Мент для новых русских

Александр Золотько

Новой русской элите нужна собственная полиция, состоящая из неподкупных, независимых профессионалов. Таких, как крутой опер Юрий Иванович Гринчук. Вот только характер у него слишком независимый. И прежде чем получить право самостоятельно карать и миловать олигархов, капитан должен показать, что он именно тот, кто нужен. Поэтому ему поручают дело, где в один кровавый клубок спутаны интересы бандитов, прокуратуры, чиновников, бизнесменов...

Глава 4.

Ты должен закрепиться. Сразу, без промедления и пауз. Это должно стать твоим безусловным рефлексом. Закрепиться и создать базу. Создать базу и установить связи. Как колючки репейника, связи удержат тебя на выбранном тобой месте. Закрепиться, создать базу и наладить связи.

Быстро, но аккуратно. Твои связи не должны выглядеть системой ни для кого, кроме тебя. Твоя база не должна выглядеть чем-то инородным в окружающей тебя обстановке. Ты не должен ее создавать, это неминуемо привлечет к тебе внимание. Ты должен сложить свою базу из элементов окружающей тебя действительности. Не передвигай эти элементы, просто совмести их.

Не стремись к слишком высокому уровню, твоя база и твои связи должны минимально соответствовать твоим потребностям и уровню твоего задания. Если нет задания — они должны соответствовать уровню выживания. И именно на том уровне, который тебе в данный момент кажется наиболее безопасным.

База, связи и разведка. Недостаток информации погубит тебя. Переход с одного уровня материальной обеспеченности должен следовать только после перехода с одного уровня информированности на другой.

Твоя база — это твоя самая лучшая защита и маскировка. Одновременно она же и самое уязвимое твое место. Удар по базе ты должен отражать в первую очередь. При этом удар для стороннего наблюдателя должен исходить не от тебя. Иначе ты выдашь свое местоположение, и тебе придется либо начинать активные боевые действия, либо создавать новую базу.

Лучшая защита — неожиданный удар с неожиданного направления.

Глыба и Димыч двигались не торопясь. Глыбу переполняло чувство победы, Димыч твердо знал свое расписание на сегодняшний вечер, поэтому необходимости спешить не видел.

Он спокойно выслушал два раза подряд пересказ событий в Норе, свидетелем которых был и сам, не отреагировал никак на то, что количество вырубленных бомжей во втором рассказе значительно отличалось от количества в первом и уж совсем не походило на то, которое было на самом деле. Глыба тренировался, репетировал свои рассказы приятелям и девочкам, Димыч не собирался ему в этом мешать.

Более того, он был готов подтвердить любую бешенную историю Глыбы. Для кого угодно, исключая, конечно, самого Геннадия Федоровича.

3.Площадка перед домом. День.

— Денек-то сегодня какой! — сказал Гринчук, выходя из машины напротив клуба.

— Какой? — спросил водитель.

— Хреновый, если вдуматься, — сказал Гринчук. — В такой день даже помирать муторно. И с самого утра настроение кого-нибудь грохнуть.

— Юрка!

Гринчук оглянулся на голос отца Варфоломея.

Священник сидел на скамейке возле одного из домов в отдалении. Помахал рукой Гринчуку, подзывая.

— Здравствуйте, батюшка, — сказал Гринчук, усаживаясь на скамейку возле священника. — Можно, руку целовать не буду?

Священник был в «штатском», только на груди, под пиджаком, висел массивный крест на цепи.

— Дам я тебе руку слюнявить, — буркнул отец Варфоломей.

— Ну, и слава богу, — облегченно выдохнул Гринчук. — И так день хреновый, а тут еще и руки мужикам целовать. Вы, кстати, чего здесь устроились? Решаете, куда пойти? Двинуться исповедовать бомжей в Нору, или просаживать деньги паствы в клубе?

Отец Варфоломей покосился на капитана:

— Я бы сейчас тебе врезал по морде твоей бесстыжей, да у меня к тебе есть дело.

— Я не хочу есть дело, — сказал Гринчук, — я хочу есть жареное мясо.

— Ты можешь без своих шуточек? — спросил священник.

— Могу, а то еще пошлете меня к чертовой матери, и не ведать мне жизни вечной…

— К матери чертовой я тебя не пошлю, а вот к самому Черту сходить попрошу. Сходишь?

4.Площадка перед клубом. День.

Из парка вышли Димыч и Глыба. Они прошли через бывшую автостоянку поднялись на крыльцо. Глыба оглянулся, заметил выезжающего из парка велосипедиста, сплюнул и вошел в клуб.

Из парка вышел Михаил, прошел, не торопясь, вдоль домов, выбирая место доя наблюдения за клубом.

Остановился возле заколоченного киоска, с другой стороны которого на скамейке сидели отец Варфоломей и Гринчук.

5.Вестибюль клуба. День.

— Ну, это, — спросил у охранника в вестибюле Глыба, — мне нужно Самому доложить.

— Он в казино пошел, к рулетке, — сказал охранник. — Рулетку пробует новую.

Глыба прошел через вестибюль, остановился, поджидая Димыча.

— Ты, это…

— Что? — усмехнулся Димыч.

— Не нужно Гире про… — Глыба покрутил в воздухе руками, словно вращая педали.

— За стукача меня держишь? — улыбка Димыча стала угрожающей.

— Ты чего, Димыч? Я просто…

— Вот и будь попроще, — сказал Димыч, — у тебя это хорошо получается.

Глыба остановился перед входом в казино. Потоптался перед дверью. Поежился.

— Сквознячком потянуло? — спросил тихо Димыч.

— Шуточки у тебя… — сказал Глыба и вошел в зал.

6.Площадка перед домом. День.

