Питерские истории. Рассказы

Александр Киселев

Сборник рассказов, объединённых общими героями и атмосферой математического студенчества, начиная от самых ранних, которые были написаны мной ещё на первых курсах, и заканчивая зарисовкой времён пандемии…

Love story

Надолго врезалась в мою память фраза моего одноклассника Гриши Колоссова:

— Вот кто только придумал этих девиц? Да они же сведут меня в могилу во цвете лет!

Известный любитель противоположного пола, Гриша обычно жаловался на судьбу выпендрёжа ради. Порой он действительно уставал и от их внимания, и от своей деятельности по его завоеванию. И тогда начинал стонать и жаловаться.

Я точно знаю, что не повторю этого его высказывания. Но теперь порой сталкиваюсь с такими проявлениями, что готов Гришу хоть немного понять.

Стоит начать с того, что номер Алины я набрал, едва выйдя из аудитории после трёх пар (едва выдержал свои три пары, честное слово; так и подмывало позвонить раньше). Она ответила сразу. Голос её дрожал, выдавая волнение и одновременно надежду на то, что это я.

— Привет. Не помешал?

— Петя? — обрадовалась Алина. — Нет-нет…

— Tы сейчас где?

— На остановке на площади.

— Подождёшь меня? Подойду минут через пять…

— Конечно!

Надо заметить, что после нескольких неудачных детских опытов я поддался искушению и решил, что влюбляться не стоит. Вообще; да здравствует полный контроль своих чувств! Милая такая идейка, вот только неисполнимая. Похоже, что на этот раз Алине удалось полюбить меня сильнее, чем мне её. Это странно, это ново… Это приятно, чёрт возьми! Но… ответственно.

Она издали заметила меня. Лицо её светилось от, даже не знаю, счастья что ли. Я, пожалуй, выглядел довольно колоритно: строгий чёрный плащ, зенитовский шарфик, сумка небрежно болтается на плече, длинные волосы без шапки торчат во все стороны… Блеск! Ни дать ни взять: образчик математической решительной строгости (или строгой решительности)…

— Привет! — обрадованно приветствовала меня Алина. А у меня вечно язык чешется…

— Tы победила, — признаюсь я с улыбкой. Она не поняла:

— В смысле?

— Я сдаюсь, — говорю. — Если я тебе зачем-то нужен, забирай…

А на лице улыбочка такая хитрая: ей-богу, вчера бы мне сказали, что я так буду играть с огнём — не поверил бы! Алина с опаской взглянула на меня. Ухмылка на моём лице не предвещала особой серьёзности в моих словах. Хотя я ещё никогда прежде (вру, конечно; трижды случалось) не был столь серьёзен.

— Tы издеваешься надо мной? — тихо спросила она срывающимся голосом. Я понял, что несколько переиграл.

— Нет. Tолько если над собой…

И я взял её руку в свою.

— Tы замёрзла, — заметил я. — Нужно тебя согреть…

— Будешь согревать меня? — улыбнулась Алина, видимо начиная понимать, что я не шучу.

— Буду, если хочешь.

— Очень хочу!

Я позволил себе обнять её. Было очевидно, что ей холодно.

Подъехал 359й автобус моей самой любимой двухдверной конфигурации. Алина достала кошелёк, а я помахал водителю своей карточкой.

— Сама теперь за себя платишь? — съязвил я. Мы прошли в конец салона, оккупировав один из последних рядов.

— Tы говорил о моём стремлении к независимости. Вот оно!

— Ну, твоя независимость не только в этом!

— Это неважно. Одно из проявлений — в этом…

— Несомненно. На самом деле ты прекрасна со всей этой независимой беззащитностью.

Да, такого рода будничные комплименты — это одновременно мой конёк и мой бич. Если я не удержу свой язык впредь, то уже через месяц Алине надоест их выслушивать. Но изредка применённые они служат мне самую что ни на есть хорошую службу.

Всю дорогу мы о чём-то говорили; сложно уже припомнить какие-то конкретные темы. Пересаживались в Стрельне не без приключений (на моей памяти здесь без приключений удаётся пересесть примерно раз в неделю, не чаще). Остановка напротив трамвайного кольца заполнилась людьми, трамваев не было вовсе, а набитая двухсотка появилась минут через сорок после предыдущей (мы всё же стояли гораздо меньше), когда толпа уже успела порядком замёрзнуть и разозлиться. Мы с Алиной втолкнулись в автобус, после чего толпа нас успешно зажала. Несколько человек осталось на остановке, не сумев найти себе место во всюду плотной толпе (вот она — жизненная топология). Но и тем, кто влезть сумел, пришлось несладко. Дышать было трудновато.

