Приключения Босторина и Рифа

Александр Иосифович Петрожицкий, 2023

Двое русских друзей, живущих в Италии, берутся вытащить из тюрьмы русского олигарха, приехавшего в Италию на отдых и попавшего туда в результате заговора со стороны его деловых партнёров. Действие происходит частью в Милане, частью в Римини. Лёгкое и приятное чтиво с увлекательной интригой и, конечно же, счастливым концом.

На улице шёл дождь. Не сильный и не морось — методический осенний дождь, и метода у него была та же, что и вчера, и три дня назад. На улице, таким образом, было сыро и холодно. В мансарде небольшого 5-ти этажного дома, одной стороною выходящего в парк, другою же обращённого к центру, горел камин, было тепло и сухо. Глуховато стучали капли по черепице, и этот звук, соединяясь с видом живого огня, рождал вечную музыку уюта, которой и наслаждался сейчас главный герой: человек без определённых занятий и определённого возраста, как он в шутку сам о себе говорил. Человека звали Босторин. Город, к чьему центру обращалась мансарда, звался Милан.

Да, горел огонь в камине, слева и справа от него чернело два больших в человеческий рост окна, выходящих на общую террасу. Большое же квадратное окно было в скошенном потолке, и совсем от камина справа кухня с барной стойкой, при взгляде на которую Босторин иногда не мог сдержать счастливой улыбки: такая кухня полностью соответствовала его представлениям об уюте и была его давней мечтой. Возможно, кому-то не понравится масштабность мечты, но давайте попробуем допустить, что радость от новой кухни может быть ничуть не меньше радости иного дельца, совершившего миллионную сделку, или радости иного полковника по случаю удавшегося военного переворота. Почему нет? В жизни ведь всякое бывает.

Лежал на диване и щурился на огонь второй обитатель мансарды бультерьер Оливер, идеально кругом белый, семи лет, и для своей породы явный переросток, ибо весил 33 килограмма, бультерьерам же полагается до 28-ми. Оливер проник в дом в результате ловкой интриги со стороны итальянской жены Босторина — от живой шерсти у него начинались приступы аллергии со слезами и астмой, поэтому ни о какой собаке он и слышать не хотел. Щенок много писал, много и вкусно ел и непременно хотел во всём участвовать. Первые две недели дались Босторину тяжело, не помогали ни лекарства, ни частые прогулки на воздухе. На исходе же второй, когда жена, испуганная размахом аллергии, уже сама начала обзванивать знакомых на предмет устройства щенка, на 14-й день утром Босторин проснулся и вдруг осознал, что аллергия ушла и больше не вернётся. Тогда он взял малыша в руки, понюхал тёплую шерстку и понял, что теперь у него есть собака.

Нет смысла описывать, как Оливер рос, все бультерьеры растут одинаково: разгрыз, разбил, проглотил, вымазался. Приведём лишь один небольшой эпизод, абсолютно необходимый для составления его психологического портрета. Однажды, а случилось это когда ему было года три, Оливер пропал. Только вот что был, и уже нет. Босторин с женой обыскали всю небольшую квартиру, проверили входную дверь (заперта), подёргали окна (закрыты) — пёс исчез. В доме явственно запахло мистикой. В какой-то момент Босторин открыл створку под раковиной в кухне, чтобы выбросить ненужный предмет, и увидел Оливера. Тот стоял совершенно спокойно, опустив голову, не делая ни малейших попыток вырваться из темницы или хотя бы обозначить своё в ней присутствие. Видимо, створка была открыта, и он зашёл, его случайно закрыли, и он остался. Босторин долго смотрел на него, борясь со смехом, потом сказал: выходи, товарищ. Оливер тут же вышел и улёгся на своё место. Впрочем, в отношении своего места и вообще привязанностей бультерьер был истинный космополит. Когда Босторин расходился с женой, её непременным условием было только одно: Оливер остаётся с ней. И было так. Перемена в жизни не отразилась на буле совершенно, а когда в доме появился новый мужчина, он и это воспринял как должное. Но в те редкие моменты, когда Босторин приходил его навестить, и Оливер, запрыгнув на диван, клал ему голову на колени — в те моменты было видно, что пёс, наконец-то, счастлив. Итальянская жена не была бессердечной эгоисткой (ну, разве что иногда), и Оливер вернулся к Босторину. «Добрейшей души человек, — говорил тот, — если в дом залезут воры, он их залижет до смерти». Про добрейшую душу было правдой, а про воров нет: в отношении своей территории бультерьер был строг.

