Куда смотрит прокурор?

Александр Звягинцев, 2019

Герард Гонсо, новый сотрудник прокуратуры славного южного города Лихоманска, с первых часов работы оказывается погружен во множество интриг, скандалов, тайн и страстных любовных историй. Ему приходится на свой страх и риск расследовать загадочные похищения, хитроумные вымогательства, невероятные подлоги. Он вынужден вступить в схватку с настоящим адвокатом дьявола, возомнившим себя хозяином города. Но как скоро выяснилось, это была еще и борьба за сердце первой красавицы города, прекрасной и недоступной Василисы. Любовные драмы и семейные тайны, искусные капканы и криминальный ловушки, местные злодеи и столичные гастролеры, суровые служители закона и прелестные соблазнительницы – с чем и с кем только не придется столкнуться влюбчивому романтику и искателю приключений Герарду Гонсо.

А. Г. Звягинцев

© Звягинцев А. Г., 2019

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

Глава 1

Монгольский космонавт

Обнаружено два трупа — один совсем мертвый, другой полуживой.

Из протокола осмотра места происшествия

По улице славного южного города Лихоманска, утопающего летом в ослепительном солнечном свете и непроглядной зелени, шел невысокий молодой человек в выглаженной белой рубашке и темном галстуке, затянутом на шее, несмотря на жару. Именно так зачастую выглядят расплодившиеся на наших улицах надоедливые коммивояжеры в черных штанах, лоснящихся на заду. Они останавливают мирных прохожих и сообщают им замогильным голосом, что им страшно повезло, так как некая фирма в связи с юбилеем распродает чуть ли не задаром электрические мухобойки. При этом на лицах продавцов видна столь глубокая тоска в предчувствии очередного афронта, что граждане стыдливо опускают глаза и спасаются от них бегством.

Еще в таком виде на улице можно встретить миссионера какой-нибудь таинственной секты с пачкой листовок в руках и застывшим взглядом, устремленным в неведомые дали. Или беспокойно оглядывающегося по сторонам потрепанного жизнью человека со значком на груди, уведомляющим: «Хочешь похудеть? Спроси меня как!»

Однако у нашего молодого человека не было черных лоснящихся брюк, не было ни портфеля с электрическими мухобойками, ни листовок с мантрами и тантрами, ни призывного значка. В руках у него была лишь элегантная и дорогая на вид черная папка из тисненой кожи. А это вполне могло означать, что он принадлежит к числу тех, кто успешно делает карьеру то ли в тайных подвалах финансовых структур, то ли в тиши и сумраке начальственных кабинетов.

Но в таком случае на лице молодого человека непременно должно было присутствовать выражение самодовольства и некоторого пренебрежения по отношению к окружающим. Тем не менее его лицо было озабоченным и печальным. И даже жизнерадостные лихоманские девушки, отринувшие в жару всякие предрассудки и стыдливость и оголившиеся до последней возможности, не привлекали его внимания.

Откроем тайну. У молодого человека было сразу три причины для пребывания в столь сумрачном настроении. Во-первых, у него уже несколько дней ныл зуб мудрости. Но мучила его не столько боль, сколько презрение к себе. Дело в том, что он всячески отлынивал от похода к врачу. И эта столь знакомая многим мужчинам слабость его жутко раздражала. Он корил себя последними словами. Видел в этом постыдную и непростительную для серьезного человека, желающего в жизни многого добиться, особенность характера. Но к врачу не шел. Во-вторых, его терзали подозрения, что все его старания произвести нужное впечатление на одну прекрасную особу никакого результата не приносят. А в-третьих, ему вдруг открылось, что и на работе дела его складываются не блестяще — он утопает в рутине и поденщине, и никаких славных подвигов и свершений, о которых столько мечтал в годы пылкой юности, на горизонте не просматривается.

И кто знает, до чего дошел бы в своих мучительных терзаниях молодой человек, если бы внимание его не привлек отчаянный и неуместный среди летней благодати крик:

— Держи его, проклятого!!! Уйдет, христопродавец!.. Стой, разбойник!!!

Прямо на молодого человека стремительно надвигалась странная пара. Впереди торопливо шагал лысый мужчина интеллигентного вида в темных очках с сумкой на плече, а за ним, спотыкаясь и задыхаясь, из последних сил поспешал высоченный бородач в черной рясе. Мужчина с сумкой старался сделать вид, что крики бородатого к нему отношения не имеют, но тем не менее постоянно тревожно оглядывался, а потом прибавлял хода.

— Христом богом прошу, народ, держи ирода! — в очередной раз возопил бородатый в рясе и вытянул руки вперед, как голодающий крестьянин на знаменитом плакате времен Гражданской войны.

