Время перемен 4

Александр Леонидович Кириллов, 2021

Виктор Калинин, совершив по пути очередные подвиги, возвратился в родную страну. И снова перед ним встал вопрос, какой путь избрать в своей жизни – обычного военного пенсионера или что-то иное, более интересное.

Глава 4. Личное дело или каждому свое

По улице ехала «Газель» с сотрудниками ОМОНа, везущая десяток парней на дежурство в центр города. Сегодня у людей праздник, на центральной площади дает концерт новая российская «звезда», очень популярная сегодня певица. Вот и надо обеспечить порядок на этом ответственном мероприятии.

На переднем сидении рядом с водителем сидел старший смены капитан Гулов, сзади гомонила братва, предвкушая халявное прослушивание концерта и надеясь на легкое дежурство. Их обогнал дорогой черный, полностью тонированный джип, резко пролетевший перекресток на загоревшийся красный свет, из-за чего тронувшаяся с поперечной улицы машина с визгом тормозов остановилась. Водитель «Газели» законопослушно притормозил на светофоре, остановившись за какой-то легковушкой. Метрах в пятидесяти по тротуару шла пара девушек, а вдалеке им навстречу двигался какой-то мужичок.

— Хорошенькие фигурки у девочек. На концерт, наверное, идут?

— Вряд ли на концерт, наверное, по своим делам, а фигурки очень даже и ничего. Тут я полностью с тобой согласен, Геннадий.

— Ну, давай поглядим, куда они идут, если что, то с тебя бутылка белого чаю.

— А с тебя тоже, если что?

— Погоди-ка!

Возле девушек тормознул джип и, сидевший на переднем пассажирском сидении парень через открытое окно о чем-то перекинулся с девушками.

Те заулыбались, но стали отказываться, попытавшись продолжить свой путь. Тогда из машины выскочили два парня и стали заталкивать девушек в машину.

— Твою мать, мало им проституток, так еще и нормальных девушек хватают!

— Ты погляди, капитан, чей это джип…

— Сынок развлекается. Все равно, давай, рули за джипом, надо девочек выручать. Да когда же этот светофор переключится!

Я шел себе спокойно по улице, намереваясь отдохнуть после рекогносцировки местности, когда немного впереди меня какие-то парни стали затаскивать в черный «Гелендваген» девушек, кстати, стройненьких и довольно симпатичных. Девчонки упирались, затем стали кричать «помогите». Одну уже затащили на заднее сидение, а вторая еще барахталась на улице.

Я ускорился и, подбежав к машине, попытался воззвать к их совести: «Мужики, вы чего творите? Отпустите девчонок!»

— Пошел отсюда, баран, пока жив.

Еще стоящему на улице и самому разговорчивому я врезал по зубам, отчего он отпустил девушку и, схватившись за лицо, шлепнулся к передней двери. Я быстро отодвинул девушку и схватил за руку вторую фею, рванув ее на себя и, буквально, выдернул из автомобиля.

Из салона меня в два голоса обложили матом и, вслед за девушкой резво выскочил парень с каким-то помповиком. Зрачки у него были неестественно расширены. Он навел на меня оружие, и, истерично крикнув: «Сейчас ты сдохнешь, падаль!» — выстрелил. Пуля влетела в чье-то окно стоящего сзади меня дома, разбив стекла.

— Капитан, тот урод стрелять начал, сейчас завалит мужика!

— Вижу, давай по тротуару объезжай «Жигуленка».

Холодная злоба проснулась во мне: «Я снова на войне и меня пытаются убить — хрен тебе, щенок!»

Конечно, я не стал дожидаться, пока он в меня попадет, а, уйдя с линии огня, вырубил парня, вырвал у него ствол, правда, он успел нажать на курок, попав в дом. Я перехватил оружие и методично расстрелял всю троицу.

— Ты смотри, он их всех положил, киллер, мать его!

— Бегите отсюда, девочки и никому не рассказывайте, что с вами приключилось.

— Дядя, а вы?

— Бегите, и никому, никакой милиции, а я выкручусь. Вы мне только помешаете. Бегом отсюда!

Газель стала выворачивать на тротуар, но тут переключился светофор и «Жигуль» стал медленно разгоняться, явно не желая быстро подъезжать к месту разборки.

Девочки побежали, а я глянул на оружие внимательнее — семизарядный дробовик «Benelli M4» — очень неплохое оружие, с 1998 года находится на вооружении корпуса морской пехоты США и отряда «Морские котики». Ладно, пора и самому сваливать.

Я собрался бросить винтовку, на ней моих пальчиков быть не должно, ибо загримированы они, и бежать вслед за девушками. Газель, сигналя, обошла «Жигуленок» и рванула к «Гелендвагену». Притормозив чуть впереди него, из нее посыпались омоновцы с автоматами.

