История Палача

Александр Лучанинов

Судьба юного паренька, живущего в изолированной тихой деревне, готовит ему множество тяжелых испытаний. Болезнь, увечья, погони и магия, осады замков, подземные комнаты, наполненные тайнами прошлого. А причиной всему этому безумию послужила странная девица, которую он выловил из местной реки.

Нелегкая работа

Быть священным воином работенка не из легких. Это даже не работа, хоть за нее и платят, а скорее долг. Тяжелый, грязный и, что самое печальное, кровавый груз, который человек водружает на свои плечи сам, по собственной воле провозглашая себя оружием в руке великого Создателя. И совершенно не важно, насколько жестокими будут удары, оружие не имеет права оспаривать выбор цели. Оно должно бить ровно туда, куда следует, и бить наверняка, ведь никогда не знаешь, к чему может привести твой промах.

Телан занес свой клинок, и замер в нерешительности. Казни детей ему всегда давались с особой тяжестью. Людей убивать сложно, но к этому рано или поздно привыкаешь. Первая казнь въедается в память горящим клеймом, которое временами будет ныть до самой старости. Вторая — уже не так впечатляет, она тоже оставляет свой след, но уже не настолько яркий и болезненный. Третья — и ты уже свыкся со своим уделом, рубишь не задумываясь, ведь от многих дум многие печали. Но с детьми все иначе. Сколько бы юных заплаканных лиц ты не превратил в серые посмертные маски, они все равно ранят сердце и калечат душу.

— Почему ты мешкаешь? — спросил Отец. — Ты боишься?

Несмотря на важность своей фигуры, он всегда отвлекался от даже самых неотложных дел, чтобы лично поприсутствовать на казни неверного. Это было своего рода традицией, которую правая рука Чтеца не нарушал никогда.

Телан вздрогнул и опустил клинок. Для обычного воина само обращение Отца было великой честью, а обвинение в трусости — великим позором.

— Я не ведаю страха, Отец, — преисполнившись гордости ответил он, — ибо в сердце моем сияет пламенный лик Создателя.

— Тогда сделай что должно.

Телан кивнул и снова занес меч над тонкой шеей неверного. Мальчишка не обернулся. По правде сказать, он даже не плакал и это пугало больше всего. В неверном оказалось мужества больше чем в воине света, в том, кто по замыслу Его призван неустанно искоренять любые проявления ведьмовства и магии. А может он вовсе и не неверный? Что, если десница самого Создателя прикоснулась к юнцу и даровала ему спокойствие? Что, если он узрел лучезарные своды небесного мира, в который ему суждено попасть, став жертвой заблудшего рыцаря?

На мгновение рука Телана дрогнула, а затем совершила уже привычное движение и детская голова с гулким стуком упала в дорожную пыль.

— Я вижу в тебе сомнение, — Отец положил свою массивную ладонь на плечо священного воина. — Такого чувства не должно знать клинку Создателя.

— Прошу прощения, мой господин, — Телан робко повернулся и преклонил колено.

— Не надо, извинений, — он помог рыцарю встать. — В этом походе мы с тобой, Телан, стоим плечом к плечу. Мы едины в своем стремлении отбросить силы тьмы туда, откуда они осмелились выползти. А потому не гоже тебе, сын мой, робеть перед иллюзорной волей язычников, и уж тем более преклонять колено перед равным.

Слова Отца поразили Телана. Он всегда считал, что старшие чины святого похода только и делают, что пьют, да командуют, а в их чрезмерном высокомерии не было вообще никаких сомнений, но глава кампании оказался совсем иным. Он не срамился выходить в люди без отряда охраны, не гнушался говорить с обычными вояками как с равными, и чудным образом безошибочно определял среди черни язычников с неверными. Некоторые поговаривали, будто Создатель наделил своего лучшего воина даром читать чужие мысли, но Телану всегда виделось, что подобные способности — верный признак грязной магии, а сплетни за спиной Отца — ересь.

— Теперь скажи мне, — глава кампании сурово взглянул в глаза священному воину, — почему ты колебался?

— Мне показалось… — Телан боролся со жгучим желанием отвернутся. — Мне показалось будто мальчуган молится.

— Молится? — в голосе Отца промелькнула едва заметная нотка удивления.

— Да, Отец. Когда я замахнулся, я услышал, что он что-то шепчет себе под нос, а прислушавшись понял, что он просит Создателя о милости.

— Хм… И ты уверен в том, что слышал?

— Я знаю, что это вы нашли неверного, — начал оправдываться Телан, — и что в этом деле вам нету равных, но слова, которые малец говорил перед смертью были очень похожи на мольбы. Вот я и подумал, что благодать Создателя снизошла на него в самый последний момент и он склонил колени не перед моим мечом, а перед всем нашим орденом, и что убей я его не раздумывая, меня постигнет кара небесная, а клинки моих друзей обернутся против меня.

Отец вздохнул и окинул тяжелым взглядом обезглавленное детское тело.

— Вот что, Телан. Кто как не ты должен знать, что основа нашего ордена — это вера, непоколебимая убежденность в том, что все сущее лежит в руках Создателя. Он своей великой волей поддерживает наш мир, а мы, в свою очередь, должны поддерживать его творение в чистоте. И кому как не тебе знать, что Чтец и его приближенные наделены особой властью, данной самим Создателем, в помощь нашему правому делу.

Телан ничего не ответил, а только кивнул.

— Тогда не сомневайся больше в моем выборе, и не медли с выполнением долга, сын мой, ибо тем самым ты выражаешь недоверие не мне, а всему ордену и самому Создателю, что есть грех гораздо больший нежели убийство собрата. Ты понял меня?

— Понял, — отрезал по-солдатски Телан.

Отец одобрительно улыбнулся и, оглядев полыхавшие вокруг аккуратные деревенские дома, зашагал вдоль по улице, к отряду стоявших неподалеку разведчиков, оставив своего воина в одиночестве переваривать только что услышанную импровизированную проповедь.

***

— Ну и дыра… — Ада прищурившись всматривалась в черноту. — И ты ее спиной пробил?

— Ага, — Бак ткнул пальцем на уступ, локтях в десяти над их головами. — Вон оттуда свалился. Пока летел, думал помру, но нет. Прямо под землей крыша оказалась трухлявая и я ее прошиб насквозь.

— И что теперь? Мне залезть внутрь и все осмотреть?

— Не знаю, — сын фермера задумался. Свой поход он планировал уже давно и главной его целью была борьба с собственным страхом. Попытка заглянуть ему в глаза и снова обрести власть над самим собой. Бак надеялся, что, справившись с боязнью подземной комнаты он сможет и с опостылевшими кошмарами совладать, но Рубица оказала медвежью услугу и спутала все карты. — Вообще-то я должен был один сюда лезть, но раз уж ты здесь…

— Так мне лезть или нет? — Ада еще раз заглянула в дыру. — Если что, там внутри никого нет и в принципе ты сам мог бы справиться, а я бы на стреме постояла.

— На стреме? — переспросил Бак.

— Ну да. Вещи посторожу, свистну, если кто посторонний придет, об опасности предупрежу. На стреме.

— Мне казалось, ты хотела побыстрее долг отдать и уйти.

— Ну ты все так загадочно описал, будто это подземелье какое таинственное со стражей и всем таким, а тут просто дырка в земле и нет никого. Скукота одна. Да и если уж быть откровенной, дырки в земле это не мое. Я одно время в похожей месяца три просидела, и после этого у меня с ними как-то не ладится.

— Зачем ты в дыре сидела?

— Посадили… Так лезть или нет?

