Прыжок назад

Александр Дорофеев

Это было тогда, когда моя любимая учительница обнаружила, что я рождён, чтобы петь, – начал дон Томас, подгребая к себе обеими руками ту память, которая оказалась сегодня неподалёку. – Не помню имя того мальчика, его папу, кого он имел в качестве отца, звали дон Транкилино. Он был начальником почты. На острове появился с тремя чемоданами, и от лица его пахло трагизмом. Все наши подумали, что начальник почты одинок.

Три кобылы

Каждое утро над островом Чаак поднимают наш флаг — красно-бело-зелёный. В это время дон Томас Фернандо Диас пьёт кофе в прибрежной кондитерской и радуется флагу, огромному, как маисовое поле дона Гало.

По сторонам флага на пирсе сидят два красавца — бронзовые орлы, напоминающие издали борзых. Дон Томас до того гордится флагом и орлами — бандера и агилас! — что кофе возбуждает сверх меры.

— Однажды на острове сдохли три кобылы разом! — говорит дон Томас во внеурочный час, когда на очереди песни без слов. — Это было такое событие! Все наши перепугались и создали специальный комитет по расследованию. Лучше сказать, комиссию во главе с губернатором доном Хоакином. Прибыл ветеринар-криминалист из столицы нашего штата города Четумаль. Предполагали халатный сброс сточных вод, появление ядовитых змей или умышленное отравление — вообще бесчеловечное обращение со скотиной.

Свидетелей опрашивали в прямом эфире на радиостанции «Эль тибурон амабле», то есть «Любезная акула». Как всегда — кто-то чего-то утаивал, и следствие забуксовало. Тогда дон Хоакин вызвал федеральную полицию. Ввели комендантский час, а спиртное продавали только туристам в отелях.

Наших вообще расколоть не просто, разве что если сильно стукнуть. В таком случае выкладывают больше, чем знают. Но что знают точно — всё равно не расскажут.

Однако выяснилось, что трёх покойных кобыл оставил на острове Чаак испанский конкистадор Эрнан Кортес, в начале шестнадцатого века — то ли позабыл, то ли бросил как непригодных кляч.

Дон Гало получил их в наследство. В архиве муниципалитета отыскали копию завещания, которая раскрыла историческую правду.

В 1735 году прапрадед дона Гало приплыл на остров с целью разведения маиса. Может, он думал, что остров необитаем и хотел завладеть им целиком и полностью. Наверное, его неприятно поразило, так мне сейчас кажется, что на острове было полно индейцев, которые усердно строили какие-то пирамиды.

Впрочем, индейцы хорошо встретили прапрадеда дона Гало. Предложили жениться и принять участие в строительстве. Они объяснили назначение пирамид. Их заложили в честь новых богов сельвы — крупнее кабана, быстрее ягуара, сильнее крокодила. Лучше сказать, индейцы имели в виду трёх кобыл Эрнана Кортеса.

Прапрадед дона Гало, конечно, не хотел молиться кобылам. Просто выследил их и запряг вспахивать землю под маис. И дела у него пошли очень хорошо в отношении урожаев, как видно из старинных документов. Он успел собрать два невиданных урожая, пока индейцы не опомнились и не убили его, чтобы освободить кобыл от работы и закончить свои пирамиды.

Примерно в то время началась Война Пирожных. Французский флот напал на Веракруз. Эти французы придумали хитрую штуку, обвинив наше правительство в долгах одному пирожнику, выходцу из Нормандии. И вот обстреляли пушками Веракруз. В битве наш генерал Анна потерял одну ногу. Лучше сказать, левую ногу. Её отрезали после попадания ядра. Тогда наши корабли погнались за французскими и оказались у острова Чаак — не знаю, как и почему — у северной оконечности, где и бросили якорь.

Матросы сошли на остров. Они были очень горячо раздосадованы, что упустили французов. И жалели генерала Санта Анну. Когда матросы узнали, чем тут занимаются индейцы, гнев их нашёл выход. Они перебили индейцев, разрушили пирамиды, на месте которых сложили храм Архангела Мигеля, где служил долго падре Себастьян. А кобыл вернули потомкам прапрадеда дона Гало, велев немедленно запрячь для вспашки маисовых полей.