«Справа ряд многоквартирных домов начала века, слева ОМОН, некуда бежать. Ну, надо же, так не вовремя эти блюстители порядка объявились!» — мелькнула мысль.

— Мужик, не балуй, положи ружье на землю!

— Вовремя же вы подъехали, защитнички.

Меня настороженно окружал десяток здоровых парней с «Калашами». Конечно, я положил ствол на землю и поднял руки.

— Куда его, капитан, надо «Скорую» вызывать!

Капитан подошел и осмотрел машину, три трупа и салон, залитый кровью.

— Что там?

«Тут никакая «Скорая» уже не поможет, все 200-е, папа будет недоволен, — затем, обратившись ко мне, спросил, — стрелок, где так стрелять научился?»

— На охоте.

— Поехали в милицию, охотник.

Часть омоновцев осталась на месте разборок, а часть доставила меня в районное отделение и передала дежурной смене.

Сержант Панькин сидел за столом, формируя ежедневную сводку. Тут ввалилась группа омоновцев, приведшая крепкого мужчину, а один из бойцов положил на его стол многозарядную винтовку. Прибывший капитан переговорил с районным начальством, капитаном Рыжуковым.

— Аккуратнее с ним, парни, он только что, шутя, из этой пушки завалил троих. Похоже, военспец какой-то.

Рыжуков тут же распорядился: «Опергруппа на выезд, на Симбирцева три жмурика. Оформите все, как полагается, а мы займёмся товарищем. Младший лейтенант Быркин, займись оформлением подозреваемого».

«Где-то я тебя видел, стрелок, — размышлял Гулов, следуя к месту несения службы, куда они героически опоздали, — а не будь красного светофора, все бы разрулили без жертв и ты бы, мужичок, спокойно шел бы себе дальше».

«Как убили сына! Кто посмел?! В асфальт закатаю, гада! Громов, разберись и доложи, что там случилось!» — орал по телефону Ореховиков, когда ему сообщили об этом инциденте.

— Понял, шеф, сделаю.

Начальник службы безопасности сидел на концерте на вип-местах с очередной своей молодой пассией, поэтому отдал соответствующие указания, отправив в отделение милиции своих помощников.

В отделение завалило четверо бугаев.

— Здорова, служивые, где ваш старший?

— Здравствуйте, я старший, капитан Рыжуков, а вы кто такие?

— Папа сказал, что у вас тут фраерок сидит, который сына самого Ореховикова положил из винта. Нам бы к нему в камеру, поговорить.

— Не положено, по нему будет вестись следствие.

— Слышь, капитан, нам что, Папе звонить, чтобы он вашего полкана напряг, а тот тебя?

— Не надо. Хорошо, только чтобы он внешне прилично выглядел.

— Без базара, все будет аккуратно.

В это же время со мной проводили первичное оформление. Передо мной выступал какой-то молодой, высокий и полноватый младший лейтенантик: «Смотри, какой шустрый. Ты знаешь, что с тобой за это будет, стрелок?»

— Следствие, суд.

— Да вот ни разу ты не угадал. Вначале тебе будет очень больно.

— А вы на что, чтобы оградить меня «от очень больно»?

— Как мы на что? Мы все, что положено, соблюдаем. Давай уже, колись.

— В чем?

— Фамилия, имя, отчество, год рождения, где проживаете?

— Заднепровский Петро Петрович, 30 лет, проживаю в Заднепровске.

— Это где же такой город?

— Поселок, за Днепром.

— Ты мне тут дурака не валяй. Четко отвечай, где это?

— Одесская область, карту возьмите и найдете.

— Буду я еще карты искать. А ты чего такой борзый? Вот отведем тебя в клетку, посидишь там ночь в компании, будешь посговорчивее.

— Младший лейтенант, опрашивайте меня дальше, без ваших комментариев.

«Быркин, я сам заполню документы. А ты продолжай заполнять текущие отчеты, — бросил к нему Рыжуков, а затем обратился ко мне, — вы, товарищ, убили сына очень уважаемого и авторитетного в городе предпринимателя с большими связями. Я понятно сказал?»

— Понятно.

— Сейчас вас отведут в общую камеру, там сидят люди этого бизнесмена, четыре человека. Если договориться не сможете, стучите и кричите. Помогу, правда, не сразу, но помогу. Отправить вас к ним мне придется.

— Понимаю.

— Да, я хочу работать дальше.

— Понимаю, будем решать проблемы по мере их появления.

— А что, правда, есть городок Заднепровск?

— Понятия не имею, это для этого наглого лейтенанта сказал.

— Хорошо, завтра вас и оформим.