Тот, что в темных очках, опять наддал, но тут на его пути встал знакомый уже нам молодой человек.

— Гражданин, остановитесь! — властным голосом произнес он. — Объясните, что происходит?

— Тебе, что ли, объяснять? — с неожиданной злостью бросил лысый в очках. — Развелось вас тут!

Он попытался проскочить мимо молодого человека, но тот заступил ему дорогу и все тем же непререкаемым тоном сказал:

— Гражданин, давайте разберемся. Я представитель закона!

— Закона? — совершенно вышел из себя при этом слове лысый. — Знаем мы ваши законы! Ты мне еще про вертикаль власти расскажи!

После этого он ринулся прямо на молодого человека, выставив вперед, как таран, блеснувший на солнце череп.

Но молодой человек ловко уклонился и умело заломил лысому руку. Тут как раз подоспел и бородатый в рясе.

— Не ушел, иуда! Спасибо, сынок, Бог тебя не забудет! — радостно возопил он. И принялся рвать сумку с плеча лысого. — Отдавай священный панагиар, что в храме украл, аспид!

— Гражданин, остановитесь! — прокричал молодой человек, своим телом закрывая «аспида», которому бородач явно хотел еще и настучать кулаком по голове. — Остановитесь, кому я говорю! Не распускайте руки!

Вокруг них уже собралась порядочная толпа, и люди очень интересовались, что происходит. «Вроде бьют кого-то!» — слышались возбужденные голоса. «А за что?» — «А вам обязательно, чтобы за что?» — «Да у нас и просто так вломят за милую душу!»

Толпа напирала, теснилась все плотнее, и молодой человек почувствовал, что еще немного — и его вместе с лысым и бородатым сомнут. Тогда он набрал побольше воздуха в легкие и крикнул:

— Граждане, я — сотрудник прокуратуры! Сегодня утром в городском храме похищена очень ценная старинная вещь! Служащий церкви, — он кивнул в сторону бородатого, — утверждает, что сделал это задержанный мною гражданин! Так что волноваться нечего. Сейчас мы вызовем милицию и проверим, так ли это!

— А чего ее вызывать? — раздался веселый голос. — Наша милиция всегда на страже.

И Гонсо, так звали нашего молодого человека, с облегчением увидел, что толпу уверенно рассекает веселый, как всегда, капитан милиции Мурлатов.

Внимательно оглядев задержанного и его преследователя, которые как-то сразу сникли и стушевались при виде бравого капитана в высоченной, как океанская волна, фуражке, Мурлатов повернулся к толпе:

— Все, граждане! Концерт окончен. Мордобоя больше не планируется. Народных волнений тоже. Расходимся не спеша по своим делам.

Мигом разобравшись таким образом с толпой, капитан одобрительно подмигнул молодому человеку:

— Сами оперативной работой потешиться решили, Герард Гаврилович? А что — могете! Что вам в прокуратуре париться с бумажками? У вас же душа, я чувствую, на простор рвется. Вам бы в засаду, в погоню, чтобы пули вокруг свистели!..

— Ну, сразу пули, — хмыкнул несколько смутившийся Гонсо. — Просто шел мимо, а тут эти бегут, один в рясе, я сразу и вспомнил, что в утренней сводке было сообщение о краже в церкви…

— Ну да, понимаю, скромничаете, мол, на моем месте так поступил бы каждый! — не отставал настырный капитан. — Не каждый, ох не каждый! А вы сразу сообразили, что к чему! И в схватку с преступником не побоялись вступить!

— Сами вы преступники! Прислужники гэбэшного режима! — прохрипел вдруг лысый, которого теперь держал своей твердой рукой капитан. И глаза его блеснули нездоровой страстью.

— Так-так, дерьмократ недорезанный, значит, — беззлобно засмеялся капитан. — Тогда айда в застенки ЧК. Там твоя мечта исполнится — станем тебя пытать огнем и мечом, пока не заговоришь! Ну а ты, Аника-воин, что скажешь? Только без грубостей у меня, устал я уже от них сегодня.