Баку тон девушки показался раздраженным, и он решил, что не станет ее ни к чему принуждать, а пойдет сам, как и планировал с самого начала. Возможно, не отдав долг, Ада не захочет уходить еще долго. Возможно она даже поселится по соседству и будет долгие годы досаждать ему извечными вопросами о том, не надо ли чего выполнить опасного, достойного спасения жизни, но ему сейчас это было совсем не интересно. Он всецело был поглощен происходившей в голове внутренней борьбой. Любопытство юнца, не видавшего ничего кроме отцовских полей да сарая, вступило в схватку с ужасом, первобытным и животным, живущем в каждом человеке испокон веков, страхом неизведанного и таинственного.

— Там точно никого? — после недолгих раздумий переспросил Бак. Сам для себя он уже решил, что пойдет один. Просто хотел еще немного потянуть время.

— Точно, — ответила Ада.

— А почем ты знаешь?

— Слышу хорошо.

— Ладно… Ладно, тогда ты оставайся на стреме, а я полез. Если что — кричи.

— Договорились.

— Хотя нет, — он продолжал тянуть, — лучше не кричи. И без тебя страшно. Лучше подай знак или еще чего.

— Договорились, — повторила Ада на выдохе, всем своим видом давая понять, что этот бессмысленный разговор уже пора заканчивать.

Бак достал из походной котомки огниво и несколько заранее заготовленных промасленных кусков ткани. Намотав их на палку, он соорудил факел и подошел к краю дыры в земле.

— Подашь мне, как спущусь.

Он отдал факел девушке, а сам полез вниз. Хватаясь за расщепленные края изъеденных жуками досок, Бак тяжело дышал и пыхтел. В этот момент у него в голове возникла забавная мысль, что падать со скалы было хоть и больно, но в разы легче и быстрее, чем спускаться аккуратно. Еще он задумался над тем, что всего полгода назад он спокойно гулял на такой высоте и особенно не страдал отдышкой, а сейчас же его грудь только и делала, что гоняла воздух. Но этой мысли не суждено было развиться в понимание, потому, как ноги Бака стали на мягкую поверхность чудесной кровати, и он наконец осознал, что снова оказался там, куда мечтал попасть долгие недели.

С прошлого визита подземная комната ничуть не изменилась. Все те же идеально ровные стены, все та же кровать, на которой даже ушибленная спина меньше болит. Тумбочка у кровати стоит на том самом месте и все те же серые точки пыли кружат в лучах солнца, проникающего через дыру в потолке.

— Не зевай! — Аделаида сбросила вниз факел и Бак, не успев среагировать, получил им по голове.

— Ай! Ты чего?

— Не зевай, говорю. И долго там не сиди. Сегодня ночью будет холодно.

Бак хотел огрызнуться, мол ему уже хочется вылезти обратно, но не стал. Вместо этого он извлек из кармана огниво и зажег факел.

В мягком желто-красном свете комната казалась уютной и обжитой. Несмотря на скупость интерьера, она располагала к себе и вполне могла сойти за новую, если бы не слой пыли на полу и тумбочке.

Осторожно ступая по странному, бесцветному ковру, которого из-за волнения он в первый раз не заметил, Бак обошел кровать и остановился возле закрытой двери.

Сама по себе, подземная комната мало интересовала юного исследователя. Кроме загадки того, как она оказалась под землей, в ней больше не было ничего примечательного. Возможно на этом месте в стародавние времена обитали люди, какой-то горный народ. Они шили странные ковры, знали толк в матрасах, а по вечерам развлекались изготовлением полированных металлических брусков. Затем этот народ по неведомой причине исчез, оставив за собой брошенные дома. Эти дома под грузом веков рушились, оседали и попадали под оползни, консервируясь на долгие столетия в естественных могилах.

Баку было абсолютно плевать на то, как дом оказался под землей. Ему было плевать и на тех, кто этот дом построил и на причину, по которой они его бросили. Единственное, что волновало фермерского отпрыска — это странное чувство в груди, непонятный страх перед тем, что может скрываться за запертой дверью. Разум подсказывал, даже кричал, что там ничего нет. Он твердил, что там всего лишь еще одна подобная комната, а еще более вероятно — обычный завал. Но телу не было дела до аргументов, оно чувствовало неладное и от этого чувства волосы на затылке шевелились не переставая.

— Ну вот я и пришел, — прошептал себе под нос Бак, обращаясь к запертой двери.

— Это ты мне? — донесся из дыры в потолке голос Ады.

Нервное напряжение и неожиданность вопроса заставили парня вздрогнуть.

— Нет, — быстро взяв себя в руки ответил Бак, а про себя подумал, что Аделаида не врала, говоря про свой слух. И это хорошо, ведь теперь ему стало немного спокойней, ведь раз она сказала, что здесь никого кроме них нет, значит так оно и есть.

В последний раз прислушавшись к своим чувствам, оценив все за и против, Бак наконец решился. Он стиснул зубы, зажмурился и дернул ручку двери на себя. Что-то громко хрустнуло. Только спустя несколько секунд Бак осознал, что все еще сжимает дверную ручку в ладони, хотя дверь так и не открылась. От старости древесина рассохлась и раскрошилась, перестав держать в себе металл.

«А вот и первое препятствие на пути к истине, — подумал Бак. — И оно меня не остановит.»

Понимая, что трухлявое дерево только и ждет того, чтобы его толкнули, парень, не особо напрягаясь, ударил ногой прямо в центр двери. Она буквально рассыпалась на куски и вывалилась в коридор, от которого отгораживала комнату. Вековую тишину подземного дома нарушил грохот обсыпающихся щепок и противный скрип петель, на которых остались небольшие огрызки — напоминания о том, что здесь когда-то была дверь.

Шагнув в коридор, Бак тут же ощутил неприятный запах затхлости и, почему-то, смерти. Скорее всего так пахла сырая земля, из которой состоял завал, перегородивший путь дальше. Крыша под натиском грунта проломилась и, судя по сгнившим краям серого однотонного ковра, это произошло очень давно.

Выставив факел перед собой, Бак осмотрелся. Завал был сильным и дальше пройти никак не позволял, зато слева обнаружились перила, а это значило, что у подземного дома было как минимум два этажа и шанс на то, что желанная тайна сокрыта именно там.

Уже собравшись перемахнуть через перила Бак вдруг остановился. Осторожность была не его сильной стороной, иначе бы он в первую очередь не оказался здесь, а во вторую не полез за «трупом» в воду, но на этот раз ее голос был настолько громким, что не прислушаться к нему было бы просто глупо. Вспомнив про то, с какой легкостью рассыпалась дверь комнаты, Бак слегка потянул перила на себя, и они просто упали на пол, будто ничем и не были закреплены.

«Вот так да, — пронеслось у него в голове. — Сейчас бы я вверх тормашками рухнул на лестницу и шею себе свернул. Бесславная смерть глупого фермерского сына. Аде бы долго пришлось моему отцу объяснять, как меня угораздило. Хотя, пожалуй, она бы просто молча исчезла, а меня долинные еще пару дней, а может и цельную неделю по лесу аукали и сдались бы. Забрал, таки, речной дух свою жертву на дно, да и дело с концом.»

Не надеясь на прочность ступеней, Бак аккуратно потрогал их ногой. Под его весом они натужно скрипнули, но выдержали нагрузку.

Аделаида безостановочно вышагивала вокруг ямы. Она нервничала и для этого были все основания. По непонятной причине ее чутье било тревогу, да такую, что прислушайся сейчас кто посторонний к ее голове, то непременно бы расслышал колокольный звон. Такое с Адой бывало редко, ведь обычно к подобным тревожным предчувствиям прилагался и внешний раздражитель, например, запах врага или шорох шагов. Но сейчас никакой видимой причины для столь резкой паники не было, и это пугало больше всего. Ведь точно не скажешь, откуда ждать неприятностей, а их точно следует ждать. Чутье никогда не врет.