«Если меня завтра оформят, то тогда пиши — пропало, ночью в СИЗО в камере удавят или на заточку нарвусь. Значит, решать вопросы надо сегодня», — подумал я, пока еще сидя на стуле.

Какой-то сержант спокойно, а неугомонный младший лейтенант, периодически пихая меня и подгоняя, подвели к двери камеры, где с меня сняли наручники.

— Иди, отдохни, Заднепровский или Заднепроходский, забыл как тебя, а утром продолжим общение.

Я зашел в камеру, где сидело четверо здоровых лбов. Я видел и слышал, о чем они беседовали с Рыжуковым, поэтому представлял, с кем мне придется иметь дело.

Я подошел к стенке, ожидая начало шоу.

— Слышь, мужик, а чё, представляться не надо? Поговори, про себя расскажи?

— Я представился в отделе, говорить не хочу, а ты не прокурор, чтобы я тебе о себе рассказывал.

— Борзый.

— Мужики, я тут посижу немного и уйду, вы уж без меня беседуйте.

Слово взял довольно здоровый мужик, самый старший по возрасту из сидящих: «Брателло, ты серьезно разозлил очень большого человека. За это отвечать надо».

— Эти обкуренные подонки хотели похитить двух девушек. Представь, если бы это была твоя родственница.

— У меня нет родственницы, но нам приказали поговорить с тобой.

— Парни, я бывший военный, пока вы росли, в школе учились, я в Афгане, в других странах свою кровь проливал. Давайте разойдемся спокойно.

Парни поднялись и стали походить ко мне, охватывая полукругом.

— Брателло, я все понимаю, но за дела ты должен ответить. Так что не обижайся.

— Хорошо, тогда и вы без обид.

— Чего?

Я шагнул ему навстречу и ударил кулаком в кадык — один труп есть. Второй получил ногой в пах и согнулся, громко причитая, а третьего я наповал свалил ударом кулака, проломив височную кость. Последний, оставшийся один на один со мной боевик, рванул к двери и стал орать, чтобы его выпустили. Я свернул шею болезному, который сидел на полу и держался за пах, и приблизился к кричащему о помощи.

— Кто вас послал, за что?

— Мужик, все скажу, не убивай.

— Говори.

— Ты завалил сынка Ореховикова, это конкретный местный бизнесмен. Нам приказал тебя прессануть Громов, мой босс, начальник службы безопасности Ореховикова.

— Снова Громов, теперь у меня появились пересечься с ним уже личные мотивы.

— Мужик, без обид, мне приказали, я должен был сделать, иначе смерть.

— Но, ты же не сделал того, что тебе приказали, значит, что?

— Нет, не надо, мужик!

Он стоял напротив меня, выставив кулаки. Я сделал шаг вперед, он выбросил кулак в меня, я блокировал удар, отбив в сторону, и нанес встречный в лицо, от которого тот попятился назад и ударился спиной о дверь, а я подскочил, обхватил его за голову и с хрустом позвонков свернул шею.

— Вот так, ребята.

Рассадив убитых мужиков у стен, я затарабанил в дверь и стал орать «Помогите».

— Посмотреть бы, что там делается!

«Сиди на месте, лейтенант. Нет, иди, выпусти мужика. И шевелись, давай, — добавив более тихо, — разъел себе жопу, работничек».

Рыжуков ушел к себе в кабинет, позвав кивком головы одного из сержантов, а в дежурке осталось сидеть двое сотрудников. Быркин подошел к двери, глянул в глазок, пробормотав: «Непонятки какие-то, только что орали, а сейчас сидят вдоль стен, словно мертвые?»

Он открыл дверь и вошел в камеру.

— Что за крики, почему орали?

Сильный удар ногой в колено от сидящего на полу человека свалил лейтенанта на пол. Он заорал от боли и схватился за ногу. Я же подскочил к нему, нанес удар по шее, чтобы он заткнулся, а затем от души кулаком по челюсти. После проведенной экзекуции достал из его кобуры табельный «ПМ» и, проверив патроны, вышел в коридор.

Подойдя к дежурке, открыл дверь со словами: «А ну-ка, парни, достали кассетку из видеомагнитофона системы теленаблюдения, живо!»

— Вы понимаете, что вы делаете!

Я взвел курок и наставил пистолет в лицо сержанта.

— Живо!

Тот вытащил кассету и передал ее мне, а я в ответ ударил того кулаком в лицо, свалив на пол. Затем подошел ко второму: «Наручники давай сюда».

Тот передал, а я пристегнул его руку к ноге лежащего в нокауте милиционера. Затем быстро вышел из отделения, оставив у выхода пистолет Быркина, и растворился в ночи.

Я шел по темной улице, удаляясь от отделения милиции и размышляя.