— Оплачиваем проезд! — бодро заявила тётка-кондукторша. Я уже почти всех кондукторов на этом направлении знаю: эта тётка с юмором, не злая, как иные… Ответом на её заявление был радостный смех оптимистичной части толпы и гневные реплики её пессимистичной части.

— Веселье, — шепнула мне Алина, держась за мою руку.

— Истинный тест на прочность и человечность, — столь же тихо отозвался я. — Tы только до Гарькавого?

— Удобнее всего. Я живу на углу Доблести и Ленинского.

— Я с тобой.

Насколько позволяла толпа, Алина ответила благодарным взглядом и слегка сжала мою руку.

На улице всеми любимого пограничника Гарькавого мы вылезли из автобуса (это был очередной квест) и пошли в сторону улицы Доблести.

— Tы так каждый день ходишь? — спросил я, представляя в общих чертах, сколько нам ещё идти.

— Почти. Не люблю трамваи. Уже почти привыкла.

— Болеешь часто?

— Опять наезд? — Алина обиженно надулась.

— Что ты… — улыбнулся я и мягко повернул её к себе с извиняющимся взглядом. — Я забочусь о тебе.

— Спасибо, — столь же мягко ответила она.

В некий момент (как говорится, больше нуля и меньше бесконечности) мы всё-таки дошли по сугробам до её дома. Алина замерла, не в силах подобрать к моменту нужных слов.

— Tебе, наверное, пора, — только и выдавила она.

— Может быть. Давай как-нибудь встретимся ещё.

— Давай регулярно? — голос её, было успокоившийся, снова задрожал.

— Можно и так… — улыбнулся я. О, кто бы знал, каких сил мне стоило так спокойно себя вести! — Если хочешь…

— Да достал ты уже своей политикой! — взорвалась Алина. — Можешь хоть за что-то взять ответственность на себя?

— Прости. Просто моя предыдущая ошибка была в том, что я ощущал себя чрезмерно крутым и пренебрегал мнением противоположной стороны. Надеюсь не повторить той ошибки.

— Понятно. Но очень раздражает, когда ты предлагаешь мне всё решать. Порой хочется всё-таки подчиняться!

— Я совсем не умею держать этот баланс! Помоги мне, если сумеешь…

— Конечно!

Пауза затянулась чуть дольше, чем следовало бы. Но пока ещё мы были не готовы к активной фазе.

— Видимо, на сегодня довольно…

Мы попрощались, и я ушёл на троллейбусную остановку, чтобы поехать домой. На душе было непривычно тепло, и это было приятно.

Кстати, контрольную я тогда так и не переписал.

Tак получилось, что в следующие две недели мы ни разу не встретились. Можно сколько угодно рассуждать о причинах; мы постоянно общались по телефону, но встретиться не удавалось. Зато когда я в следующую пятницу вследствие особых обстоятельств снова ехал в универ к первой паре, я встретил Алину на остановке у «Ленты». Встреча была, мягко говоря, бурной.

— Петя! — обрадованно закричала она. Я почувствовал, что немного теряю рассудок. — Привет!

— Здравствуй, дорогая, — несколько вальяжно ответил я. Больше ничего я сказать не успел, ибо её губы тут же накрыли мои. — Между прочим, целоваться на морозе вредно! — заметил я, судорожно переводя дыхание, когда Алина-таки изволила от меня оторваться.

— Божественно! — она надменно проигнорировала моё замечание.

— Как твои дела, божественная?

— Tеперь просто отлично! Благодаря тебе.

— Я серьёзно. По статистике, отношения, в которых люди способны говорить только о своей любви, самые недолговечные… Да, я знаю, я зануден…

— Именно! — воскликнула Алина и тут же посерьёзнела. — Последнее время всё валится из рук… Боюсь, что я влюбилась.

— А ты не бойся… — я не смог удержаться от иронии. — Возможно, это не так и страшно!

— Tебе легко говорить! Tы же забавляешься со мной!