Спустившись по ступеням, о возрасте которых можно было только догадываться, Бак оказался на первом этаже подземного дома. Он представлял собой большую комнату, служившую когда-то по всей видимости гостиной, либо обеденным залом. Часть комнаты была отгорожена высокой и длинной тумбой, доходившей Баку до пояса, о назначении которой он не имел ни малейшего понятия. А по центру, возле небольшого столика, чья столешница была сделана из цельного куска прозрачного толстого стекла, стояло нечто, похожее на очень широкое мягкое кресло, в котором могли спокойно разместится три человека сразу.

В помещении было множество предметов, удивлявших своими формами. Они заставляли мысли Бака сбиваться и перескакивать друг через друга, в попытке понять смысл всего происходящего. Тени плясали по стенам, танцевали, приводимые в движение языками пламени, медленно пожиравшего промасленные лоскуты ткани, и от этого ощущение таинственности только усиливалось.

Бак с разинутым ртом разглядывал открывшуюся ему одному тайну, загадку над которой он раздумывал бессонными ночами. Подземная комната оказалась целым домом, жилищем, давно брошенным своими хозяевами, дряхлым и рассыпающимся от каждого неосторожного движения. И все в этом жилище было совершенно чуждым современному уму. Многие вещи были похожи на то, чем сейчас пользуются жители долины в быту, но и многие вовсе не имели никакого смысла. Например, массивный черный прямоугольник висящий на стене, прямо напротив очень широкого кресла. Очевидно, что этот предмет был важен для древних людей, раз они его разместили на таком видном месте. Но в чем заключалась эта важность — было совершенно не ясно.

Бродя вдоль черной дыры, Ада не могла решить, толи лезть внутрь, толи остаться наверху. С одной стороны, если она сейчас отправится вытаскивать фермерского отпрыска, то может пропустить нападение откуда-то с гор или из лесу. С другой — останься она здесь, то есть шанс, что она ошиблась и тогда пареньку там внизу придется несладко.

Понимание пришло резко и было настолько отчетливым, насколько это только возможно. Аморфное и неуловимое ощущение опасности обрело форму, а вместе с этим определило все дальнейшие действия. Аделаида ясно как день ощутила всем своим нутром удивительно сильную магическую вибрацию, исходившую из-под земли. Более не задумываясь, девушка доверилась своим, выработанным многолетними тренировками, рефлексам, и ловко прыгнула в дыру.

Бак приблизился к черному прямоугольнику, висящему на стене. Поднеся факел поближе, он всматривался в матовую поверхность загадочной вещицы. Она ему напоминала о чем-то, но он никак не мог сообразить, о чем. Вернее, он не мог поймать нужное слово. Оно так и вертелось на языке, но удержать его не удавалось. Отчаявшись вспомнить, Бак уже собрался отвернутся, но вдруг его осенило, и он вытащил из кармана рубахи черный, отполированный до зеркального блеска металлический брусок.

— Возможно ты какой-то ключ? — он поднес его поближе к черному прямоугольнику.

Ничего не произошло. Вернее, ничего видимого. Но обстановка в гостиной кардинально поменялась. Мертвый, пропитавшийся тленом и пылью, воздух вдруг наполнился напряжением. Временами Бак чувствовал подобное, когда над долиной сталкивались хмурые грозовые тучи и начинали метать друг в друга молнии. Ощущение было почти один в один за маленьким исключением: в общую картину еще примешался тяжелый взгляд в спину.

Бак резко развернулся на месте. Он инстинктивно выставил вперед факел, а металлический брусок прижал к груди, как мать прижимает ребенка при виде дикого зверя. Но подземная гостиная по-прежнему была пуста.

Или нет?

Сперва, не разглядев в темноте ничего необычного (кроме самого здания в целом), Бак стал успокаиваться, но спустя мгновение его сердце снова заколотилось вольнолюбивой птицей, запертой в клетке.

Растревоженные пылинки, парившие крупными хлопьями в воздухе, как по волшебству начали двигаться совершенно непривычным образом. Поначалу это движение сложно было заметить, но шли секунды и его уже нельзя было списать на причудливую игру теней или сквозняк. Пылинки, до того, казалось, зависшие на одном месте, теперь будто притягивались друг к другу, и чему-то еще. К чему-то невидимому в центре комнаты. Они вращались друг вокруг друга и вокруг некоего общего центра. В этот водоворот втягивало все больше и больше пыли, и он начал приобретать очертания. Сперва они были расплывчаты, неясны, но чем больше Бак всматривался в них, тем больше они напоминали ему человеческий силуэт. Словно на этом месте раньше кто-то стоял, а затем вдруг исчез настолько резко, что воздух теперь стремился заполнить образовавшуюся пустоту.

Тем временем, пыльный призрак становился все плотнее и плотнее. У него даже появилась тень. Хоть и полупрозрачная, слабая, но все же тень. Она, как и само тело, подрагивала в лучах факела, трепетала от любого даже самого слабого сквозняка.

Бак с открытым от удивления ртом наблюдал за тем, как, по его мнению, рождался пыльный дух. Парень не знал, бывают ли такие вообще, но это было совсем не важно. Так же, как и остальные жители долины, в момент столкновения с неизвестным он предпочел не вдаваться в подробности, не пытаться выяснить что к чему. Его простой ум сразу обратился к мифам да легендам в которых было место любой, даже самой необычной твари. На этот раз ею оказался пыльный дух, и он продолжал обретать форму.

В какой-то момент пыли стало так много, что внутренние весы Бака потеряли свою устойчивость. Чаша на которой стоял страх громко стукнулась об пол, а другая, та что с любопытством, взлетела до потолка. Это значило только одно — пора бежать. Но бежать Бак не мог. Даже более того, он не мог дышать. И ни о каком «перехватило от зрелища дух» речи быть не могло. Просто вдруг пришло чувство, будто стенки горла склеились вместе. Грудь парня содрогалась в конвульсиях, но все было тщетно.

Выронив факел, Бак схватился за шею и беспомощно сполз на пол. Он был не в силах идти, он не мог кричать, а перед глазами плыли круги. Сердце от страха билось с такой частотой, на которую, казалось, было попросту неспособно. Огонь от промасленных тряпок перекинулся на однотонный ковер. И ко всему в придачу, дух из пыли стал приближаться.

Он плыл по воздуху не касаясь пола. Он обогнул странное кресло и пролетел мимо столика из толстого листа стекла. Он навис над угасающим юнцом, который, забыв про всю осторожность, осмелился проникнуть в его подземные чертоги, нарушить невидимую границу его владений. Он протянул свои серые руки к задыхавшемуся пареньку и между трепетавшими в воздухе пылинками мелькнули искры, миниатюрных молний.

Ужас затмил разум Бака и тот угас, словно маленькая свечка под порывом ураганного ветра.

***

Телана мучила совесть — серьезное дело для священного рыцаря. Подобные муки приходят к человеку прежде всего от него самого, от сомнений, закравшихся в душу, а сомнения — это то, чего священный рыцарь должен остерегаться больше всего. Они туманят взор и сбивают с праведного пути. Именно так говорил Чтец, отправляя своих славных клинков в битву с вселенскою тьмой.

Короткая проповедь Отца смогла лишь слегка поднять дух, но все же она не отвечала на те вопросы, которые роились в голове Телана. Он не знал, зачем соврал о том, что слышал будто казненный мальчишка молился Создателю. Вернее, знал, но не хотел признаваться самому себе, а заодно и главе великого похода, в том, что вера покинула его, что сердце, обливавшееся кровью обезглавленного мальчугана, было больше не в силах слепо принимать те слова, которые говорил Создатель губами своих пророков.

Велидан, дождавшись, когда Отец отойдет подальше, звонко бряцая доспехами, подбежал к своему товарищу и схватив его за плечи, хорошенько встряхнул.