— Шутки у вас, батюшка! — покачал головой Гринчук.

— Не шутки это, Юра, — священник тяжело вздохнул. — Ты про Саню Черта слышал?

— Саня Черт, он же Александр Чертынин, руководит группой малолеток, именующих себя, соответственно, чертями и ведьмами, — дежурным голосом сказал Гринчук. — Обитают в районе Лесопрака, тусуются чаще всего в районе вокзала. Мне на вокзал не нужно.

Отец Варфоломей покачал головой.

— Хреново работаете, гражданин капитан. Саня Черт уже дня три обитает вот в этом вот доме.

Гринчук оглянулся на дом. Возле дальнего подъезда маячил паренек.

— Дом номер пять, — задумчиво сказал Гринчук. — Вход в подвал в четвертом подъезде. Говорил я участковому, чтобы следил за этим подвальчиком. А мальчик, я полагаю, на стреме стоит.

Священник снова тяжело вздохнул.

— Так это, значит, вы меня к этому Черту отправить собрались, батюшка? И что ж вас, отец Варфоломей, подвигло стучать правоохранительным органам?

— Юрка! — священник задохнулся от злости.

— А как это еще называть, батюшка? — осведомился Гринчук. — Есть представитель правоохранительных органов, и есть гражданин, информирующий это официальное лицо, что обычно принято называть именно стукачеством.

— Мне не до смеху, Юра. Я к тебе неофициально, — священник вынул из кармана пиджака носовой платок и вытер лицо. — Тебя ко мне сам бог послал. Я тут уже почти час сижу.

— Ладно, батюшка, — Гринчук потер лицо руками. — Хреновый день. Просто никакой… Что там у вас неофициального?

— Пацан один проиграл ему деньги.

— Бывает, — кивнул Гринчук.

— Большие деньги проиграл, — сказал отец Варфоломей. — Такие и представить себе трудно…

— И где ж он их взял?

— Он их не взял, он их проиграл. Теперь уже три дня домой не приходит. Черт придумал рабство. Или перо в бок…

— Во, батя, по фене ботаем, — изумился Гринчук. — И вы пришли Саню Черта просить отменить рабство? И отпустить раба к маме? Так?

— Он у нее один. Она уже три дня сама не своя. Чуть не в петлю лезет — отец Варфоломей потеребил цепь креста. — Грех это.

— Не повезло, вам, батюшка… — протянул Гринчук задумчиво, — официально я не могу предпринять никаких мер. Нету заявления. И пацан ваш молчать будет, как рыба об лед. Если я даже сейчас ксиву Черту в рожу суну, то завтра ваш игруля снова к нему вернется. Такие вот пироги…

Возле подъезда остановилась машина.

Парень подошел к ней, оглянулся, вынул из кармана пакетик и сунул его в приоткрытое окно машины. Получил деньги и спрятал их в карман. Машина уехала. Парень еще раз оглянулся, подошел к подвальному окну и бросил деньги в трубу, выходящую из подвального окна. Танцующей походкой вернулся на пост.

— Да, — сказал Гринчук, — мне еще новых торговцев наркотой на участке не хватало. Не поверите, батюшка, как быстро взрослеет всякое дерьмо в нынешнем мире. Вчера еще стекла из рогатки бил, а сегодня норовит из гранатомета шандарахнуть. И вместо леденцов дурь в карманах таскает. Ладно, — Гринчук встал со скамейки и потянулся. — Скучно мне с вами.

— Юра, — просительно сказал священник.

— Во все времена беседы со священниками навевали на оперов скуку. Другое дело — сыграть. В картишки там перекинуться, шары погонять… Пойду и я развлекусь. Люблю честную игру.

7.Казино. День.

— Люблю честную игру, — громогласно заявил Гиря, когда Глыба и Димыч вошли в зал.

Четверо охранников осторожно тащили игровой стол, какой-то парень что-то монтировал на полу, подняв кусок коврового покрытия, а сам Гиря восседал в самом центре суеты и с неподдельным интересом наблюдал за процессом. Внимания на подошедшего Глыбу шеф не обратил.

Глыба потоптался, потом кашлянул, потом осторожно постучал по спинке стула.

— Чего?

— Я из оврага…

— Живой?

— В ажуре.

— Договорился?

— Ага.

Кусок покрытия опустили на пол, аккуратно смазав края клеем. Игровой стол поставили сверху.

— Ничего не напартачил? — спросил Гиря, не оборачиваясь.

— Не, пришлось только одному дать в дыню, а так — все поняли и обещали свалить. Я завтра зайду, проверю.

— Зайди и проверь. Это твоя проблема. Если они оттуда не уйдут, с тебя спрошу.

— Да я что? Я ничего. Я все, как надо… Вон, у Димыча спросите.

Гиря встал со стула и подошел к столу:

— Что, Глыба, может, сыграем в рулетку?

Глыба помялся.

— Как знаешь, — Гиря засмеялся и бросил на стол мятую купюру. — Давай поставим с тобой на цифру три. Нина, у тебя рука легкая?

Нина, стоявшая за спиной шефа, подошла к столу, крутанула сверкающее никелем колесо и аккуратно, по деревянному бортику запустил шарик.

Сделав несколько оборотов, шарик послушно лег в лунку с цифрой три.

— А теперь — двадцать пять, — сказал Гиря.

Рулетка выдала двадцать пять.

— А «зеро» слабо?

«Зеро» тоже оказалось не слабо.

— Люблю честную игру, — довольным голосом сказал Гиря и забрал свои деньги со стола.

— Пошли, Димыч, поговорим за пивком, — Гиря, не оглядываясь, двинулся к бару. — Я такой азартный человек.

8.Площадка перед домом. День.