Бородатый, кажется, только и ждал, когда ему будет дозволено слово молвить, и торопливо затараторил, путаясь от возбуждения в словах и волосах бороды. Оказался он церковным старостой в божьем храме. Пришел рано утром к запертой церкви, а у двери торчит «этот самый ирод» с сумкой на плече. Да не просто торчит, а ухо к замку приложил и слушает чего-то… Бородатый к нему: ты тут чего? А он — хочу с самого утра, пока никого нет, помолиться, грех на мне тяжелый, ибо есть я утопающий во грехе. Ну, староста его и впустил безбоязненно. Только спросил: а ты чего в рукавицах-то летом? Потому как он в перчатках кожаных был. А этот греховодник отвечает, что экзема у него страшенная на руках — видимо, кара за грехи его юности. Ну, староста не стал ему мешать молиться, ушел прибираться. А потом, будто толкнуло его что, вернулся и видит, как этот аспид ядовитый в алтарь проник и панагиар драгоценный в сумку пихает. Бородатый сначала опешил, а потом на гада так и кинулся. Вцепился в него, не выпускает, кричит изо всех сил, да только услышать их некому. А этот аспид змееподобный вдруг зубами в руку как вопьется!.. Да как впился, ровно крокодил какой! Староста чуть сознание от боли не потерял.

Тут бородатый задрал рукав и показал укушенную руку. Укус был действительно нечеловеческой силы, до крови, рука даже посинела и распухла.

Ну, сознание он не потерял, но разбойника выпустил, а тот в дверь выскочил — и стрекача такого дал, что гнаться за ним было уже бесполезно.

Когда утром пришел батюшка, староста ему все страсти поведал, а тот взглянул на алтарь и обмер. Панагиар пропал. Унес гад паразитский, умыкнул священную утварь! Ну, батюшка, человек молодой и просвещенный, сразу в милицию и прокуратуру звонить стал. А староста про себя решил: раз мой грех, мне и искупать. И сразу на себя обет наложил: пойду в город, буду по улицам ходить, пока злодея не встречу. День буду ходить, неделю, год — пока не найду… И вот Бог над ним сжалился за смирение и усердие — к вечеру смотрит: мелькает в толпе лысая башка. Он за ним, а ноги-то уже от бесконечного хождения как колокола гудят, еле несут. Плетется он за лысым иродом, а догнать не может. И не догнал бы, если бы добрый человек не помог!

Тут капитан подмигнул Гонсо и обернулся к лысому ироду:

— Ну, понял теперь, в чем тебя обвиняют? Так что не дерьмократ ты теперь, а членовредитель и грабитель святых мест.

Разжалованный капитаном «дерьмократ» тут принялся орать про неслыханный произвол и надругательство над правами человека, проклинать советскую власть, откуда все менты родом, и требовать адвоката.

Поорав, малость успокоился и заявил, что ни в какой церкви он никогда не был, про кражу знать ничего не знает. А чего бежал тогда? А чего прикажете делать, если на улице на тебя вдруг бросается психопат в рясе и орет: отдай, что украл, аспид нечестивый! Ну, решил от него просто уйти, а он прицепился, как бульдог, не отвяжешься! И в сумке у него ничего нет, можете сами убедиться.

Сумка оказалась действительно пустой.

— Ну, что будем делать, Герард Гаврилович? — спросил капитан. — Ваш клиент, вы его брали, вам решать.

— Да забирайте вы его для выяснения всех обстоятельств. Надо, конечно, на место преступления съездить, может, следы найдутся, отпечатки пальцев…

— Так он же в перчатках был, — снисходительно напомнил капитан.

Герард Гаврилович, на которого снова накатила зубная боль, страдальчески сморщился.

— Зуб? — сразу догадался капитан. — Так водочкой надо пополоскать, самое милое дело. Значит, уступаете мне клиента, Герард Гаврилович? Благородно!

— Да при чем здесь благородство? — скривился Гонсо, который почувствовал в словах капитана явную издевку. — Просто это дело вашей подследственности, вот и действуйте.

— Ну, коли «нашей подследственности», так уж дозвольте действовать по собственному разумению и согласно кодексу. С этого бородатого страстотерпца я показания сниму да отпущу, пущай грехи замаливает. А аспида задержу. Пусть ночку попреет в обезьяннике, может, подобреет и к утру человеком станет согласно теории ученого Чарлза Дарвина. А утром и следственные действия начнем… Знать бы еще, что такое — панагиар? Как он выглядит-то, борода?

Староста встрепенулся и весьма толково объяснил, что панагиар — это священный сосуд, в котором хранится или выносится из храма просфора — хлеб для причастия. А выглядит он так — две тарели, одна из которых служит крышкой с замочком-запором, на высоком стояне, который покоится на поддоне. Размеров панагиары бывают разных, тот, что украл ирод, был небольшой, в сумку вполне умещался.

— Тарели на стояне, значит. Да еще с замочком-запором… Что, ценная вещь? — осведомился капитан.

— Святая! — воздел глаза к небу староста.

Собственно, на том и разошлись.

