей, на него вдруг навалилась целая толпа оборванцев и отметелила до полусмерти.

— За что? — возопил полуживой покойник.

— А это, — сказали ему ангелы-администраторы, — сбываются мечты второй половины работяг России.

Валера раньше не относил себя ни к одной из половин. Собственно, и теперь ему не хотелось ни к первым, ни ко вторым. Ему просто хотелось обратно на борт. Только и всего.

Валера, как сказано, был не дурак. Поэтому он свернул направо, присел на скамеечку в больничном сквере и задумался.

Для человека с руками и головой существует множество способов заработать деньги. Даже очень приличные деньги, если он будет работать круглые сутки и на себя, а не на дядю. Но рано или поздно дядя все равно придет и отберет заработанное. Может быть, дядя приедет на бандитском джипе или банковском «мерсе», но, скорее всего, в качестве дяди выступит жлоб с совокупной вислощекой рожей думского депутата, именуемый Государство. Этот не погнушается отнять бутылочку молока у младенца и вставную челюсть у старухи. Что уж тут говорить о каких-то честно заработанных деньгах. Значит, первое, что следует делать, — это обезопасить себя от насилия. Самое простое — уехать к гребаной матери из этой страны… В принципе, для кандидата химических наук это реально. Многие коллеги Валерия так и поступили. Но у Васильева к забугорью как-то душа не лежала. Да и никто не ждал его там, за кордоном, чтобы подарить гражданские права и золотую кредитную карточку. Те ребята сами построили свой капитализм и не больно любят чужих. Значит, самое простое отпадает. Придется играть по-сложному. Раз деньги зарабатывать бессмысленно, значит, надо зарабатывать силу. Для начала физическую. Стальные когти. А там посмотрим.

Васильев встал со скамейки. Он принял решение, и решение оказалось неожиданно простым. Удивительно, что он не наткнулся на него раньше. Нет, не удивительно. Раньше он просто об этом не задумывался.

В институте, где он работал, полгода назад сменилась охрана. Вместо бабушек и дедушек преклонного возраста пришли крепкие ребята с кобурами под мышкой и резиновыми дубинками. С одним из них Валерий как-то разговорился. Оказалось, оба неравнодушны к футболу. С тех пор здоровались. И именно этот парень сегодня стоял на вахте, когда Васильев выходил из института.

Охранник был на месте. После обмена несколькими общими фразами Валера взял быка за рога.

— Юра (так звали охранника), — сказал Васильев. — Я хочу позаниматься каратэ.

Охранник изучил Валерину фигуру, кивнул:

— Давай, ты мужик спортивный.

— А что для этого надо?

— Выйти на улицы и почитать объявления. Секций нынче — хоть жопой ешь.

Валерий уловил в голосе собеседника иронию.

— Ну, — протянул он. — Я хочу что-нибудь стоящее, реальное…

— С этим труднее.

— А ты сам, как?.. — с намеком проговорил Васильев. — Не ведешь группу?

— Нет, — Юра качнул головой. — До сэнсэя я еще не дорос.

Но предположение Валерия ему польстило.

— Но занимаешься?

— Занимаюсь.

— А мне… можно?

Юра покачал головой.

— Ты же хочешь каратэ.

— Да мне без разницы, каратэ или там ушу. Если честно… Надоело быть сарделькой!

Юрий еще раз покачал головой.

— Извини, Валера, не получится. Наш, он с разбором берет. И в основном пацанов.

— Это в смысле… — Васильев растопырил пальцы.

— Да нет! — Юра рассмеялся. — Мальчишек. А ты… Сам понимаешь.

Васильев твердо посмотрел в глаза собеседника:

— Юра, мне надо! Надо! Дай мне шанс! Ну, не возьмет меня твой сэнсэй, значит, не возьмет. Значит, так тому и быть. Только я вот на тебя смотрю и вижу: ты такой, каким я хочу стать! Понимаешь? Дай мне шанс!

— Ну ты наехал! — охранник засмеялся. — Ладно, уговорил. Поговорю сегодня с Егорычем. Доволен?

Теперь засмеялся Валерий.

— А то! Век помнить буду!

— Да ладно!

На том и расстались.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующий день дежурил уже другой охранник. С такой жуткой рожей, что Валерий к нему и подойти не рискнул бы. Но тот сам окликнул.

— Васильев — ты? Тут тебе Юран маляву оставил.

В записке значилось:

«Сегодня в шесть на Ладожской. Возьми спортивный костюм. Обуви не надо. Юра».

Ровно в шесть Васильев стоял у выхода из метро. Юру он не признал. Только, когда тот, подойдя, поздоровался. В институте Юра всегда был в форме, а тут: несолидная футболка, мятые штаны. Совершенно шалопаистый вид. Да еще бейсболка, надвинутая едва ли не на глаза.

— Готов? — спросил он.

— Готов. Поедем?

— Пешком пойдем. Тут пять минут.

Пришли к детскому саду. К бывшему детскому саду. Теперь половина здания превратилась в развалюху, но вторая еще как-то держалась. На одной из дверей было написано оранжевой краской: «Оптово-сырьевая база». Но вошли они в ту, на которой не значилось ничего.

Обстановка в раздевалке выглядела спартанской. Низенькие скамьи, наследство детского сада, вместо вешалок — забитые в стену гвозди.

— Мы первые, — удовлетворенно сказал Юра. — Переодевайся. Готов? Пошли. При входе в зал положено кланяться. При выходе — тоже.

В зале находился всего один человек. Усатый мужчина лет сорока. Ростом примерно с Валеру, но пошире. И потяжелее раза в полтора.

— Вот, Егорыч, привел, — Юра показал на Васильева.

Сэнсэй бросил на новичка равнодушный взгляд, кивнул.

— Иди, разминайся, — сказал Юра.

Больше ничего.

Разминку Валера знал только ту, что делал в лыжной секции. Ею и занялся. Попутно оглядывал зал. Особое его внимание привлекли отрезки ошкуренных бревен разной длины, на цепях, свисающих с длинных стальных кронштейнов.

В зале понемногу собирался народ. Разнообразный. От совсем мальчишек до матерых мужиков в районе сорока. По возрасту Валерий был где-то посерединке. Некоторые — в кимоно, но большинство — в произвольной одежке. Один даже в боксерских трусах и майке. Когда набралось примерно десятка полтора «игроков», сэнсэй хлопнул в ладоши и скомандовал:

— Побежали!

И сам тоже побежал.

Бегали минут тридцать. Сэнсэй периодически выкрикивал разные японские слова, а ученики, соответственно, махали руками и ногами. Валера тоже махал, как умел. Вроде получалось что-то: он ведь не совсем темный, боевики тоже смотрел и всякие рукопашные соревнования, если больше ничего путного не было.

— Стой! — гаркнул сэнсэй. — Встали-подышали!

Все начали шумно дышать. Валерий тоже попыхтел, хотя и без необходимости. Отметив мимоходом, что физическая подготовка у него не хуже прочих.

— Хорош! — последовала новая команда. — Разбились на пары. Новичок ко мне. Олежек, иди сюда. Паша, поработай пока с макиварой. Новичок, это твой противник. Все, поехали.

И отвернулся.

Валера слегка опешил: его противник выглядел лет на тринадцать, и макушка его была на уровне Валериного подбородка.

«Не ушибить бы», — мелькнула мысль.

Пацан быстренько поклонился, выпрямился… и врезал Валере в глаз. Да так, что искры посыпались. И еще раз, расплющив губу. Васильев рассердился. А рассердившись, церемониться не стал. Замахнулся, целясь тоже влепить нахалу в глаз. Но Олежек ловко поднырнул под Валерину руку, и Васильев ощутил острую боль в боку. Он отпрянул назад, лягнул противника… и получил в пах. Это было дьявольски больно, но пацан не стал его добивать, подождал, пока Валера очухается.

— Работать! — рявкнул как будто над самым ухом сэнсэй.

Олежек сорвался с места, но Васильев был начеку и пнул противника на манер футбольного мяча. Мальчишка пинок отбил, но поскольку Васильев был в два раза тяжелее, то пацана все равно отбросило назад. Уже через секунду паренек повторил атаку, Валера пнул его по голени. Попал. Даже с ног сбил. Но сбитый с ног Олежек тут же красивым перекатом встал в стойку, а Васильев, поскольку был босиком, здорово ушиб палец на правой ноге. Третью атаку он встретил кулаком — и схлопотал пяткой в нос. От удара Васильев «поплыл», паренек влепил ему под колено, и Валера грохнулся на спину. Правило «лежачего не бьют» здесь не работало. Васильев получил пинок в бок, отбил еще один в голову, успев порадоваться тому, что его противник — тоже босиком, изловчился ухватить пацана за ногу, дернул, свалил… и заработал такой удар в горло, что в глазах позеленело, а пальцы сами разжались. Больше он ловить противника не пытался, а вертелся на спине, отбиваясь руками и ногами по мере сил. Олежек приплясывал вокруг, не давая подняться. Впрочем, Васильев особо и не пытался.

— Стоп! — гаркнул появившийся в поле зрения сэнсэй.

Валерий встал на ноги.

— Ямэн!

Парнишка быстренько поклонился и убежал.