— Я такой азартный человек, — сказал Гринчук. — Когда я слышу, что где-то играют по-крупному, то просто не могу удержаться. Забываю все и лечу на зов порока.

Гринчук похлопал себя по карманам. Достал пистолет. Покрутил в руке, потом протянул его священнику.

— Подержите, чтобы я от азарта не проиграл еще и штатное оружие.

— Ты чего, Юрка…

— И еще удостоверение, — Гринчук сунул священнику удостоверение.

— Ты чего, к ним пойдешь без ствола?

— Во-первых, отец Варфоломей, настоящие крутые пацаны в американских фильмах, перед дракой отдают оружие и значки. Иначе какие же они крутые? А, во-вторых, такие выражения в устах служителя культа…

Отец Варфоломей спрятал пистолет и документы в карманы пиджака.

— Тебя же там… — начал священник.

— Вот именно, — кивнул Гринчук. — Если кто-нибудь из них схватится за нож? Я ж его с горяча и пристрелить могу. А у Черта в кодле полно несовершеннолетних. Хрен я потом отмажусь, если малолетку пристрелю.

Гринчук посмотрел на парня у подъезда.

— Если имеешь дело с такими, лучше уж пусть они меня, — Гринчук вытащил из кармана пистолет Егорова и тоже протянул священнику. — Рассеянным становлюсь, чуть не забыл. Вот если бы вы мне свой крестик одолжили, я бы им как кистенем нечисть бы погонял. Шучу, — быстро добавил Гринчук, — я пошел. Если через десять минут не выйду — рассчитываю на скидку при отпевании. Лады?

— Типун тебе на язык, — бросил священник.

— Я тоже вас люблю, батюшка, — Гринчук помахал священнику рукой и пошел к парню возле подъезда. — Жить нужно так, капитан Гринчук, чтобы никто не смог бы сказать, что ты облажался.

9.Казино. Вечер.

— Он там не облажался? — спросил Гиря, усаживаясь на табурет у стойки.

— Все нормально. Как и рассказывал.

— Это хорошо. Пивка, водочки?

— Мне сегодня еще работать, — сказал Димыч.

— Помнишь… — удовлетворенно сказал Геннадий Федорович и взял у подошедшего бармена запотевший стакан.

Бармен поставил перед шефом блюдце с закуской и отошел в сторону.

— Значит, Винтика нужно уволить, — сказал Геннадий Федорович и отпил из стакана. Водку он пил небольшими глотками, смакуя.

— Ему звонили, попросили подготовить для нас одну штуку, грамм так на двести пятьдесят с часовым механизмом. Ждать он тебя будет…

— Меня? — Димыч удивленно приподнял брови.

— Ну, не тебя, а кого-нибудь от меня. Вон, хоть того же Глыбу. Подойдет?

— Подойдет. Только вы тогда ему скажите, чтоб он сам машину вывел, а меня пусть подберет возле метро.

— Хитришь? — Геннадий Федорович прищурился и снова отпил из стакана.

— Хитрю, — кивнул Димыч.

— Ладно. Потом куда?

— К приятелям, дня на три-четыре. Не возражаете?

— Ни Боже мой! Отдыхай. Глыбе тоже посоветуй, хотя, не надо, ему завтра работать с бомжами. Я его завтра отпущу.

— Через сколько нас будет ждать Винтик?

— Через полтора часа. Успеете похавать и доехать.

— Я не голодный.

— Тогда позови Глыбу, я сам ему все расскажу.

Димыч кивнул, подошел к столу, возле которого восторженный Глыба наблюдал, как шарик ложится на тот номер, который ему заказывают:

— Тебя к шефу.

— Ага, — Глыба застегнул зачем-то верхнюю пуговицу на рубашке и пошел к бару.

Димыч понаблюдал как Геннадий Федорович инструктировал Глыбу, поймал на себе два или три косых взгляда Глыбы, потом Глыба кивнул утвердительно раз. Потом еще раз. Потом посмотрел на Димыча, и теперь кивнул уже Димыч.

Глыба вздохнул и поплелся в сторону ресторана, обедать.

10.Площадка перед домом. Вечер. Взглядом Михаила.

Гринчук прошел уверенным шагом к подъезду, что-то сказал парню. Тот опустил голову, разглядывая молнию на брюках. Гринчук быстро взбежал по ступенькам крыльца и скрылся в подъезде.

Парень рассмотрел, что молния на брюках цела. Обернулся к двери и бросился в подъезд.

— Ты куда, мудак?

Михаил прошел мимо священника. Тот сжал крест в правой руке и что-то бесшумно шептал. Отец Варфоломей поднял взгляд на Михаила, тот быстро отвернулся и прошел к подъезду.

11.Подъезд дома. Вечер.

— Тебя куда несет? — парень влетел в подъезд и натолкнулся на поджидающего его Гринчука.

— Если я скажу, что пришел подышать свежим воздухом, ты поверишь?

— Чего? — ошарашено уставился на Гринчука парень.

— Я так и думал. Пробуем еще раз. Я пришел за наркотой?

— Чего? — парень попятился и сунул руку в карман брюк.

— Не похож? — удивленно улыбнулся Гринчук. — Ты еще перо из кармана достань.

Парень вынул руку из кармана. Щелкнуло, появляясь, лезвие.

— Вот так бы и давно, — удовлетворенно протянул Гринчук и отобрал нож у парня. Припечатал его левой рукой к двери, взмахнул ножом и ударил.

12.Крыльцо Клуба. Вечер.

Димыч вышел на крыльцо. Там двое охранников обсуждали последние события и ужасно веселились.

— Слышал анекдот? — спросил один из охранников. — О красной шапочке.