— О чем был разговор? — спросил он и горящими глазами уставился на Телана. — Ну? Не томи!

— Да так, ни о чем…

— Врешь, негодяй! — Велидан был храбрым воином. Бок о бок с Теланом он прошел через жернова не меньше десятка боев, и теперь мог читать его как открытую книгу. — Он тебе речь толкнул, ведь так? Я же видел, как долго вы беседовали. Так долго «ни о чем» не говорят, брат мой. Желаю знать в мельчайших подробностях суть вашей беседы.

Телан покосился на Отца, который о чем-то возбужденно перекрикивался с отрядом разведчиков, и вспомнил те времена, когда сам при виде него благоговел. Этот высокий и широкоплечий воин был способен одним лишь своим видом нагнать страху на большинство мужчин. Его отполированные до зеркального блеска доспехи были покрыты бесчисленными царапинами и зарубками, шрамами прошедших сражений, а на личном флаге уже не осталось места для записи новых подвигов. Но сейчас, когда небо затянуто тучами, а из полыхающих вокруг домов доносятся крики горящих заживо женщин и детей, эти доспехи совсем не сияют божественным светом. Нет. Они похожи на изуродованную шкуру дикого зверя, готового перегрызть глотку каждому, кто осмелится встать у него на пути. На пути к величию и славе.

— Не твоего ума дело, — наконец ответил Телан и побрел к обозу с конфискатом. Последнее, что ему сейчас хотелось, это пересказывать по восемь раз пустую болтовню восхищенному глупцу.

— Что?! — не ожидав таких грубых слов, Велидан даже слегка попятился, — Ты чего, Телан? Мы ведь с тобой братья, разве нет?

Он нагнал боевого товарища и попытался одернуть его, остановить, но тот лишь отмахнулся и продолжил шагать.

— Негоже так с братьями разговаривать. Создатель за такое может и кару наслать.

— Так что ж тогда не нашлет? — Телан остановился как вкопанный и воздал руки к небу, — Чего он медлит? А?!

— Тише! — Велидан испуганно огляделся по сторонам, не услышал ли кто этот оскорбительный выкрик. — Не горячись. Тут слишком много ушей. Давай отойдем, и ты мне расскажешь, что за муха тебя укусила.

Телан секунду-другую сомневался, стоит ли ему вообще сегодня раскрывать рот, ведь такие громкие и резкие изречения в адрес самого Создателя уж точно до добра не доведут, но решил все же пойти. Возможно, выговорившись он почувствует облегчение, или даже вернет свой разгоряченный ум в старое русло.

Два рыцаря сошли с деревенской грунтовой дороги и спрятались за догорающим домом местного купца, неподалеку от сарая с обрушившейся крышей.

— Ну и что это такое только что было? — начал возмущенно Велидан, когда убедился, что за ними никто не наблюдает. — Услышь кто из верхов твои речи, сам знаешь, что было бы дальше.

— Ты не понимаешь, брат, я просто…

— А вот совсем и не просто. Телан, то, что ты говорил — это ересь чистой воды. По-хорошему мне стоило бы доложить кому следует, и будь ты кем-то мне незнакомым, поверь, я бы сделал это даже не задумываясь.

— В этом и беда, что мы мало задумываемся.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, брат… — Телан нахмурился. Его голова, казалось, кипела от множества мыслей. Они были настолько просты, что его удивляло, почему он не дошел до этого раньше. — Я больше не уверен в том, что вижу и слышу.

— Тебя что, ударили по голове? — беспокойно предположил Велидан. — Если так, то я могу сбегать за лекарем.

— Нет. Я хочу сказать, что меня изъедают сомнения. Понимаешь? — Телан заглянул в глаза своего боевого товарища, но увидел в них только замешательство. — Сегодня я спросил сам себя: А что, если наше дело вовсе не правое? Что, если мы и есть то самое зло, о котором твердят пророки?

— О Создатель! Да что ты такое несешь? Я просто не могу поверить, что слышу подобную ересь от тебя, Телан.

— Нет, ты только задумайся на секунду. Откуда нам знать, что люди, которых мы сжигаем — исчадия зла? Откуда мне, Велидан, знать, что, убивая ребенка по указу Отца я очищаю его душу от скверны?

— Это ужасные вопросы, и я не понимаю, как твой язык поворачивается их произносить. Ты же сам прекрасно знаешь, что долг священного воина Создателя — очищать Его творение от магической погани. И что только те, кто принимает свет Его в душу свою достойны ходить по земле и смотреть на солнце.

— Хорошо, — терпение Телана медленно подходило к концу. — Спрошу конкретно. Всего десять минут назад, там у обочины, я поставил маленького мальчика на колени и этим самым мечом, — он достал оружие из ножен, — отрубил ему голову. Зачем я это сделал?

— Как зачем? — удивлению и замешательству Велидана не было предела. — Такова воля Отца. Его перст указал на мальчонку, а значит его должно казнить.

— Но за что?

— Перст Отца безошибочно указывает на еретиков и язычников, питающих своими черными душами магию, коей не место в нашем мире, — продекламировал он.

— Это лишь пустые слова, брат. Кто проверял правильность Отцовских приговоров? Знаешь ли ты таких людей? Каждый, кто слышал эту басню передает ее дальше, но где она зародилась?

— Отец не может ошибиться, ибо он есть пророк Создателя, направляющего его перста.

— Ты что, сам не понимаешь, как глупо это звучит? — видя упертость и твердолобость своего друга, Телан распалялся все больше. — Отец — такой же человек, как и мы с тобой. Он сделан из той-же плоти и крови, а значит ничто не мешает ему врать нам.

— Извини, но я больше не в силах слушать твою хулу. Хоть ты мне и друг, но это переходит всякие рамки, — тон Велидана стал строгим и официальным. — Я беру тебя, Телан Анрийский, под арест по обвинению в ереси. Командование решит, что с тобой делать.

Он положил закованную в латную рукавицу руку своему бывшему другу на плечо и хотел было приказать ему сдать оружие, но не успел. Тот самый меч, который Велидан собирался конфисковать, вонзился ему прямо подмышку. Лезвие проскользнуло между пластинами брони, с легкостью прорезало стеганую рубаху и резким рывком вошло в тело.

Успев издать лишь хриплый, булькающий стон, священный рыцарь сполз на землю и его глаза закатились.

***

Так плохо Баку еще никогда не было. Казалось, все его тело свело одной общей судорогой, боль от которой могла свести с ума. И это было только началом. Пока сознание парня постепенно возвращалось из небытия, оно, порцию за порцией получало информацию о тех изменения, что произошли с телом во время его отсутствия.

Горло саднило и жгло от не прекращавшегося кашля. Кожа на пальцах рук и лице настойчиво ныла. Ноги ощущались с трудом, а жажда была такой сильной, что Бак боялся поднять веки. Ему думалось, что раскрой он глаза, их, словно песок, тут же выдует ветром.

— Ада, — прохрипел парень между приступами кашля. — Аделаида, помоги.

Ответом были только пение птиц где-то вдалеке и шорох листьев на ветру.

«Ветер, — подумал Бак. — Ветер это хорошо. Значит я уже не под землей. Значит она все-таки спасла меня, вытащила из того кошмара.»

— Ада, — снова позвал он, в надежде услышать ее грубоватый и слишком низкий для девушки голос. И опять ничего.

«Не могла же она меня спасти, а после бросить одного в лесу. Или могла?»

Баку в голову пришла пугающая мысль. Он понял, что доверил свою жизнь человеку, которого совершенно не знал. Хоть она и была красива собой, это не отменяло того, что под утонченной внешностью скрывались полная неясность и туман. Кто эта Аделаида? Как она оказалась в Рубице и зачем ее пытались убить? Почему она так просто согласилась лезть в горы и помогать ему, такому же незнакомцу? Неужели для нее настолько важна выплата долга?

