От Я до А

Александр Даниф

В третий сборник Александра Данифа вошли стихотворения берлинского периода, в том числе две элегии и «Поэма о прощании в письмах». «От Я до А» – это литературный эксперимент, в ходе которого автор пробует найти ответы на экзистенциальные вопросы путем разделения своего мироощущения на отрезки, условно обозначенные буквами. Азбука его поэтического калейдоскопа приглашает читателя сложить разноцветные осколки воображения в новые фигуры и через них посмотреть в зеркало самопознания.

Ъ

изъяснение изъяна

Мы жадно бережем в груди остаток чувства —

Зарытый скупостью и бесполезный клад.

М. Лермонтов

Влюбвизъяснениеберлину —

старинный

способ стихосотворения,

ряды строк недлинных,

как будто бы идем мы по Неглинной,

как водится, не видя берегов.

Удар без слов и грез желанных,

угар без снов, городом данный,

увар бездонных улиц окаянных,

в которых каждый узел —

це́почка событий, перекресток,

сплетение глаз, рук, ртов.

Как-будто кто-то остановлен летом,

на сон грядущий насыпает гущи

кофейной ночи в полутьме бредущей

и дарит свет нам фонарей метущих

липовый цвет по мостовым

махровым языком.

Мы верим вам, потоки ядерного света,

ты возрожден за тем, чтоб быть отпетым

и новый сон посередине лета

в душе запечатлеть в ядреном гетто,

зеленом где-то в парке между двух мостов.

Мы слышим звуки города:

шипение машин, стоны трамвая,

мы тянем бит через соломинку

и ночи пропускаем через себя

бессонные, бесспорные огрехи,

и погружаемся в мир бесов без часов,

резонно получаем на орехи.

Мы видим пыль и грязь иссохших улиц,

мы пьем, мы к водопою развернулись,

облились светом из витрин,

в них лица растянулись

и вместо кепи привинтили нимб.

Мы разговариваем медленно о вечере европном,

мы рассуждаем о своем, себе угодном

и связываем смыслы знаменателей

из чисел дробных,

когда осталось совершить прогон двоим.

Мы словно в фильме —

пьяные бездарные актеры,

свой херес дотянув,

наполнили слезами споры,

запутаны в тенетах телеса,

как прирожденные суфлеры,

подсказываем городу его слова:

«cherchez le hymne»!

Но город — глух, он — крик,

размазанный по стеклам окон,

он — звон в ушах, он — бит, он — взрыд,

он — всклок, он…

в бетонном камне заточенный

потайной запретный танец,

как будто бы кричит, облаянный собаками,

обдолбанный засранец,

и оставляет лету звук заезженной пластинки,

смрад и глянец,

и граффити неон подсвечивает,

превращаясь в свой же клон.