— В прошлом году, — сказал Димыч.

— Классный анекдот, — сказал другой охранник.

— Так себе… — пробормотал Димыч, — глянул на часы и заторопился, — все, пока, я уезжаю дня на три-четыре. Шеф отпустил отдохнуть.

— Счастливый, — позавидовал один из охранников.

— Счастливый, — согласился Димыч.

— Ты чего — пешком?

— На электричке, как аристократ.

— А, ну, давай, привет семье.

13.Площадка перед домом. Вечер.

Михаил остановился возле входа в подъезд, посмотрел в приоткрытую дверь. Поднялся на первую ступеньку. Обернулся и увидел, как Димыч идет от клуба в сторону метро.

Михаил еще раз оглянулся на подъезд. Перевел взгляд на номер дома.

Из подъезда послышался то ли стон, то ли всхлип.

Михаил пошел вслед за Димычем, по другой стороне улицы.

14.Подъезд. Вечер.

Парень скулил, пытаясь вытащить нож, который воткнулся сквозь кольцо его серьги в дверь. Нож не поддавался, парень стоял на цыпочках. В луже.

15.Подвал. Вечер.

Дверь с грохотом влетела в подвал. Гринчук быстро прошел во внутрь и сел к столу.

Четверо чертей, сидевших возле стены, вскочили.

Саня Черт, сидевший за столом, откинулся на спинку стула и посмотрел на капитана. На столе перед ним стояли стаканы, бутылка. Лежало несколько пакетиков с белым порошком. Деньги и колода карт.

В углу комнаты, на тряпке, лежал молодой паренек, в ошейнике и наморднике.

— Значит так, — сказал Гринчук. — Времени у меня мало и настроение хреновое. Ваши рожи мне не нравятся, пахнет тут у вас дерьмово и меня от вас всех тошнит.

— Ты… Ты чего… — сказал кто-то из чертей. — Да я тебя…

— Пасть закрой, — бросил Саня Черт и наклонился к столу, чтобы рассмотреть Гринчука. — Ты что, мужик, бессмертный?

— Да, а еще я слепой. И не вижу наркоты, которую вы так нагло оставили на столе. И у меня настолько плохая память, что я забуду, как видел незаконный акт продажи наркотических веществ возле подъезда.

— И еще ты безголовый, — сказал Черт, и в руке его появился нож.

— И еще я очень не люблю, когда людей превращают в рабов, — Гринчук взял со стола колоду карт и принялся ее тасовать.

Паренек в ошейнике всхлипнул.

— А, — засмеялся Черт, — ты хочешь вернуть это дерьмо мамочке. Принес бабки?

Гринчук лениво перекладывал карты в руке, уронил несколько штук, неловко стал собирать их в колоду.

— Что, нету бабок? Тогда у меня будет раб.

— Какого, извини, черта, он вообще стал рабом? — спросил Гринчук.

— Нет денег — нет свободы, — засмеялся Черт, и его смех подхватили черти.

— Не давши слова — крепись, а давши — держись, — констатировал Гринчук, снова выронив несколько карт на стол.

— Типа, — кивнул Черт.

— А если я предложу тебе сейчас сыграть на него? — спросил Гринчук.

— На ту сумму, что он мне торчит?

— На равноценную. Выиграю я — у тебя нет раба.

— А выиграю я, — подхватил Черт, — и у меня два раба? Так? Я даже согласен, на крайняк, на одного живого и на другого дохлого. Идет?

Гринчук огляделся. Все черти в комнате извлекли кто нож, кто опасную бритву.

— И выбора у меня, как я понимаю, уже нет? — спросил Гринчук, снова собирая колоду.

— Нет, — усмехнулся Черт.

— Тогда давайте по-быстрому, — сказал Гринчук, — мне уже здесь надоело. Тащим по одной карте из колоды. Большая — выигрывает. Только ты держишь слово, рогатый?

Черт потянулся через стол и взял из рук Гринчука колоду карт. Протянул одному из чертей:

— Потасуй, Гад.

Гад взял колоду карт, быстро перетасовал и протянул колоду Черту.

— Пусть фраер начинает первым, — сказал Черт.

Гринчук протянул руку к колоде, дотронулся до верхней карты, рука замерла.

— Сдвинь, — сказал Гринчук.

Гад засмеялся.

— Не дергайся, фраер, — сказал Черт.

Гринчук сдвинул несколько карт, взял карту, быстро взглянул и бросил на стол рубашкой вниз.

— Дай мне верхнюю, — сказал Черт.

Гад взял верхнюю карту с верха колоды. Бросил на стол. Король.

Гринчук сплюнул.

— У тебя проблемы? — засмеялся Черт.

— Фигня все это, — чуть дрогнувшим голосом сказал Гринчук. — Пойду я, пожалуй.

— Ни хрена… — Черт пришпилил ножом карту Гринчука к столу. — За базар нужно отвечать. Мужики слово держат

— Делать мне нечего, из-за чужого засранца свою голову подставлять… — Гринчук попытался встать из-за стола, но двое чертей надавили ему на плечи и удержали на стуле.

— Это теперь ты полный засранец, — снова засмеялся Черт.

— И ты хочешь сказать, что если бы выиграл я, то…

— Конечно, нужно быть последним козлом, чтобы зажать карточный выигрыш, — Черт посмотрел на чертей, те закивали.

— Суку, зажавшую проигрыш, опустить мало, блин, — сказал Гад.

— Опустить, — подтвердил еще один черт.

16.Площадка возле метро. Вечер.

Димыч остановился возле рекламы каких-то сигарет и снова посмотрел на часы.

С площадки возле овощного магазина медленно подъехала «жигуленок-шестерка».

— Далеко? — спросил водитель.

