Время для мага. Лучшая фантастика 2020

Александр Громов, 2019

Традиционный годовой сборник издательства АСТ включает самые свежие произведения признанных мастеров русскоязычной фантастики: Евгения Лукина, Леонида Каганова, Александра Громова, а также рассказы писателей-фантастов нового поколения – победителей мастер-классов, номинантов и обладателей литературных премий. Настоящим подарком читателям данного сборника станет абсолютно новая остросюжетная повесть Сергея Лукьяненко «ВРЕМЯ ДЛЯ МАГА»!

Людмила и Александр Белаш

Ино

Разум есть универсальная категория. Разные виды разумных обречены на сотрудничество и подлинного прогресса достигнут, лишь объединившись.

Ридгели диль Барбэ

— Дракон на краю, — предупредила Кути напарника. — На западном склоне, в зарослях. Я четко вижу его голову и шею. На шее лаут-налетник. До них по прямой три тысячи рук. Высота две семьсот.

Семантика языка Кути иногда раздражала Шурубея. Если кто-то ездит на животном — он наездник. Если летает — налетник, плавает — наплавник.

— Пометь его. — Шурубей переключил очки-дисплей на наружку. Автоматы-поисковики, лазившие по стенам и дну каньона, замерли. Затем они перевели оптику по направлению взгляда Кути, дав парню объемную картинку. Те, что отвечали за охрану археологов, еще раньше подняли остроконечные стволы шокеров, похожие на жала.

Ну, точно, лаут и его шестикрыл. Зверь крупный, лоснящийся. Покрыт темной, радужной с переливом кожей. По бокам сплющенной морды — рядки черных глаз. Лаут — самец с копной дредов на плоской голове, чем-то схожей с драконьей. Бурый, будто копченый, в набедренной повязке, с какими-то украшениями на шее, запястьях и щиколотках. Обхватил шею зверя и руками, и ногами, а шея толщиной с хорошее бревно.

— Не опасен, — подвел итог Шурубей. — Дракону негде перепонки развернуть для старта. Других по склонам не заметно. Предлагаю на время свернуть работы и перейти в вахтовку. Поднимем дроны, оглядим каньон сверху — может, их там с десяток затаилось, ждут команды. А автоматы пусть пашут, как им задано.

Со своей стороны, Кути тоже бесила семантика плоскача. Переносные смыслы в его речи так и пестрили, переливаясь и мороча словно маскировка. Переводчик, заряженный языками землян, нет-нет, да путался в словах.

— Пахать — значит взрыхлять почву для посева. Что это значит сейчас?

— Работать, много трудиться. Подожди меня, пойдем в вагончик вместе.

Пока он выходил из разведочной штольни, пройденной автоматами в стене каньона, Кути опустилась на корточки, не отрывая прицела очков от незваных гостей.

Хотя — кто тут незваный?.. Лауты обитали на Эллоле десятки тысяч лет — или сотни. Как раз сроками их истории и занимались Кути с Шурубеем, а на других раскопах — остальные межвидовые отряды. Даже не столько археологией, сколько палеонтологией, потому что цивилизации у лаутов не отмечалось. Их нашли такими, какие они сейчас, — дикарями, драконьими налетниками, наездниками и наплавниками. А потом…

То, что было потом, показывал каньон трехтысячной глубины.

Он был их общим миром — огромный, ветвящийся, как лабиринт, созданный исполинскими машинами. В ту далекую эпоху глыбы породы и скалы взлетали фонтанами под грохот взрыв-таранов, а солнце меркло в тучах пыли и гари, поднимавшихся до стратосферы.

Теперь глубокие раны земли затягивались. Кривые стволы жилолистов, впившихся в склоны разлапистыми корнями-щупальцами, на пункционной пробе давали срок до пятисот лет. Цвели и плодоносили каменки — ползучие лианы, крепкие, как витые тросы; их одуряющий горьковатый аромат уже начал нравиться Кути. По дну, между обомшелых скал, струилась тихая речушка с чистой прозрачной водой. В сезон цветения воздух гудел от сонмов крылатых сегменташек. В реке водились пиявсы, ручейники, прозрачные рачки, а между камнями обитали змейсы, шевелячки, ящероты — целая вселенная проворной мелкоты.

Вдали синело большое запрудное озеро — там громоздились руины механического короеда величиной с городок. Синева озера обманчива — вода радиоактивная, реакторы короеда отравили ее. Но и в ней копошилась какая-то жизнь!

Землерой — тот, кто роет землю, биогенный грунт. Ниже лежит кора планеты, литосфера, на суше толщиной до сорока тысяч рук — для ее взлома нужен короед. А короедов собирали и пускали в ход дальние предки Кути. И это не самый глубокий каньон на Эллоле. Правда, за шестьсот лет после окончания добычи воды ветры и растения их немного сгладили, но устранить эти титанические пропасти природа не в силах.

«Какого змея мы тут ищем? Ничего нет. У них не было истории. Просто срослись с биосферой и жили, как ручейники, не зная прошлого, не думая о будущем. Никаких следов цивилизации. Наши раскопки напрасны. Тем более на глубине тысячи рук, где штольня. Это уровень бурых углей, им миллионы лет».

Хотя здешний стаж шел ей в зачет баллов, она ощущала работу как искупление за грехи предков. А лауты… они будут следить за возней пришельцев, чуждой и непонятной им. Пока не дождутся, когда все улетят.

«Интересно, что они думают о нас? Обо всех, кто сюда заявился?.. Сошли с ясного неба, изувечили мир, а теперь роются, копаются, будто вчерашний день потеряли…»

Надеть летный ранец, подняться до края, зависнуть напротив дракона и спросить через мегафон… Языки лаутов известны, налетник поймет. Но не ответит. У них на все один ответ: «Нет». Или «Уходите». Им ничего от разорителей не нужно. Пришельцы мешают длить вечность.