— По-хорошему, надо валить из города, а по-плохому я остаюсь. Мы еще не закончили разговор, господа Ореховиков и Громов.

Панькин вышел из кабинета Рыжукова и пошел проверить ситуацию с гостями. Через пару минут он примчался в кабинет начальника с криками: «Товарищ капитан, все убиты, подозреваемый сбежал!»

Рыжуков достал пистолет, взвел курок и пошел осматривать место нового преступления. Заглянув в дежурку, освободил двух сержантов.

— Где он?

— Забрал свою винтовку, пистолет, кассету с записями и ушел.

— Хорошо, сейчас посмотрим, что случилось в камере. Похоже, что придется докладывать наверх.

В камере вдоль стен сидело четыре трупа, а на полу начал подавать признаки жизни младший лейтенант Быркин. Рыжуков размышлял про себя: «Точно, «слетевший с катушек» спец из серьезной конторы. За несколько минут уложить четырех бугаев, обезоружить дежурных милиции, забрать улики и уйти. Хотя, какой он «слетевший», нормальный человек, защитивший девчат и себя, сделал все так, как умел, как учили».

Затем, вызвав «Скорую» и сдав раненого, собрал всех оставшихся в отделении людей и сказал: «Пистолет Быркина пропал, значит, он при желании мог нас всех тут положить, но не стал, просто забрал кассету, чтобы скрыть свое лицо и фигуру, винтовку-улику и ушел. Ничего лишнего, никаких ненужных жертв, разве что Быркина целенаправленно избил, сломав тому челюсть, ногу и, похоже, сделав ему сильное сотрясение мозга, по крайней мере, так сказала фельдшер «Скорой». Не простил лейтенанту его хамства. Понятно, товарищи милиционеры, раз мы обличены властью, находимся «при исполнении», то вести себя должны корректно со всеми людьми, иначе вон что бывает, а Быркин тому наглядное доказательство».

О случившемся было доложено в городское управление и завертелась процедура поиска человека, совершившего в течение вечера семь убийств и нанесшего тяжкие увечья восьмому. Были снова опрошены омоновцы, составлены фотороботы всех его видевших, искали свидетелей, искали девиц, искали самого киллера.

Гулов смотрел на составленный фоторобот, и в очередной раз пытался понять, что если убрать патлы блондина, то кого этот рисунок ему напоминал. Словно кадры старого фильма в памяти всплыли события в горах Дагестана, окруженный блокпост, помощь своих, когда их обложили, улыбчивый капитан-спецназовец и его слова «Здорова, капитан. О-о-о, Геннадий, ты ли это?!»

— Нет, дружище, пусть они сами тебя ищут, а я промолчу о своих догадках. А может, это и не ты, а просто чем-то похожий на того спецназовца человек.

Разговаривал эксперт-криминалист и Рыжуков.

— Странно.

— Что такое?

— Вы говорите, что он сидел в камере, брался за двери, пистолет, который нашли на крыльце у входа, наручники, но отпечатков его пальцев нет.

— Хм, действительно странно.

— Как будто его пальцы обработаны каким-то спецсоставом.

— Судя по всему, придется ждать еще смертей в ближайшее время.

— У нас в городе итак каждую ночь кого-то убивают.

— Нет, я о других смертях говорю, Ореховикова, в первую очередь.

— Ничего не могу сказать, я бы на его месте подался в бега, товарищ капитан.

— Все может быть, всё.

Прибыв к себе в съемный флигель, пришлось срочно съезжать с него. Вдруг мой фоторобот покажут по телевизору и бабка меня узнает. Поэтому утром, простившись с бабулей, я подался в бега. Я с сумкой с вещами катил на маршрутке к конечной остановке в другой конец города. Водитель вез так, как возят дрова. Мало того, что в маршрутке было тесно, все стоящие пассажиры телепались, держась за поручни, словно осенние листья на холодном ветру в ритме его ускорений и торможений, так еще я соскользнул со ступеньки и больно ударился ногой, а меня локтем по лицу съездила какая-то женщина, также чуть не упавшая при ускорении.

— Ой, простите, молодой человек, не удержалась!

«Ничего, переживу, а вы будьте осторожнее, я вон уже ногу поранил себе, — ответил я ей, затем обратившись к водителю, — слышишь, Шумахер, не дрова везешь, езжай спокойнее.

— Чего не нравится?

— Как везешь, не нравится.

— На автобусе катись.

— Не надо грубить, ты не на личной машине сейчас, спокойнее надо ездить.

— Пешком ходи, чтобы спокойнее было.

— Вот ты козел, а не водила.

Мы подъехали к конечной остановке, где отстаивалось несколько маршрутных «Газелей». Люди по пути разошлись, так что из маршрутки вышло все человека четыре, в том числе и я.