— Своего жду, — ответил Димыч.

— Извини, — таксист-частник сдал машину назад.

Димыч прошел к летнему кафе, сел за столик.

К нему подошел официант, и Димыч сделал заказ.

Михаил постоял чуть в стороне, взглянул на часы и быстро пошел в сторону клуба.

17.Подвал. Вечер.

— Значит, опустить, — протянул Гринчук.

— Тебя как, мужик, с вазелином или без? — осклабился Гад.

— Опустить, значит, — снова повторил Гринчук.

И протянул руку к столу.

— Ты что, козел? — вцепились в него черти.

— Нож уберите, — сказал Гринчук, не пытаясь вырваться, — гляньте на карту.

Один из чертей рванул карту, располосовав ее лезвием ножа почти на двое. Глянул.

— Твою мать… — протянул он.

Карта упала на стол.

Туз червей. Разрез начинался с середины сердца.

— Так что, — спросил Гринчук, — кто проигрыш зажмет, станет петухом?

Один из чертей откашлялся.

Черт посмотрел на своих подчиненных. Перевел взгляд на раба.

— Саня… — пробормотал один из чертей.

— Пусть идет, — сказал Черт. — И сучка этого пусть забирает.

18.Площадка перед домом. Вечер.

Михаил подошел к дому, остановился за углом, наблюдая одновременно за клубом и подъездом.

19.Подъезд. Вечер.

Парень наконец вынул из уха серьгу и отцепился от ножа, застонал, переступая с ноги на ногу и стряхивая капли с ноги.

Дверь из подвала неожиданно распахнулась, Гринчук подтолкнул к выходу раба, который торопливо стаскивал с шеи ошейник.

Увидев Гринчука, парень попятился к стене.

— Ухо целое? — спросил Гринчук, чуть задержавшись возле парня.

Гринчук вышел на улицу.

20.Площадка перед домом. Вечер. Взгляд Михаила.

Вначале из подъезда вылетел паренек, швырнул в сторону ошейник и на неверных ногах пошел к священнику, который встал со скамейки и бросился к нему навстречу.

Потом из подъезда вышел Гринчук. Огляделся.

Михаил отступил за угол.

Гринчук пошел к отцу Варфоломею. Михаил скользнул по ступенькам крыльца, вошел в подъезд.

21.Подъезд. Вечер.

— Чего… — обернулся к нему парень, засипел и сполз спиной по стене на пол.

Михаил вбежал в подвал.

22.Площадка перед домом. Вечер.

Гринчук подошел к отцу Варфоломею.

— Спасибо тебе, Юра, — сказал священник.

— Ага, — кивнул Гринчук.

— Благодари человека, — приказал отец Варфоломей освобожденному рабу.

Тот что-то начал бормотать. Совершенно невнятно.

Священник полез в карманы и извлек два пистолета:

— Вот, забирай.

— Еще минуточку, — попросил Гринчук. — Так приятно чувствовать себя неофициальным лицом.

— Они же вас могли… — выдавил, наконец, освобожденный.

— Опустить? — усмехнулся Гринчук.

Капитан полез в карман брюк, извлек три карты.

Паренек покрутил в руках карты. Три туза.

— Это теперь твои счастливые карты, пацан. Запомнил?

Паренек кивнул.

Гринчук вздохнул и врезал ему в лицо:

— А это, чтобы помнил лучше.

Парень прокатился по асфальту.

— А вот теперь — отдавайте, батюшка, стволы и ксиву.

23.Подъезд. Вечер.

Парень лежал лицом в луже. Открыл глаза. Попытался встать. Открылась дверь и мимо него прошел Михаил. Парень торопливо закрыл глаза и плюхнулся лицом в лужу.

24.Площадка переддомом. Вечер.

Михаил быстро сбежал по ступенькам крыльца. Посмотрел на Гринчука. Тот как раз смотрел в его сторону. Их взгляды встретились. Гринчук отвернулся. Потом быстро взглянул, но Михаила уже не было.

25.Подвал. Вечер.

Темнота. Медленно открылась дверь, и в подвал вошел парень из подъезда. Нашарил выключатель возле двери. Включилась лампа над столом.

Комната была разгромлена. Черти лежали среди обломков мебели и осколков посуды. Гад пытался встать, тяжело дыша, но руки не держали.

Саня Черт закашлялся, встал на четвереньки. Помотал головой.

— Кто это был? — спросил парень из подъезда.

— Не… видели… — прохрипел Гад. — Погас… свет, а потом… началось…

— Бабки… — простонал Саня Черт.

— Нету, — посмотрев на пол, сказал Гад. — Порошок есть, а бабок нет.

— Унес, сука… — сказал Саня Черт.

— Я вот что скажу… — еще один черт сел на полу, спиной к стене.

— Что? — спросил Саня.

— Сваливать отсюда нужно. Хреновое тут место.

26.Площадка перед метро. Вечер.

Димыч допил кофе.

Михаил подошел к метро, огляделся. Подошел к такси:

— Свободен?

— Обязательно, — оживился таксист, — где ехать?

— Мы вначале подождем, ко мне человек должен подойти.

— Ну…

— Считай, счетчик уже включен, — успокоил Михаил, — тут, понимаешь, как получится, сможет она… Ну, человек сможет выйти, или я поеду к другой… му.

— Ты, брат, ходок, — одобрительно засмеялся водитель. — Блондинка, брюнетка?

— Шатенка крашенная.

— Дело вкуса, — сказал водитель.

27.Площадка перед домом. Вечер.

Гринчук подошел к таксофону, сунул карточку, набрал номер.

— Але, — сказал Гринчук.

— Юрка, ты с ума сошел?

— Нет, но делаю все возможное.