Между тем из штольни появился Шурубей и, приладив на спину ранец, медленно поплыл по воздуху к Кути. Дивная была картина — фигура с зеркальным блеском на фоне уходящего ввысь ржаво-желтого склона, заросшего каменкой и жилолистом, с оврагами-промоинами и следами давних обвалов.

При этом он задирал вверх голову в шлеме, следя за драконом, и горланил песню на своем языке:

И снится мне обрыв прямо с кручи горной,

Где сидит, глаза прикрыв, старый ворон черный,

Старый ворон, черный вран — все он ждет, зевая,

Пока вытечет из ран кровь моя живая!^[4]

Какое у землян непредсказуемое поведение!

Дракон и лаут остались недвижимы, а Кути поднялась навстречу и спросила:

— Ворон и вран — это одно и то же? Очень похоже по звучанию.

— Да. — Шурубей приземлился в облачке рыжей пыли, заставив ее наморщить длинные ноздри. — Птица на Старой Земле, крупная и сильная. Кое-где ее удалось интродуцировать.

— В штольне что-нибудь нашлось? — Кути задала вопрос из вежливости, чтобы отметить работу напарника. Все-таки он лично наблюдает за проходческими автоматами, сканирует стены в надежде найти хоть тень, хоть окаменелый намек на прошлую цивилизацию.

Ну да, миллион лет назад. За это время исчезнет все. Одиннадцать тысяч поколений лаутов. Даже память исчезнет. Когда лауты шли на контакт — вернее, их заставляли, применяя телепатию, — результат был нулевой. «Мы всегда. Земля всегда. Никогда иначе. Нет машина. Нет железо».

— Пара подозрительных участков. Я дал задачу выделить их осторожно, посмотрим к вечеру. Какие-то упорядоченные структуры.

Энтузиазма в его голосе не было. Скорее, усталость. В темноте штольни, при искусственном свете, фильтруя воздух от пыли и спотыкаясь о камни — так он провел много дней. И всякий раз структуры оказывались природными, геологическими.

— А у тебя?

— С дронами я прошла вдоль верхних слоев осадочных пород, по восточному склону. Почти до озера. Это достоверный срез. Если бы встретились следы металлов или изотопов, можно было бы говорить о чем-то. Взяла пробы на стекло и керамику.

— Летим к вагончику. Помоемся и поедим. Дурная затея — использовать карьеры как раскопы, — вырвалось у Шурубея с досадой. — Если бы лауты охотились за минералами, мы бы находили шахтные стволы, остатки оборудования. А здесь только помойки ваших добытчиков и обломки короедов. Я их уже опознаю в один погляд, на глубину восемь мет… то есть десять рук.

Кути потупилась. Каждое напоминание о вине предков кололо ее как заноза.

«Я должна отбыть эту вахту. А потом привезут новую партию наших — виниться и переживать?.. За что нам столько покаяния? Это несправедливо!»

— Извини, я не сдержался, — буркнул Шурубей. — Просто надоело то и дело натыкаться на техническую рухлядь… Лучше б запустили сюда мусорщиков. Столько хлама — его век вывозить, утилизировать, дезактивировать… А то сменится мир, Эллолу вновь найдут и скажут: «О, как народец измельчал и опустился — раньше карьеры до верхней мантии рыли, а теперь пьют с четверенек, без штанов живут».

— Мир не сменится. Цивилизации просто умирают, как люди, и остается кладбище.

— Знаю эту сказку, — отмахнулся парень. — У Ридгели тоже ума не хватило рассчитать на перспективу. — Далее он с важным видом процитировал: — «Недостаток всех цивилизаций в том, что они существуют; мы кое-как знаем их начало, но никогда — их конец». Ему недоставало широты мышления. Скажи, где гарантия, что мы видим не первую-единственную Ц, а вторую, третью?.. Летим! Поговорим за едой. Подставляй руки. — Подняв ранец Кути, он расправил его лямки.

— Я не привыкла, что меня одевают.

— А я не могу обойти традицию. У нас мужчина помогает даме. Мы адаптируемся друг к другу, верно?..

— Хорошо. Ради сближения Ц и в видах интеграции — я позволяю.

С точки зрения Шурубея она меньше всего походила на девушку-землянку. Скорее, на крупную двуногую собаку бежевой масти со слабым, почти неуловимым красноватым отливом, с чуткими подвижными ушами и лохматой короткой прической. А уж глаза… Эти глазища! Не сразу он привык определять, куда направлен взгляд без зрачков и что он выражает — интерес, равнодушие, грусть или радость.

Последнее смотрелось очень приятно — такие пляшущие сполохи, будто глаза сверкали изнутри. Вот и сейчас они пробежали и скрылись.

— Надеюсь, я никогда не давала повода думать, что веду себя по-женски. Подтверди. Мне не пристала такая манера, она несвоевременна.

Прямота Кути тоже его удивляла, а иногда забавляла, но он сдерживал смех. Трудно догадаться, научили ее так общаться с иновидцами или оно у них поголовное.

— Вы ведь ровесники в группе, да? — Он помог ей приладить лямки, хотя она — при небольшом росте и тонком, изящном сложении — была не по телу сильна.

— Почти вровень ровесники. Подростки. Но мы все высоко обучены для своего возраста.

— Это я заметил. С техникой очень хорошо ладите.

— Мне наскучил каньон, — неожиданно сказала Кути. — Мы здесь как в яме, без широты горизонта. Слышим только друг друга, ветер наверху и оползни. Я даже немного рада лауту, что он пришел. Словно новый человек в окружении. Мы… любим общность, коллектив.

— Я стараюсь быть хорошей компанией. Ну, может, у меня не всегда получается. Все-таки первый раз общаюсь с вара. Но я тебя сразу приметил.

Кути вздрогнула, прижала уши.

— Как?.. Где? Когда?

