Глава 9.
Сердце стучало часто и громко. Зинаида Филипповна проснулась. Нет, оно не болело. Слава Богу, просто громко стучало. Подумала: «должно быть приснилось?». На всякий случай посчитала пульс. Нормальный. Значит, все-таки приснилось.
А вот там, на Западной Украине не приснилось. Там, в маленькой деревушке на выселках не приснилось. Здесь было темное осеннее утро. Если, конечно, верить зеленым цифрам на часах. Солнце и не думало всходить. За окном, о жестяной отлив, постукивали редкие капли. Под одеялом в постели было тепло и спокойно. Вставать не хотелось, она лежала и вспоминала.
Это случилось в сорок четвертом году. Тысяча девятьсот сорок четвертом. Такой же, как сейчас, поздней осенью, почти зимой, но снега еще не было. Она только-только прибыла из Киева на Западную Украину в город Каменец-Подольский. Туда направили для восстановления потребительской кооперации после фашистской оккупации. Это было официальной легендой. На самом деле, основной задачей было выявление фашистских агентов. Тех, которые или не успели сбежать, или были законспирированы.
Город поразил старинным замком на каменистом холме, рекой окружавшей его, полуразрушенными мостами и старинными домами, наверное, до войны делавшими город неповторимо очаровательным. Но любоваться архитектурными руинами, оставшимися от красавца города после фашистских бомбежек и красотами окрестностей, было некогда. Надо было работать, чтобы прокормить и сына, и себя. Никакого пайка на время конспиративной работы, естественно, не давали. Иначе раскрыли бы мгновенно. Так что приходилось им с сыном обходиться тем, что было. Володе хотя и хорошо было в интернате, сытно и под постоянным присмотром воспитателей, но воспитатели воспитателями, а оставаться надолго без сына Зинаида не хотела. Потому и взяла его с собой на Западную Украину. Сын к этому времени окреп и подрос, стал почти взрослым. Понимал, что язык надо держать за зубами. Понимал, что любое, случайно сказанное слово может привести к смерти. Должно быть в интернате хорошо объяснили и выучили этому.
По легенде её и направили сюда добрые люди из министерства, которые знали, что живет она впроголодь, чтобы не умереть с голода сдаёт кровь для раненых, а Западная Украина считалась богатой на еду. Полагали, что там Зинаида с сыном не помрут с голоду. Свободная квартира подвернулась сразу. Была эта квартира обставлена шикарной мебелью. В шифоньере висела дорогая одежда. В кладовке полно муки, консервов, в погребе масло, копчености.
Зинаида испугалась такого изобилия. Попросила переселить ее куда-нибудь попроще, но прихрамывающий милицейский капитан, живший по соседству сказал:
— Не бойся, Зинаида Филипповна. Сына своего откармливай, пока есть чем. Чего не съешь, вывезет мое начальство на днях, а пока отъедайся. Тут раньше жила любовница фашистского коменданта, да сбежала, когда мы брали город. А потом квартировала, вроде как жена, нашего коменданта. Того перевели куда-то, и она тоже сгинула вместе с ним. Так что не боись. Пользуйся, пока есть чем.
Зина кивнула. Вечером напекла блинов, сделала пирог и заснули не на голодный желудок. Но дня через два приехала машина и все, что было вывезли.
А еще через неделю в местное отделение НКВД поступили документы из более строгого ведомства, и с ней встретился сотрудник СМЕРШа, пришедший в квартиру вроде бы для проверки документов.
Она должна от конторы «Заготскот», куда официально была направлена на работу, объехать окрестные районы, чтобы определить, сколько скотины в этих местах могут сдать на мясозаготовки. На самом же деле поставили задачу выяснить, у кого из местных связь с бандеровцами, бывшими полицаями и прочими бандитами. Бандиты озверели. Пытали, а потом убивали только что избранных председателей сельсоветов и председателей колхозов. Убивали направленных в школы учителей, жгли амбары с заготовленным зерном. Запугали людей. Одного председателя сельсовета заживо сожгли, другого распяли на воротах собственного дома. В председатели никто идти не хотел. Те, кто знал, что там творится, не соглашались переезжать, чтобы работать, клали на стол партбилеты, потому, что было это почти равносильно смерти, да вдобавок мучительной. Приезжавшие отряды НКВД найти бандитов не могли. Те будто растворялись в лесах и горах, где у них было полно схронов.