Васильев тоже отвесил поклон, отозвавшийся болью в ребрах и в паху.

Сэнсэй пристально смотрел на него.

«Выгонит, — мрачно подумал Васильев. — С сопляком не справился».

— Пошли, — сказал сэнсэй и отвел его к мешку с песком.

— Смотри и запоминай! — сэнсэй звучно влепил по мешку ногой.

Мешок содрогнулся. Сэнсэй ударил еще раз, с другой стороны.

— Понял?

Васильев кивнул и попытался повторить. Удар вышел жалкий.

— Колено выше, — сказал сэнсэй. — И веди его по кругу, вот так. — И показал, как именно. — Доступно?

Валера повторил. Вышло еще слабее, чем в первый раз. Избитый организм отчаянно протестовал, но Васильев, стиснув зубы, терпел и пнул мешок еще раз. Чахлый шлепок, но сэнсэй сказал:

— Нормально. Работай.

И ушел.

Валера «работал». Лупил и лупил по мешку. Стопы сначала горели, потом Валера вообще перестал их чувствовать.

«Это мой шанс, — бодрил он сам себя. — Мой последний шанс!»

Звук хлопка не сразу дошел до его сознания.

— Построились! — скомандовал сэнсэй. — Рэй! — Все поклонились. — Спасибо, до свиданья. Новенький!

Васильев подошел.

— Как тебя зовут?

— Валерий.

— Можешь приходить, Валерий.

— Когда? — У Васильева не осталось сил даже обрадоваться.

— Завтра.

Валерий кивнул и побрел в раздевалку, оставляя на полу кровавые следы. Ноги стер.

В раздевалке на него налетел Юра:

— Ну? Взял?

— Угу, — пробормотал Валерий и рухнул на детскую скамью, не уверенный, что сумеет когда-нибудь с нее подняться.

— Молоток! — Юра явно обрадовался. — Бойцы! У нас пополнение!

В раздевалке возникло легкое оживление.

Некоторые подходили, представлялись. Кое-кто весьма своеобразно.

— Шиза! — худой чернявый мужик со свернутым носом.

— Петренко! — громадный горбоносый хохол, бритый под ежик, с диаконским басом.

— Гавриил! — пацаненок лет двенадцати.

— Олег! — парнишка, который сделал из Валеры отбивную. — Молодец, ловко ты мне ногу поймал! — сказал он, лучезарно улыбаясь.

— На! — Мужчина строгого вида, с аккуратной светлой бородкой, сунул Валере бактерицидный лейкопластырь. — Пятки заклей.

— Пятки? — удивился Валера и рефлекторно потрогал глаз. Глаз уже заплыл.

— Это, брат, пустяки, — усмехнулся бородатый. — Надел темные очки — и порядок. А ноги беречь надо. Дома мумие положи, понял? Петренко, ты на колесах?

— Так и ты на колесах! — пробасил Петренко.

— У меня «стрелка». Подкинь Валерика домой, сделаешь?

— Ну. Давай, друг, одевайся, — здоровяк на удивление деликатно похлопал Васильева по плечу. — Или ты решил еще поработать? Га-га-га!

Валерий почувствовал себя удивительно хорошо, хотя, кажется, ничего целого в его организме не осталось. Его словно завернули во что-то теплое.

«Сдохну, а завтра приду», — подумал он.

Машина Петренко, черный сверкающий «лексус», еще совсем недавно вызвала бы у Валеры легкий приступ неполноценности. Но теперь он без малейшей робости плюхнулся на обитое плюшем сиденье.

— Куда? — осведомился его новый приятель.

— В центр. На Рубинштейна.

— Реальное место, — одобрил Петренко. — Квартира?

— Комната.

— Ну, это ничего, — утешил новый приятель, заводя мотор. — А ты хорошо против Олежки стоял, я глядел.

— Да ладно! — устало вздохнул Васильев. — С мальчишкой не справился!

— Га-га-га! С мальчишкой! Ну ты сказал! Ладно, братила, руки-ноги у тебя есть, а главное — характер. Это, Валера, главное. Ты, Валера, боец. Раз Кремень тебя взял.

— Кремень?

— Сэнсэй. Ты, главное, первое время перемогись, потом легче будет. По себе знаю. А я, Валера, не с базара пришел. У меня камээс по боксу. В тяжелом весе. Смекаешь?

— Угу.

«Лексус» гнал по проспекту, безжалостно делая всех и вся. Вел Петренко мастерски.

— Ты, вижу, тоже спортом балуешься? Каким?

— Лыжи. И футбол, так, для себя.

— Нормально! — одобрил новый приятель. — Лыжи — это дыхалка. И растяжка. А в футбол мы еще с тобой погоняем! Мы с Силычем каждую неделю играем. Силыч, он тоже футболист. Когда-то в СКА играл, правда, не в основном.

В иное время Васильев непременно заинтересовался бы, но сейчас только вяло кивнул.

Доехали.

— Во, — пробасил Петренко, притормаживая и показывая на табличку. — «Дом построен архитектором Хреновым»! Как при царе-батюшке хреновые архитекторы строили, а? Га-га-га!

— Мой дом — вон тот, — показал Васильев.

— Твой? — Петренко притормозил. — Нормальный домик. Беру! Га-га-га! Короче, Валера. Завтра в шестнадцать тридцать жди меня здесь. Подхвачу, у меня хата тоже рядом. Бывай.

И уехал.

Валера кое-как поднялся к себе на второй этаж. Выпил полчайника воды, смазал ноги раствором мумиё, упал на кровать и выпал из окружающего мира.

Проспал Валера до девяти утра следующего дня. Проснувшись, обнаружил, что правый глаз открывается только на четверть. И это еще цветочки. Шипя и ругаясь, Валерий поднялся с постели. Ноги, как ни странно, почти не болели, зато чистку зубов весьма затрудняли распухшие губы. Подумав, Васильев решил принять душ. Собственно, это следовало сделать еще вчера. Заодно Валера изучил повреждения. Синяков было много, побаливали ребра, физиономия выглядела так, что Васильев с легкостью вписался бы в контингент любого вытрезвителя. Радовали подошвы. Мумие сработало. Еще бы дня три — и снова можно бегать. Трех дней у Валеры не было.

— Ни хрена се! — приветствовал сосед Афоня явление Васильева на кухне. — Подрался?

— Вроде того, — прошлепал Валера картофельными губами.

Соседи у Васильева были хорошие. Бойкая бабулька-пенсионерка и ее сын Афанасий — престарелый охламон и алкаш. Но алкаш культурный и не наглый. Только занудный. Еще одна комната пустовала. Хозяева все собирались ее продать, да уж больно подъезд непрезентабельный и коридорчик в квартире с гулькин щип.

Завтракал Валера скромно: картошка с подсолнечным маслом, селедка. По деньгам завтракал, одним словом. Но аппетит на удивление разгулялся.

В институт не поехал. Ну его. В двадцать минут пятого спустился вниз.

Петренко подъехал тик-в-тик. Распахнул дверцу.

— Здорово. Как ноги?

— Нормально, спасибо.

На этот раз у Валеры была возможность насладиться поездкой в крутом авто. И получить удовольствие от музыки и всего остального. Сегодня Петренко не лихачил. И молчал. Думал о чем-то. Доехали, тем не менее, быстро, пробок не было.

Машину Петренко оставил на стоянке у проспекта. Перекинулся парой слов с охраной. Тут его знали.

К залу дошли пешком. Валера почти не хромал.

В раздевалке с ним поздоровались сдержанно, даже как-то холодно. Васильев сразу почувствовал себя неуютно. Но это прошло, когда бородатый протянул ему полиэтиленовый пакетик. В пакетике лежали чешки.

— Спасибо, — растрогался Валера. — А можно?

— Можно.

— Как, впору? — поинтересовался Петренко.

— В самый раз.

— У Силыча — глаз-алмаз!

— Петренко, — сухо произнес бородатый Силыч. — Хорош киздеть.

Огромный хохол смущенно хмыкнул.

Войдя в зал, Васильев понял, для чего предназначались бревна. Тощий Шиза свирепо лупил по одному из обрубков руками и ногами. Сильно лупил, не жалея. Будь на его месте Валерий — сразу остался бы без ног и рук.

Васильев пристроился в углу, разминаться. К нему тут же подошел юный Олежек.

— Не так, — сказал он. — Давай покажу. А ты делай.

И прогнал целый разминочный комплекс. Валерий оценил: ни один сустав, ни одна мышца не остались «холодными».

— Ну давай, — одобрил его усилия паренек. — Делай. Только это лабуда.

— Почему? — удивился Васильев.

— Думаешь, враг будет ждать, пока ты раскачаешься? — удивился в свою очередь юный Олежек. — Сразу надо включаться. Но ты пока давай, тянись. Тебе еще рано.

Хлопок.

— Побежали!

Валера в очередной раз оценил подарок Силыча. Без чешек бег стал бы пыткой.

— Новичок! — рявкнул сэнсэй. — Ко мне.

Остальные продолжали бег.

— Гляди, как они делают, — сказал Егорыч Васильеву.

Валера поглядел. Парни не просто дрыгали руками и ногами в разных направлениях. Они вкладывались в каждый удар.