Итак, резюмируя и подводя первые итоги, получаем следующее: перед горящим камином, горящим в мансарде дома, расположенного недалеко от центра Милана, на одном конце L-образного дивана лежит и смотрит на огонь Босторин (русский, постоянно живёт заграницей), на другом конце дивана лежит и смотрит на огонь Оливер (бультерьер, постоянно живёт в мансарде). За окном упорствует дождь. В мансарде тихо и тепло. И кстати, возвращаясь чуть назад, к философскому пассажу о сделках и полковниках, автор хочет уточнить, что мансарда явилась результатом именно сделки. А если учесть, что помимо большой общей залы с камином было в доме ещё три жилых комнаты, две ванных, гардероб и подсобка, становится ясным, что сделка была, пожалуй, и миллионная.

Третьего звали Риф. Правда, на момент нашего повествования его в мансарде не было: он обещал к ужину приготовить плов, а потому ушёл в дождь искать достойных ингредиентов. Они познакомились, когда Босторин ещё студенчествовал. Мгновенная симпатия со временем переросла в дружбу, которая оборвалась вскоре после отъезда Босторина. Заграницей он, как это часто бывает с соотечественниками, замкнулся в себе: слишком всё оказалось другое, и главным образом — люди. В Москве даже будущая жена была другая, ведь там нужно было немножко работать и много веселиться — денег хватало, — и она была весёлая, всё понимающая, прямо русская. А в Милане вдруг сделалась итальянкою. Кто знает, о чём речь, Босторину, возможно, и посочувствует, но, справедливости ради, нужно посочувствовать и ей: там-то будущий муж был непрерывное горение и центр притяжения всех энергий, а в Милане вдруг получилась размазня на диване. Вот как просто. Но это сейчас, по прошествии лет просто и в несколько строк уложено, а за строками-то годы непонимания, смертельных обид и страданий. Одно время Босторин зачастил в Москву, пропадая там неделями, словно всё хотел найти что-то, пока не понял, что хочет невозможного: вернуться в прошлое. И не потому невозможного, что в прошлое нельзя вернуться в принципе, а потому, что в данном случае возвращаться было уже некуда: наступало Новое время. Государственный иуда продал основное, государственный алкаш пропивал остальное, и новое время наступало быстро, неотвратимо, уничтожая знаки и носителей старого. Так, убили тихую Виолетту из-за квартиры в центре. А вот умер от рака Борис Цепнов, человек деликатнейший, но железных принципов, по которым выходило, что правда это только правда, а неправда только неправда безо всяких там «видишь ли». Или вот убили Деда. Дед был бандит, в своих кругах авторитетный, персонаж колоритнейший, носивший на себе полтора килограмма золота и обрез казацкой шашки опять же с золотой рукояткой. Дед, как и Борис Цепнов, был человеком железных понятий, которыми не поступился бы ни за что на свете. Все они были людьми прошлого, новое время не приняло этих людей. И ещё многих и многих. Кто считал их?

И Босторин подумал о Рифе. Приехал в Москву, позвонил, пришёл домой — одно слово: потускнел. Риф потускнел, видно было, что новая жизнь не задалась. Когда сели на кухне (ах, сколько всего случилось на этой кухне!) и разлили водку, Риф, конфузясь, сказал: «Я немного, а то у меня, знаешь ли, сердце шалит». Выпили, поговорили. Сначала о Рифе (по-прежнему холост, друзья все куда-то подевались, торгует на Горбушке дисками, а теперь вот и пить нельзя). Потом о Босторине (с итальянкой своей разошёлся, долго объяснять, слишком разное мировоззрение, живёт в Милане, переводы, туристы, друзей, если честно, нет). Вспомнили старое, прошлись по новому. В общем, как понял Босторин, предчувствие его не обмануло: Риф на очереди. И Босторин вдохновенно, поскольку идея оформилась не вполне, позвал Рифа с собой в Италию. Тот сначала руками замахал, когда понял, что это серьёзно: «Да как я всё брошу, да что я там буду делать — на твоей шее сидеть?» «А что всё?» — спросил Босторин. «А родину», — ответил Риф и первый же засмеялся, совсем как прежний. Говорили долго. И на следующий день говорили. И в последний перед отъездом Босторина тоже. И не только об этом, да и не об этом, собственно — просто опять вместе, и всё хорошо.

Вернувшись, Босторин выслал приглашение, и Риф получил двухнедельную туристическую визу. В Милане они вместе пошли в Квестуру, и Босторин выправил Рифу временный вид на жительство на 90 дней как резидент и обладатель жилплощади, допускающей наличие второго жильца. Затем Риф был оформлен Босториным как домашний работник. Официальный домашний работник обходился дороговато, у итальянского государства не забалуешь, зато Риф получил свой первый настоящий вид на жительство.