Вопросы один за другим приходили и толпились, толкались, мешая ясно думать. А боль в горле и лице только ухудшали дело.

«Нет, я больше так не могу. Мне нужно сконцентрироваться на чем-то, отвлечься, иначе я попросту сойду с ума.»

Бак попытался открыть глаза, но ничего не вышло. Вернее, вышло, но не совсем так, как это обычно происходило. Что-то в привычной цепочке действий нарушилось и результатом оказалось полное отсутствие результата. Веки поднялись с большим трудом, скорее даже разлиплись. По крайней мере такое было ощущение. А дальше ничего, все та же старая добрая темнота.

— Что за?.. — Бак повертел головой из стороны в сторону. — Почему так темно?

— Да тихо ты, — вдруг он услышал голос Ады где-то совсем близко. — Не шевелись. Тебе сейчас нужно полежать.

Он почувствовал, как ее рука скользнула ему под затылок и слегка приподняла голову.

— На вот, должно стать немного легче.

К губам Бака прикоснулось нечто мягкое и мокрое. По запаху он сразу понял, что это мох, пропитанный водой, и тут же припал к нему, жадно высасывая живительную влагу.

— Не спеши. У меня еще много есть.

Парень высосал три порции воды прежде чем снова заговорил.

— Я не понимаю, Ада, — сказал он с ощутимым облегчением, ведь измученному кашлем горлу стало гораздо легче. — что произошло? Я помню, как стоял там, под землей и разглядывал странную картину на стене. Она была целиком черной, испорченной, но все же висела на видном месте возле домашнего очага. А дальше все как в тумане.

Он попробовал встать, но почувствовал, как девичья ладонь легла ему на грудь и остановила его.

— Куда это ты собрался?

— Просто хочу сесть. Почему вокруг так темно? Я ничего не вижу. Мы все еще под землей?

— Нет, не под землей. Я вытащила тебя так быстро как смогла, но было уже слишком поздно. Мне стоило слушать лучше…

— Поздно? — Бак хотел нахмуриться, но брови будто окаменели. — Поздно для чего?

— Твое лицо и руки сильно обгорели. Глазам досталось больше всего. Когда я спустилась вниз, ты лежал на полу и не дышал. Если бы я только…

— Не дышал? — он вдруг встрепенулся и, не смотря на сопротивляющуюся ладонь у себя на груди, сел. — Я вспомнил! Я все вспомнил. Я видел пыльного духа.

— Пыльного духа? — переспросила Ада.

— Да. Он был похож на призрак человека из пылинок. Как только я его увидел, у меня тут же перехватило дыхание, в голове закружилось, и я упал. Мне нужно снова вернуться туда. Мне нужно узнать, что он такое.

— А вот и нет. По-моему, ты не совсем понял, что случилось. У тебя глаз нет, пацан. Ты ослеп. Усек? Никаких больше прогулок по горам. Все, что тебе сейчас положено — это хороший отдых, еда и вода.

— Нет, это ты не понимаешь. Мое место там, в подземной комнате. Дух явился мне по собственной воле и хотел что-то сказать. Он тянул ко мне руки, но тело подвело меня. На этот раз я точно справлюсь. Вот увидишь! Только отведи меня туда снова.

Аделаида не знала, что ответить. Ее поразило, с какой легкостью паренек воспринял новость о своей слепоте.

— Да-а, — протянула она, — Башкой ты будь здоров двинулся, это точно. Не знаю, за что ты себя так мучишь, и знать не хочу. Твои ожоги имеют магическую природу. Про пыльных духов я не слыхала, но похожие раны видела, и ничего хорошего они не сулят. Могу сказать только одно: то, что живет там в горе — древнее этой самой горы, и лицом к лицу с подобным, да еще и в одном сарафане я сходится не буду.

— Значит в первый раз ты не полезла потому, что тебе показалось это скучной затеей, — Бак не знал, как подступиться к девушке, а потому решил начать с взятия на слабо. — Теперь же ты говоришь, что сарафана тебе недостаточно. Мне начинает казаться, Аделаида, что ты не держишь своего слова. А еще мне кажется, что у слепого фермерского отпрыска больше смелости чем у тебя. Только и способна с деревенскими мужиками драться, а как до дела дойдет, так сразу даешь на попятную.

И к его удивлению это сработало.

— Мелкий манипулирующий засранец, — Ада замолчала. Пауза была настолько долгой, что Баку на мгновение показалось, будто девушка вовсе ушла, но тут она продолжила. — Сколько живу, но такого наглеца как ты еще не видала. Ладно, завтра полезем в твою дурацкую дыру, но знай, если я там сдохну — тебе не поздоровится.

Остаток дня Бак лежал и вслушивался в окружавшие его звуки, а мысли его витали где-то далеко. Он раз за разом прокручивал в голове события, произошедшие в подземной комнате, пытаясь восстановить и закрепить образ пыльного духа. Перед мысленным взором его представали серые полупрозрачные руки, тянущиеся к нему, и каждый раз он все больше утверждался в мысли о том, что это не хищный выпад, а скорее мольба. Только о чем может просить существо старше Великих Хребтов? Что может предложить ему обычный деревенский паренек?

Вдруг Бака осенило. Перед его невидящими глазами ясно как день повис металлический брусок, отполированный настолько хорошо, что его можно спутать с маленьким зеркальцем. Ну конечно же! Духу просто нужна была странная вещица, которую он прихватил в первый раз с прикроватной тумбочки на память. Теперь оставалось понять, где сейчас находится этот брусок.

— Ада, — позвал Бак и сквозь потрескивание костра сразу же услышал, как где-то справа зашуршала ткань маминого сарафана.

— Чего тебе? — с ноткой недовольства спросила Аделаида явно что-то жуя.

— А ты случайно не видела такой маленькой металлической штучки, блестящей?

— Конечно видела, — быстро сообразив, о чем спрашивают, ответила девушка. — Она у тебя в руке, дурень. Ты ее так сжал сильно, что пальцы сплавились вместе и теперь ее хрен выковыряешь. А ты что, не чувствуешь?

Бак и в правду ничего не чувствовал в руке ниже локтя. Решив удостовериться, он прикоснулся едва шевелящимися пальцами левой руки к своему правому кулаку и охнул. Конечность на ощупь была похожа на твердую корку еще теплого яблочного пирога, который частенько готовила его мама. Пальцы склеились в одну большую, бугристую клешню, сомкнувшуюся вокруг прохладного бруска металла.

Все было хуже, чем он мог себе предположить. И это только руки. Ада сказала, что лицо пострадало сильнее всего и это поистине пугало. Только сейчас к Баку постепенно начало приходить осознание собственного увечья.

«Я теперь ничего и никогда не увижу, — с горечью подумал он.» Весь мир погрузился в бесконечную тьму, в которой можно было просто затеряться, и единственное, что спасало от забытья — это звуки. Множество их. Жутко подумать, сколько проходит мимо человеческого внимания пока есть на что посмотреть, а еще страшнее, что теперь смотреть не на что и только остается, что слушать.

***

«Просто веди себя как обычно, — Телан шагал по деревенской дороге к обозу с награбленным. Да именно так, с награбленным. Он больше не хотел называть конфискатом то, что было отобрано силой у ни в чем неповинных людей. — Не попадайся на глаза начальству, избегай знакомых и все будет в порядке.»

Тело бывшего товарища Телан спрятал между досками в разрушенном сарае, так что найти его будет непросто. Друзья Велидана, конечно, могли заметить его отсутствие, но не так быстро, а значит запас времени какой-никакой имеется. Оставалось решить, что с этим запасом делать.