— Слышишь мужик, ты кого козлом назвал?

Я оглянулся, за мной шел молодой водитель, а за ним телепались еще двое его коллег. Одет я был в мешковатую одежду, так что особо статью не выделялся, то есть казался обычным человеком, выше среднего роста.

— Тебя и назвал.

— Мужик, ты попал, за базар отвечать надо.

Я понял, что разговоры тут бесполезны, поэтому поставив сумку на землю сразу «зарядил» подошедшему водиле по зубам, которые тут же и посыпались на асфальт. Двинулся на двух других парней, которые притормозили в некотором замешательстве. Но я был зол, тем более, эти парни шли меня бить втроем, поэтому отоварил и их по рожам и корпусу, свалив обоих на землю. Для порядка, от души попинал всех троих еще довольно болезненно ногами, после чего быстро ушел.

Теперь и из этого района надо сваливать. Правда, я немного парализовал городское движение, ведь троим маршрутчикам после нашего разговора пришлось обращаться в больницу. Я же, уйдя с места драки, вызвал такси и уехал в третий конец города. В лесу с помощью зеркальца, парика и подручных средств, типа свернутая куртка и усы, я превратился в полненького, немного сутулого старичка. Зайдя в «Медтехнику», для имиджа приобрел дешевую трость.

Я поселился в частном секторе на другом конце города, попутно прикупил мопед и занялся тем, что стал выслеживать этого самого Громова. Первым делом я дождался, когда из здания фабрики, где у забора я впервые встретил журналиста Бабкина, выйдет знакомый мне в лицо бывший напарник Кастета, Винт. Проследив за ним, а он ездил домой почти тем же маршрутом, что и Кастет, то есть кабак или клуб, дом. Жил он один в частом секторе, так что я без особых проблем допросил его с применением болевых приемов. Он мне и рассказал о Громове: где живет, что имеет двух постоянных любовниц и где они живут. Узнав то, что мне было интересно, я имитировал несчастный случай, случайно случившийся с гражданином Винтиковым.

Так что выследить босса оказалось делом несложным, тем более, что он и не скрывался. А в его дом просто так попасть было проблематично, мужик знал толк в защите объектов, поэтому я сделал упор на другое.

На следующий день я поехал за Громовым, который катил к первой любовнице. Неплохой, кирпичный многоквартирный домик с огороженным двором, домофоном и вахтером. Они куда-то поехали, так что в результате наблюдения я увидел ее в лицо — дорогая кошечка. На следующий день с раннего утра, дежуря возле ее дома, я дождался, когда она к обеду соизволила выехать на своем кроссовере на шоппинг. Через два часа она вернулась, выйдя из своей тачки с модным кульком, полным какого-то барахла, а я, в образе дедушки, вместе с ее автомобилем зашел на территорию двора через открытые ворота. Мимо нас по тротуару проехал малыш на самокате.

— Куда прешь! Мамаша, смотри лучше за своим хулиганом.

Молодая мама что-то пролопотала в ответ, но моя подопечная ее уже не слушала, зайдя в подъезд.

«Да уж, характер у этой фифы пренеприятнейший», — подумал я про себя. Я поднялся с ней в лифте на этаж выше, одним словом, определил ее квартиру.

За Громовым я наблюдал неделю. День у него был посвящён семье, день он посещал одну, а затем приходил ко второй даме сердца, живущей в небольшом частном домике. Вторая прелестница была помоложе, попроще и поприятнее. Поэтому операцию я задумал провести в квартире, а не в доме, потому что к этой женщине ничего положительного я не испытывал и беречь ее нервы не собирался. Зайдя в нужный день с помощью отмычек в ее квартиру, я приготовился и стал ждать.

Дама заявилась к вечеру с очередными покупками и направилась на кухню. Я проводил ее к кухне, выскользнув за ней из комнаты, где и познакомил ее темечко со сковородкой. Более гуманного средства успокоения типа хлороформа я достать не смог. Затем вколол ей приличную дозу снотворного, связал скотчем руки и ноги, наложив скотчевую заплатку и на ее рот. После этих мероприятий уложил ее на кровать в спальне, заботливо прикрыв покрывалом. Я оставил свет на кухне и поставил на огонь дорогой цептеровский чайник — пусть свистит, изображая кухонную работу.

К ужину в двери раздался поворот ключа и зашел Громов.

— Дорогая, почему ты меня не встречаешь, где ты?

Я резко вышел ему навстречу из комнаты и сразу нанес несколько мощных ударов в лицо, по печени и шее. Мужик обмяк и упал на пол, явно пребывая в нокауте. Я впервые видел его так близко. В памяти всплыл эпизод моей с ним встречи. Да, это был тот человек, который служил офицером в Афганистане, но тогда он был молод, строен, и воевал на нашей стороне. Сейчас он потяжелел, немного обрюзг, на нем была дорогая одежда, а на лице появилось выражение"хозяина жизни". Я быстро накинул ему петлю на руки и ноги, связав их. Вскоре Громов стал приходить в себя.