Язык освоил быстро. Во-первых, посчитал своим первейшим долгом, а во-вторых, деваться было некуда: Босторин чуть ли не с первых дней заговорил с Рифом по-итальянски. Сначала, естественно, дублировал, а потом и вовсе перестал: крутись, как хочешь. Да не подумают, что это было легко вот так с близким человеком на чужом для обоих языке, но уж результат превзошёл самые смелые ожиданья. Так в мансарде появился Риф.

То есть, нет, в какой мансарде?! Она тогда и в мечтах не до конца оформилась, тогда жили в маленькой двухкомнатке, снятой Босториным на окраине после того, как ушёл от своей итальянки. Постоянной работы у Босторина не было, и он, как большинство русских, занимался сразу многим. Во-первых, переводческой деятельностью, всё-таки Иняз за плечами. Во-вторых, с удовольствием вёл экскурсии по Милану. В-третьих, оказывал агентские услуги в том смысле, что было у него несколько клиентов по одежде, которые размещали заказы на итальянских фабриках, а Босторин отслеживал их исполнение, проплаты и организовывал доставку. Были клиенты, которые не хотели связываться с заказами, и Босторин возил их на склады при тех же фабриках, за что также получал агентские. Были, наконец, и частные лица, приезжающие в Милан за эксклюзивом для себя и зачастую тратящие больше, чем иные заказывающие. Правда, был в его положении один существенный недостаток: отсутствие уверенности в завтрашнем дне, так как сегодня работа есть, а завтра нет. Например, чтобы иметь крупных клиентов и, соответственно, получать большой процент, нужно было регистрировать фирму и открывать офис, а это автоматически означало зависимость, которую Бостонрин отвергал, кажется, на генетическом уровне. Но имелось и достоинство, которое Босторин ценил превыше всякой уверенности: свобода. Не полная, конечно, не бывает полной у живущего в обществе. Просто Босторин был гораздо свободнее других, отсутствием перспективы отнюдь не тяготился, свято веря в свой принцип, и при таком подходе вера его никогда не подводила.

Риф Босторину помогал. Сначала в качестве водителя (он ведь на итальянские права умудрился сдать), потом и как переводчик, а со временем взял на себя всю одёжную бухгалтерию, так как у Босторина с бухгалтерией было совсем плохо. В общем, что говорить — на жизнь очень даже хватало, но на мансарду, конечно, нет. Пока однажды…

Однажды в Милан приехала делегация Н-ской губернии на предмет посещения торгово-промышленной палаты Милана. В составе делегации были: председатель торгово-промышленной палаты Н-ской губернии; председатель лицензионной палаты той же губернии, которому относительно официальной цели поездки приезжать было незачем; человек из администрации области, которому, собственно, нужно было не в Милан, а в Мюнхен, куда он сразу и уехал, ибо там ждал его старинный товарищ по институту, поволжский немец, с которым они пять лет делили комнату в студенческом общежитии; и, наконец, директор и держатель контрольного пакета акций некоего предприятия — область выделила деньги на реконструкцию, и он приехал искать промышленных линий по производству макаронных изделий. Логики в его приезде было немного, ибо торгово-промышленная палата есть институция политическая, существующая на дотации, а не на режиме самоокупаемости, поэтому интернет и собственная инициатива дают возможностей не в пример больше, да уж, видно, крепка была вера купца в министерство. И потом, логика ведь у каждого своя. Так, за несколько лет до этого приехал в Милан некто Лукашин из К-ка К-ской области. Свалился, как снег на голову, просил срочно отвезти его на фирму «Лукас». Никак с этой фирмой предварительно не связывался, не знал даже, что «Лукас» фирма английская, а в Милане находится филиал, который самостоятельных решений принимать не может. Привёз, как полагается, и подарок: складной мангал и шампуры — «ребята делали». На «Лукас», кстати, так и не попали, не захотели принять, отослав в Лондон, а на вопрос Босторина «зачем ты приехал?», ответ был: «Ну, как же! Смотри, я Лукашин, а они Лукас. Значит, между нами что-то есть».