«Нужно взять немного провианта и уйти из деревни. Но как? Дождаться ночи и ускользнуть, пока все спят? Не вариант. Часовых будет много, да и разведчики шныряют по округе в ненормальных количествах. Видимо Отец кого-то хочет здесь отыскать, — он дошагал до обоза и с удивлением обнаружил, что его особенно то и не охраняют. Непростительная халатность новичков — а это именно их обязанность — которой он был несказанно рад. — Может напроситься в дозор? Нет, будет выглядеть подозрительно. Никто никогда не идет в ночную смену если этого можно избежать. А черт с ним. Соображу что-нибудь по пути. Сил моих больше нет смотреть на все эти пожары. Огонь, поедающий тела неверных во славу Создателя и его бравых клинков. Тьфу. Аж тошно.»

Телан набрал провианта в большой походный мешок и стараясь не озираться по сторонам побрел к лесу. На выходе из деревни его, естественно, остановил патруль.

— Стой! — гаркнул сержант и угрожающе положил руку на рукоятку своего меча. — Дезертир? Али так, гуляешь?

— Я… — начал было отвечать Телан, но его перебил один из рядовых.

— А я его знаю, — сказал он с дебиловатой улыбкой. — Это же Телан Анрийский из третьей сотни. Я с тобой на перевале в ночную стоял. Помнишь?

Телан не помнил, но все же кивнул.

— А ну пасть свою заткнул быстро, — лицо сержанта моментально побагровело. — С дезертирами брататься удумал? Так твоя голова вместе с егойной в одну корзину с плахи покатится.

— Да какой он дезертир? Отличный мужик, за наше дело костьми ляжет. — не замолкал рядовой. — Вон, гляди какой мешок за спиной. Небось к нашим в лес идет. Провизию для лагеря тащит.

— Так и есть, — решил воспользоваться моментом Телан и поддакнул. — Сам Отец велел оказать посильную помощь нашим братьям в выслеживании и поимке сами знаете кого.

Очевидно это был блеф и ни о каком лагере он не знал, да и в том, что Отец кого-то ищет сильно сомневался, это было лишь предположением, но, как говорят в Анрии: риск — дело благородное.

Сержант нахмурился и подозрительно окинул взглядом «дезертира». Казалось, кожа на его лице от напряжения и бурной мыслительной деятельности сошлась в одну точку на переносице.

— А ну покаж мешок, — он все же снял руку с меча, но всем своим видом давал понять, что может в любой момент ее вернуть на место.

Телан послушно скинул мешок на землю и раскрыл, благодаря самого себя за то, что не пожадничал и взял только еду и необходимые для выживания в лесу вещи.

— Посильную помощь? — процедил сержант. Уж очень ему хотелось придраться, но история выглядела правдоподобно, да еще и этот «сами знаете кто», кого следовало по наставлению Отца пренепременно поймать, добавлял важности всему происходящему. На родине сержанта судя по всему рисковать было непринято, и он дал на попятную. — Ладно. Но если узнаю, что ты мне наврал, самолично брюхо вспорю и кишки по деревьям поразвешаю. Уяснил?

— Уяснил, — кивнул Телан. — Можете на этот счет быть спокойны. Я передам Отцу о вашем рвении служить ему и Создателю.

Быстро вернув мешок на плечо, он отсалютовал патрульным и продолжил шагать в сторону леса, а сержант за спиной разошелся не на шутку. Он орал на рядового, за то, что тот влезает в разговор старших по званию и вообще без спроса открывает рот, но тому по всей видимости было плевать. На мгновение Телану даже стало жалко эту парочку. Рядовой с таким отношением к делу навсегда останется на самом дне военной пищевой цепочки, а сержант, не умеющий заставить подчиненного слушаться быстро лишится своего звания. Но вновь нахлынувшая волна отвращения к ордену и его членам быстро смела всю жалось без следа.

***

— Давно хотел тебя спросить, как ты оказалась в нашей речке? Я имею в виду, ты же почти мертвая там плавала, связанная, раненая. Должно быть с тобой приключилось что-то ужасное и…

— Тебе там чего, скучно? — Ада несла Бака как рюкзак, при этом ловко взбираясь на гору, так, будто шла налегке. — Может ты тогда сам ножками потопаешь? Тут недалеко.

— Я же не вижу ничего. А вдруг я упаду? Меня тогда до самого леса об скалы бить будет и вниз долетит только каша.

— Было бы неплохо, — она улыбнулась, вообразив эту картину. — А то если ты сейчас не заткнешься, то я сама тебя сброшу.

Бак покорно замолчал. Конечно, он уже начинал привыкать к грубоватой манере общения Ады, но иногда она могла быть чересчур резкой тогда, когда этого совсем не ожидаешь.

Слушать как удивительно ровно дышит человек, несущий тебя на плечах в гору, та еще забава. Особенно если ты при этом обязан помалкивать. А прибавить ко всему прочему непроглядную тьму слепоты и дело тут же превращается в адскую пытку. Человек постоянно забивает свои чувства информацией, а голову различными мыслями только ради одного, ради побега. Побега от самого себя. Но попробуй ты хоть на десять минут закрыть глаза, заткнуть уши и прислушаться к себе, как поймешь, что слушать то и нечего. Лишь мечущиеся в разные стороны обрывки идей, не оформившиеся, туманные, а за ними маячит громадина пустоты.

Потеряв зрение, Бак изо всех сил пытался избежать столкновения с этой внутренней пустотой. Каждую секунду он старался отвлекать себя всевозможными способами, болтать, слушать звуки окружающего мира, погружаться в воспоминания. И это работало, позволяло не раскисать. Но в горах не было никаких звуков кроме ритмичного шарканья ног Ады и ее размеренного сопения. Они повторялись снова и снова, вводя парня в своеобразный транс, заманивая в ловушку воспаленного горем воображения.

Бак судорожно собрал мысли в кучу и попробовал сконцентрировать свое внимание. Затем он попытался представить, будто все еще видит. Как выглядит затылок Аделаиды, ее завязанные в короткий хвостик черные волосы, шелковистая кожа не шее, лямки маминого сарафана. Потом он заглянул через ее плечо и стал восстанавливать по памяти местность, пробовал понять, где именно они сейчас, как вдруг произошло нечто очень странное. Он отчетливо увидел злосчастную дыру в земле. Вернее, не саму дыру, а ее силуэт. Еще он увидел пульсирующее синеватое сияние, исходившее из дыры.

— Что это там? — Бак похлопал Аду, привлекая ее внимание, и указал скрюченным пальцем в сторону свечения.

— Дырка твоя земляная, — огрызнулась девушка и тут же переспросила: — А что?

— Я ее вижу, — в голосе Бака было волнение и заинтересованность.

— Не выдумывай.

— Нет, честно. Из нее струится какой-то синий свет. Точнее я только свет и вижу, но очертания ямы узнал.

— Вот это новости, — Ада хмыкнула и поудобнее перехватила его ноги. — А ты, пацан, не так прост, как кажешься. Жалко, что на голову ушибленный. Раньше такой свет уже видал?

— Нет. В первый раз. Что это значит? Есть шанс, что ко мне вернется зрение?

— Ой, нет. Тут без вариантов. У тебя же глаз совсем нет, только пустые дырки в черепе. Ну, разве что ты найдешь способ новые себе отрастить. А свет этот — это магия, пацан. Не сама прям магия, — она улыбнулась и Бак понял это по тому, как изменился звук ее голоса. — Только ее следы. Она как бы заряд после себя оставляет, как угольки после костра. Они тлеют и заряд тоже. Особо внимательные могут по этому следу понять, как давно заклинание использовалось, и что оно делало. Вот я, например, так и поняла, что у тебя там внизу жопа приключилась.

— Ты тоже его видишь?

— Не. Прям видят не многие. В основном, чувствительные люди просто понимают, нутром чуют. Но бывают и такие как ты — зрячие. А еще есть нюхачи, слухачи и щупы. Думаю, сам разберешься, что почем. Мы пришли.