— Вижу, понял, — проворчал сэнсэй. — А ты машешь, как трусы вытряхиваешь. Даже лоб не вспотел. Марш в круг. Работай.

После пробежки народ опять разбился на пары. На этот раз к Валерию решительно направился Петренко. Одет он был в широкие штаны черного цвета и такую же черную майку. Руки Петренко по толщине могли спокойно конкурировать с ногами средненакачанного человека.

— Ну, Валерик, — сказал он. — Врежь-ка мне в брюхо. Давай, давай, не стесняйся.

Васильев врезал. Петренко поморщился:

— Я ж не девочка, — проворчал он. — Я говорю: врежь, а не пощупай.

Оскорбленный Валера размахнулся и треснул что было силы. Рука заныла, Петренко осклабился.

— Уже лучше. Особенно замах твой деревенский. Пошли.

К стене была прилажена фанера. На фанеру наклеен толстый квадрат пеноплена. Профессиональным глазом Валерий отметил: клей — говно, по краям все отстало.

Петренко утвердился напротив стены, согнул ноги в коленях, примерился и выстрелил стремительной серией ударов. Любой из них наверняка отправил бы Валеру в небытие.

— Делаю медленно, гляди! — Могучее тело Петренко совершило некое волнообразное движение. Прижатый к животу кулак, разворачиваясь по спирали, пошел вперед, соприкоснулся с пенопленом, погрузился в него, по телу Петренко, от ноги к плечу, прокатилась еще одна волна, привинченная к стене фанера скрипнула.

— Еще раз!

Так же неторопливо пришла в движение левая рука, а правая отошла назад, к подбородку.

— И еще. Ну, пробуй. Медленно!

Васильев сделал.

— Локоть прижимай, — сказал его наставник.

Валерий попробовал прижимать локоть.

Петренко только крякнул.

Рядом остановился сэнсэй. Поглядел и отошел.

— Что не так? — спросил Валерий.

— Все не так, — мрачно произнес Петренко.

Неслышно подошел сэнсэй. В руках — небольшой обруч.

— Ты иди, — сказал сэнсэй Петренко. — Поработай с Гошей, у него пары нет.

Поставил кольцо между Валерой и стеной.

— Попробуй сквозь него, — произнес он. — Старайся не задеть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лето окончилось незаметно. Валерий ел, спал, тренировался. Три раза в неделю ходил в институт. Научную работу забросил, занимался только халтурой, хотя денег все равно почти не было. Каждый вечер он приходил в зал. Но этим не ограничивался. По несколько часов в день мучил себя стойками, кихоном и прочей техникой, которую можно отрабатывать в одиночку. Он уже забыл, зачем начал тренироваться. Его захватил сам процесс. В середине сентября, когда листья кленов на набережной, где Валера бегал по утрам, стали рыжими, позвонила Лариса.

Лариса была многолетней любовницей Васильева. Связь их прерывалась во времена его браков или когда у Валерия закручивался очередной скоротечный роман, но потом возобновлялась с прежней регулярностью.

— Ты не женился? — с подкупающей прямотой спросила Лариса.

— Нет, — ответил Васильев.

— Может, заедешь?

Валерий вспомнил, что вот уже несколько месяцев у него не было женщины. Правда, и не хотелось. Но Ларисин голос вызвал в организме знакомое шевеление.

— Приеду, — сказал он. — Сейчас.

— Жду.

Его подруга повесила трубку.

— Господи! — ужаснулась Лариса. — Что это?

Руки Валерия были сплошь покрыты сочными фиолетовыми и лиловыми синяками.

— Не важно, — буркнул Васильев, продолжая раздеваться.

— Ох! — выдохнула Лариса.

Торс Васильева, если и выглядел лучше, чем руки, то только потому, что имел большую площадь.

— Тебя что, избили?

— Вроде того. Ты так и будешь сидеть в свитере?

— Валечка! Как же это?

В роли сострадающей женщины Валерий свою любовницу видел в первый раз. Роль эта ей не шла.

— Кто же тебя так? — продолжала охать Лариса и вдруг поинтересовалась совершенно другим, деловым тоном: — Ты в милицию заявлял?

Васильев свирепо глянул на свою любовницу.

«Ну и дура!» — подумал он.

— Ты поэтому так долго не звонил? — трагическим голосом промолвила подруга.

— Да, — соврал Валерий.

Лариса взирала на него скорбно. Вид у нее был — как у больной курицы.

Валерий пожалел, что приехал.

— Ну? — осведомился он. — Трахаться будем или как?

Лариса спохватилась, стянула свитер, расстегнула молнию на брюках.

— У нас час, — сообщила она. — Потом мне в садик, за Кешкой. Господи, кто же это тебя так? — снова ужаснулась она.

— Тебе помочь? — спросил Валерий, наблюдая, как она возится с тесными брючками.

— Я сама.

Лариса не любила, когда ее раздевают. Васильев знал это. Он знал все ее привычки и пристрастия. Васильев подозревал, что он — не единственный ее постельный приятель. Его это не волновало. Оба не строили больших планов относительно друг друга.

— У тебя красивые ножки, — сообщил Валерий, усаживаясь на постель.

— Правда? — кокетливо проговорила его подруга.

Это входило в ритуал. Хотя ноги у нее и верно были неплохие. Да и фигура тоже. Только по лицу и видно, что ей давно уже не двадцать.

Лариса юркнула под одеяло, прижалась в нему:

— Ты тепленький! — И тут же отстранилась. — Тебе не больно?

Валерий сгреб ее в охапку, перевернул на спину.

— Не задавай дурацких вопросов!

— Больше не буду! Ой!

Часа им хватило. Достаточно было бы и тридцати минут. Лариса была нетребовательна, а Валерий давно уже не испытывал в постели с ней огненной страсти. Собственно, никогда не испытывал.

Перед уходом Лариса накормила его супом.

— Ешь, ешь, — покровительственно говорила она. — Знаю я вас, ученых!

Лариса окончила курсы бухгалтеров и ушла из института еще в начале рыночного разгула. В богачки она не выбилась, но и не нищенствовала. Иногда позволяла себе помечтать о богатом муже. Валерий в этой роли на рассматривался, и это его тоже устраивало.

Когда они расстались, Валерий неожиданно ощутил некий подъем.

И на тренировке чувствовал себя легким и стремительным.

— Ты сегодня прямо летаешь! — одобрительно произнес Юра, с которым он отрабатывал кумитэ. — Молодец!

Похвала, впрочем, не помешала Юре раза три отправить Васильева в нокдаун и прилично рассадить ему ухо. Валерий не обижался. Он знал, что и Юра, и Петренко, и прочие с ним деликатничают. Поскольку видел, как его новые товарищи бьются между собой. Другое дело, что удар, от которого Васильев птичкой отлетал метров на пять, у того же Петренко вызывал сдержанное: «Х-ха!» И все.

— Набивка и уклоны, — поучал он Васильева.

Этим вечером Валерий в первый раз попробовал по-настоящему постучать по висячим поленьям. Оказалось, не такие уж они и твердые.

— Тебе что, правда, не больно? — поинтересовался Васильев.

Он отрабатывал удары ногами, используя в качестве макивары торс парня с игривой кличкой Монплезир. Монплезир, тот самый охранник, что когда-то (еще в прошлой жизни) передал Валерию Юрину записку. По комплекции Монплезир мог соперничать с Петренко, но если у жизнерадостного хохла рожа (если не сердить) была нахальной, но добродушной, то ряшка Монплезира, сплошь состоящая из выступающих костей и желваков, обтянутых бледной веснушчатой кожей, с глазками, упрятанными глубоко в черепе, вызывала острое желание держаться от этого человека подальше. А вот иметь такого бойца в своей команде — совсем неплохо.

— Искусство «Железной рубашки», — гордо произнес Монплезир.

— Железная рубашка — это как? — поинтересовался Валерий.

— Это тебе, брат, еще рано. Ты давай бей, не отвлекайся!

Рядом с ними вдруг оказался сэнсэй. А может быть, и не вдруг. Егорыч обладал способностью не обращать на себя внимания. Мог минут десять наблюдать за тренирующимися, а те его вроде как и не видели.

— «Железная рубашка» — первый шаг к вратам мастерства, — уронил сэнсэй. — Не болтай попусту, Монплезир.

Монплезир побагровел. Смутился.

— «Некто Ша, — нараспев негромко произнес сэнсэй. — Некто Ша изучил искусство силача „Железной рубахи“. Сложит пальцы, хватит — отрубает быку голову. А то воткнет в быка палец и пропорет ему брюхо. Как-то во дворе знатного дома Чоу Пэнсаня повесили бревно и послали двух дюжих слуг откачнуть его изо всех сил назад, а потом сразу отпустить. Ша обнажил живот и принял на себя удар. Раздалось — хряп! — и бревно отскочило далеко. А то еще, бывало, вытащит свою, так сказать, силу и положит на камень. Затем возьмет деревянный пест и изо всех сил колотит. Ни малейшего вреда.

Ножа, однако, боится» ^[1].

Сэнсэй помолчал, дав время переварить историю, затем сказал Монплезиру:

— Там Шиза без пары. Иди, поработай. — Затем обернулся к Васильеву: — Что скажешь, Валера?

— Надо учиться работать ножом.