Промучившись всю ночь, изругав себя самыми последними словами за слабодушие, на следующее утро Герард Гаврилович потащил себя к стоматологу, где под вой бормашины выслушал рассказ старого зубного врача о том, что тот помнит зубы всех своих пациентов и не забудет уже до самой смерти. От зубов Герарда Гавриловича в это время шел дым и исходил запах горелой кости.

Из поликлиники он отправился в прокуратуру, где был сразу призван пред грозные очи самого прокурора города Лихоманска Туза.

— Ну, штаны не порвал, когда бандита на улице брал? — грозно прогудел Туз. — Орел! Только учти, зря ты старался! Задержанного твоего отпустили. Санкцию на его арест я не дал. И Мурлатову об этом уже сообщил, а то он что-то очень шустрый стал — чуть что, сразу за решетку, а есть доказательства или нет, его не волнует!

— Почему? — с трудом ворочая онемевшим от укола языком, спросил Герард Гаврилович.

— А потому что фуфло все оказалось, — неожиданно грубо ответил Туз. — Этот малахольный староста церковный отказался от своих показаний. Говорит, не тот это человек, которого он в церковь пустил. Его, понимаешь ли, лысина с панталыку сбила. Они оба лысые, только тот, что грабить пришел, он с бородкой был. Вот так! А вчера он про это обстоятельство от потрясения духа и усталости телесной забыл… Да этот лысый, которого ты заломал, и не мог украсть. Я же его знаю. Фамилия его Пирожков, он по одному делу как пострадавший проходил. Его адвокат Шкиль тогда защищал… Так назащищал, что пришлось этому Пирожкову с работы уходить, потому что над ним все потом потешаться стали!

— А-а… — едва раздвинул бесчувственные челюсти Герард Гаврилович, ошеломленный уже не только пыткой в зубоврачебном кресле, но и обрушившимися на него новостями.

— Ладно, — махнул рукой Туз. — Ты, раз больной, не говори, а слушай. Пирожкова-то мы отпустили, но панагиар из церкви все-таки кто-то попятил? Попятил. Так что искать его все равно надо. Мне по этому делу знаешь кто уже звонил? Архиерей! Во! По нынешним временам это, считай, секретарь обкома по идеологии, не меньше. Так что давай изымай дело о хищении из храма, принимай к своему производству — и вперед. Каких хочешь оперов с агентурой подключай, криминалистов, экспертов, а панагиар найди. Это теперь, как раньше говорили, дело политическое. Ты про подвиги и славу мечтал? Мечтал. Вот и геройствуй теперь. Для начала место преступления как следует исследуй. А то эти мурлатовские следопыты туда, по-моему, и не выезжали… Мне учитель мой по следствию Степан Федорович Скопенко в голову намертво вбил, на всю оставшуюся жизнь: доскональный и добросовестный осмотр места преступления — самый прямой путь к раскрытию этого преступления. И главное — надо хорошо поизучать пути подхода и отхода преступника к месту и от места преступления, со свидетелями в округе поработай.

Так что каждый сантиметр там обнюхай, хочешь, песок через сито сей, а следы найди. И помни — они всегда есть, если искать упорно и от всего сердца. Давай, Гаврилыч! Не посрами православных и родную прокуратуру!

Попробуйте представить себе жизнь молодого человека по фамилии Гонсо!

При этом еще зовут его всего-навсего Герард. И никакой он не артист, не певец и не художник.

Нет, если ваша фамилия Сидоров или Колотушкин, вам не удастся понять, что пришлось пережить этому человеку. И даже то, что он имеет вполне сермяжное отчество Гаврилович, ничуть не облегчало, а только усугубляло его положение.

Герард Гаврилович Гонсо!

Едва заслышав такое сочетание слов, все сотрудники отделов кадров, работницы паспортных столов и обитатели начальственных кабинетов поднимают на их носителя задумчивые и веселые глаза, в которых так и читается безмолвный вопрос: это где же такие имена находят и что за ними скрывается? Матерый мужик при этом задумчиво покачает головой, а сердобольная старушка участливо вздохнет: каких-каких только фамилиев на свете не бывает!

Вы скажете — ну и что тут такого? Подумаешь, фамилия — Гонсо. Если покопаться в памяти, можно вспомнить фамилии куда позабористее и повеселее, которые и произносить-то вслух неприлично.

Так-то оно так, но попробуйте представить себе еще и вот что — в ответ на неминуемый вопрос, откуда такие фамилии берутся, вам приходится мужественно отвечать, что фамилия эта монгольская, и, стало быть, сам Герард Гаврилович в некотором роде монгол…

Ну а потом происходит неминуемое.