Баку было странно наблюдать дыру не черной и зловещей, как раньше, а совсем наоборот. Теперь весь мир для него был зловещей черной дырой, а она сама — единственным источником света. Он струился из-под земли иногда пульсируя и переливаясь разными оттенками синего, словно подсвеченный полной луной туман. Туман, переполненный хлопьями пыли, от одного вида которой Бак снова зашелся в приступе кашля.

— Так! А ну давай мне на затылок не харкай, — Ада нахохлилась как недовольная птица, получившая дождевой каплей по макушке. — Давай слазь. Я тебя на веревке вниз спущу. Ох как я тебя вытаскивала… Обмякший, рожа страшная, синяя, как виноград. Ручки ножки в разные стороны растопырились, в дырку не пролазят, цепляются. Сплошные неудобства.

— Спасать людей не всегда приятно, — переводя дух ответил Бак. — Тебя из Рубицы вытаскивать тоже было неудобно. Мокро, холодно, ноги в ил грузнут. А потом ты еще и нож у меня отобрала.

— Хах! Еще могу значит. Стой, погоди.

Раздался треск рвущейся ткани.

— Ты чего?

— Да больно у тебя харя жуткая. Боюсь, в полумраке увижу ее и двину по привычке.

Ада взяла кусок сарафана, который только что оторвала от подола, и накрыла им пустые глазницы Бака, а края завязала на затылке.

— Вот, так хоть честной народ пугать не будешь. А теперь на, бери и спускайся.

Парень послушно взял протянутую ему веревку и, активно нащупывая ногами дорогу, полез в дыру.

Уже в третий раз он оказался в подземной спальне и сейчас от былой романтики приключений не осталось ни следа. Изувеченный и перепуганный до полусмерти, находящийся на грани очередного приступа кашля, Бак проклинал тот день, когда пробил спиной дорогу сюда. Он с большей радостью переломал бы себе хребет, если бы только мог повернуть время вспять и пододвинуть самого себя в полете на пару локтей вправо. Но, как говорят, знал бы куда упадешь…

— Эй, дух, выходи! — крикнул Бак и сам того не замечая сжался от страха.

— Ты чего орешь? — Ада ловко спрыгнула на кровать и на секунду прислушавшись к своим ощущениям, слезла с нее. — А ничего так лежбище.

— Духа зову. Я должен отдать ему эту штуку, — он вытянул перед собой обезображенную руку с зажатым в ней металлическим бруском.

— Зачем?

— Как зачем? Она ему нужна, и я должен отдать, — он говорил это с такой уверенностью, будто это ясно как день, а Ада просто глупая и ни черта не понимает.

— Ну и на кой ляд ему эта безделушка?

— Мне по чем знать? Просто я точно уверен, что он хотел именно ее и тянулся к ней, когда я в обморок упал. Теперь я должен ее ему отдать.

— Тогда пошли вниз, туда, где он на тебя напал. Что толку его тут звать? Мог бы он сюда подняться, она бы просто так на тумбочке не валялась.

Бак неуверенно кивнул. В словах Ады был здравый смысл. Вот только вниз спускаться совсем перехотелось. Это как купаться поздней осенью или ранней весной. Вроде и воздух не такой уж холодный, и кажется, сейчас как нырнешь… а когда ступни в ледяную воду ступают, так сразу все желание улетучивается.

Но в отличие от купания, встреча с духом была важна. Правда Бак еще не до конца понимал, почему. Он только знал, что это то дело, которое нужно закончить несмотря ни на что. Просто сцепить покрепче зубы, затолкать свои страхи и сомнения поглубже, и сделать. Так он и поступил. Ухватившись за плечо Ады, он осторожно следовал за ней попутно всматриваясь в синие переливы магического следа, окружавшие его. Подрагивающие лучи пронизывали все вокруг. Они, казалось, исходили из всех предметов сразу. Девушка была права, это действительно было похоже на угли от костра. Стены, пол, потолок, все тлело магическим жаром и Бак с каждой секундой все лучше и лучше видел это своим внутренним взором.

— Осторожно, ступеньки, — Ада ловко переступила через лежавшие на полу перила.

— Я вижу, — ответил Бак и повторил за ней. — Всего лишь очертания и силуэты, но здесь я снова вижу.

— Поздравляю. Тогда можешь оставаться здесь жить. Будешь со своим духом в обнимку сидеть и пялится по сторонам.

— Почему ты такая агрессивная?

— Да не к добру все это. Ты как одержимый прешься сюда и раз за разом становится только хуже. Вот, теперь и меня затащил. Подохнем мы здесь с тобой, а в мои планы это не входило.

— Если бы не я — ты бы еще в Рубице померла, — напомнил ей Бак.

— Это другое, — возразила она. — Тогда все было по делу, а сейчас какое-то баловство одно.

— И по какому же это такому делу человек может помирать?

— По какому делу? — перекривляла она его. — А вот по такому делу, что не твое собачье дело, по какому делу. Лучше давай говори, что делать нужно чтоб твой дух пыльный объявился.

Бак вышел в центр комнаты, стал возле длинного кожаного дивана и пожал плечами.

— Почем мне знать? — он огляделся по сторонам. — Я стоял здесь и разглядывал картину, а потом бац и он уже тут.

— Ну так давай. Повторяй, как было.

Бак замешкался на мгновение, а затем встал возле стеклянного столика и повернулся к «картине» на стене. Черный матовый прямоугольник висел на том же самом месте и с точки зрения Ады совершенно не изменился. Но Бак, видя его мысленным взором, не мог сказать того же. Теперь, подсвеченный магическим жаром он показывал картинки. Они был еле заметны, но все же были. Изображения людей в странных одеждах, идущих по улицам невиданных городов, сменялись пейзажами, а затем плавно возвращались к домам. И так снова и снова в бесконечно повторяющемся цикле.

— Аделаида, ты это видишь? — восхищенно спросил Бак и не дожидаясь ответа продолжил: — Картина ожила.

— По-моему она просто черная. Ты вообще уверен, что это картина?

Парень ничего не сказал в ответ. Он был полностью поглощен созерцанием прекрасного творения древних, что жили в этом доме задолго до появления Великих Хребтов. И он готов был простоять там еще очень долго, если бы не приступ кашля, настигший его снова.

— Ох не нравиться мне все это, — Аделаида подошла к опустившемуся на колени Баку и присела рядом. — Может быть ну его? А? Ты же здесь задохнешься.

— Нет, — только и смог выдавить из себя Бак.

— Вот именно, что нет. Никакого духа здесь уже нет. Он покалечил невинную жертву, и со спокойной совестью растворился во вселенной. Каждый дух — это незавершенное дело. Тебе просто попался злодей, который хотел напоследок напакостить. Вот и все. А теперь пойдем. Я вытащу тебя на свежий воздух.

— Нет, — снова повторил Бак и показал пальцем ей за спину.

Ада обернулась и увидела человеческую фигуру, сотканную из колебавшихся в воздухе крупных хлопьев пыли. Девушка тут же приняла боевую стойку и насторожилась. Все ее нутро снова содрогнулось от мощной магической вибрации.

Бак же видел совсем иное. Перед его мысленным взором предстала пожилая женщина с заплаканным от горя лицом. Она была совсем не страшной, а даже наоборот. Ее хотелось пожалеть и обнять. И эта двойственность пробрала Бака до глубины души.

Более не обращая внимания на кашель, он встал на ноги, выпрямился во весь рост и сделал шаг на встречу духу. В ответ она шагнула к нему и тут же остановилась. Затем она протянула вперед руки. Бак заметил, как ее губы шевелятся в беззвучной просьбе, а по щекам стекают слезы. По выражению лица женщины было отчетливо ясно, что она в полном отчаянии.