— Пулей в отдел.

— Ухорыл обыскался, — предположил Гринчук.

— И начальник, между прочим, тоже. И ты знаешь, что случилось с Егоровым?

Гринчук поправил за поясом пистолет Егорова:

— А что, с ним что-то случилось?

— Напился, подрался, потерял ствол и удостоверение…

— Ну, положим, ствол он не терял, ствол у меня. Я забрал, чтобы Валька не посеял.

— С ума сошел? Тебя же…

— Перетопчусь. Я тут приехал в клуб, наконец.

— А теперь езжай сюда. И это уже не шутки. Тебя могут выпереть из органов.

— Сумлеваюсь, — улыбнулся Гринчук. — Мне всего несколько месяцев осталось до пенсии.

— Можешь не дотянуть, капитан. Срочно сюда.

— Уболтал, милый. Еду.

Гринчук повесил трубку. Постоял, рассматривая таксофон. Прошел вдоль домов к метро.

* * *

Глыба остановился возле входа в здание клуба, перебросился парой слов с охранником и, зацепившись за дежурное «Как дела?», стал сочно и в подробностях излагать свою схватку с Крысами. Димыч выждал пару минут, потом тихо, так, чтобы не услышал охранник, напомнил Глыбе, что ему было приказано все решить с Крысами тихо, и, если такая вот редакция всего произошедшего дойдет до ушей Геннадия Федоровича, то у самого Глыбы внешность будет не чуть не красивее, чем у того бомжа в овраге.

— Ну, это, — осекся на половине фразы Глыба, — мне тут с тобой некогда трепаться, мне нужно Самому доложить.

— Он в казино пошел, к рулетке, — сказал охранник, легко смирившись с тем, что не дослушает рассказа боксера. Трепу Глыбы уже никто давно не верил.

Глыба вошел в вестибюль, максимально аккуратно обошел группу дизайнеров, которых, на этот раз, выгнали из зала казино. Дизайнеры нервно курили, не забывая переругиваться по поводу оформления внутренних офисов клуба.

Димыч догнал Глыбу в самом конце вестибюля, возле раздевалки.

— Как тебе эти художницы? — спросил Глыба.

Димыч оглянулся на дизайнеров, сделал вид, что рассматривает трех дам-художниц и пожал плечами. Он знал, какую именно реакцию хотел получить от него Глыба, и не стал того разочаровывать.

— Во-во, — громогласно сказал Глыба, — ни сиськи, ни письки… Хрен их друг от друга отличишь. Что мужики, что бабы…

Самому Глыбе нравились женщины рельефные и монументальные. Длиной ног и талией его очаровать было невозможно, а вот бюстом и задом…

В обслуге клуба, к сожалению, подобных красавиц не было, что вызывало у Глыбы чувство недовольства судьбой. Впрочем, свет на клубе клином не сошелся. Ночь Глыба собирался провести у своей старой приятельницы, по антропометрическим данным почти приблизившейся к идеалу.

В казино было не то чтобы шумно и людно, но как-то суетно.

Четверо охранников осторожно тащили игровой стол, какой-то парень что-то монтировал на полу, подняв кусок бельгийского коврового покрытия, а сам Геннадий Федорович восседал в самом центре суеты и с неподдельным интересом наблюдал за процессом. Внимания на подошедшего Глыбу шеф не обратил.

Глыба потоптался, потом кашлянул, потом осторожно постучал по спинке стула.

— Чего?

— Я из оврага…

— Живой?

— В ажуре.

— Договорился?

— Ага.

Кусок покрытия опустили на пол, аккуратно смазав края клеем. Игровой стол поставили сверху.

— Ничего не напартачил? — спросил Геннадий Федорович, не оборачиваясь.

— Не, пришлось только одному дать в дыню, а так — все поняли и обещали свалить. Я завтра зайду, проверю.

— Зайди и проверь. Это твоя проблема. Если они оттуда не уйдут, с тебя спрошу.

— Да я что? Я ничего. Я все, как надо… Вон, у Димыча спросите.

Откуда-то из подсобки появился крупье, по случаю ремонта одетый не в жилетку с бабочкой, а в спортивный костюм.

Геннадий Федорович встал со стула и подошел к столу:

— Что, Глыба, может, сыграем в рулетку?

Глыба помялся. В карты, или там, в нарды, он с удовольствием сыграл бы. А в рулетку…

— Как знаешь, — Геннадий Федорович засмеялся и бросил на стол мятую купюру. — Давай поставим с тобой на цифру три.

Крупье кивнул, крутанул сверкающее никелем колесо и аккуратно, по деревянному бортику запустил шарик.

Сделав несколько оборотов, шарик послушно лег в лунку с цифрой три.

— А теперь — двадцать пять, — сказал Геннадий Федорович.

Рулетка выдала двадцать пять.

— А «зеро» слабо?

«Зеро» тоже оказалось не слабо.

— Люблю честную игру, — довольным голосом сказал Геннадий Федорович и забрал свои деньги со стола.

— Пошли, Димыч, поговорим за пивком, — Геннадий Федорович, не оглядываясь, двинулся к бару.

Следом за ним прошел Димыч.

— Ничего там не напорол Глыба? — спросил Геннадий Федорович, усаживаясь на табурет у стойки.

— Все нормально. Как и рассказывал.

— Это хорошо. Пивка, водочки?

— Мне сегодня еще работать, — сказал Димыч.

— Помнишь… — удовлетворенно сказал Геннадий Федорович и взял у подошедшего бармена запотевший стакан.

Бармен поставил перед шефом блюдце с закуской и отошел в сторону, чтобы, на всякий случай, не слышать разговора.