Так вот, встреча прошла как обычно, у Босторина опыт подобных встреч был. Сначала председатель торгово-промышленной палаты Милана исполнил краткую презентацию торгово-промышленной палаты Милана, и делегаты Н-ской области всё аккуратненько законспектировали. Затем (председатель уже откланялся и ушёл) выступила замдиректора некоей структуры по делам сельского хозяйства и кратко представила структуру. Затем слово взял главный специалист всё той же структуры, который кратко обрисовал тенденции Италии в потреблении продуктов питания, затронув, в частности, макаронно-мучную тему. Сказал своё веское слово и председатель ассоциации производителей оборудования по упаковке и фасовке. Естественно, каждое выступление заканчивалось горячими уверениями в предоставлении какой угодно информации и помощи. Было с обеих сторон несколько вопросов и несколько ответов, но в основном дело уже явно шло к обеду. Купец скучал. Вначале он ещё слушал, а потом, дождавшись оказии, попросил отвезти его на какое-нибудь предприятие, в чём ему было мягко, но решительно отказано, поскольку, во-первых, подобные акции организуются заранее (здесь купец с недоумением посмотрел на председателя торгово-промышленной палаты Н-ской губернии), а во-вторых, момент не подходящий. Что за момент, купец допытываться не стал и остаток встречи просидел тихо. Босторину его было искренне жаль, поэтому, когда все шли обедать, он предложил купцу встретиться вечером в гостинице на предмет посмотреть некий матерьял именно по его тематике. Дело в том, что несколько лет назад Босторину позвонил человек из П-ка, приехавший с заданием найти производителя промышленных линий по выпуску макаронных изделий: некая структура вкладывала деньги в пищевую промышленность региона. У приехавшего имелась собственная машина и все координаты, нужен был переводчик. Поездили тогда много и интересно, но дальнейшего развития акция не получила, видимо, у инвесторов не заладилось, однако все визитки и проспекты Босторин сохранил — вот что значит подход! И вечером их купцу показал. «Ну что, — спросил Босторин, когда просмотр закончили, — едем?» «Едем!» — ладонью припечатал купец.

На следующее утро делегация отправилась дальше по своему маршруту, а Босторин с купцом, только гораздо раньше, по своему. То была, в известном смысле, авантюра, поскольку времени на подготовку не было вообще. Босторин звонил прямо с дороги, представлялся (а помните, пару лет назад?), убедительно говорил о клиенте, договаривался о встрече. За два дня побывали на трёх предприятиях, выбрали одно, вернулись. Была достигнута предварительная договорённость, и вскорости началась работа. Целый год Босторин мотался туда-сюда, организовывая деловую сторону поездок и досуг, перевёл гору технической документации, множество встреч, обедов, ужинов, анекдотов, личных излияний, участвовал в обучении персонала, в установке, наладке и пуске линии, устал и вымотался, но результат того стоил: по факту за линию было выплачено пять миллионов долларов, посредник получал десять процентов (для чего пришлось-таки зарегистрировать фирму). С налогами, конечно, выходило меньше, но всё равно жить можно.

-–

На десерт было сорбетто с лимоном, куда Риф в целях оптимизации пищеварительного процесса добавлял небольшое количество водки. Сейчас это было особенно кстати: плов вышел изумительный, и оторваться было просто невозможно. Сразу после десерта зазвонил телефон. Босторин взял трубку:

— Pronto.

— Да ладно тебе, — отвечала трубка по-русски, — даю вводную.

Звонил Лёха, который был конкретен и на пустые, вроде «как дела?», фразы не разменивался. Лёха был ещё из доперестроечной волны иммиграции, он ехал в Канаду через Италию по транзитной визе, пожил недельку в Риме и остался. И не как Босторин на всём готовом (итальянке ещё пришлось его уговаривать, чтобы подал документы на гражданство), история Лёхиного становления вполне заслуживала отдельной повести. А вводная была вот о чём:

— Человек, металлы, не олигарх, но денег лом. Приехал с замом в Италию по делу, я с ними работал. Три дня назад захотели пойти к Марио — так совпало. Я их отвёл. Там познакомились с тёлкой из Казахстана, но русская. Договорились. Договаривался зам для себя. Сразу не уехали, остались ещё пить. В четыре утра я всех отвёз в гостиницу и поехал домой. Утром звонит: забрали, посадили. Как объяснила его жена, за драку и изнасилование.

— Так это при жене было? — успел вставить Босторин.

— Нет, она прилетела позапозавчера. Так вот, драку и изнасилование. Нужен переводчик. Дело, кажется, долгое, значит, денежное. Ты как?

— А ты что же? — удивился Босторин.

— Ты понимаешь, чем мог, я уже помог: адвоката ей нашёл, тёлку нашёл, у дома её подежурил (последнего Босторин не понял, но вдаваться не стал). А сейчас пойдёт юридическая лексика, и я просто не потяну, дело-то серьёзное. Так как, берёшься?