— Когда вышел из шлюза, с курьерского судна. Вас было шестеро… На свежий взгляд вы кажетесь одинаковыми, но я глазастый. Ты слегка красноватая… Других же молодых не прибыло в тот заезд? Значит, это была ты.

Такое признание было ей и лестно, и… чуточку стыдно.

Услышать это от иновидца было так неожиданно.

Одно дело дома, среди своих, но тут!..

Из домашнего у нее остались только два кашуна в вакуумной упаковке. На случай, если накатит ностальгия.

* * *

— Я улетаю к плоскачам, — доверилась Кути уличной торговке. — Буду там учиться в экстернате, а дальше — как покажет расчет баллов. Их надо много набрать, и чтобы без штрафных.

Женщина, что продавала кашуны с хрустящей корочкой, была Кути немного сродни — ее, подсадку, тоже родила дикуня. Но дары иномамки она применила для продажи печева и жарева вразнос. Вкус и нюх у инородцев особо тонкие, с ними еду готовить просто здорово. Три-четыре лотка кашунов у нее сметали за день как моргнуть.

А могла бы взойти в поварихи, в высокий разряд. Или нюхачом в полицию, тоже почетно. Даже экспертом к парфюмерам — их и врачи для консультаций приглашают. Анализатор запахов менее чуток, чем живой нос подсадки.

— Далеко лететь? — спросила женщина, подав ей кашун в обертке, тотчас пропитавшейся душистым маслом. Кути села рядом на корточки, как торговка, и с аппетитом амкнула.

— Дней сто двадцать. Дорогой будут инструктаж внушать, микробные пленки накладывать, защиту ставить и прилаживать трансформер пищи.

— Ой. Даже нашей еды с собой не взять?

— Дорого и хлопотно. Пайков нужны вагоны-эшелоны, а потом всем по точкам развозить. Невыгодно.

— Вот оно, правительство, какое жадное! На добыче наживаются, а своим ученикам завтраки-обеды обеспечить — денег жалко! Так… Сумка есть? Подставляй, кашунчиков насыплю. В пути пожамкаешь, родину вспомнишь. Чем еще там нелюди накормят!..

Кути пыталась отнекиваться, совала денежную карту — «Да я заплачу!», — а душу так щемило, впору заскулить. Верно говорится — «Не смотри, какой разряд, а гляди, кто тебе рад». Вот казалось бы — тетка лохматого сословия, с лотка по улицам сбывает, а дарит не глядя, от души, лишая себя заработка.

— Спасибо, тетенька, век доброты не забуду.

— Ладно, милая, пустое — я еще напеку. Вернешься — привези подарочек на радость, мы ж друг дружке не чужие.

На прощание Кути с торговкой облизалась — раз и два, как принято у близких, расставаясь.

Доведется ли еще свидеться? Путь-дорога дальняя, и что еще там ждет, у плоскачей? Экстернат — два года, потом экзамен, расчет баллов. Если повысят от экстерна до стажера, то останешься в программе.

Мысленно Кути прощалась и с поселком, и с планетой. Шла домой, глубоко втягивая ноздрями букет вечерней улицы, чтобы отложился в памяти.

Можно накачать его баллонов несколько — они компактные и легкие, их в саквояж штук шесть войдет, лимита не нарушив. Или губки пропитать и запечатать в пленку. Кашуны сублимировать…

Как на заказ, вечер выдался чудесный. Змей-Дракон скрылся за дальними горами, украсив горизонт сияющей зарей. Тишь и густая синева простерлись над поселком. Слышался только легкий шелест фотоэлементов на крышах — исполнив свою работу, они закрывались лепестками; должно быть, ночью дождь пойдет. С их нежным шуршанием сливался трепет летучих фонарей, поднимавшихся из депо. Вспорхнув, воздушные лампы загорались и разлетались над улицами — паря, высматривая, кому путь подсветить, а заодно учесть, кто чем занят, не нужна ли помощь.

Кто с рождения живет под куполом расчета и учета, для того небо с дронами — пустой прозрачный небосвод. А стены с ушами-глазами — гладкие, без пятнышка и дырочки. Скорее испугаешься, узнав, что тебя никто не видит, не радеет о тебе. Как вообще люди работают в иномирах — без охвата, без присмотра?.. К этому придется привыкать.

Завтра, уже завтра все уйдет вниз и скроется за призрачной дымкой атмосферы. Новая жизнь.

На корабле еще так-сяк — свое тяготение, свой воздух, своя еда и компания, а дальше — чужое общество, сложные условности, тиски иной и непривычной психологии.

До свидания, Ранкари. Я еще вернусь — в новом разряде, на пять… на семь уровней выше. Первым делом — после визита домой, конечно, — побегу искать тетку с кашунами, чтобы вонзить клыки в корочку — хрусть! — и чтобы масло по губам текло, а я его языком слизывала.

* * *

Ничего обидного или, храни Змей-Дракон, унизительного в названии «плосколицые» нет. Просто традиция обозначать иномирян. У эйджи, именующих себя «землянами», лица очень плоские в сравнении с людьми. И уши неподвижные, короткие — не корноухими же их звать, это оскорбление. Поэтому берутся характерные, эмоционально нейтральные признаки. Скажем, туанцы в этой схеме — «тонкие ду́хи», форцы — «восковый блеск», аларки — «хохлатые» и так далее. А плоскачи, вощеные, хохлы и тонкоду́хи — просторечные словечки для своих.

Конечно, есть и злые названия. Они только вне прослушки, за них сразу минус-баллы. Но, просканировав каморку на предмет ушей, можно иной раз и волю себе дать. Тонкодухи и вощеные — извечные враги, победившие Ранкари. Унизившие, вынудив работать на себя.

Ну, пусть не на себя. И не один народ Ранкари. Это они, существа Верхнего Стола, именуют «межвидовая интеграция во имя сопроцветания». А нас тихомолком зовут «ресурсники» или «добытчики».