Егорыч улыбнулся, что с ним случалось не часто.

— Хорошо, — одобрил он. — Подойди к Олежку. Пусть покажет тебе работу с ножом. Где ножи и рукавицы — он знает.

«Ножи» оказались просто деревянными палочками. К счастью. В первую же минуту Васильев получил «дырки» в сердце, печень, горло и еще дюжину мест, куда проникновение железа категорически противопоказано.

Проведя наглядный урок Валериной безграмотности, Олежек быстренько показал Васильеву азы техники, как держать, как и куда бить, чем встречать атаку, и дал Валерию возможность эти движения отработать. Потом похвалил, хотя с точки зрения Васильева хвалить было не за что. Сам он Олежка не достал ни разу. При этом каждая атака обучаемого завершалась, как правило, «вспоротыми» венами и «перерезанными» сухожилиями на бьющей руке.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Прошел октябрь, потом ноябрь. В конце ноября погода неожиданно подалась к теплу. Растаял выпавший уже снег, солнце за пару дней выпило все лужи, даже весной запахло. Уже перелезшие в шубы и дубленки петербуржцы поглядывали на небо и удивлялись. К чему бы этакая нежданная перемена?

Васильев на небо не глядел. Но перемены пришли и к нему. И начались с того, что Силыч привез новые макивары.

Заказывал их сам Егорыч. Официально. Ждали их уже месяц. Срок заказа давно миновал, но, как водится в нашем отечестве, пока гром не грянет…

— Грянет! — пообещал Силыч. — Петренко, Монплезир, завтра с утра — ко мне.

— Точно, мать-перемать! — одобрил Петренко. — Это что им, табуретки?

В общем, макивары привезли через два дня. Сплошная кожа и хромированная сталь. Сэнсэй пощупал, попробовал пружины, кивнул одобрительно.

— Петренко, — сказал Силыч, — найди завхоза, дай ему стоху, а то опять вонь подымет. Я завтра мужиков пришлю, стены долбить.

Васильев перевернул один из тренажеров, осмотрел пластину с обратной стороны.

— Можно и не долбить, — сказал он. — Я могу приклеить.

— Приклеить? — недоверчиво произнес Силыч. — Это чем?

— Соплями, — сказал кто-то из мальчишек и захихикал.

— Ша! — вмешался Монплезир. — Валера — химик. И за базар отвечает.

— А не отвалится? — продолжал сомневаться Силыч. — Мы же не для красоты вешаем.

— Не отвалится, — уверенно заявил Васильев.

— Ну добро, — согласился Силыч. — Попробуй. Сделаешь, мы тебе премию выпишем. Так, Петренко?

— Ясное дело.

Больше об этом не заговаривали.

На следующий день Васильев привез в зал наждак, компоненты клея и все прочее. К вечеру все шесть макивар висели на своих местах, а еще через день их опробовали на практике. Ни одна не отвалилась. Каждый из учеников Егорыча не поленился выразить восхищение работой Васильева.

Теперь Валера знал всех. Учеников оказалось совсем немного. Силыч, который был вроде старосты. Мордовороты Петренко и Монплезир. Гоша по прозвищу Терминатор, квадратный бородатый мужичина, уступавший Петренко и Монплезиру габаритами, но не силой. Торс Гоши вызывал в памяти вылезший из-под земли корень старого дерева. С Гошей, правда, Валерий почти не общался. Зато с Юрой-охранником они сошлись хорошо. Даже пару раз в баньку сходили и водочки приняли. Еще был Паша-академик, белобрысый, добродушный и слегка тормозной. Не в кумитэ, конечно, а по жизни. И Шиза, который оказался очень образованным (с филфаком за плечами), неглупым и приятным в общении. Еще тренировались шесть мальчишек, причем делившихся на две неравные группы: Олежек и Гавриил, которого обычно звали Гариком, корешились со взрослыми и вели себя соответственно. Остальные — обычная пацанва, шумноватая и старших слегка побаивающаяся. Это были те, кто приходил постоянно. Время от времени появлялись и другие. Но не новенькие, а «старенькие», поскольку остальные их хорошо знали.

Профессии у новых друзей Васильева были самые разные, но по разговорам Валерий уже понял: никто из них по специальности не работает. Кроме Паши, который имел диплом фельдшера и сутки через семь трудился в «Скворечнике» ^[2]. Но наверняка Пашина деятельность этим не ограничивалась, поскольку на фельдшерский оклад, даже с «сумасшедшими» надбавками «опель-вектру» не купишь. Впрочем, «опель» этот был у остальных вечным предметом шуток, поскольку все время ломался и, несмотря на «молодость», уже начал ржаветь.

Машины были у всех взрослых учеников Егорыча. У Силыча — даже три, но две, как он утверждал, не его, а фирмы. Однако фирма, насколько понял Васильев, тоже принадлежала Силычу.

В общем, новые друзья Валерия имели на корабле жизни собственные места, если и не в первом классе, то и не на нижней палубе. Как ни странно, для Васильева это уже почти не имело значения. А деньги и прочее… Да Бог с ними! Он нашел себя — вот главное.

Деньги, однако, появились сами. В пятницу Силыч вручил Валере «премию». Четыреста долларов.

— Это много! — возразил Васильев.

— Ничего, — Силыч похлопал его по плечу. — Мы не обеднеем, а тебе пригодится. Сам увидишь.

Валера «увидел».

Тем же вечером Юра и Петренко пригласили его в кабак.

«Выпить, покушать и поговорить», — как сказал Петренко.

Кабак оказался пустынный, уютный и безумно дорогой, поскольку на Невском и с понтом. Кушанья были такие, о которых Васильев даже не слышал. И они действительно стоили своих денег.

Под водочку и приятный разговор о различных аспектах рукопашной Васильев умял столько, сколько дома не съедал за три дня. Но в сравнении с аппетитом Петренко, аппетит Васильева выглядел мышиными потягушками. Два официанта вились вокруг их стола и взирали на могучего хохла с нескрываемым восхищением. Ни один не простаивал.

— А шо? — басил Петренко, уминая очередную порцию. — Я и в армии за двоих кушал. Мне положено.

Единственное, что слегка заботило Васильева: хватит ли четырехсот долларов, чтобы покрыть Петренков аппетит.

Но расплатиться ему не позволили.

— Не суйся, — грубовато пресек Петренко. — Тебе эти гроши завтра понадобятся.

Отстегнув официантам лишку, Петренко велел им принести пива, а самим исчезнуть и не мельтешить.

— У нас, — сказал он, — разговор кон-фи-ден-ци-альный.

— Ну, — спросил заинтригованный Васильев. — Что вы мне такое приготовили?

— Да ничего особого, — ответил Петренко. — Завтра ты, браток, возьмешь свои баксы, пойдешь и купишь пистолет.

— Ты серьезно? — удивился Валерий. — А зачем мне пистолет?

— Для порядку, — пробасил Петренко.

— Традиция такая, — пояснил Юра. — У нас.

С первого прихода должен купить ствол. У тебя первый приход?

— Первый.

— Ну так и все.

Валерий понял: спорить бесполезно. Конечно, это попахивало криминалом, и Васильев мог отказаться…

Нет, не мог.

— Ладно, — согласился он. — И где его купить?

— На рынке, — ответил Юра. — Подходишь к черным понаглее и интересуешься. Кто-нибудь, да и продаст.

— Или кинет, — сказал Петренко. — Юрок, ты мозгой шевели.

— Пусть учится!

— Угу. Лохов учат…

— Слушай!..

–…А он и есть лох. Натуральный. Гы-гы!

— Пусть учится! — мрачно произнес Юра. — Пойдешь и купишь, понял?

Валерий вопросительно взглянул на Петренко, но тот решил больше не возражать.

— Давай, — сказал он. — Завтра я к тебе с утра подъеду и до рынка подброшу. Все. Допивай и поехали.

ГЛАВА ПЯТАЯ

На следующий день Петренко привез Валерия на Ладожскую, кратко проинструктировал и высадил у входа «Оккервиля».

На вещевых рынках Васильев бывал не раз, поскольку всегда искал, где подешевле. Не из жадности, а по бедности. Черных на рынке хватало, но, когда Васильев доверительно наклонялся и спрашивал насчет оружия, продавцы шмоток глядели на него с опаской и мотали головой. Один, впрочем, предложил газовик, но новые друзья Васильева специально напомнили: только боевой. Никаких вонючек.

После часа бесцельного брожения Валерий проголодался и пошел на вкусный запах жареного мяса.

Шашлык стоил его двухдневной институтской зарплаты, но Васильев решил пороскошествовать. Почему обязательно спускать на пистолет все четыреста баксов?

— Возьмешь? — спросил он чернявого шашлычника, протягивая сто долларов.

— Почем?

— А сколько дашь?

— По курсу.

— Годится. И шашлычок.

— Дорогой!.. — Лицо шашлычника стало скорбным.

— Шашлычок вычтешь, — сказал Васильев, и шашлычник снова заулыбался.

Взяв еще бутылку «коки», Валерий пристроился за одним из столиков.

Он уже доедал шашлык, когда к нему подсел мужик явно «кавказской национальности».

— Слышь, братан, ты пушку спрашивал? — сказал он почти без акцента.