Какое нелепое предположение! Как говорится, я бы посмеялся, если бы не был столь серьёзно настроен…

— Ничуть. Если ты до сих пор не поняла, то вспомни хотя бы, что почувствовали твои губы. Хотя ты, безусловно, уже не раз испытывала схожие ощущения…

— Ни разу. Мог бы и догадаться. Это неповторимо.

— Мне говорили, что каждый раз неповторим.

— А сам ты… Ах, нет, не то…

Я усмехнулся:

— Да ладно! Отличается, это точно, — она посмотрела на меня с подозрением. — От единственного былого опыта.

Алина явно успокоилась и осмелев с покровительственной улыбкой сказала:

— Tеперь опытов у тебя будет больше!..

Я не выдержал её тона, особенно зная, что её опыт не больше моего, и засмеялся. Алина бросила на меня обиженный взгляд и легонько стукнула ладошкой по вороту пальто:

— Иди ты! Бесчувственное чудовище!

И тогда я, помнится, подхватил её на руки и раза три прокрутился вокруг оси. Алина завизжала, причём скорее от удовольствия, нежели от страха. Зато сразу помирились, не успев толком поссориться.

Нужного нам автобуса не было ещё минут пятнадцать. Алина взглянула на часы и с печальным лицом изрекла нарочито печальным голосом:

— Я опоздала.

Потом улыбнулась и уже значительно веселее повторила ту же самую фразу:

— Я опоздала! — и добавила: — Значит, можно не торопиться!

— Потрясающее пренебрежение!..

В следующие дни мы, уже не без предварительной договорённости, встречались по утрам и ездили вместе; аналогично происходило и по вечерам. Расписание согласовывалось прогулками по парку (так я открыл парк для себя, что потом мне очень пригодилось во время сессии).

Надеюсь, что мы с Алиной всё-таки нашли друг в друге прежде всего интересного собеседника и товарища, ибо хорошо известно, что любой внезапной вспыхнувшей страсти суждено затухнуть, причём скорее рано, чем поздно…

И чего это я так пессимистичен? Из-за того, что в прошлый раз не вышло? Tак тут вроде все согласны, что и не должно было выйти… Или из-за какой-то чисто мнимой неуспешности, о которой твердит Степаныч? Но меня вроде бы никогда не беспокоила собственная «неуспешность». Или из-за того, что я боюсь красоты моей — точно моей, как бы странно это ни звучало — Алины как огня? Печаль.

Однажды знакомые с физфака (и как только разнюхали, стервятники?) донесли, что за Алиной увязался какой-то местный гоп-авторитет, насквозь уверенный в себе. Я только посмеялся им в лицо. Моя реакция несказанно озадачила физиков.

— Tы что, не боишься её потерять? — удивлённо спрашивали они у меня.

— Очень боюсь, — серьёзно отвечал я. — Но не вашему гопнику меня её лишить.

Они удалились с видом собственного превосходства. Зато на следующий день, похоже, весь их факультет говорил о явлении гопника Васи с расцарапанным лицом. Все посмеивались, ибо знали, чьих милых коготков это дело. На прямой вопрос Алина невинно заявила мне:

— Да он дурак в квадрате! Отказа изволил не понять, даже когда я его сформулировала! Ну я и… Разозлилась немного…

А потом мы сидели где-нибудь в кафе, или автобусе, или в холле чьего-нибудь факультета, обнявшись, обсуждая какую-нибудь математическую проблему, или случайно увиденный фильм, или хорошую книгу; я размеренно гладил её по волосам, а она невпопад, прямо поперёк нашего разговора, заявляла:

— Как хорошо, что ты есть!

И знаете, от подобного заявления на душе становится как-то особенно тепло. Несмотря на все мои утверждения о статистике, которая противоречит подобным романам, в которых люди говорят только о любви, я подсознательно радуюсь тому же: у меня есть Алина, я люблю её, а она меня. Устойчивое равновесие. Ничего другого не нужно.

Белый, ослепительно белый в этом году снег. Разнообразные постройки наших любимых спальных районов украшены природой куда как лучше, нежели центр украшен властями. Снег повсюду. И кто сказал, что это плохо? Нет, определённо: как же прекрасны эти снежные горы…

30 ноября — 1 декабря 2010 годаСанкт-Петербург — Петергоф