Интересно, как они называют плоскачей? «Искатели»? Плоскачей много. У них развитый дальний флот. На амбициозные проекты вроде межгалактических зондов не замахиваются — руки коротки, — но распространяются и проникают много куда. У эйджи кустовая схема освоения.

Но мы раньше начали и шире разлетелись.

Перед стыковкой с орбитальным комплексом «Эллола-Небо» Кути внимательно перечитала раздел «Ошибочные, ложные и предвзятые мнения других цивилизаций (Ц) об эйджи». Вдруг пригодится. Строили «Эллолу-Небо» форцы, но содержат — эйджи. В рамках сопроцветания.

Впечатление сложилось нехорошее.

«Плодущие. Везде лезут. Неистребимые. Пронырливые. Бестактные. В большей степени жулики, чем ньягонцы и яунджи. Агрессивные. Где их трое, там будет десять — и уже требуют гражданских прав. В массе своей могут быстро образовать видовую криминальную организацию».

Вот и стягивай перед ними губы гузкой, прячь клыки и вежливо сюсюкай.

Надо заранее надеть переводчик.

«Как же жалко, что я мысли не слышу! Не повезло с этим, увы. А запах или веяние агрессии — их еще когда распознавать научишься. Путем многократного негативного опыта».

После шлюзовки, когда экстерны с Ранкари группкой вывалились с сумками в коридоры комплекса, впечатления обрушились валом. Ладно, тяготение на одну пятую меньше, это даже приятно. Но их светильники! Сплошь оттенки серо-желтого в глазах, будто цвета исчезли. Но шквал инородных запахов! Словно в заразном бараке. Громкие, жесткие, лающие голоса. Даже шепот их слышен как крик:

— О, добытчики приехали! Мама, какие уши!.. Скажите мне, что это линзы. Нет, парень, это фасеточные глазки, привыкай. Они всегда пахнут камфарой или только с перепуга?..

— Добро пожаловать, уважаемые вара, — с грубой ломаной речью выступил встречающий, самый тут вежливый. — Вам приготовлены комнаты с подходящим освещением и температурой. Я вас провожу и буду помогать до спуска на планету…

–…которую вы вкрай изгадили, — едва донеслось от зевак.

Экстерны сгрудились, тесным контактом добиваясь единения. Раньше, в полете, свои немного избегали касаться Кути — инородка, существо особое. Сейчас же всякие разрядные барьеры рухнули ради родства по виду.

«И тут пропаганда ду́хов! Какая низость — взвалить на нас всю вину за Эллолу!.. Из-за остромордых вралей нас здесь встречают, будто мы Ц разрядом ниже, а не выше…»

Воодушевленная чувством локтя, она дерзнула возразить за всех — и, как веяние, ощутила их безмолвную поддержку.

— Позволю себе исправить вашу ошибку, допущенную по незнанию. Эллола пострадала по замыслам других миров. Мы лишь невольно подчинялись планам межвидовой интеграции.

«Змей-Дракон вас пожри!.. Мы жили под прицелом их орудий! Вам бы так пожить, в страхе и принуждении, платить и каяться! Что вы знаете о неволе, плосколицые?»

— Вы правы, — примирительно сказал встречающий. — Это предвзятое, ошибочное мнение. Ваш приезд на Эллолу — путь к избавлению от предрассудков. Будем трудиться в единой команде.

«Хоть один что-то соображает!»

Утратив интерес, зеваки разбрелись кто куда. Встречающий ласково (он и жесты человеческие знает!) манил за собой. В стороне гулко вздохнул другой шлюз — пристыковался еще корабль из ожидавших в очереди. Должно быть, малый, курьерского класса, — вышли только двое пассажиров.

Первый — худощавый самец (половой диморфизм у эйджи Кути знала по справочнику) в мешковатой темно-серой куртке и широких брюках, с косым рюкзаком. За ним другой, массивный, весь в черном, включая круглую шапочку; этот второй вез за собой чемодан на колесиках.

Местный персонал тотчас расступился, молча дав им дорогу. Совсем тихо, одиноко прозвучало:

— Вот вам и биот, пожалуйста.

На слове «биот» переводчик запнулся, не найдя аналога.

И следом из других уст, на выдохе:

— Скорей бы его вниз.

Не меняясь в лице, эйджи в черном повел головой на звук. Неужели и он услышал?..

Вместе с двумя новоприбывшими появился тонкий, еле уловимый запах. Кути про себя сочла его признаком дезинфекции или пленочной биозащиты, хотя запах казался живым, телесным.

В следующий раз она ощутила его, когда ее знакомили с напарником:

— Нил Шурубей, планетолог-стажер. Вам предстоит вдвоем работать в раскопе.

Разумеется, ее поставили на самый сложный участок — жить наедине с иновидцем, на дальнем отшибе от всех остальных, куда комплектующие и еду завозят раз в шесть суток.

— Ты сильнее и выносливее простородных — такая задача тебе по зубам. Крепись, выше уши! Помни, ты представляешь Ранкари перед лицом конкурента и потенциального противника, держись достойно, не давай послаблений… — Ну и прочая мотивация в том же возвышенном духе.

Вот и сказалось происхождение, привет. Представлять мир перед чужеродным самцом, причем наверняка под надзором охватной системы. Даже двух. Если своя техника напичкана вставками, то и его наверняка. Или трех систем?.. Часть снаряжения — от тонкодухов; они тоже не преминут изучить, как вара с плоскачом общается, у кого трепещут волосы на теле, чье сердце и когда чаще бьется.

Это и зовется «ридгелистика», учение о взаимоотношениях разумных существ разных видов. Точная наука, между прочим. И мы с Шурубеем — ее подопытные шевелячки.

А я бы и одна тут пожила, не взвыла. Жили ж дикуни как бирючки, диканы как бирюки, если случалось от стаи отбиться или со старшими повздорить до клыков и крови.

Но с Шурубеем удалось поладить.