— Ну я, — кратко ответил Васильев.

— «Макар» пойдет?

— Сколько?

— Триста пятьдесят.

— Триста, — возразил Васильев, ощущая себя необычайно крутым.

— Грабишь, — озабоченно произнес «кавказец». — А, хрен с ним. Пусть будет триста. Пошли!

— Не видишь, я кушаю, — заявил Васильев.

Бросить недоеденным такой дорогой шашлык он посчитал бы кощунством.

— Кушай, — согласился продавец. — Я подожду.

Васильев доел, поднялся с достоинством.

— Куда пойдем?

— Где тихо, — оглядевшись по сторонам, ответил «кавказец». — Ты один?

— Один.

— Давай деньги.

— Не пойдет, — Васильев усмехнулся, вспомнив про «лоха». — Деньги — товар. Знаешь такую пословицу?

— Ладно, как скажешь. Иди со мной.

Они вышли с территории рынка, пересекли автостоянку. За ней громоздились одноэтажные строения складского типа.

— Далеко еще? — спросил Васильев.

— Уже пришли, — ответил «кавказец» и проворно отскочил в сторону.

Васильев удивился, но удивлялся он недолго.

Из-за штабеля ящиков вышел еще один персонаж. В руках персонаж держал то, что Валерий собирался приобрести. Но не похоже, чтобы персонаж собирался продавать.

— Дэнги давай! — заявил персонаж, многозначительно покачав стволом.

Васильев оглянулся на своего проводника.

— Давай, давай, — поторопил тот. — Керим нервный, только с войны пришел. Ты его не дразни.

— Нет, так не пойдет, — сердито возразил Васильев, прикидывая, удастся ли броском достать нервного Керима. Или хотя бы удрать.

Нет, не удастся. Может, он не рискнет стрелять?

— Убью, — пообещал Керим, прочитав его мысли. — Дашь живой — маладэц. Нэт — мертвый дашь.

Он не шутил. И не блефовал. По роже видно.

Валерий полез за бумажником.

«Хоть шашлыка поел», — подумал он.

Внезапно тот, кто завел Васильева в западню, издал гортанный возглас. Васильев поднял глаза и увидел за спиной Керима ухмыляющуюся физиономию Петренко. А сбоку, шагах в десяти, у противоположного угла склада стоял Юра и держал в руках небольшой автомат без приклада.

— Аккуратно и медленно положил пушку на землю, — прорычал Петренко.

Керим послушно наклонился, и Васильев увидел в руках у Петренко точно такой же автомат.

Керим положил пистолет, но распрямиться не успел. Петренко отвесил ему смачного пинка, и кавказец, пролетев метра четыре, растянулся на земле.

— Встал! — рявкнул Петренко. — К стене, пидерасня! Руки на затылок, ноги расставил! И ты тоже! Юрок!

Юрий сунул автомат слегка ошарашенному Валерию и быстренько обшарил вымогателей.

У обоих обнаружились ножи, но огнестрельного больше не было, только у Керима — пара запасных обойм.

— Что ж это вы, макаки черножопые, на чужой территории беспредельничаете? — ленивым голосом осведомился Петренко.

— Это наша территория! — возразил тот, что вел Васильева.

Юра шумно вздохнул и неожиданно выбросил ногу. Тяжелый ботинок впилился в поясницу «кавказца».

Валерий вздрогнул. Он очень хорошо представлял, какой силы этот удар. А «кавказцу» и представлять не пришлось.

С воплем он распластался на стене, начал оседать наземь.

— Стоять! — зарычал Петренко, и пострадавший, вполголоса ругаясь по-своему, остался стоять, только несколько перекосился.

— Ноги расставил, козел! Может, мочкануть их? — предложил Петренко.

— Можно и мочкануть, — согласился Юрий.

Васильев глядел на происходящее, как через толстое стекло.

— Как, черножопый, жить хочешь?

— Хочу, — глухо ответил Керим.

Его приятель тоже промычал что-то, присоединяясь.

— Ладно, — сказал Петренко. — Живите. Помните нашу доброту.

И кивнул Юрию.

Тот сцепил руки и с размаха треснул кидалу по затылку. Тот рухнул. Второй — тоже: Петренко огрел его рукоятью «трофейного» пистолета.

— Вот так делаются дела, — сказал он, вручая пистолет, обещанный «макаров», кстати, Васильеву. — А теперь — ходу. Это, действительно, их территория.

— Как вы меня нашли? — уже в машине спросил Валерий.

— Тебя? — Юра засмеялся. — Без проблем. Сначала срисовали этих, а потом сели на хвост второму. Потому что, ежику понятно, к кому тебя приведут.

— Лохов учат, — пробасил Петренко, не оборачиваясь. — А ты — лох. Верно, Юрок?

— Верно, — согласился тот. — Но ты — наш лох. Поэтому учим тебя мы, а не кидалы черножопые. И мы тебя научим, не сомневайся.

— Я и не сомневаюсь, — сказал Васильев.

Пистолет оттягивал карман, одновременно пугая и ободряя. Но настроение у Валерия было прекрасное. Нет, это чертовски приятно, когда ты — часть команды. И даже имеешь право не платить за ошибки, потому что и ты, и твои ляпы, совершенные по невежеству и неумению, заранее учтены и исправлены. Главное — честь не уронить.

— На вот, хлебни, — Юра протянул Васильеву банку с пивом. — Как сердечко, не жмет?

— Нет.

Юра взял Валерино запястье, нашел пульс.

— Как у слона, — с удовлетворением констатировал он. — Наш человек, а, Петренко?

— Егорычу, значит, ты больше не доверяшь? — ухмыльнулся Петренко.

— Уел! — Юра хохотнул. — Ладно, поехали. Только тихонько, помни, что везем.

— Не учи мамку галушки делать! — фыркнул Петренко.

«Лексус» тронулся, аккуратно выехал со стоянки и небывалой для Петренки скоростью в шестьдесят километров покатился по проспекту.

Васильев пил холодное пиво и сам себе удивлялся. Ведь этот черный Керим и впрямь мог запросто его пристрелить. А страха — ни на миллиграмм.

Неожиданно Васильева прижало к спинке сиденья — Петренко прибавил скорость. Стрелка прыгнула до восьмидесяти, потом до девяноста. Лексус запетлял между машинами.

— Юрок, — незнакомым, лишенным интонаций голосом позвал Петренко. — Глянь взад, серая «жигулятина».

Юра повернулся, поглядел:

— Ну, есть такая.

— Висит на хвосте уже минут десять.

— Думаешь, не случайная?

— Жопой чую. Больно прыткая. Не по фасону.

— Менты?

— Может, и менты. А может, и не совсем. Где-то мы прокололись.

Петренко, угадав зеленый, прибавил и рванул на Охтинский мост, километрах на восьмидесяти, виляя в потоке машин, перекатился через Неву, прибавил, выскочил на Суворовский. Серый неприметный «жигуль» упорно висел на хвосте.

— Позвонить — пусть встретят? — спросил Юрий.

— Не надо светить лишних. Сейчас я сверну, тормозну, и ты со стволами соскочишь в подворотню. Дом там порушенный. Удобный. А мы с Валерой встанем. И поглядим.

— Годится, — кивнул Юра. — Валерик, пистолет.

Собрав все оружие, он приоткрыл дверь, приготовился.

Петренко свернул, ударил по тормозам. Юра колобком выкатился наружу и исчез в подворотне. «Лексус» встал двадцатью метрами дальше.

Серый «жигуль-девятка» вывернулся буквально через пару секунд, пронесся мимо, визгнул тормозами и тоже встал. Все четыре дверцы его распахнулись, наружу вывалили четверо и направились в «лексусу». Все — в штатском, но двое — с автоматами на изготовку.

— Сиди тихо и скромно, — процедил Петренко.

Один из четверки постучал автоматом по стеклу.

— Выйти из машины, — скомандовал он. — Оба. Ноги расставить, руки на капот.

Памятуя указание Петренко, Валерий выполнил команду точно и молча.

Их быстро и умело обыскали. У Юры ничего не было, кроме кошелька с деньгами. У Петренко изъяли бумажник и права. Затем двое обшарили машину. С нулевым результатом.

— Где оружие? — Один из автоматчиков ткнул Петренко стволом в поясницу.

— Не борзей, — предупредил Петренко.

— Где стволы, кабан? — закричал автоматчик. — Хочешь, чтоб мозги из ушей полезли?

Валера услышал глухой удар.

— Ну ты, это… — укоризненно проговорил кто-то из четверки.

Васильев повернул голову и обнаружил, что Петренко сполз к колесу и лежит неподвижно. Валерий не испугался. Его охватила холодная ярость. Автоматчик за его спиной отвлекся, глядел на упавшего.

«Подставился», — мелькнула мысль. Не раздумывая, он с разворота ударил автоматчика ногой в затылок. Первый раз в жизни он использовал в деле то, чему учился. Эффективно использовал. Автоматчик завалился рожей в асфальт. Его коллеги отреагировали с похвальной быстротой. Двое отпрыгнули назад и полезли за пазуху, третий стремительно развернулся, вскидывая автомат… и оказался в медвежьих объятиях внезапно ожившего Петренко. Ладони могучего хохла накрыли руки автоматчика, развернули ствол в направлении двух остальных, и те застыли. Прихваченный автоматчик ущимленным зайцем дергался в лапищах Петренко, пинал его каблуком в голень, но победитель не обращал на него внимания.