Не видя иного выхода, Бак протянул вперед свою обезображенную клешню, в которой был зажат металлический брусок. Он попытался разжать пальцы, но и в этот раз у него ничего не получилось.

— Аделаида, помоги мне, — попросил он.

— Что нужно? — переспросила она, не отрывая взгляда от вихря из пылинок.

— Разожми мою руку.

— Сейчас, — Ада взялась за его одеревеневшие пальцы и с силой потянула в стороны. Раздался неприятный хруст и ладонь Бака пронзило лезвие боли.

— Теперь отойди, — он протянул брусок духу.

Пожилая женщина, будто боясь, осторожно подошла еще ближе. Затем, сделав резкий выпад вперед, выхватила брусок и снова отбежала. В момент, когда ее рука коснулась пальцев Бака, он испугался, что снова увидит, как разряд молнии обжигает его плоть, но ничего подобного не произошло.

Тем временем женщина-дух, забыв про двух нарушителей ее спокойствия, стала отрешенно ощупывать поверхность металлического бруска. Она водила по ней пальцем, нажимала на нее, словно проверяя на прочность. Спустя несколько, тянувшихся вечность секунд, женщина приложила брусок к уху и ее лицо озарила улыбка облегчения. Она слегка наклонилась, явно выражая Баку благодарность за помощь и медленно растворилась во всеобщей синеве магического сияния, а брусок с грохотом упал на пол.

***

— И что это за хрень только что была? — спросила Ада, когда они оба наконец оказались на поверхности.

Бак молчал. Он обдумывал произошедшее, пытаясь сперва найти ответ для себя самого, подобрать нужные слова. Сейчас он, как и Аделаида, не в силах был осознать весь масштаб случившегося, охватить новым мысленным взором общую картину. Тем более, что чем дальше они отходили от дыры в земле, тем слабее становилось сияние магических углей и мир вокруг постепенно терял четкость. А когда они добрались до лагеря, который разбили на границе роста деревьев, Бак уже снова был пленником кромешной тьмы.

— Я освободил ее, — после долгих раздумий ответил он.

— Кого? — Ада сперва не сориентировалась, о чем вообще говорит паренек. Слишком много времени прошло между вопросом и ответом. — А, ты о пыльном духе.

— Я не думаю, что пыль вообще имеет к этому хоть какое-то отношение. Она просто заложник воздушных потоков, летит туда, куда ее тянет, и танцует только в нашем воображении.

— О как мы заговорили…

— А духом подземелья была пожилая женщина. Она оказалась в плену нижнего этажа, вынужденная смотреть на живую картину целую вечность, пока кто-нибудь не принесет ей ключ к загробной жизни, — Бак провел задеревеневшими пальцами по растрескавшейся от падения поверхности «металлического» бруска, который на поверку оказался покрыт тонким слоем стекла. — Я освободил ее. Она растворилась в магическом следе без остатка. Теперь, Аделаида, ты можешь быть свободна. Я прощаю твой долг.

— Да хрен там, — лицо Ады скривилось в отвращении. — Чего это ты вдруг стал таким надменным? Не забывай свое место, фермерский отпрыск. Во-первых, то, что ты освободил от проклятия какого-то там духа, если вообще освободил, ни черта еще не значит. Ты как был деревенским оболтусом, так и остался. А во-вторых, не в твоей компетенции решать оплачен мой долг или нет. А уж тем более его прощать. Этот долг не перед тобой, а передо мной. Я сама себе должна. С моей профессией без подобных вещей ни о каком чувстве собственного достоинства с человечностью и речи быть не может. Так что помалкивай в тряпочку и жди, пока я жрать приготовлю. А как поедим, я тебя обратно в деревню отведу. Мне еще от твоего идиотского папашки выслушивать за глаза проср… — она резко замолчала на полуслове и насторожилась. Ее острейший слух уловил треск сломанной ветки в паре сотен локтей от лагеря. Непростой треск. Такой бывает тогда, когда кто-то тяжелый неосторожно ступает твердой подошвой сапога.

— Сиди здесь и никуда не уходи.

Не дожидаясь реакции Бака, Аделаида бросила палку с насаженной на нее недожаренной бельчатиной в костер и резво юркнула между деревьями.

Найти источник шума не составило труда. Им оказался бесцельно бредущий по лесу солдат. Он был сильно ранен и явно тратил свои последние силы на ходьбу. Ада, притаившись за стволом старой сосны, наблюдала за чужаком, оценивая его и решая, как поступить дальше.

Солдат выглядел скверно. Его доспех был покрыт царапинами и брызгами крови, а между латными пластинами на плече торчал обломок стрелы. В левой руке мужчина сжимал кортик, которым пытался стереть отличительные знаки своей армии. Вторая же была перерублена сильным ударом в районе локтя и безжизненно болталась, удерживаемая лишь тонким куском плоти, да остатками рубахи.

Сделав еще несколько шагов и споткнувшись о кочку, мужчина потерял равновесие и упал лицом в траву. Полежав секунду другую, он перевернулся на спину, но вставать не стал. Он просто смотрел сквозь кроны деревьев на небо и продолжил царапать кортиком доспех.

«Спекся, — подумала Ада. — Опасности не представляет. Помирать собрался. Стоит спросить его, как он здесь оказался, пока еще живой.»

Она вышла из своего укрытия и спокойной походкой, не скрывая шагов, направилась к солдату.

— Эй, служивый!

Мужчина медленно направил свой взгляд на Аду. Его глаза выражали глубокую скорбь вперемешку с апатией.

— Какими судьбами в таком далеком кра… — девушка запнулась на полуслове. Подойдя поближе она смогла разглядеть знак на груди солдата. Большую часть мужчине настойчивым трением удалось превратить в непонятное бурое пятно, но в оставшемся куске Ада с легкостью узнала символ Создателя. — А, святой рыцарь. Как жаль, что ты уже покойник. Мне бы пригодилась хорошая разминка.

— Я что, похож на святого? — угрюмо ответил мужчина.

— Да кто ж из вас похож?

— Мы все просто самодуры и глупцы.

— Вот и я говорю. Строите из себя невесть что, а на самом деле тьфу и растереть.

— Если ты все сказала, то дай мне умереть спокойно, — рыцарь снова отвернулся к небу. — Сейчас мне только нравоучений не хватало.

— Да пожалуйста. Умирай на здоровье. Только скажи, как тебя в эту глушь занесло.

Рука мужчины, сжимавшая кортик, дрогнула, а затем с еще большей силой нажала на рукоять. Лезвие надрывно заскрежетало, проделывая в броне длинную борозду.

— Святой поход, — только и ответил рыцарь.

Зрачки Ады тут же расширились, и она быстро подбежала к рыцарю.

— Ты пойдешь со мной, — отрезала она, выдавливая из пальцев мужчины кортик.

— Нет! — простонал рыцарь. — Отвали! — он пытался удержать оружие, но женщина оказалась гораздо сильнее. — Я просто хочу, чтобы мои мучения закончились.

— Потом, — ей все же удалось вырвать кортик из цепких пальцев рыцаря. — Так, это тебе больше не понадобиться.

Она без предупреждения рубанула по куску плоти, державшему предплечье и уже начавшая синеть рука откатилась в сторону. Рыцарь стиснул зубы, но не издал ни звука.

— Теперь я отнесу тебя в лагерь, и ты мне все расскажешь. А после, если мне понравиться услышанное, я убью тебя быстро и безболезненно.

Ада подсунула руки под спину рыцаря и, приподняв его вялое тело, перекинула через плечо.

— Не хочу умирать безболезненно, — раздался его затухающий голос. — Я должен страда…

Он потерял сознание и окончательно обмяк.

— Еще один на голову двинутый, — выдохнула Аделаида. — И что же мне так не везет то?