В СМЕРШе считали, что одним из лежбищ бандитов были выселки в окрестностях большого села. Туда ей и приказали ехать в первую очередь, чтобы определить на месте что к чему.
Сотрудник дал связь. Проинструктировал, как себя вести. Собственно, инструктирование свелось к фразе:
— Ты там Зинаида, поосторожнее будь.
Зинаида не удержалась, ухмыльнулась и ответила:
— А вы тут, поактивнее будьте, чтобы мне там не осторожничать.
Сотрудник с погонами старшего лейтенанта на гимнастерке, прикрытой гражданским пальто, махнул рукой, сказал: «Свободна» и когда выходил, добавил: «Не очень-то я доверяю связной. Да только другой там нету. Ты на месте разбирайся. По обстоятельствам действуй».
Такой сотрудничек ей еще не встречался. Здесь, на новом, мало знакомом для неё месте, после оккупации, народа профессионального не было. Подбирали, видать, людей временно, из комсостава действующей армии, таких, которые после ранений не годились для строевой службы, а по факту случайных, мало чего соображающих в работе. Как ей показалось, даже не из особых отделов.
Зинаида сначала разозлилась. Посылать ту, у которой мальчишка сын, и больше никого нет. Посылать неведомо куда, почти на верную смерть с не очень-то ясным заданием, нормальный человек не стал бы. «Сволочь!» — ругалась она, — «трусливая сволочь. Сам струсил туда ехать и посылает бабу!».
Постепенно успокоилась. Стала обдумывать. На ходу придумала простенькую легенду. Будто ходит по селам, меняет вещи на еду себе и сынишке. Такое было почти правдой. Так делала её соседка. Меняла вещи на продукты для продажи. К ней Зина и зашла вечером. Поболтать, а за одно, разузнать, что и как та делает. Как себя ведет, что на что меняет, чтобы не продешевить, что с собой выгоднее брать, ну и все такое. За чайком узнала.
Утром собрала старый отрез шерстяной ткани, несколько кастрюль, оставшихся от прежних хозяев и не вывезенных, соль, обрядилась в старушечью одежду стоптанные ботинки, а собственно других и не было, забралась в товарняк и поехала. На станции, поблизости села, спрыгнула с поезда. Прошла через село, постояла на местном базаре, пытаясь обменять свой товар на еду. Ничего не получилось. Поспрашивала у местных. Те подсказали, как идти на выселки, обнадежили, что там может и удастся что-то обменять на еду. Пошла.
Укутанная в старое, изношенное пальтишко на вате, платок, армейские ботинки, она шла по дороге, дрожала и от холода, и от страха. Казалось из-за каждого дерева, каждого куста за ней следят бандиты, направлены дула винтовок или автоматов. Каждый момент могут выйти сытые, откормленные бывшие полицаи, чего-нибудь спросить, а после пристрелить. Просто так. Взять и пристрелить. На всякий случай.
Обошлось. Уже стемнело, когда она пришла в выселки. Легко нашла дом. Тихонько постучала в то окошко в которое было сказано и так, как было сказано. Её впустила женщина. По виду её ровесница, может, чуть старше. Впустила в дом. Прошептала: «Заходи скорее».
Женщина объяснила, что с минуту на минуту обязательно придут бандиты, а потому сейчас спрячет Зинаиду, а поговорят после, когда те уйдут. Отвела в хлев, который был под одной крышей с домом. Сгребла с одной стороны сено и отодвинула несколько старых здоровенных досок. Оказалось, что под ними, на небольшом расстоянии, другой слой досок — настоящий потолок. В этот тайник Зинаида и залезла вместе со всем, что принесла вроде как для обмена. Женщина перекрестила её, сказала, чтобы не то, чтобы не шевелилась, а даже не дышала. Накрыла досками, засыпала сеном и ушла. Зина немного поворочалась, улеглась, насколько это было возможно поудобнее и стала слушать.
Вскоре в дверь постучали. Не как она, а громко, должно быть сапогами, хозяйка шумно прошлепала по полу. Открыла. В дом вошли.
— Ну, где сховала вчительку?
— Яку, таку вчительку? Та я никого не бачила. Тильки подоила корову и пишла спати.
В ответ хмыкнули:
— Ну и де молоко?
— Так ось, в бидони.
Бандиты, видать, проверили. Снова хмыкнули, потом приказали:
— Налий в гуртки, попьемо.
Позвякала посуда, должно быть хозяйка наливала парное молоко. Потом тишина. Видать пили.