— Мы из милиции! — запоздало выкрикнул один из оказавшихся на мушке.

— Поздно пить боржоми, когда почки отвалились! — ухмыльнулся Петренко. И треснул лбом по затылку трепыхавшегося. Тот обмяк. Петренко отпустил его, брезгливо отпихнул ногой.

— Сошли с дороги и легли на пузо! — скомандовал он. — Руки за голову, и, не дай Бог, кто дернется — пополам разрежу.

Валерий не удивился, когда оба приятеля в точности выполнили сказанное. Физиономия Петренко не сулила ничего хорошего.

— Обыскать их? — предложил оживившийся Васильев.

— Кому надо — обыщут, — ответил Петренко. — Телефон мне принеси.

— Силыч, — пробасил он в трубку. — Сыграй вариант семь. Угол Суворовского и Шестой Советской.

— Что теперь? — спросил Васильев.

Он жаждал действий.

— Теперь ждем, — флегматично отозвался Петренко, одной рукой прихватил за шкирку того, кого свалил Валерий, второй — своего и тоже отволок на газон.

— Приглядывай за ними, — сказал он.

Улочка оказалась нелюдная, а редкие прохожие, углядев черную иномарку, оружие и тела на газоне, разумно меняли маршрут.

Первая машина появилась минут через двадцать и высадила двух совершенно не воинственных пассажиров: тетку лет пятидесяти да дедка-ветерана с полосками орденов — и уехала.

Петренко направился к ним. Разговор занял минут пять, после чего тетка и дедок откочевали в сторонку.

— Валерик, — сказал Петренко. — Если что, говори правду и только правду, — и наклонившись к уху. — Но про Юру забудь.

Еще через десять минут объявился целый кортеж. «Форд» с милицейской мигалкой на крыше, микроавтобус, тоже с милицейской полосой, черная «Волга» без специальных знаков и «скорая помощь». Все сразу и под развеселую сирену.

Петренко аккуратно положил автомат на капот «лексуса». Юра последовал его примеру. Из микроавтобуса выскочило полдюжины парней в камуфле. Быстренько рассредоточились, один подхватил автоматы, понюхал стволы, кивнул и взял на контроль Петренко и Васильева. Валерий недоумевал. Но недолго. Из «Волги» вышли двое посолидней и направились к ним. Уложенные на газон зашевелились.

— Лежать, суки, — зарычал один из камуфлированных.

— Мы… — Пинок десантного ботинка оборвал реплику.

Двое солидных подошли в Петренко. Один представился:

— Старший следователь городской прокуратуры Еремин.

Второй просто пожал Петренко руку.

— Что произошло? — строго спросил старший следователь.

— Нас остановили эти четверо, — сказал Петренко. — Угрожая оружием, заставили выйти из машины, отняли деньги и документы и начали избивать. Мы… хм… оказали сопротивление. И вот… — Он кивнул на уложенную четверку.

— Под угрозой оружия? — усомнился следователь.

— Мы можем! — Петренко осклабился.

— Они могут, — подтвердил спутник Еремина.

Подошел еще один мужчина в штатском, окинул Васильева и Петренко цепким взглядом.

— Один кричал, что он милиция. Это когда мы их уже… того.

Следователь построжел.

— Предъявил документы?

— Нет. Но за пазуху полез. Не знаю, как документы, но ствол там точно просматривается.

— Вы их обыскивали? — недовольно спросил следователь.

— Как можно! Мы же не милиция, мы просто граждане.

Третий в штатском засмеялся.

— Сережа, — сказал ему следователь, кивнул на отдыхающую четверку, — посмотри, что у тех.

Напавших подняли с газона, обыскали. Добычу названный Сережей принес и разложил на капоте «лексуса». В том числе два эмвэдэшных удостоверения.

— Это мой, — сказал Валерий, показав на бумажник. — Там у меня должна быть квитанция на квартплату.

Еремин раскрыл бумажник. Квитанция была. А также доллары и рубли.

— А это мой, — показал Петренко. — Да ладно, гражданин старший следователь! Раз это ваши — то у нас претензий нет. Знаем же, что бюджетники. У них же зарплата — два раза пива попить. Ну, решили ребята немного подзаработать, ясное дело. Вот драться не надо было, это точно, а деньги, ну, ясное дело, дети там, семья, жить-то надо…

Пока он говорил, лицо Еремина медленно каменело.

— Их зарплата — это не ваше дело! — яростно отчеканил старший следователь. — А побои я вам рекомендую снять, если вас, действительно, били.

— Прикажете снять — снимем, — Петренко вздохнул. Потом провел рукой по затылку и продемонстрировал ладонь. Ладонь была в крови.

— Я их знаю, — сказал тот, что жал руку Петренко. — И могу поручиться.

— Вы лучше найдите свидетелей, — сердито бросил следователь. — А это, — кивок на бумажники, — приобщите.

— Можно мне взять часть денег? — попросил Валерий. — Это у меня все. Сегодня заказ оплатили.

Еремин хмуро поглядел на него, но разрешил:

— Берите. Под расписку. Позже получите остальное, полностью, — последнее слово он подчеркнул интонацией.

Приблизился один из камуфлированных. С ним — дедок и тетка, прибывшие первыми.

— Свидетели, — сказал камуфлированный.

— Что вы видели? — строго спросил следователь.

— Все! — гордо заявил дедок. И тетка закивала.

— Я тут случайно, — затарахтела она, — мне тут средство от тараканов…

— Стоп, — оборвал Еремин. — Поедете со мной.

Дедок важно кивнул, а тетка засмущалась:

— Да мне домой, мне…

— Надо, — веско произнес следователь. — Надолго не задержу. Сережа, ты со мной. Вы… — взгляд на Петренко и Васильева, — пока свободны. Вас вызовут. Если не соврали — как потерпевших. Побои снимите.

И удалился.

Его спутник протянул руку Петренко и, на этот раз, Валерию.

— Спасибо, — поблагодарил Петренко.

— Взаимно. Свидетели-то подтвердят?

— Сто процентов.

— Тогда удачи.

Валерий и Петренко сели в машину и пронаблюдали, как загружают в машину злополучную четверку.

— Подождем пару минут, — сказал Петренко, когда все уехали.

«А ведь это серьезно! — подумал Васильев. — Кто же они, черт возьми, такие — мои новые друзья? Какая-нибудь спецслужба? Или немерено крутые бандюки?»

Нет, бандюки вряд ли. Конечно, у того же Монплезира морда натурально бандитская… Но ни Силыч, ни Кремень точно бандитами не были. В этом Валерий был убежден. Некая мощная охранная структура? Может быть… Да какая на самом деле разница? Со временем все выяснится, а пока радоваться надо, что ты теперь — часть настоящей силы.

«Разве ты не этого хотел?» — спросил себя Валерий.

«Нет, — ответил он сам себе, — не этого».

Он даже и не думал о том, что приобретет не только силу, но и друзей. И будь он проклят, если друзья для него теперь не важнее силы.

Спустя некоторое время из подворотни появился Юра с грязным бумажным пакетом в руках.

— Багажник открой, — сказал он, — а то я тебе всю обивку изгажу.

Усевшись на заднее сиденье, он похвалил Валерия:

— Молодец, братишка! Я все видел.

— Да, — присоединился Петренко. — Добре сработал. Жить будешь.

Васильев аж покраснел от похвалы.

— Куда теперь? — спросил он.

— Как куда? — удивился Петренко. — В травму. Побои снимать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Домой Васильев вернулся с полным мешком дорогой еды и справкой из травмпункта, из которой явствовало, что Валерию нанесли телесные повреждения средней тяжести. Небольшое денежное вспомоществование помогло врачихе-травматологу, бабушке лет семидесяти, не разглядеть, что некоторым повреждениям уже недели две сроку.

По правде говоря, Васильев уже привык к тому, что бока его покрыты следами молодецких ударов, а предплечья и голени — отметинами не менее молодецких и не менее болезненных блоков. Партнеры по кумитэ с ним теперь почти не церемонились. Разве что не били в полную силу по уязвимым местам и голове. Но и «неполного» хука Петренки Валере хватало. Что приятно, так это то, что Васильев уже научился давать сдачи. Разумеется, против тяжеловесов и даже «середняков» типа Юры он не тянул. Но однажды ухитрился сбить с ног тощего Шизу, чему тот был необычайно рад. Впрочем, в реальном деле сбив не дал бы Васильеву никакого преимущества: Шиза вскочил раньше, чем Валера успел его «добить». Работая с товарищами по занятиям, Васильев привык к тому, что большинство его ударов воспринимаются как комариные укусы. Сегодня же, завалив на асфальт вполне крепкого и наверняка кое-что умеющего мужчину, Васильев осознал: не такой уж он слабак. И сознание это было приятно.

Набив холодильник продуктами и бросив на сковородку шмат доброго телячьего мяса, Васильев решил, что на борт Корабля Жизни он уже взобрался. Причем сразу оказался в отличной компании, так что свалиться обратно ему не дадут. Если он будет соответствовать. А уж в этом можно не сомневаться. Не было случая, чтобы Валера Васильев поставил себе цель, а на полпути свернул с дороги.