Всякий российский человек, особенно постарше, услышав про монгола, на глазах веселеет и невинно спрашивает Герарда Гавриловича: а напомни-ка ты мне, мил человек, как звали первого монгольского космонавта?

И ничего тут не поделаешь, потому что в свое время российские люди были так ошарашены свалившимся на них с неба заковыристым имечком, что оно сразу вошло в легенды и анекдоты. При том, что ни одному российскому человеку было не дано произнести его единым духом даже под страхом смертной казни. А только после первой рюмки и под страхом гореть вечно в геенне огненной.

Так что Герард Гаврилович в некотором роде был уникум. Он был, может быть, единственный русский человек на всем свете (а он всю жизнь ощущал себя именно человеком русским и никаким иным, и ничего в нем не шевелилось и не пробуждалось, когда он усилием воли искал какую-то иноземную примесь во всем своем организме и тайниках подсознания), который в любой момент дня и ночи мог без всякого усилия выговорить невозможное имя первого монгольского космонавта — Жугдэрдэмидийн Гуррагча…

Мало того, если слушателю не хватало впечатлений, Герард Гаврилович тут же называл и дублера Жугдэрдэмидийна Гуррагчи — Майдаржаввын Ганзорик.

А если был в приподнятом настроении духа, то и уточнял, что Ганзорик — это сокращенное имя, придуманное для облегчения жизни русским коллегам, потому как полное имя — Ганзорихуяк…

Вы спросите, а зачем Герард Гаврилович подвергал себя всем этим испытаниям? Ответил бы всем любопытствующим, что его фамилия немецкая или даже испанская, так ни один бы российский кадровик, ни одна российская паспортистка, ни один российский начальник и ухом бы не повел. Ну, немец и немец, подумаешь, делов-то!

Так-то оно так, но здесь как раз и кроется загадка всего характера нашего героя. Поняв его в этом, можно понять и все его отношение к жизни и ее смыслу.

Когда-то, на заре туманной юности, в 1981 году, когда советские граждане узнали фамилию монгольского космонавта, он впервые услышал этот сакраментальный вопрос. Случилось это в школе, было ему одиннадцать лет, учился он в четвертом классе. И судьбе было угодно, чтобы он прямо на уроке неосмотрительно сообщил, что у него, как и у нового космонавта, есть монгольские корни. Зачем? Да кто ж разберет душу юноши, переживающего впечатления от половозрастного созревания. Учительница, которой мудреное имя самой никак не давалось, посмотрела на ученика Гонсо с явным неодобрением, подумав, что ученик над ней издевается, и громко сказала:

— Дети, тогда давайте попросим нашего Герарда правильно произнести имя первого монгольского космонавта. Пусть он нас всех научит!

Весь класс дружно уставился на нежданного смельчака. А он залился краской и, как исконно русский человек, выдавил из себя что-то вроде «жук… де… гурак…».

Класс, естественно, залился хохотом, и весь день Герарда иначе как «жук-гурак» не называли. На следующий день к забаве приобщились и другие классы, и потеха продолжалась несколько дней.

И тогда наш герой, в душе которого был учинен самый настоящий публичный погром, понял, что у него есть два выхода.

Первый — никогда никому больше про свои монгольские корни не сообщать.

Второй — выучить имя космонавта наизусть, так чтобы среди ночи от зубов отскакивало.

Первый путь был, конечно, проще, но выбрал он второй. Но, повторим, не потому, что хоть в какой-то степени ощущал себя монголом. А потому, что тут был вопрос достоинства. Сохранение же собственного достоинства для нашего героя уже тогда было важнее всего.

Хотя если поразмышлять, то нетрудно понять, что ничего другого не остается впечатлительному юноше, чье имя Герард. Ведь у всех встречных в памяти сразу воскрешается образ влюбленного мистера Икс в одноименной оперетте — в смокинге, черной полумаске и лаковых штиблетах, которого воплотил на сцене статный красавец с голубыми глазами, непревзойденный Герард Васильев. При этом юноша, которого на улице стали дразнить Жерар Филипом, внешностью Герарда Васильева в столь юные годы, естественно, наделен не был… Вот и остается любой ценой хранить достоинство и выбирать пути, которые это достоинство запятнать не могут, а отстоять помогут.

Может, по всему по этому наш герой и решил стать следователем, причем непременно по особо важным делам, и поступил на юридический факультет. А когда пришло время распределения, попросился именно на следственную работу и был благополучно отправлен следователем прокуратуры в тихий провинциальный городок Лихоманск, что располагался на тучных черноземных просторах южной России.