— Ну что, Громов, понравилось, как тебе встретили?

— Дед, ты покойник. Ты не понял, с кем связался.

— Вообще-то я не дед, а довольно молодой человек, которого ты решил прессануть в отделении милиции.

— Тебя найдут и убьют.

— Пусть ищут, а пока я нашел тебя, так что сейчас именно я тебя прессовать буду.

— Где-то я тебя видел, голос твой знаком?

— Видел в Афгане, когда мы ночью вышли на позиции твоего батальона во время операции под Кокари.

— Точно, сержант из разведбата, пришел ночью из окружения с отделением. Мы же оба служили, кровь проливали, как же боевое братство?

— Что-то ты не очень о братстве вспоминал, когда своих быков прислал.

— Занят был, не знал, кто там сидит.

— Ничего, оторвал бы задницу от очередной бабы, приехал бы лично проверить, кто там завалил сынка босса, тогда и разговаривал бы о братстве. Сейчас ты враг, а лучший враг — это мертвый враг.

— Чего ты хочешь — денег? Все вы хотите денег. И я хотел. И добился этого, сделал себе приличный капиталец на хорошую жизнь.

— Я не против твоих трудов, сделал и молодец, теперь и я его буду делать. Расскажи об Ореховикове, что за человек. Кое-что я о нем знаю, но ты человек посвященный, поболе расскажешь.

— Хорошо, слушай.

— Вот только не надо шевелить руками! Что там у тебя — мобильная тревожная кнопка или бипер какой? Давай их сюда по-хорошему.

Я прощупал его карманы, но ничего, кроме сотового телефона, не нашел, поэтому на всякий случай отобрал его.

Громов рассказывал о том, что за человек этот Ореховиков, какие за ним тайные пристрастия имеются. Мерзкая информация, но полезная.

— Сволочью ты стал, Громов.

— Вот так мы и стали теми, кто есть сейчас.

— Ты не обессудь, но зарежу я тебя, как свинью. Быстро, чтобы не мучился, как ваши жертвы, потому что был настоящим офицером, но грязно, потому что стал скотом.

— Что задумал?

— Колумбийский галстук. Знаешь, что такое?

— Естественно.

— Прощай, майор Громов.

— Семью будешь прессовать? Они особо-то и не в теме. Так, живут на всем готовом, ни о чем не задумываясь.

— Нет, семью не трону, а вот Ореховикова — да. Как его дом охраняется?

— Два охранника на входе.

— Где ключи и твоя машина?

— Ключи в борсетке, машина на стоянке во дворе.

Я усадил бывшего майора на стул, после чего зашел сзади, резанул ему по горлу и вытащил через разрез язык. Затем сделал фото на телефон Громова и положил девайс себе в карман. После этого прошелся в спальню и разрезал скотч на ногах тетки, а то еще помрет, не сумев встать. Даже не стал думать, что почувствует эта «клизьма», когда увидит Громова в таком виде.

Половина дела сделана, осталось за малым, добраться до Ореховикова. Пожилой дедушка, сутулясь и опираясь на палочку, навсегда уходил из этого дома. Выйдя на парковку и поиграв брелком сигнализации, нашел, где был припаркован дорогой внедорожник, уселся в него и выкатился на улицу.

Я подъехал к дому Ореховикова, не опуская тонированных окон. С помощью электромоторов передо мной открылись кованные тяжелые металлические ворота, и я закатился во двор, тормознув возле домика с охраной. Оба охранника, на всякий случай, вышли и встали навытяжку возле моей машины. Я открыл дверь и произвел два выстрела из пистолета с глушителем, который забрал у Громова. Затем, проехав вперед, перекрыл своим джипом обзор тем, кто смотрит из окна, подобранным с земли брелком запахнул ворота и направился к дому «барина».

Нашел этого бизнес-руководителя в кабинете, где он изволил работать под хороший виски.

— Здравствуй, товарищ Ореховиков. Ты, батюшка, аки пчела, весь в трудах.

— Ты кто?

— Ты же меня искал. Вот Громов и попросил, чтобы я к тебе зашел.

— Как Громов?

— Ну, он твой бизнес подмять хочет, нанял меня, чтобы я с тобой рассчитался. Вот я и пришел.

— Вот сволочь. А сам он где?

— Скоро узнаешь. В общем, мне с тобой разговаривать долго желания нет, давай, побыстрее закончим наше дело.