— Значит, Винтика нужно уволить, — сказал Геннадий Федорович и отпил из стакана. Водку он пил именно так, небольшими глотками, смакуя, чем неоднократно вызывал у собутыльников отрицательную реакцию.

— Ему звонили, попросили подготовить для нас одну штуку, грамм так на двести пятьдесят с часовым механизмом. Ждать он тебя будет…

— Меня? — Димыч удивленно приподнял брови.

— Ну, не тебя, а кого-нибудь от меня. Вон, хоть того же Глыбу. Подойдет?

— Подойдет. Только вы тогда ему скажите, чтоб он сам машину вывел, а меня пусть подберет возле метро.

— Хитришь? — Геннадий Федорович прищурился и снова отпил из стакана.

— Хитрю, — кивнул Димыч.

— Ладно. Потом куда?

— К приятелям, дня на три-четыре. Не возражаете?

— Ни Боже мой! Отдыхай. Глыбе тоже посоветуй, хотя, не надо, ему завтра работать с бомжами. Я его завтра отпущу.

— Через сколько нас будет ждать Винтик?

— Через полтора часа. Успеете похавать и доехать.

— Я не голодный.

— Тогда позови Глыбу, я сам ему все расскажу. Возле метро тебя забирать?

— Да, слева, под рекламой.

Димыч кивнул, подошел к столу, возле которого восторженный Глыба наблюдал, как шарик ложится на тот номер, который ему заказывают:

— Тебя к шефу.

— Ага, — Глыба застегнул зачем-то верхнюю пуговицу на рубашке и пошел к бару.

Димыч понаблюдал как Геннадий Федорович инструктировал Глыбу, поймал на себе два или три косых взгляда Глыбы, потом Глыба кивнул утвердительно раз. Потом еще раз. Потом посмотрел на Димыча, и теперь кивнул уже Димыч.

Глыба вздохнул и поплелся в сторону ресторана, обедать. Димыч вышел на крыльцо. Там двое охранников обсуждали последние события и ужасно веселились. Было с чего.

Кто-то кинул весь лоходром. И сделал это самым простым и изящным способом. На чем бы конкретно не разводили пацаны лохов, на наперстках, картах, рулетке или лотерее, все деньги, перешедшие из рук лохов в руки специалистов, не оседали в карманах катал, а через шестерок передавались стоявшему в стороне кассиру.

Хотя милицейские налеты на лоходром стали уже давно редкостью, а о внеплановых неожиданных проверках всех обычно предупреждали дня за два, обряд, на всякий случай, выполнялся строго. Бабки должны быть у кассира.

Функции кассира выполнял человек доверенный и опытный. К концу дня денег у него накапливалось изрядно. Движение на лоходроме всегда было оживленным, сегодня погода была хорошая, и лох клевал неплохо. Однако, когда шестерка в очередной раз принес банкиру деньги, тот вдруг начал суетливо шарить по карманам, материться и нервничать.

Шестерка сообщил об этом остальным. Остальные поинтересовались у кассира, а почему это он нервничает, а тот им как раз и сообщил, что касса, неплохая касса за весь день, у него куда-то пропала. Осталось то, что вот только что принесли.

Другому бы не поверили, но кассира знали хорошо, и врать он бы не стал. Тем более, что так кидать своих не просто глупо, но и опасно.

Кидалы привлекли к разговору карманников, дежуривших возле станции метро. Те клялись и божились, зуб давали и готовы были землю есть. Не они.

По всему выходило, что кассира опустил кто-то заезжий, и сделал это легко, словно играючи. Охранники смеялись, Димыч тоже улыбнулся. Такое действительно случалось не каждый день.

— Много у него взяли? — спросил Димыч.

— Все. За весь день. С рулетки и с лотереи. Ну и остальное. Жирный кусок. И что самое прикольное, Кузьма божится, что никто к нему и не подходил. И чужих никто не видел. Нужно было же этому гаду выпасти Кузьму и почистить ему карманы… Мастер, видать, на гастроли приехал.

— Или кто-то из своих подсуетился… — сказал Димыч, глянул на часы и заторопился, — все, пока, я уезжаю дня на три-четыре. Шеф отпустил отдохнуть.

— Счастливый, — позавидовал один из охранников.

— Счастливый, — согласился Димыч.

— Ты чего — пешком?

— На метро, как аристократы.

— А, ну давай, привет там Кузьме.

Димыч подошел к лоходрому, поискал глазами Кузьму. Того не было. С горя решил выпить и отдохнуть.

Темнело, Димыч остановился возле рекламы каких-то сигарет и снова посмотрел на часы. Пора бы уже и Глыбе подъехать.

С площадки возле овощного магазина медленно подъехала «жигуленок — шестерка».

— Куда? — спросил водитель.

— Своего жду, — ответил Димыч.

— Извини, — таксист-частник сдал машину назад. Не повезло.

Он приготовился ждать и дальше, но тут к машине подошел парень:

— Свободен?

— Обязательно, — оживился таксист, — где ехать?

Слово «куда» он, как полагается, не употреблял в вопросах. Некоторые клиенты обижались, когда из «закудыкивали».

— Мы вначале подождем, ко мне человек должен подойти.

— Ну…

— Считай, счетчик уже включен, — успокоил клиент, — тут, понимаешь, как получится, сможет она… Ну, человек сможет выйти, или я поеду к другой… му.

— Ты, брат, ходок, — одобрительно засмеялся водитель. — Блондинка, брюнетка?

— Шатенка крашенная.

— Дело вкуса, — сказал водитель.

Глыба подогнал машину, затормозил возле рекламного щита и подождал, пока Димыч сядет на переднее сидение.

— Слышал про лоходром? — спросил Глыба, трогая машину с места, не обратив внимания на то, что «шестерка», не торопясь, двинулась следом.