Присматриваясь день за днем, выяснила, как от него веет любопытством, как — напряжением, усталостью, весельем. Пусть не дано телепатии, но чутье и нюх при мне, они не подведут.

* * *

Вахтовую базу для них устроили удобно и компактно. В месте, безопасном от обвалов или оползней, расположились вагончик, водный бак с запиткой от реки, техотсек, изотопный генератор, автоматный ангар, лаборатория, улей дронов и площадка для флаера. Мачта давала связь с сетями.

Жалко было думать, что однажды это уютное гнездо будет брошено, его затянут плети каменки, и змейсы станут греться на камнях, как раньше.

Каньон, конечно, немного наскучил, но и представить себя вне его Кути было грустно. Пусть на Эллоле даже летом в субтропиках кажется холодновато, но приятно видеть, как при закате на дне громадной долины зарождается туман, словно сизое молоко льется из ниоткуда в кисти рук, сложенные чашей… И стрекот сегменташек, свиристенье ящеротов — в свете лун кажется, будто плывешь в молочном озере, в добрых гигантских ладонях земли. Ты одна перед величием природы. Словно не было ничего, и время вернулось на свой медленный круг…

— Он скрылся, — сообщил Нил, заглянув в локальную сеть. — Шестикрыл отполз, потом взлетел вне обзора снизу. На дрон еле оглянулся. Других в обзоре нет.

Кути проголодалась и торопила трансформер, чтобы скорее пропускал черед себя пищу землян. Это машинка дорогая, сложная, энергоемкая, требующая ухода, подачи-слива воды, но зато с ней можно есть одну еду и за одним столом с напарником. Превращать L-изомеры аминокислот в D-изомеры — если по-землянски говорить, — чтобы усваивались. Правда, еда из трансформера была скучной, однообразной. Хотелось чего-нибудь острого, настоящего, со вкусом, с мясом и костями.

— Может быть, мы зря тратим энергию на автоматы охраны? — спросила Кути, влегкую пожамкав челюстями. — Сколько напрасных расходов!.. Драконы нападают очень редко, а лауты — никогда. Хватило бы личного шокера.

Покончив с едой и облизав губы, она не удержалась и взяла в рот грызку. Покатать ее, помять зубами — удовольствие, от которого трудно отказаться. Правда, с грызкой речь становилась чуточку невнятной.

— Я склонна полагать… (грызь-грызь) что археологические исследования — это лишь повод собрать на Эллоле разные виды разумных. Очевидно же, что Ц лаутов никогда не была. То, что мы делаем… (грызь-грызь) вы называете «очистка совести». Для нас — избавление от комплекса вины, для вас — повод однажды заявить: «Мы честно искали, ничего не обнаружили. Польза миссии в том, что мы мирно общаемся с другими видами и укрепляем отношения». Как ты думаешь?

— М-м-м… кроме теорий Ридгели, есть формула Ави Леба, по которой от живых Ц мало толку — они не иллюстрируют всех возможных вариантов развития. По Лебу, надо искать не живые Ц, а мертвые — найти, понять, что их погубило, а потом избегать этого. В этом смысле поиск на Эллоле не лишен смысла.

— Тогда было бы умнее изучать лаутов. Они-то выжили. Значит, именно в них есть ответ?

Сейчас Кути особенно рассчитывала на охват прослушки, вложенной далекой родиной во все девайсы. Работа мысли измерима, когда мысль высказана или написана. А оригинальная, даже дерзкая мысль — это плюс-баллы. Смелость поощряется, научный поиск — втрое. Наконец, можно в охват обратиться — любезные сотрудники, а поднимите-ка мои речи от такого-то дня. Видите? Это я, я сказала! Зафиксируйте-ка цитатку за мной.

— Интересно. И какой ответ? — От Шурубея плотно повеяло горячим любопытством, удовольствием и притяжением. Последнее даже на глаз заметно, как он вперед подался.

— Может быть, изначально высокая способность к адаптации. Интеграция в природу, как в защитную среду, в приспособительную оболочку. Биосфера как биозащита. У них не было смены мира… перезагрузки, по-вашему — апокалипсиса, или это случилось давно, до уровня культуры, поэтому индустрии не возникло. Зато лауты укрепились в том, чего достигли.

— Апокалипсис был, — возразил Нил. — Ресурсный шквал. Двести лет добычи с эффектами «ядерной зимы», снижение потока солнечной энергии, осадков и температуры.

— Но это лишь доказывает мое предположение, — сронив мокрую грызку в ладонь, пылко продолжала Кути. — Они были готовы к удару и легко выдержали его, даже после широких потерь. Поэтому следует искать не культурный слой, а следы астероидной бомбардировки, прохождения сквозь густую газопылевую зону, признаки излучения сверхновой. Это работа для астрономов-хронологов. Что-то должно было ударить биосферу, чтобы она выработала механизм противодействия. Именно поэтому я осмеливаюсь утверждать, что мы исполняем здесь какое-то иное задание — не то, которое было озвучено.

Переводя дыхание, она торжественно закончила тираду:

–…и я этому рада, потому что познакомилась с эйджи… с землянами, особенно в твоем лице. Теперь я смогу дальше работать с вами. Вот.

— Могу только искренне согласиться. — Нил не стал прятать улыбку. — То есть взаимно рад.

–…хотя наша работа кажется напрасной, она все равно полезна для мира. Мы глубже поняли Эллолу — жаль, что раньше биологи и планетологи были тут в роли лохматого сословия…

— Кого?.. — Теперь и его переводчик запнулся.

— Э-э… — Кути засовестилась. Надо же, ну вот зачем это вызвалось?.. Объясняй теперь. — Это историческое. Архаизм. Люди, близкие к природе… Социально низкие. Неполноправные. Как назвать бедняка, содержимого богатыми из милости?

— Приживал.