Привлеченный мясным духом, на кухню забрел сосед. Поглядел на Валерия, жующего бутерброд с нежной рыночной ветчиной.

— Что, зарплату вернули?

— Халтура, — помотал головой Васильев. — Ветчины хочешь?

— А чего-нибудь покрепче?

— Чего нет, Афоня, того нет! — Валерий засмеялся.

— Это неправильно, — строго сказал сосед. — Ты, Валерка, традиций не знаешь! Халтуру тем более обмывать положено.

— Зато ты традиции знаешь, пьяница! — на кухне появилась Афонина мать.

Валерий быстренько ретировался. Назревала шумная дискуссия, в которой каждая из сторон полагала его союзником и арбитром.

Следующие четверть часа Васильев посвятил поискам хранилища для ПСМ. Наконец остановился на торшерном столике. Приладил снизу проволочные петли. Две побольше, две — поменьше. В большие вставил сам пистолет, в меньшие — запасные обоймы. Нормально. Случайный человек не наткнется. Торшер был тяжелый, сталинских времен, основательный до невозможности и очень удобный. Валерий привязался к нему с детства и потребовал в собственность, когда разменивался с родителями. Родители Валерия уже десятый год жили в Симферополе, а уехали потому, что эскулапы посулили Васильеву-старшему скорую кончину, если тот не сменит климат. Так что разменяли двушку на Ваське на двушку же в Симфи и эту комнатуху.

Не соврали эскулапы. На крымском воздухе отцовы болезни пропали, батька опять пошел работать и хорошо зарабатывал даже по питерским меркам, поскольку классный автомеханик. Пытался даже сыну деньжат подкинуть, но Валерий не брал: стеснялся, во-первых, во-вторых, считал, что им и самим надо. Мать не работала, сестра училась в Симферопольском университете. Красивая девка выросла. И практичная. Не в пример старшему брату.

Взгляд Валерия упал на «мыльницу», магнитофон фирмы «Повасоник», мерзкую отрыжку то ли Польши, то ли Болгарии.

«А что? — подумал он. — Пойду и куплю нормальную музыку! Прямо сейчас! Или нет, сначала поем».

Мясо поспело, приправленное и обжаренное в сухариках. Васильев распечатал бутылочку «Калинкина», утаенную от Афанасия, достал с полочки роман «Анахрон», самую прикольную книжку, какая ему подворачивалась за последние годы, и принялся наслаждаться. Ей-Богу, вчера в ресторане он не получил такого удовольствия.

После обеда, завершенного крепким, собственноручно сваренным кофе, Васильев прихватил две сотни долларов и спустился вниз. Продав доллары чернявому парнишке у обменника, Валерий прошелся по магазинам вдоль Владимирской и приобрел даже и не просто магнитофон, а музыкальный центр «Панасоник».

Ощущая себя богатым и довольным, Васильев глянул на часы: пятнадцать сорок восемь. Пора собираться на тренировку.

Выйдя в коридор, позвонил на мобильник Петренко.

— Подхватишь меня?

— Без проблем.

Счастье было полным. Но где-то на краю сознания маячил вопрос: какие еще традиции существуют у его новых друзей, кроме приобретения пистолета с первой получки?

Страшного предполагать не хотелось. Не могут такие отличные парни заниматься дрянными делами. А если могут?

«По фиг!» — честно признался сам себе Васильев.

Чем бы они ни занимались, обратно ему хода нет. Да и некуда.

Рассчитывая, что его вот-вот введут в курс дела, Валерий ошибался. И Петренко, и Юра вели себя так, будто ничего не произошло. И в этот день, и на следующий. А на третий день большая часть группы попросту отсутствовала на тренировке. Были только пацаны (кроме Олежка и Гарика) да Паша-Академик. После обычной разминки Егорыч принес коробку теннисных мячей, поставил Пашу и Валерия к стене, запретив сдвигаться больше, чем на шаг. А затем велел пацанве произвести «расстрел», наказав при этом целить по уязвимым местам.

Через пару секунд Валерий убедился, что успевает защитить исключительно эти уязвимые места да физиономию. И то не всегда. Раза три он довольно чувствительно получил по уху. Скоро он перестал следить за летящими мячами (все равно бесполезно) и сосредоточился только на узком пространстве вокруг себя. Это было чем-то похоже на работу с завязанными глазами: не на зрении, а на ощущении. Сразу стало легче. Теперь Валерий отбивал почти половину мячей. От некоторых даже успевал уворачиваться. Дальше — еще лучше. Наконец настал момент, когда Васильев отбил три удара из трех. И получил возможность поднять голову. И убедился, что «ловкость» его имеет вполне объективную причину. Причина же была в том, что Паша ловил мячики и аккуратно складывал их к ногам, выводя из игры. Поймав взгляд Васильева, он белозубо улыбнулся.

Игра прекратилась через минуту. Причем последний мяч (и единственный) поймал сам Валерий.

На этом разминка закончилась.

Флегматичный и медленно соображающий в обычных делах Паша в спарринге совершенно преображался, становился быстрым, хитрым и опасным. То есть движения его казались такими же неторопливыми. От любой, тщательно подготовленной атаки Валерия он оборонялся с нарочитой небрежностью. Вяло так отмахивался… Но, хотя блоки его не отзывались болью в конечностях Валерия, тем не менее он как-то необъяснимо путался в этих самых конечностях и в конце концов оказывался в полуметре от противника, совершенно открытый и беззащитный. Тогда Паша награждал Васильева парой-тройкой тычков, от которых Валерий отлетал назад, плюхался на пол или секунд пять приходил в себя.

— Как это у тебя выходит? — спросил Валерий, когда Егорыч скомандовал передышку.

— А я у мишки учился, — улыбаясь во весь рот, пояснил Паша. — Видал, как мишка лапами машет? — Он поднял над головой руки, заревел, приседая и пританцовывая.

Вокруг тут же собрались пацаны, а Паша продолжал ломать комедию, изображая медведя. Выходило похоже. Пацаны хохотали.

Представление прервал сэнсэй, рявкнув:

— Работать!

— Ну, понял? — спросил Паша.

— Да вроде бы, — неуверенно проговорил Валерий.

— Ну тогда становись.

И избиение младенцев возобновилось.

В качестве компенсации Паша подвез Васильева домой. По дороге Валера осторожно поинтересовался: где весь народ?

— Вот завтра придут — и спросишь, — ответил Паша-Академик.

На следующую тренировку, точно, пришли все. Причем у Юры была забинтована кисть левой руки.

— Где это ты? — поинтересовался Васильев.

— Порезался, — последовал лаконичный ответ.

— Валера, — окликнул Васильева Силыч. — Подойди, пожалуйста. На вот. Возьми.

Он протянул серенький бланк.

Бланк оказался повесткой в прокуратуру.

— Это по тем ментам? — спросил Васильев.

Силыч неопределенно пожал плечами.

— А что говорить? — осторожно спросил Валерий.

— Это уж тебе, Валера, лучше знать. Меня там не было.

— Понял, — сказал Васильев.

И он действительно понял.

Визит в прокуратуру, а равно беседа со следователем прошла гладко. Подловить его следователь не пытался. По лицу видно: факты в его мозгу уже выстроились, и допрос Валерия (пострадавшего) — почти формальность. Васильев со своей стороны не жаловался, слегка упирал на то, что претензий не имеет, но с другой стороны, справку из травмы представил, и справка была приобщена. Расстались довольные друг другом.

Прошел еще день, и еще один, ничем не выдающийся, кроме того, что нежданная оттепель сменилась свирепым пятнадцатиградусным морозом. Проснувшийся утром от свирепого дубака Валерий в качестве зарядки заделал оба окна размоченным в воде асбестом. В институте профсоюзная тетка попытались снять с него деньги в какой-то фонд.

— У меня грантов нет! — грубо ответил Васильев.

— Ну и напрасно! — тетка явно обиделась.

Часа два Васильев потратил на то, чтобы расфасовать по банкам сваренный три дня назад универсальный клей. Заказ для автомастерской. Раньше этим клеем клеили корабли. Космические. Теперь выставленную перестройкой на всеобщее обозрение секретную пропись Васильев использовал в целях обогащения. Лет двадцать назад за подобное его посадили бы лет на пятнадцать. Но в те времена, слава Богу, Васильев занимался химией на уровне перекиси ацетона и селитросахарных дымовух.

К трем Валерий закончил, проглотил в институтской столовой мертворожденную котлету и поехал на тренировку.

В зале было немногим теплее, чем на улице. Батареи грели чисто символически. Но стараниями Егорыча Васильев согрелся очень быстро. А чуть позже даже вспотел, когда, поставленный в пару с Шизой, вынужден был отрабатывать защиту от ножа. Результатом этой работы стали новые синяки и приличная ссадина на виске. Иногда Шиза развлекался тем, что заранее объявлял, в какое место будет нанесен удар. Блокировать удар Васильев, как правило, не успевал. Шиза веселился. Пока не подошел сэнсэй и не взялся Васильева обучать, используя Шизу в качестве подвижной куклы. Двигался сэнсэй так, чтобы Валерию была видна каждая деталь. Вероятно, Шизе тоже было все видно, но, как недавно Васильев, сделать он ничего не мог. Кремень неизменно перехватывал его руку, фиксировал, заводил, выворачивал так, что Шиза аж зубами скрипел. Выглядело все невероятно просто. Как будто Шиза Егорычу подыгрывает. Но по физиономии партнера Валерий видел — ничего подобного.