— Слышал.

— Вот это лохонулись пацаны. Специалисты и профессионалы, мать их так.

— И на старуху бывает проруха.

— Дурака и в церкви бьют.

— Бьют, — согласился Димыч, — только ты не гони, нам неприятности с ментами сейчас ни к чему.

— Не учи ученого. Это ты меня с собой потащил?

— Я.

— А нафига? Я сегодня как раз собирался завалить к Маше. Она меня уже два дня зазывает, а мне все некогда.

— Успеешь. Мы быстро.

— Ага, чик и готово.

— Вот именно, — Димыч достал из кармана сигареты, предложил Глыбе, закурил сам.

— Ты его как мочить будешь? — спросил Глыба.

— Еще не решил.

— Не звезди! Ты все всегда готовишь заранее. Как? Да не боись, не сглазишь.

Димыч поморщился, не любил он таких разговоров перед работой.

— Ну, правда, как? — не отставал Глыба.

— Зайду, поздороваюсь, стукну по голове аккуратно, потом возьму ту штуку, которую он приготовил для шефа, поставлю на несколько минут часики, и мы уедем.

— А на шум не сбегутся?

— Не сбегутся. Ты что, у него в подвале никогда не был?

— У Винтика? Нет.

— У него прямо из погреба проход прямо в старые церковные повалы. Когда в тридцатых сносили церковь, кирпич увезли, подвалы просто сверху засыпали. Там теперь можно хоть из пушек стрелять.

— Во дает! — восхитился Глыба, — а…

— Ты за дорогой смотри, водила.

— Да все нормально. Без паники. Отработаем сегодня, а завтра я шугану Крыс и свалю на несколько дней. Задолбался уже в городе. Жарко.

— Я тоже, — кивнул Димыч.

— А, это…

— Ну, что еще?

— Мне что делать? С тобой идти?

— В машине подождешь. С Винтиком я и сам справлюсь.

— С Винтиком? Да его соплей перешибить можно. Винтик… Чмо чаморошное!

— Ладно, о покойниках либо хорошо, либо ничего.

Глыба засмеялся.

Машина въехала в район, застроенный частными домами. Особняков здесь не было, дома, большей частью были построены еще в пятидесятые годы, хотя сохранились и довоенные.

— Здесь направо, — сказал Димыч.

— Знаю, направо, а потом до пустыря и налево.

Димыч стал аккуратно разминать пальцы.

— Приехали, — Глыба заглушил мотор и оглянулся.

— Чего там? — спросил Димыч.

— Показалось, будто фары.

Димыч тоже обернулся, но сзади, как и вокруг было темно и безжизненно.

Лампы в уличные фонари в этих местах последний раз вкручивали весной в последний год советской власти. Окна в домах были плотно зашторены, либо закрыты ставнями.

— Хорошо, я пошел.

Димыч открыл дверцу, салон на мгновенье осветился, потом дверца машины хлопнула, и свет в салоне погас.

— Время пошло, — сам себе сказал Глыба. Он любил иногда выразится почти по-благородному. Такие фразы он черпал из фильмов и, очень редко, из газет.

На баб такое, иногда, действовало не хуже выпивки.

Из темноты, от дома, в котором только что скрылся Димыч, раздался негромкий свист.

— Черт! — вырвалось у Глыбы. Таки не справился Димыч сам, зовет.

Глыба вынул ключи из замка, медленно вылез из машины, потянулся:

— Что там у тебя, Димыч?

Димыч ответил что-то невнятное.

— Чего? — Глыба подошел ближе, разглядел силуэт.

Ему даже в голову не пришло, что силуэт мало похож на фигуру Димыча.

— Чего случилось? — еще раз спросил Глыба, упал и потерял сознание.

В нокаут за свою карьеру он попадал редко. С одного удара — первый раз. Правда этот единственный удар был нанесен не совсем спортивно — штакетиной, поднятой неподалеку.

* * *

Димыч справился быстро. В доме, кроме Винтика, никто больше не жил.

Винтик провел Димыча в подвал, в котором размещалась мастерская. Димыч еще раз с уважением осмотрел мощные сводчатые перекрытия старого церковного подвала:

— Крепко строили.

— Еще как! Ты знаешь, как в прошлом веке, в самом конце прошлого века, проверяли кирпич при покупке? — Винтик отодвинул от стены шкаф и вытащил из открывшейся ниши пакет с заказом.

— Роняли, наверное, — сказал Димыч и подошел к верстаку.

— Роняли! С высоты в сорок метров роняли. И если пять процентов трескалось — забраковывали всю партию. Всю. — Винтик задвинул шкаф наместо.

— Неплохо, — сказал Димыч и взял с верстака молоток.

— Неплохо! — снова передразнил его Винтик, — У меня тут как-то рвануло. Крепко рвануло, грамм на пятьсот…

— Шутишь?

— Ну, не полкило, чуть меньше, там, в дальнем подвале. Никто наверху ничего не услышал. Тут над нами почти пять метров земли и камня.

— Здорово, — сказал Димыч.

— Ну, ладно, — Винтик развернул пакет на верстаке, — вот заказ.

— И что тут? — Димыч подошел ближе.

— Ничего особо военного. Вот эти вот часики надо поставить, как обыкновенный электронный будильник. Хоть на сутки. Как просили, заряд я поставил небольшой, всего сто граммов. Это вам зачем? Прошлый раз…

Сколько именно взрывчатки использовал прошлый раз Винтик, Димыч дослушивать не стал. Молоток ударил Винтика в основание черепа, удар бросил тело вперед, на верстак. Загремели, отлетая в сторону, инструменты.

Конец ознакомительного фрагмента.