— Спасибо, запишу в словарь. Преимущество имели инженеры, геологи, геологоразведчики, им выделялись места, обеспечение, снабжение. Природоведение было на втором… третьем месте. Все изменилось только после шквала. Но важно сейчас не это. Если я права…

«А я права! Попробуй опровергни!.. В лучшем случае программа из двух компонентов — мы-шевелячки и планетология».

–…то как мы должны действовать дальше?

Смелость поощряется, но есть предел, где дерзость переходит в непокорство, а плюс-баллы превращаются в минусы. Кути ощущала, что вот-вот ступит за этот предел, и расчет достижений станет учетом проступков. Но огонь сердца и характер неудержимо влекли ее к опасной грани.

На языке вертелось — «Мы окружены ушами-глазами, у нас две сотни автоматов, дюжина охранников, медицинский мониторинг — каждый вдох записан».

— Надо подумать. — Токи-веяния Нила словно замерли. — Сразу не ответишь. Пока предлагаю вернуться к работе, какой бы напрасной она ни казалась. У нас много времени — давай им воспользуемся.

Его размеренный спокойный голос — куда девался землянин, по настроению громко поющий про птиц? — и отсутствие направленных флюидов утихомирили ее решимость. Кути ответила кивком.

— Я хотела бы узнать еще одно слово. Во внешних словарях оно не отыскалось. Биот.

— А, это… — улыбнулся он. — Где встретила?

— Сказали вслух. Про твоего попутчика. Он был в черном, такой крупный.

— Это жаргонизм. Так зовут искусственных людей.

— Робот? Киборг? Артон?

— Нет, совсем другое. Артон — кибер-протез тела для живого мозга, а биот сам живой и цельный, просто иной. Биологически не совсем человек. Справься в словаре на «гомункул», там все сказано.

* * *

Их миры холодны, темны, иногда заражены бестелесными силами, которые входят в мозг и плоть, лишают разума и изменяют естество. Воющий туман — меньший из ужасов на их планетах. А биосферы? Или они едва теплятся, или лежат во прахе, или в минуты могут растворить тебя с костями.

Ну, не меня. Мои хитиновые кости им не по ферментам, а мои D-изомеры встанут им поперек горла.

Но само впечатление о Ц плоскачей-искателей, что заселяет самые утлые места Галактики, невольно вызывает уважение и оторопь. Какой-то особенный разумный вид, рожденный в ледяную полночь и с тех пор идущий сквозь тьму космоса в поисках тепла и света.

Неудивительно, что им на ум приходят выдумки, какие даже высшим Ц не снятся. Кипит их разум, возмущенный злой судьбой; из бурления мыслей всплывают варварские, дерзновенные затеи.

Своего гомункула они придумали, когда еще не взлетели с матери-планеты. Тогда их биотехнологии были в зачаточном состоянии, дело не сложилось, но идея витала в умах. Превзойти своего Творца (как у них Змей-Дракон зовется?) и самим создать жизнь.

А вот лет полтораста назад удалось. Чуть позже киборгов с их псевдоорганическими тканями. И как-то заурядно, буднично, в рабочем порядке — «создан жизнеспособный организм № 1, получивший имя Автоном». От слова вымершего языка Αὐτόνομος — «живущий по собственным законам, независимый, самостоятельный; свободный, вольный».

Вкусное, привлекательное слово. Не для миров, где охват. Хотя создали автономов как раз в коллективном мире, где охват должен быть. Техно-социальный мир, по их классификации, или комми. Видимо, они соревновались с каппи, техно-рыночными, которые занимались киборгами.

Но всех обошли фор, вощеные. Те еще раньше придумали куспилсов, как бы улучшенную модель самих себя.

Вот спроси их по очереди — зачем вы это сотворили?

Известно, что услышишь — «Наука, прогресс, развитие, познание!».

А на самом деле — показать три пальца Змею-Дракону в небосводе. А он там рассмеется и ответит: «Ваши создания бесплодны. Моих рождают женщины или дикуни, а ваших надо собирать штучно, силами бригады биотехников».

Куспилсы, биоты, киборги — все они с конвейера. Даже если он выглядит как материнский пузырь с пуповиной.

— Ты общался с тем биотом? — приставала Кути к Нилу, пока он застегивал крепления ранца.

— Да, нормально. Парень как парень. Он прилетел сюда для велопробега.

— Ездить по Эллоле на мускульном бицикле?..

— Ну, не только. У него задание по экологии. Уровень радиации, восстановление природы — много всякого. Не все можно оценить с орбиты, а чтобы с воздуха дронами… Проще отправить биота, чем сто дронов. Им нужен узел коммутации, центр дешифровки, техподдержка… А он все это сделает один. Рюкзак сублиматов и карта источников воды. Пройдет по земле, изучая вплотную.

— В зонах радиации?..

— У него радиорезистентность раз в двести выше человеческой. Гены браконид, таких мушек. — Шурубей показал пальцами что-то очень мелкое. — Мутации ему не страшны, да и детям он их не передаст.

— Странная у него жизнь. Одиночество в пустыне, где всюду излучение… И даже никаких звонков от родни!

— От друзей, значит. У биотов свои компании. Они и с обычными людьми дружат. То, что он искусственный, у нас почти ничего не значит.

— На орбитальном комплексе его встретили… неприветливо.

— Там наших меньшинство. На планете больше. Федералы и другие… им привычней управлять машинами, у которых покорность заложена в программу. Они до сих пор не знают, как относиться к автоному. Спецы — те могут, масса — нет.

— Я тоже не представляю, как с ним обращаться, — призналась Кути, машинально проверяя системы ранца. — Знать, что он рукотворный, и… Я бы смутилась, выбирая форму разговора. Но хотела бы попробовать. С ним можно встретиться? Как его зовут? У него есть права человека? Имя? Разряд?

— Имя — Кармин. Они любят зваться необычно, по-старинному, чтобы выделяться.