Босторин чуть подумал:

— Конечно, берусь.

— Сколько денег?

Босторин назвал дневной тариф.

— Молодец, я ей столько и зарядил. Завтра в 9.00 в отеле, номер 202-ой. Зовут Ирина. Запиши её сотовый.

Босторин узнал, в каком отеле, записал номер и положил трубку:

— Есть хорошая работа, — объявил он Рифу.

Риф мирно пожал плечами и спросил:

— Будешь ещё сорбетто?

— Да, только без сорбетто, — ответил Босторин.

-–

На следующее утро без пяти минут девять Босторин входил в отель. В кресле справа от входа сидела женщина, и хотя Босторин был уверен, что это Ирина, на всякий случай спросил у портье о синьоре из 202-го. Портье головой указал в сторону кресла. Босторин подошёл, и женщина поднялась ему навстречу. Небольшого роста, на вид хрупкая, но Босторин сразу угадал под платьем сильное тело; волосы светлые, коротко стриженные и замечательно густые; глаза серые; нос правильный, небольшой, на переносье чуть заметные веснушки; губы рисунка немного грубоватого, но именно тем привлекательные. В общем, очень с виду располагающая женщина.

— Вы от Алексея? — спросила она.

Босторин кивнул и улыбнулся:

— Давайте присядем.

Они присели. Ирина раскрыла папку, лежащую на столе, и сказала:

— Вот эти документы нужно срочно перевести, мне прямо сейчас и после в письменном виде.

Первый документ гласил буквально следующее:

Квестура Милана, комиссариат… района.

Протокол устного заявления Примакова Игоря дата рождения 05.09.52 проживает по адресу… чья личность установлена посредством паспорта номер… выдан…

Сего дня… в 15.25 в здание комиссариата… р-на города Милана явился Примаков Игорь, который под свою ответственность и через своё доверенное лицо Константинова Алексея, чья личность установлена посредством… находящегося здесь в качестве переводчика, заявил следующее:

Я приехал в Италию…числа с деловой поездкой вместе с Сергеем Лапиным, президентом компании, в которой работаю. Сегодня в 00.35 мы пришли в ночной клуб… на виа… с целью провести вечер. Примерно в 01.00 я познакомился с девушкой из Казахстана по имени Марина, с которой выпивал и танцевал до закрытия клуба до 04.00. После закрытия я и мой начальник собрались ехать в отель и пригласили с собой Марину, которая согласилась. По приезде в отель я и Марина поднялись в номер Сергея, находящийся рядом с моим, где все втроём начали пить вино. Когда бутылка закончилась, Сергей послал меня за новой, а когда я вернулся, то увидел, что Марина полураздета и сильно напугана. Сергей предложил мне заняться сексом втроём. Я отказался и ушёл к себе в номер. Примерно через полчаса Сергей вошёл ко мне в номер, схватил за руку и потащил к себе, где опять стал принуждать меня к занятию сексом втроём. Я отказался, тогда Сергей ударил меня по лицу и сбил с ног, отчего, вследствие падения, я ударился головой о тумбочку и поранил голову. В этот момент Марина закричала из другой комнаты, чтобы Сергей оставил меня в покое. Тогда он с угрожающим видом пошёл к ней, но девушке удалось забежать в ванную и закрыться изнутри. Я вернулся в свой номер и, видя, какой оборот принимает дело, написал на визитных карточках гостиницы «карабинеры, СОС, номер 420» и выбросил их из окна. Затем собрал всё, что успел, в чемодан, и вышел из номера. В коридоре стояли работники гостиницы и жильцы соседних номеров, вышедшие, очевидно, на крики Марины. Затем явилась полиция.

Я знаю Сергея по работе с 1995 года и хочу уточнить, что до этого случая подобной жестокости за ним не замечал. Прошу считать данное заявление официальным иском и т.д.

Ирина слушала очень внимательно, лишь в последней части воскликнула тихо:

— Боже, какой дурак, тряпка, трус!

Второй документ был из того же комиссариата и содержал заявление главной потерпевшей Белановой Марины дата рождения 16.10.82 паспорт номер… выдан…проживает по адресу… номер телефона… понимает и говорит по-итальянски.

Я две недели нахожусь в Италии в туристической поездке. В Милан приехала с целью найти работу в одном из ночных клубов. Сегодня примерно в 01.00 я пришла в клуб… на виа…, чтобы узнать у дирекции, какие документы требуются для устройства на работу.