— Ну дивись, вели знайдемо вчительку, обох повисимо. — Сказал видать старший, и приказал — Микола, перевір на горищі в хліві, а ми подивимося в будинку.
Заскрипела лестница, должно быть Микола полез на чердак. Остальные протопали в комнаты. Потом Зинаида услышала, как зашуршало сено и раздался легкий стук. Сообразила, что этот Микола тычет вилами в сено, протыкает насквозь и ударяет о доски. Делал неспеша, основательно. Приближался к ней. Громче шагов Миколы и шиканья вил, Зинаида услышала стук. Громкий, равномерный, частый. Она затаила дыхание. Выдыхала по чуть-чуть, также и вдыхала, но звук будто барабан оглушал.
— Господи, — подумала Зина, — да ведь это мое сердце стучит! Его-то как приглушить? Спаси и сохрани меня, Боже! Помоги! Сейчас услышит стук этот Микола, доберется до досок, сдвинет, увидит меня, вытащит и убьет. И меня и хозяйку!
Внизу снова послышались шаги:
–Ну, ти що там заснув? Або чого вгледив?
— Та немае тут никого. Я все сино перешерудив, — ответил Микола.
— Ну и слазий. Ще пив хутора перевирити треба.
Микола слез. Бандиты хлопнули дверью, ушли.
Хозяйка выждала с час. Убедилась, что бандиты убрались из хутора и только тогда поднялась и вытащила Зинаиду из схрона.
При свете лучины накрыла на стол. Покормила пришелицу варениками с картошкой со сметаной, напоила молоком. Зина ела и не чувствовала ни давно забытого вкуса сметаны, вареников, молока. Ела по инерции. Хозяйка сидела на лавке рядом. Руки у неё тряслись, щека дергалась. Обе еще не отошли от страха. Молчали. Потом разом заговорили прерывисто, задыхаясь. О чем, Зинаида после не могла вспомнить, а вот как рыдали, обнявшись, рыдали долго, навзрыд о своих несчастных жизнях, помнила. И теперь, через много десятилетий, когда начинало трепетать или сильно биться сердце, а если говорить на языке медиков, начинался приступ аритмии или стенокардии, Зинаида Филипповна прежде всего вспоминала о том, как громко грохотало её сердце в том схроне на чердаке, а она боялась, что этот грохот выдаст и погубит и её, и Наталку — хозяйку.
Она провела у Наталки весь день. Та много чего полезного рассказала. Выдала, кто на хуторе помогает бандитам, кто работал на фашистов в большом селе и даже в городе. Где бандиты скрываются в лесу.
Когда стемнело, Зинаида вышла из дома. Осторожно, по заросшей травой тропинке, указанной Наталкой, и, судя по всему, безопасной, пошла в сторону большого села. Добралась до него под утро. Пришла в сельсовет. Представилась представителем Каменец-Подольского «Заготскота», объяснила, как организовать приемный пункт для организации «Заготскот», Оставила телефоны, по которым можно связаться с конторой в Каменец-Подольске, отметила свою командировку. Села на поезд и вернулась в город. В «СМЕРШЕ», старшего лейтенанта, который её посылал уже не было. Доложила о том, что узнала начальнику. Тот возмутился, что на такое задание старлей отправил её, почти не знающую местную специфику, вдобавок не подготовив. А еще через два дня банда была уничтожена. Связанные с ней агенты арестованы, заговорили на допросах и удалось распутать целую подпольную сеть, созданную и оставленную при отступлении фашистами.
Зинаиде объявили благодарность и вручили подарок — серебряную пудреницу. Пудреницей она не пользовалась, так и лежит, потемневшая от времени, в шкафу. Рядом с орденом «Красной Звезды» и другими наградами. С Наталкой ей встретиться больше не довелось. Она погибла. Зинаиде сказал об этом начальник. Старлей по пьяни проболтался о Наталке любовнице, а та передала в банду. Зинаиде повезло. Она ушла с выселок часа за два до прихода бандитов. Это всплыло в СМЕРШе, когда раскручивали цепочку связей и допрашивали пособников. Что стало со старшим лейтенантом, из-за которого погибла Наталка и могла быть замученной сама, Зинаида точно не знала. Говорили, что его не то разжаловали и отправили в штрафбат, не то расстреляли. Вскоре Зинаиду перевели на легальное положение и она стала работать в отделении контрразведки «СМЕРШ» по Каменец-Подольской области.