— А фамильное имя? Ведь семьи нет…

— О, тут масса вариантов! Вся история к их услугам, все этнические словари. Хоть Фараон, хоть Боярин — но это крайности, обычно до такого не доходит. Этот — Селеев, он сам выбрал.

— О… опять гости! — Кути спохватилась, поймав сигнал с периметра.

Дракон-одиночка возник высоко над краем каньона, будто дразня охранную систему, — его парусные перепонки призрачно сверкали, отражая свет солнца.

— И кружит над ними с хохотом черный тигр-шестокрылат! — Как всегда, Шурубей с чувством обратился к небесам, торжественно вскинув руку. Запас его стихов и песен Старой Земли казался неисчерпаемым.

— Что ему надо от нас? Я начинаю тревожиться. Мы никогда еще не были в центре такого пристального внимания. Дважды за день!.. А как Кармин Селеев может защититься от шестикрыла? С ним же нет охранных автоматов?

— Ручной шокер, скотобойник. Но вряд ли он станет стрелять без повода.

— Выждем?

— Да сколько можно отсиживаться?.. Будь в зоне покрытия — и только.

* * *

Больше дракон не появлялся, и Кути почти спокойно завершила намеченный на день объем работ. Осталось загрузить пробы в процессор, поужинать, вымыться и повалиться спать. Сколько всего узналось сегодня!.. Наверняка охват в курсе, что эйджи запустили на Эллолу автонома, но дубль сведений от нее лишним не будет. Тоже какой-то опыт — проверить, насколько биот вынослив в незнакомых, новых для него условиях.

И он смело отправился по пересеченной дикой местности, в чужую неизвестность, с шокером и рюкзаком сухпайка, просто на двухколеске!.. Наверняка с походной укладкой микротехники, чтобы собрать данные для экологов. А может, и для планетологов-геологов. Где еще вы найдете планету, вскрытую как консервная банка, с обнаженными слоями?..

Неведомый Кармин Селеев волновал ее. Бестрепетно пуститься в одинокий путь по миру, где гуляют пылевые ураганы, где тревожно мигают детекторы излучений, где реют в вышине священные драконы лаутов — повелители ветров, гасители бурь… Неужели так вот, без императивного посыла, вне охвата, по своей воле?..

«Я должна глубже изучить психологию землян-комми. Если Нил честен — а у меня нет сомнений в его искренности, — можно предположить, что у них охват внутри, в сознании, даже когда над головой нет учета-расчета. Что же тогда? Каждый играет роль узла сети, действуя в одиночку по своему разумению, но с учетом общей установки?.. А смогла бы я так?.. О, не знаю!» — Кути пробрало по коже, поднимая волоски. Она представила, что катит по равнинам Эллолы одна-одинешенька, а над головой в вышине парит черный, переливающийся радужными бликами шестокрылат…

Когда выбралась из душевой кабины, Нил уже накрыл стол к ужину, его ток-веяние дышало спокойствием и тихой радостью. Было как-то особенно ярко сегодня.

— Хорошо, день удался. Даже если ничего не нашли, мы его провели не зря. Да и погода отличная. Ветер слаб, инфракрасная отдача от пород высокая — можно перед сном по террасе погулять. Малая луна в третьей четверти, подсветка будет.

Здешние ночи, даже летние, для Кути были прохладны, но насыщенный день и ей понравился. Продолжить его прогулкой? Почему бы нет?

— Сначала высохну как следует.

Прилаживая трансформер, она обратила внимание на бумажную салфетку, не по порядку лежавшую на краю стола. Бумага чуть мерцала пятнами и каракулями, словно залитая струйкой из соусника. В первое мгновение разводья на салфетке казались беспорядочными, но на второй взгляд Кути поняла — это буквы, старопись и скоропись по-варски. Сделанная ультрафиолетовой краской. И она была видима.

Значит, один из диодов в светильнике на потолке излучал в синей части спектра, чего раньше не было. Люстру-пластину делали плоскачи, рассчитывая на свою точку яркости. Кути не сетовала — на воздухе синевы хватало, а подсветка приборов регулируется. Но здесь, сейчас?.. Почему?

«ВЫЙДУ БЕЗ ВСЕЙ ОДЕЖДЫ. ТЫ ТОЖЕ. ЭТО ВАЖНО. НЕ БОЙСЯ».

— Надеюсь, ты успела сделать все, что следовало? — спокойно спросил Шурубей, сминая салфетку и вытирая пальцы. Направление ее взгляда и взволнованную вспышку он отследил.

Кути поняла, что потеет. В вагончике, наверное, запахло ее волнением.

— Пойду подышу. Выходи, я буду ждать.

Перед тем как покинуть ее, Нил небрежно поводил рукой по пульту наружки. Вроде проверил наблюдающие камеры периметра, но она заметила — перевел автоматы на внешнее слежение. Оптика отвернута от строений базы. Кроме глаз-ушей в помещениях, их ничто не видит-слышит.

Тихо дрожа, Кути рассчитывала в уме. Система настроена на появление чужих извне. Все, что в кольце периметра, по умолчанию считается своим. То есть они двое и автоматы.

Что он затевает? Почему такая скрытность? Зачем выходить без одежды?..

«Я не пойду. Так нельзя. Это неприлично!.. Там холодно!»

Ванная пижама показалась ей скафандром, надежным охватом, защищающим от бед. Снять ее — как броситься сломя голову навстречу темной неизвестности.

Но Шурубей никогда не давал повода подумать о себе как о непристойнике. Всегда на дистанции, неизменно вежлив. Разве что его традиции помогать даме… хотя он с пониманием относился к ее привычкам — зевать во все зубы, близко нюхать и лизать незнакомое.

«Мы чуждые, разные, биологически не совпадаем, — убеждала она себя. — Это не подначка-провокация, за ним не водится. Хочет сказать нечто важное, принципиальное, и… вне охвата. Значит, он подозревает, что в его одежде… и в моей? — Кути провела подушечками пальцев по застежкам. — Да. Может быть. Охватчики не спросят, согласна ли ты. Просто начинят все вкладками. Это же естественно».