В час ночи! — фыркнула Ирина.

Пока я ожидала директора, ко мне подошёл некто Игорь, русский, и предложил выпить с ним. Я согласилась. Он представил меня своим друзьям, и мы вместе пили и развлекались до закрытия клуба до 04.00. Затем Игорь пригласил меня к себе в отель, я согласилась, и мы с его друзьями Сергеем и Алексеем поехали в отель на машине Алексея. Затем Алексей уехал, а Игорь пригласил меня к нему в номер поговорить.

— Поговорить! — опять фыркнула Ирина.

Я согласилась, и мы поднялись к Игорю в номер. Примерно через десять минут позвонил Сергей и предложил перейти в его номер, поскольку он гораздо больше и удобнее. Мы перешли туда, и Сергей предложил нам выпить бутылку вина. Когда она закончилась, Сергей попросил Игоря сходить за новой. Игорь ушёл и отсутствовал примерно полчаса. В это время Сергей зашёл в ванную и через пять минут вышел в одном халате на голое тело. Он толкнул меня на кровать и начал раздевать, прикасаясь к моей груди, ногам и интимным частям тела. Я сопротивлялась, но Сергей сказал, что убьёт меня, если я не подчинюсь. В какой-то момент я попыталась вырваться, и тогда он с силой схватил меня за руку и потащил в ванную, где, опять-таки угрожая, приказал мне раздеться, раздеть его и вымыть его интимные части. Напуганная его угрозами, я подчинилась. После этого он поставил меня на колени и вынудил совершить с ним оральный половой акт. Во избежание худшего, я подчинилась. В этот момент вошёл Игорь и тут же ушёл, очевидно, решив, что я делала это добровольно. Сергей опять схватил меня за руку и потащил в спальню, где вынудил меня продолжить оральный акт, а потом лёг на кровать, велел надеть ему презерватив и сесть сверху. Когда акт закончился, в номер вошёл Игорь и, увидев меня плачущей, стал утешать. Сергей предложил ему заняться сексом втроём, Игорь отказался, и тогда Сергей начал его избивать. Я умоляла Сергея прекратить, но он угрожающим тоном велел мне не вмешиваться. Я закрылась в ванной. Примерно через полчаса в номер вошли работники гостиницы, и я смогла выйти из ванной. Они объяснили своё вмешательство тем, что Игорь не только звал на помощь, но и бросал из окна записки с надписью «карабинеры, СОС, номер 420». Затем приехала полиция и доставила меня в данное учреждение с целью оформить моё заявление. Хочу уточнить, что всё описываемое время я провела в номере у Сергея, который удерживал меня насилием и угрозами и обещал, что меня убьёт, если я не удовлетворю его сексуальных притязаний. Прошу считать данное заявление официальным иском и т.д.

Третьим было обоснование прокурором своего тезиса о невозможности применения к Сергею Лапину иной меры пресечения, кроме содержания под стражей, и решение судьи по предварительным следствиям, данное обоснование изучившего. Обоснование содержало также заключение гинекологической экспертизы (когда Босторин читал о том, что степень раздражения стенок влагалища позволяет предположить насильственный характер пенетрации, Ирина не покраснела или, например, заплакала, как можно было ожидать от женщины в её положении, но лишь досадливо тряхнула головой: сейчас нужно было спасать Сергея, всё остальное неважно) и показания самого Сергея, которые выглядели так:

… я и Примаков Игорь пришли в клуб… и оставались там примерно до 04.00 утра. Я помню, что мой друг два раза отклонил недвусмысленные предложения девушек, которые к нам подсаживались. Потом он привёл за наш столик девушку, которую представил как Марину, и остаток вечера мы провели вместе. Я оплатил своей кредитной картой счёт в 1000 евро, а в ответ на моё удивление подобной суммой директор объяснил мне, что в счёт вошло и то, что мы уводим с собой одну из девушек клуба. Вернувшись в гостиницу, я договорился с Мариной, заплатив ей вперёд 400 евро, хотя знал, что Игорь договорился с ней ещё в клубе за 300. Мы с Мариной поднялись ко мне в номер и осуществили нормальный половой акт. Что касается нашей с Игорем ссоры, то она, наверное, имела место, но я не допускаю, что мог предложить ему заняться сексом втроём. Скорее всего, я сказал Игорю, что он, если хочет, может увести девушку к себе. Я ознакомился с заявлениями Игоря и Марины, но продолжаю утверждать, что всё произошло именно так, как я описал выше.