— Дед, у нас с тобой дел нет и быть не может. Я дам втрое больше Громова. Подожди, ты смеешься надо мной! Так ты мне наврал про Громова?

— Естественно, захотелось посмотреть, как ты себя будешь вести.

— Я тебя в порошок перетру. Ты у меня…

— Не шуми, надоел ты мне. Давай выкладывай на стол все свои сбережения: наличные, счета и я пойду.

— А акции?

— Тебе оставлю.

— Дед, ты, видать, совсем головой тронулся. Ты, вообще, как сюда попал?!

Я подошел к нему ближе и от души залепил ему по зубам кулаком. Того словно ветром сдуло с кресла, перенеся на паркетный пол.

— Я смотрю, ты тупой или безграмотный, что не понимаешь русского языка, но упертый, то есть, как товарищ Сухов, желаешь помучиться.

— Ты не посмеешь, тебя уничтожат!

— Так ты на помощь кого-то ждешь? Если своего начальника охраны, то погляди, я специально для тебя сделал фото на его модный телефон.

Хозяин смотрел на фотографию своего начальника охраны, который сидел на стуле в окровавленной рубашке «с колумбийским галстуком» на горле.

— Это… Это что у него на грудь свисает? Боже мой, какой ужас. Это бесчеловечно! Дед, я жить хочу, отпусти!

— Не тебе о Боге говорить, гнида, он разозлил меня, вот и получил по заслугам. Спрашиваю в последний раз, где у тебя тут подвал с деньгами на карманные расходы и заграничные счета с паролями к ним.

— Сколько ты хочешь?

— Вот ты Дуремар — все хочу.

— А я на что буду жить я?

— А кто тебе сказал, что ты будешь жить, да еще и мстить мне. Я устал от тебя, поэтому или говори, или терпи. Кстати, забыл достать скотч и где твои носки.

— Зачем носки?

— Рот тебе заткнем, чтобы не отвлекал меня своим нытьем.

— Подожди, если ты заберешь все, убьешь меня, то зачем же я тебе буду говорить, где мои, слышишь, ты — это мои деньги, я их заработал.

— Смотри, какой работник нашелся. Ты еще скажи, что у токарного станка смену трубил, чтобы их заработать. Убил своих конкурентов, бизнес забрал, причем не сам — сам-то чистенький, а с помощью холуев, антикризисных помощников типа Громова. К слову говоря, твой главный охранник в прошлом офицер ВДВ, нормальный мужик, жесткий, но правильный был и воевал хорошо. А вот ушел на эту сторону баррикад, так стал таким же подонком, как и ты. Ладно бы врагов забугорных валил, так своих же соотечественников мочит, а перед заграницей расшаркивается.

— Я тебе ничего не скажу!

— В общем, я, смотрю, ты — мужик упрямый, значит, не обижайся. А сейчас давай-ка скорее левую ручку, ты какой документы подписываешь-то? Сам-то с удовольствием смотрел, как по твоему приказу других мучают, кассетки у Громова-то есть с твоими художествами.

— Записывал допросы, значит, вот сволочь!

Я не любитель крови и пыток, для этого нужно, чтобы у человека были нарушения в психике. Гораздо важнее и приятнее во всех смыслах было психологически победить противника, сломать его или договориться, как у нас было с Зией Мохаммедом. Но, если это было необходимо для дела, или нужна была акция устрашения, как, например, в Таджикистане или Афгане, где враги должны были знать, что с ними будет, если они попадутся нашему подразделению, то зачастую, пытал лично и пытал больно и кроваво. Пачкаться в крови мне не хотелось, но, наслушавшись рассказов Громова, этого человека я считал нужным заставить самому почувствовать боль.

Для начала я передавил ему своим пальцем путь движения жизненной энергии в районе запястья. Мужичок вначале сидел спокойно, затем у него участилось дыхание, потек пот и резко скакнул пульс, сердце стало бешено колотиться. Он задергался, по глазам стало видно, что он теряет ориентацию в пространстве, отчего испугался. Я отпустил руку и ткнул ему иголкой под ноготь, резкой болью возвращая того на землю. Тот плача, показал, что будет говорить.

— Чего надо? Видишь же, что мешаешь мне своими разговорами.

— Больно-то как и страшно, а тебе нравится так вот людей мучить?

— Людей нет, а таких, как ты — да, чего хотел?

— Обещай, что убьешь меня легко.

— Я в таком деле не обманываю.

— Деньги лежат в подвале, вход в него за фальшпанелью в одной из комнат. Шифр замка следующий, там же в подвале и сейф в стене, шифр от него такой. В сейфе два диска с номерами счетов и паролями к ним в разных банках.

— Надеюсь, никаких ловушек нет?

— Нету, нету.

— Что-то не доверяю я тебе. Пойдем-ка, товарищ, вместе со мной, сам там все мне и покажешь.

