Муха

Александр Калмыков, 2022

Книга об армии. О той армии которая была у нас еще недавно. Многие помнят… Содержит нецензурную брань.

— Мошкин! Мошкин! — крик Толстого носился по казарме.

Сам Толстый в тапочках, трусах и майке стоял, приоткрыв дверь каптёрки. Лёха бросил веник, которым заметал в ленинской комнате и пошёл на крик.

— Чё, глухой? — Толстый скривил лицо. — Иди в столовую, хлеба с маслом принеси. Карасю скажешь, что от меня. И быстро, быстро.

Дверь каптёрки захлопнулась. В казарме стало тихо: рота на стрельбах, дежурный спит, второй дневальный придремал около телефона.

Лёха толкнул деревянную дверь, спустился по лестнице, и вышел на улицу. Хотелось курить и домой. С первых дней служба как-то не заладилась. Сначала прокачивали по ночам, присматривались. Потом начали бить, гонять за жратвой и сигаретами. Сигареты надо было добывать ночью за территорией части.

Лёху «любили» особенно. Мелкий, веснушчатый, какой-то несуразный, он вызывал насмешку. А когда оказалось, что он еще и добрый, покоя ему не давали. Особенно старался Толстый. Ему оставалось служить до весны, ещё месяца три-четыре, и в ожидании дембеля Толстый начинал чудить. Звали его Сергей. Призвался он из глухой тамбовской деревни. Прозвище он получил за грузную уже в двадцать лет фигуру. Пролетарское происхождение и с трудом оконченное среднее образование сделали из Толстого яростного бойца со всеми проявлениями разума и гуманизма. В общем, в армии ему было хорошо. Последние месяцы он только ел и спал, раздобыв у знакомого санитара освобождение от работы.

Лёха был назначен личным слугой Толстого, и постоянно мотался в столовую за жратвой и в самоволку за сигаретами. Иногда, когда было особенно скучно, Толстый играл в милиционера.

— У меня брат мент, и я в ментовку пойду работать. Надо тренироваться, — говорил он. Лёху он ставил лицом к стене и обыскивал, при этом бил по почкам, приговаривая: «Стой смирно, сука!». После этого устраивал допрос с пристрастием. Лёха летал по каптёрке, окрашивая стены кровью из разбитых губ. Потом сам же и замывал кровь.

Когда Толстый напивался, и тупая беспричинная ярость дурманила ему мозг, он выводил Лёху в бытовку, валил кулаком на пол и бил ногами до тех пор, пока безумие не проходило.

Итак, Лёха шёл в столовую. Шёл окольными путями, не хотелось попасться какому-нибудь офицеру. Обязательно ведь докопается, это им как сахар.

В столовой дежурный наряд бился за чистоту. Старший, здоровенный боксёр из первого батальона, проверял порядок и иногда награждал провинившихся короткими точными ударами.

— Чего тебе? — грозно спросил он, приближаясь к Лёхе.

— Толстый прислал к Карасю. — Лёха оробел, вспыльчивого боксёра в полку знали все.

— Надоели гонцы, ходят и ходят. Ладно, проходи, — боксёр сдвинулся в сторону, и тут же крикнул, — Где мойка? Оба сюда, суки.

Конец ознакомительного фрагмента.