Далее шёл подробный анализ всех обстоятельств происшествия, и в заключении обоснования говорилось:

В виду того, что

— процедура ареста и заключения под стражу была произведена в полном соответствии с существующим законодательством;

— нет никаких оправдательных или предусматривающих ненаказуемость факторов;

— отсутствуют основания для закрытия дела или для применения условного наказания в случае признания виновности, а также ввиду несостоятельности тезиса о возможном воздержании впредь подследственного от совершения преступлений (Босторин чуть язык не сломал, пока переводил все эти вербальные хитросплетения);

— манера поведения подследственного позволяет выявить особую жестокость его характера и презрение к личной свободе и физической неприкосновенности окружающих;

прокурор просит судью назначить Сергею Лапину в качестве меры пресечения содержание в окружной тюрьме.

И вот решение судьи:

На основании статей 272 пункт С и 379 пункт С УПК суд утверждает арест Сергея Лапина, в настоящее время содержащегося в тюрьме Сан Витторе города Милана, и постановляет применить к вышеуказанному лицу тюремное заключение в связи с преступлением, предусмотренным статьёй 609-бис и 609-тер УК, поскольку, угрожая Марине Белановой смертью и постоянно применяя силу, подследственный принудил её раздеться и совершить с ним оральный и впоследствии полный половой акт. Отягчающим обстоятельством является тот факт, что подследственный заставлял пострадавшую насильно употреблять алкоголь.

Здесь Ирина возмущённо ахнула, а Босторин почувствовал, что вконец измучился: с юридической терминологией он работал крайне редко, поэтому фразы от зубов, естественно, не отлетали. Слава богу, этот лист был последним.

— Слишком много несоответствий в показаниях, — подытожил он с глубокомысленным видом, почему-то уверенный, что сейчас они будут сопоставлять и сравнивать, намечая собственную версию случившегося, но Ирина лишь махнула рукой.

— Это не важно, это для процесса — не дай, конечно, бог. Сейчас самое главное Марина.

— А что Марина? — удивился Босторин, — надо поговорить с ней, дать ей денег за моральный ущерб, и пусть забирает своё заявление.

— То-то и оно, — сказал Ирина, и голова её скорбно закачалась, — простить себе не могу, как виновата! Ведь я, когда прилетела, из аэропорта прямо к ней. Уговаривала, деньги предложила, хорошие деньги, и она согласилась. Мне бы её сразу взять и в полицию ехать, а я договорилась с ней на следующее утро. Ну, а утром её уже не было, пропала с концами.

И тут, безо всякого перехода, Ирина заплакала — так по-детски горько и безутешно, что Босторин вдруг испытал естественное желание обнять её. Чего он, конечно, не сделал, лишь погладил по руке и сказал:

— Знаете, обстоятельства такие складываются, что дело может затянуться, а по итальянским законам вообще можно держать человека в предварительном заключении до 18-ти месяцев. Но после подобного испытания люди, как правило, меняются и начинают совсем по-другому относиться к своим близким.

Так прямо и сказал. Вдруг, не успев даже подумать, словно кто-то другой через него говорил. И, вроде бы, логики во фразе было мало, и 18 месяцев пришлись совсем некстати, но оказалось, что попал Босторин в самую точку: Ирина в великом удивлении воззрилась на него и даже плакать перестала. Босторин знал эту свою черту: в моменты душевного волненья к нему сами собой приходили именно те, главные и нужные, слова.

— Значит, так, — сказал он, — перевод я напечатаю и завтра вам привезу. Сейчас какие планы?

Ирина посмотрела на часы:

— В два у меня встреча, а вы мне сегодня больше не нужны.

— Тогда давайте погуляем, дожди, слава богу, кончились. Вон у вас замок в двух шагах (имелся в виду замок Сфорца), идёмте туда, я вам чего-нибудь расскажу.

В лице Ирины выразилось сильное замешательство, которое Босторин истолковал так: Сергей в тюрьме, а я буду по экскурсиям ходить? Он улыбнулся и, выдержав крохотную, не более трёх секунд паузу, спросил:

— Вы думаете, что будет лучше сидеть в номере?

Ирина подумала, затем несколько раз кивнула:

— Согласна. Идёмте в ваш замок.

-–

Необразованность совсем не обязательно предполагает хамство, в мире есть достаточно причин, могущих воспрепятствовать человеку получить образование. Хамство это когда человек гордится своим невежеством и считает других — в особенности образованных, но бедных — дураками.