— Давай ты, — скомандовал сэнсэй.

Васильев «дал» — и получил деревяшкой в печень.

— Дистанцию чувствуй, спешишь. — сказал Егорыч. И Шизе: — А ты не хитри. Хитрить со мной надо было.

На этот раз у Валерия получилось. Перехватил, вывернул, подтолкнул — и Шиза с ходу «сел» на нож. Был бы настоящий — вошел бы по рукоять.

— Вот! — похвалил сэнсэй. — А теперь с поворотом на залом.

Вышло и это.

— Руку его вверх приподнимай, — посоветовал Егорыч. — Во-во! Чтоб на носочки встал!

Шиза шипел, превозмогая боль.

— Главное, — учил сэнсэй — не побольше выкрутить, а выкрутить в нужную сторону. Так ты хоть до затылка дотяни, толку немного. А вот если сюда…

Шиза со свистом выпустил воздух. От боли его пробил пот. Но — терпел.

— Примерно досюда, — наставлял Кремень. — Возьмешь повыше — вывихнешь руку, а если резко — то и связки порвешь. Когда делаешь болевой, делай так, чтобы противник обо всем позабыл, кроме боли. Тогда он твой.

Он отпустил бедного Шизу, и тот присел на корточки, переводя дух.

— На одном приеме не зацикливайся, — продолжал сэнсэй. — И сочетай. Блок-удар-захват. Да об остальном не забывай. Если противник с ножом, это не значит, что он безногий и однорукий. Ну давайте, работайте. — Кремень похлопал Шизу по спине (одобрил выносливость) и отошел.

— Ты как? — спросил Валерий. — Жив?

— Нормально, — Шиза выпрямился. — Только давай я пока с левой поработаю.

— С левой так с левой, — не стал спорить Валерий.

После тренировки Петренко сам предложил Васильеву подвезти. Но когда сели в машину, ехать не торопился. Сначала Валерий подумал: двигатель греет. Но прошло минут пятнадцать, а «лексус» все стоял. А Петренко молчал. И все попытки поговорить игнорировал. Васильев уже начал беспокоиться, когда в машину нырнул Силыч.

— Уф! — сказал он. — Морозец крепчает. Ну как, новичок, созрел для разговора?

— Давно, — буркнул Васильев.

Новичком его даже Егорыч давно уже не называл.

— Это хорошо, — кивнул Силыч. — Разговор будет долгий.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Все оказалось почти так, как предполагал Васильев. Его новые друзья не имели отношения ни к торговле оружием, ни к наркотикам, ни к рэкету. Они продавали услуги. Но не в торговле-приобретении недвижимости и не в области евроремонта. Новые друзья Валерия торговали силовыми акциями. Кто и как натолкнул их на этот рискованный бизнес, Силыч не распространялся. Скорее всего, он сам все и организовал. А с кадрами ему помог сэнсэй. Сам Егорыч в акциях участия не принимал. «Кремень — в стороне», — сразу уточнил Силыч. Но кадры для Силыча подбирал именно сэнсэй. Настоящих бойцов. Их Егорыч нюхом чуял. Конечно, битых-тертых, обстрелянных парней, таких, что не наложат в штаны под дулом автомата, а заставят наложить в штаны хозяина автомата, в Питере хватало. Но среди нюхнувших крови и пороху далеко не все умели держать язык за зубами. Не годились и те, кто мог устроить по пьяному делу пальбу по живым и неживым мишеням или без нужды затеять меряться крутизной с круглоголовыми отморозками. Нужны были те, кто в случае нужды положит и крутизну, и отморозков, но тихо и незаметно для общественности. Силыч особо подчеркнул: незаметность — основа всего бизнеса. Есть профи куда круче их. Есть такие волки, что за минуту накрошат дюжину таких, как Васильев. И таких, как Петренко.

В этом месте Петренко недоверчиво хмыкнул.

— Ты не хрюкай, — одернул его начальник.—

Я знаю, что говорю.

После этой реплики гипотеза Васильева о том, что некогда Силыч и сам принадлежал к клану «профи», еще больше укрепилась.

— Мы пользуемся приемом «железный джихад», — сказал Силыч. И тут же пояснил: — Если, например, нужно убить нехорошего человека, его убивают и оставляют на нем табличку: «Это сделал „железный джихад!“» И все верят. А железный джихад не верит, но не возражает. Поскольку повышается его авторитет.

В общем, если о деятельности компании Силыча узнают те, кто понес от нее ущерб (а таких немало), то всех компаньонов ждет конец. Неотвратимый и болезненный. Поэтому играют в команде только те, у кого нервы армированы титановой проволокой, а воля — как лобовик танка. Настоящие бойцы. Вот тут и вступает в игру Егорыч, который враз определяет, кто настоящий, а кто прикидывается. И прикинувшихся гонит взашей.

— Но, — еще раз напомнил Силыч, — Кремень в наши игры не играет. Хотя и не против. Потому что главным в жизни считает воспитывать бойцов, а бойцом на одном только татами не станешь. Так считает Кремень. Конечно, мы тоже проверяем, каков экземпляр. Обстреливаем, так сказать.

— Когда? — спросил Васильев.

— Что — когда?

— Меня когда проверите?

— Уже проверился, — пробасил Петренко. — Годишься. Рядовой необученный.

— Вопросы есть? — перебил Силыч.

— Надо подумать.

— Думай. На что смогу, отвечу.

— Да это не так важно, — махнул рукой Валерий. — Я согласен.

— Не понял?

— Ну, я согласен войти в команду.

Петренко хохотнул. Похлопал Васильева по плечу.

— А тебя, Валера, извини, никто и не спрашивает, — сказал Силыч. — «Нет» у нас говорить не положено.

— Уж если черт тебя съест… — пробасил Петренко.

— Анекдотами потом будете развлекаться, — строго произнес Силыч. — Поручаю тебя Петренке. Спокойной ночи.

Когда он вылез, Петренко сразу тронул машину.

— Что за анекдот? — спросил Васильев.

— Да как раз про тебя. О салабоне, которого в армию загребли. Приходит он, значит, к цыганке: погадай, говорит. Цыганка ему и толкует. Забрили тебя, значит, это еще ничего. Нормально. Тут есть два выхода. Будет война или не будет. Ну если не будет, то все ништяк. А если будет, тут есть два выхода. Запердолят тебя на фронт или не запердолят. Ну если не запердолят, то все путем. А если запердолят, то тут есть два выхода. Или ты соскочишь, или тебя мочканут. Ну если соскочишь, то все схвачено, а если мочканут, то тут есть два выхода. Или ты попадешь в рай, или в ад. Ну если в рай, то все в кайф. А если в ад, то тут есть два выхода. Стопарнет тебя там черт или не стопарнет. Ну если не стопарнет, то пруха, а если стопарнет, то тут есть два выхода. Или черт тебя схавает, или нет. Ну, если не схавает, тогда ладно. А если схавает… Тут уж выход только один! — Петренко заржал. Потом его потянуло на философию.

— Ты, братишка, только не думай, что мы, типа, Сталлоны с Вандамами. Ни хрена. Нормальный бизнес, и мне лично нравится. Хотя, я прикидываю, польза от нас народу есть. Вот я тут по телеку фильмец смотрел. Африканский. Про грифов. Знаешь, птицы такие, сами черные, бошки лысые, когти — во! — Он показал, какие именно. — Знаешь?

— Знаю, — кивнул Васильев. — Ты бы лучше руль держал — дорога-то скользкая.

— Ни хрена не будет. Ты дальше слушай. Значит, грифы эти называются стервятники. Падаль всякую жрут. Тухлятину. Противно, конечно, но надо. Иначе вся Африка к херам протухнет. И потому польза от них офуенная. Чистильщики они. Вот и мы, братишка, — тоже стервятники, чистильщики. Падаль всякую жрем — и народу легче, и сами кормимся. Такая тема. Что скажешь, Валерик?

Васильев пожал плечами:

— Что я могу сказать?

— Ну, ты же умный, институт кончил. Похоже я слепил?

— Откуда я знаю, я же с вами еще не играл. Разве что в футбол.

— Это верно, — согласился Петренко. — Но я так мыслю: чистильщиком быть не обидно. Знаешь, какая самая здоровая хищная птица?

— Американский кондор?

— Точно! Молодец! Не зря тебя в институте учили. Так вот прикинь: кондор — он самый крутой. А тоже стервятник! Чистильщик! Все, приехали, — и затормозил у Валериного подъезда. — Завтра в десять, чтоб как штык у подъезда. «Макара» своего возьми.

— А что будет? — заинтересовался Васильев.

— За город махнем. Стрелять учиться.

Примечания

1

Пу Сунлин. Рассказы о людях необычайных.

2

Психиатрическая клиника имени Скворцова-Степанова в Санкт-Петербурге.