Мысль о следящих вкладках в том, что было ей близко как кожа, внезапно вызвала отвращение, почти зуд. Почему все так?.. Для чего нельзя сделать ни шага, ни вдоха вне купола? Противно!

«Αὐτόνομος. Αὐτόνομος. Αὐτόνομος, — повторяла она про себя, набираясь решимости, как перед первым купанием в реке на дне каньона. — Я живу по своему закону. Независимо. Свободно!»

Удивительно, как руки в такт чужим словам избавляли ее от одежд, казавшихся колкими, зараженными.

* * *

За порогом ее охватил холод, но Кути едва замечала его. Туман над рекой молочно светился в лучах луны, словно она шла босиком над облаками, не чуя под собой земли. Шурубей — темный силуэт в лунном ореоле — ждал ее, и торжествующая радость была в его веянии.

— Я готова.

— Погоди. — Склонившись вперед, он провел вдоль тела Кути ладонями, почти касаясь пушковых волос, отчего ее кожа покрылась мурашками. — Повернись. Так. Теперь голова. И еще… — Из-за уха он достал предмет, похожий на грызку. — Проверка на пассивный отзыв. Если есть вставки, они откликнутся. Все, ты чиста. Удивительно. Я думал, вам ставят чипы под кожу…

— Один есть. — Кути показала пальцем на внутреннюю сторону левого запястья. — Датчик пульса и давления. Но он сработает лишь на критических цифрах. Теперь скажи, что важно. Не зря же ты меня подговорил так выйти?

— Кармин скоро приедет, ему полдня пути. Надо встретить его с пониманием, знать, кто есть кто, — проще будет беседовать.

— Кармин?.. Ты вызвал его — для меня? — У Кути стало сладко в груди.

— Нет. Я выбрал тебя и доставил сюда — для него, чтобы познакомить.

— Но… почему я?

— Мы одной породы — ты, я, он. Да, я тоже автоном, только не рисуюсь напоказ, как Селеев. — Шурубей улыбнулся. — Непохож?.. Ну, извини, доказывать мне нечем. Разве что просветишь интраскопом. Внутри я кое-чем отличаюсь…

— Я натуральная!

— Ты инородка, подсадка. Натуральнее нас с ним, да, но тут дело в другом… — Нил сел на корточки и жестом пригласил ее сделать то же. — После Эллолы все задумались о том, что любой мир может быть перезагружен, и каждая Ц должна быть готова это пережить. Поэтому и появились вы, мы, куспилсы. Резервный вид на случай, если мир сменится. Более выносливый, с набором дополнительных способностей. Скажем, я чувствую вкладки руками… и еще умею всякое. У тебя нет телепатии, но есть много другого. И вот мы решили познакомиться с другими, кто назначен в будущее. Чтобы знать друг о друге и там, в будущем, не передраться от незнания. Иначе говоря, Ридгели был, по большому счету, прав, когда толковал о сотрудничестве Ц, но говорил — о нас, завтрашних. Мы-то готовимся сознательно, не то что нынешние… с их политикой.

— Но у вас нет детей, — зашептала Кути, обхватив согнутые коленки.

— Будут. Дело времени. Если ученые не смогут, мы возьмемся сами. Вернее, уже взялись.

Над головами их зашуршало; в тот же миг погасла вся подсветка базы. В испуге Кути вскочила, вертя головой и на всякий случай оскалив клыки, а Нил остался сидеть:

— Не бойся, просил же. Просто отказ системы, общий сбой. Четверть часа, и автоматика все восстановит.

Шестикрыл опустился в десятке рук от них, величаво складывая перепонки, и лаут, спрыгнув с его спины, вразвалочку направился к паре археологов.

— Думал, женщина не примет нашу истину, — подойдя, заговорил он речью вара. — Рад, что ошибся. Будьте счастливы оба!

— Знакомься, — представил его Нил широким жестом. — Лучший резервный вид в изученной части Галактики. Мы у них учимся искусству выживания.

— Кути Ушупини Коре, — представилась она.

— Валеикон.

— По нашему обычаю, положено друг друга дважды обнюхать. Это означает мирное знакомство.

— Важно. Сделаем так.

Когда исполнили обычай, Кути предложила:

— У меня запасены два сокровенных кашуна. Прошу разделить со мной трапезу. Есть не обязательно, они вам не подходят, просто пожевать.

— Мне никакие изомеры не чужие, все пойдет в тело, — успокоил ее лаут. — Но только быстро. Я слышу, как ваши машины шуршат, восстанавливая свою нежизнь. Надолго мой дружок, — оглянулся он на шестикрыла, который вылизывал перепонку, — их глушить не может. Скучать вам недолго — завтра с рассветом подойдет Кармин.

— Нам теперь не будет скучно никогда, — заверил Нил. — У нас есть нечто общее.

По базе то тут, то там вспыхивали огоньки — система торопливо занималась самодиагностикой, отыскивала причину сбоя, пыталась наладить энергопитание, связь агрегатов между собой и с внешней сетью. В темноте мерцал свет, и тьма не объяла его. И луна шла по небесному кругу, и время остановилось. Оно всегда спало в каньоне, налитое в него как вода — от эона до эона, от прошлой перезагрузки мира до будущей.

Дракон ли веял, лаут ли, а может, оба они заодно с Нилом — Кути вдруг ясно поняла, что отныне у нее есть друзья в двух новых мирах. В древнем и в будущем. Есть опора и защита, самый надежный охват из теплых, дружеских рук — и перепонок, сильных как ветер. И одиночество, сковывающее мысли и плечи, рассеялось, словно его не было.

«Нас много. Мы такие разные, но мы вместе. И мы уже здесь, и следующий мир — наш».

Примечания

4

Стихи Д. Сухарева.