Не однажды Босторин слышал от приезжающих в Милан соотечественников примерно такую фразу: нам сказали, что в Милане только две улицы для шоппинга, и больше нечего смотреть. Поначалу эта фраза бесила, потом вызывала лёгкое презрение, а ещё потом Босторин примирился с ней, как и со всем мировым порядком, когда понял, что его не только не переделать, но и переделывать не нужно. Он считал Милан первым из итальянских городов, поскольку город вообще есть слагаемое многих компонентов, куда входят не только архитектурные памятники, но и просто архитектура, возможности, которые этот город открывает перед своими жителями, качество жизни, которое эти жители себе обеспечивают, урбанистика в широком понимании. Вот по сумме всех компонентов Милан среди итальянских городов и был у него на первом месте.

Видите ли, Милан это не Рим, который по сумме многих компонентов тоже очень и очень ничего. В Риме, например, видна преемственность времён, виден ход времени, и не путём игры воображенья, а в самом прямом смысле: там всё у тебя перед глазами. К тому же, всякий с детства знает, что в Риме есть Колизей. И вот он приезжает в Рим, видит Колизей и очень доволен, потому что всегда приятно получить наглядное подтверждение тому, о чём слышал. И вообще, в Риме всё на виду, никуда не нужно вглядываться или проникать мыслью. Милан же есть город созерцательный, который не раскрывается сразу и уже тем более людям, которые ждут от Италии только Колизея и Везувия. Такие люди, как правило, всю жизнь забивают микроскопами гвозди. И потом, Милан был официально основан на 1600 лет раньше Москвы, чуть ли не на 1000 лет раньше Венеции и с тех пор был и есть живой, постоянно эволюционирующий организм — неужели в таком городе нечего смотреть??

Последняя фраза была не без логических огрехов, но Босторин привык использовать её в своих экскурсиях. Ведь для туристов почти никогда не важно, что. Важно, как. Самые яркие впечатленья остаются от гидов, которые умеют рассказать эмоционально. Например, Босторин слышал восторженные отзывы о какой-нибудь Дуне из какой-нибудь Пизы, хотя Дуня — и это Босторин знал доподлинно — приготовила свою экскурсию по текстам на обратной стороне открыток. Однако выходило, что раз клиент доволен, то Дуня объективно на своём месте (но и клиент, соответственно, тоже).

Всё это, за исключением Дуни, конечно, Босторин рассказал Ирине, пока они шли к замку и потом его осматривали.

— Кстати, — сказал он, закончив с краткой историей герцогов Сфорца и пришедших вослед испанцев, австрийцев, Наполеона, — многие знают, что в Милане есть фреска Леонардо «Тайная вечеря», но мало кто знает, что в музеях замка Сфорца хранится последняя работа Микеланджело, его четвёртая «Пьета». Хотите посмотреть?

— Ирина с восторгом кивнула, она и слушала, как очарованный ребёнок, и рассказывать ей было одно удовольствие.

У «Пьеты» никого не было. Это означало, что можно сесть на скамеечку напротив и рассмотреть шедевр спокойно.

— Шедевр? — удивился Босторин, будто и не сам произнёс минуту назад это слово, — Я вполне допускаю, что если её прислонить где-нибудь в уголочке в ряду других скульптур, то можно легко пройти мимо и не заметить. Но потом взгляд ваш упадёт на этикетку, а ней написано «Микеланджело Буонарроти». И тут мысль ваша включится: не тот ли это Микеланджело, который гений всех времён и народов? Но тогда почему? Зачем? Где же здесь немыслимое совершенство первой «Пьеты» — эта-то и вовсе четвёртая? Где общее совершенство классического искусства вообще?! То есть, налицо как бы явные ножницы между величием имени и тем, как оно в данном случае себя выражает. Но ведь мы говорим о Микеланджело! Если я напишу чёрный квадрат и позову всех на чёрный квадрат, никто не придёт смотреть на мой чёрный квадрат. А Малевич написал, и дискуссии начались. Почему? Потому что художник с определённым именем изобразил непонятное, но художник-то он большой, значит, нужно разобраться. А тут Малевич рядом нигде не валялся, тут целый Микеланджело, тем более есть смысл подумать…

— А она слушала. И как она слушала! — Босторин закатил глаза и выставил нижнюю губу, изображая мечтательность, но получилось не очень смешно. Должно быть, оттого, что говорилось серьёзно.

— А ты ей потом, наверное, про символы изобразил, про созерцательность и всё такое?

Босторин чуть подумал:

— Да, потом изобразил.

— Что ж, тебе сам бог велел, — сказал Риф, возвращая Босторину распечатки протоколов, — И что ты думаешь?

Конец ознакомительного фрагмента.