Мы притопали в цокольный этаж, где мужик подошел к стене, отделанной деревянными панелями. Нажал на скрытую кнопку, щелкнул какой-то вделанный в стену такой же скрытый фиксатор, и мужик одной рукой сдвинул метровый пролет стены. За ним была металлическая дверь с кодовым замком, которую он открыл, а я проверял записанный шифр с теми цифрами, которые он набирал сам — совпало. Перед нами открылась небольшая комната с грубой, не сглаженной бетонной стенкой с одной стороны, и оштукатуренной с какими-то элементами декора с другой. Посередине комнаты на полу стояла полета размерами метр на метр, а может быть, и больше из пачек отечественных рублей и немного валюты.

— Неплохо!

— Копейки, всего лишь под девятьсот лямов рублей.

Я прикинул 900 миллионов разделить на курс 35 рублей за евро, действительно немного в их деньгах. Затем придвинул тумбу и застопорил ей тяжелую входную металлическую дверь.

— Ну что, миллионер, пошли смотреть твое блюдечко с голубой каемочкой.

— Я не Корейко, так что блюдечек с каемкой у меня нет.

Мужик включил свет, подошел к грубой бетонной стене, а я, грешным делом, подумал, что он пойдет к отделанной стенке. Молодец, все наоборот сделал, где снова отжал скрытый фиксатор, и на металлических направляющих отскочила небольшая часть бетонной стенки. Он подцепил ее снизу руками и снял, поставив на пол. Передо мной в нише примерно 40х40 сантиметров была видна стенка сейфа с кодовым механическим замком. Немного оттеснив меня, он начал открывать сейф. Я смотрел за ним, снова сверяясь с его записями.

— Чего это ты ошибся на знак?

— Может впопыхах перепутал, не то сказал, сейчас открою сейф.

— Молодец, здорово придумал, я бы без твоих подсказок и не нашел бы этот сейф или промаялся бы тут уйму времени.

Я попытался его отстранить, но он ответил:

— Сейчас я еще один секрет отключу, тогда забирай мои деньги.

Я отвернулся, рассматривая деньги, лежащие сзади, а он повернулся к сейфу, заглядывая внутрь его.

В это время я тихо сделал шаг в сторону, встав полностью ему за спину.

«Вот здесь мои денежки, а ты, фраерок, получай свою пулю, меня еще никто кинуть не смог!» — заорал хозяин и выстрелил раза три в то место, где я только что стоял.

Я быстро рубанул ему по шее, после чего он обмяк и упал на пол.

— И незачем так орать, стрелял бы молча, может и попал бы. Хотя, оглушил ты меня знатно в этом склепе, ничего не слышу.

Я поднял выпавший из его руки пистолет по имени «P226» знаменитой швейцарской «SIG-Sauer», который в далеком 1981 году, то есть на момент своего появления на рынке вооружений был признан специалистами одним из лучших, а возможно, и самым лучшим девятимиллиметровым боевым пистолетом мира. Хорошая машинка, если им оснащаются подразделения спецназа флота США, ФБР, а также стоит на вооружение некоторых европейских армий, в том числе и у легендарной британской Специальной Воздушной Службы — «SAS». Теперь и в моей коллекции будет. Я собрал пули и гильзы и сложил их в карман.

Выгреб я и сейф, достав оттуда какие-то бумаги, на досуге разберусь, два диска, пару чековых книжек разных американских банков и три обоймы к пистолету. Обвязав руки клиента скотчем, я пошел в комнаты в поисках компьютера, чтобы посмотреть на содержимое дисков. Да, не обманул он меня, на каждом был записан файл с номерами и реквизитами счетов, реквизиты банка и файл с паролем. На одном из дисков я стал обладателем 250 миллионов, на другом порядка 350 миллионов евро.

Вернувшись в подвал, я перетащил плохого человека в его кабинет, наличку уложил в коридоре, закрыл фальшпанель, обмазал палец зеленкой из оставленного тут же открытого пузырька, положил иголку с ниткой, ватку и бинт. В общем, сделал все, чтобы было видно, что человек работал, потом себя лечил, в духе старинной русской пословицы «Ну что, лечить будем, или пусть живет?», и шприцом вколол ему в вену на кисти совсем чуть-чуть яда черной мамбы. Пациент умер от паралича сердца.

Теперь надо вывезти наличку. Перенеся все добро в здоровенный «Лексус» Громова, ожидающий меня во дворе, я выехал из усадьбы бывшего хозяина холдинга, состоящего из десятка предприятий, и покатил на свою квартиру.

В свежем номере газеты была статья журналиста Владлена Бабкина под заголовком «Никто не уйдет от расплаты за дела свои».