Всё же кое-кому из индейцев удалось спастись и переправиться на Юкатан. Они-то и начали смуту среди соплеменников, так я сейчас думаю. Лучше сказать, сообщили, как белые люди обошлись с их богами и пирамидами. Так в середине девятнадцатого века в селении Тепичла началось восстание индейцев майя, которое обернулось Пятидесятипятилетней войной.

Я как раз родился, когда война закончилась позорным отделением от Мехико в пользу Белиса трёх тысяч квадратных километров земли. Все наши очень переживали за эти километры.

Теперь я думаю, что в истории каждая мелось, вроде трёх кобыл Эрнана Кортеса, может привести к утрате суверенитета. Или независимости. И ведь невозможно предположить, что за что уцепится и куда потянет.

Каждый на острове Чаак принял близко к сердцу жизнь и смерть трёх древних кобыл. Может быть, они помнили Христофора Колумба. А Эрнан Кортес кормил их овсом из своих рук.

Ветеринар-криминалист написал статью, где объяснял долголетие кобыл сменой часовых поясов, климата, пищи и частичным обожествлением. Возможно, предположил он, индейцы давали им плоды гуайявы, вымоченные в живой воде.

Наш губернатор Хоакин издал большую книгу с картинками. Дон Хоакин в стихах рассказывает о трёх кобылах, проживших долгую насыщенную жизнь и умерших от полной дряхлости. Надо признаться, что дон Гало до последних дней пахал на них землю. Даже имена не дал. Просто — первая кобыла, вторая и так далее. Сейчас я думаю, дон Гало устыдился, поскольку все наши осуждали его — за нечуткость и равнодушие.

Когда решили воздвигнуть памятник трём кобылам, он пожертвовал миллион песо. Бронзовых кобыл поставили на пятой авениде, в центре города. Говорят, что именно здесь были когда-то три индейских пирамиды. Хотя, с другой стороны, есть указания, что на месте пирамид стоит храм Архангела Мигеля — не знаю, во что верить.

На одной кобыле сидит сам Эрнан Кортес в доспехах, на другой — наш губернатор дон Хоакин. На третьей, которая поменьше, но преобразована в жеребца, — дон Гало, в сомбреро и с початком кукурузы. С этим, я думаю, можно согласиться. Всё же кобылы были его собственностью и миллион песо.

От памятника кобылам открывается прекрасный вид на пирс, где два орла и наша бандера, как парус над островом. Это очень приятно глядеть на флаг отечества! Но когда задувает зюйд-ост, я волнуюсь, как бы наш остров Чаак не уплыл в чужие воды. Он очень лёгок, наш остров. Как пёрышко птицы Чаак. Жила здесь такая птица, так я сейчас думаю, — красный клюв, белая грудь, зелёные крылья. Давний ураган Георгина вымел её с острова.

Вот и наш остров, опасаюсь, может уплыть куда-нибудь на север. У нас нет гор, только сельва и домишки. Да громадный трёхцветный парус.

Лучше сказать, наша патрия уже потеряла Техас, Калифорнию, Нью-Мехико и земли на юге до Коста-Рики. Это каждому обидно, если вспомнить и задуматься.

Когда на острове Чаак ставят бронзовые памятники, я радуюсь, потому что они куда тяжелее гипсовых и деревянных. Мне кажется, они, как якоря, удержат наш остров там, где положено.

Дон Томас Фернандо Диас, попив кофе, засыпал за столиком в прибрежной кондитерской. Там было удобно — мягкий диван и вентилятор над головой. Хозяин накрывал дона Томаса пледом, чтобы не озяб, а на столик помещал табличку «Занято». Иначе какой-нибудь пропечённый Карибским солнцем гринго мог усесться, не заметив под пледом, прямо на дона Томаса Фернандо Диаса. Это было бы унизительно для всех наших.