Купидон

Александр Вячеславович Гусев (2024)

Купидон по имени Пак весёлый парень, он выполняет задания короля эльфов — Оберона, но из-за того, что он всегда все путает, Пак вечно попадает в забавные и курьезные ситуации.

Трактир «Старый Дварф»

— Пак, ты же купидон, — говорю я себе каждый раз, когда чувствую себя неуверенно, — ну и что, что ты косоглазый и носишь очки для зрения, — я стараюсь принять правду такой, какая она есть, без прикрас, — но ты мастер своего дела, ты профи, а с другой стороны, больше купидонов на всем белом свете не сыскать, ты особенный, ты такой один, — так я себя поддерживаю и поднимаю свою самооценку, — смотри только в этот раз ничего не напутай.

Это моя самая большая проблема — запомнить имена всех своих знакомых.

Но больше всего меня вгоняет в ступор, когда Оберон называет имена тех, в кого нужно стрелять, и я все время все путаю. Ну как так можно?

К счастью, в этот раз я не на работе. Сегодня у меня выходной и я пришел в трактир, что бы немного выпить и развлечься. Но что я вижу? Все мои друзья здесь и я должен вспомнить — как их всех зовут.

Трактир — «Старый Дварф».

«Какого черта гномий трактир делает в эльфийском лесу?», — спросил бы себя любой эльф.

Ну а я бы ответил этому эльфу, что гномы больше всего любят золото, а эльфы больше всего любят выпить.

Вот и выходит, что самое выгодное предприятие для гнома — это открыть трактир в центре эльфийского леса.

А еще гномы терпеть не могут, когда их так называют. Они что — карлики? Гномы предпочитают, чтобы их называли дварфами. А я бы сказал так: «Любой дварф — это гном, но не любой гном — это дварф».

***

И вот я отодвинул огромную, тяжелую, деревянную дверь. И вот я стою у входа и пытаюсь вспомнить как зовут присутствующих посетителей. Удивительно, что я знаю почти каждого из них. Но сперва мне нужно осмотреться и взять что-нибудь выпить.

Да, неплохой интерьер, гномы в отличии от эльфов умеют строить:

Деревянный пол, покрытый лаком — блеск.

Тяжелые круглые столы на толстой ножке — дерево.

Простые дубовые скамейки — бревно.

Под потолком две деревянные люстры в виде колеса от повозки — свечи.

Освещения маловато, только свечи, дают теплый красный свет — дрожат тени.

Громоздкие оконные рамы и подоконники, а за окнами тьма ночного леса — отражения.

Что еще? Барная стойка и лестница наверх, где комнаты для приезжих.

Ах да, здесь нет прислуги, только самообслуживание. Эльфы не терпят рабство и гномы их в этом никогда не переубедят. Разве что есть повар и бармен.

***

Вон за тем столиком сидят Оберон и Титания. Наверно, сперва я с ними пообщаюсь.

Я подошел к барной стойке и купил бутылку красного молодого вина.

Теперь можно к ним.

Оберон — мой начальник, если можно так сказать. Он дает мне задания, обычно амурного характера, а я их выполняю.

Оберон — он король всех эльфов и фей.

А Титания — его жена.

Что эта парочка делает в трактире?

Что за короли ходят в трактиры?

На это я отвечу одним словом — «Эльфы».

Я подошел ближе.

Оберон выглядит, как всегда, сногсшибательно. И сколько пафоса. Боги позавидовали бы ему:

Короткая стрижка ежик с острыми торчащими локонами — его стригут феи.

На лице ни одной морщины и ни намека на щетину — гладко.

Прямой нос и пухлые губы, ямочка на подбородке и ямочки на щеках, острые уши и зеленые глаза — томный взгляд.

Что из одежды? Хотел бы сказать — «ничего». Но нет — хламида.

Мне всегда казалось, что это просто белая простыня — откровенно.

Поза? Одну ногу он поставил на скамью, согнув в колене, рукой опираясь на скамью. Другая рука лежала на колене. В ней он держал красную розу с большим бутоном и шипами — вообще-то, это его посох.

— Ах, Пак! — воскликнул Оберон.

Голос у него как у мальчика. Вот только он был старше любого человека-старика.

Он убрал руку с колена, изогнув ее в кисти, и за его спиной выросли кусты роз, а с потолка спустилась лоза винограда — спинка кресла.

Он облокотился назад, обмотав кисть лианой.

— Сегодня для тебя заданий нет, можешь отдыхать, иди, поиграй с остальными.

Конечно, он хочет побыстрее от меня избавиться. Проблем у него сейчас, выше крыши, хотя, по нему этого никогда не скажешь — он всегда невозмутим.

Все дело в том, что с ним Титания. Уже давно говорят, что у них не все в порядке. Говорят, что они хотят расстаться. Говорят, что она ему изменяет.

Но я знаю точно, что все это просто слухи. Но если бы все была правда, то они оба наслаждались бы этим — эльфы.

Однако, Титания не раз давала ему повод для ревности.

Оберон всегда дает мне задание: «Следи за Титанией» — ревнует.

— Я взял вина, — сказал я.

— Садись ко мне, — сказала Титания.

Титания… такой нежный голос. Кажется, что она никому и никогда ни в чем не откажет. Но это не правда. Она как вино. Кажется, что ты его пьешь, но на утро чувствуешь, будто выпили тебя самого. Она как вино:

Длинные светлые волосы падают на деревянный пол непослушными локонами — лоза.

Острые уши торчат, пробиваясь сквозь пряди волос — остро.

Овальное личико с аккуратным острым носиком, и тонкими губками. Большие зеленые глаза — пьянит.

Глубокая ямочка над верхней губой — лук Венеры.

Запрокидывает голову — жилы на нежной шее.

Фигура как бутыль вина — нежные формы.

Простая светлая туника скрывает все запретные места, кроме бедер — опасно.

Поза нога на ногу, руки уперты в скамью. Подалась вперед, изогнувшись в пояснице и выпрямив спину. Туника спала, обнажив плече, ключицу. Голову склонила набок — «ты присоединишься к нам?»

Взгляд скользит от шеи к бедрам — на поясе кинжал.

Маленький кривой кинжал с зазубринами — переливается зеленым светом.

Этот кинжал наделен эльфийской магией, пропитан ядом. Стоит им порезаться и будешь желать Титанию — это как наркотик, и Оберон, судя по всему, плотно на нем сидит.

***

Я подсел к Титании и та подставила простой алюминиевый кубок, Оберон последовал ее примеру и я налил им вина на треть.

На треть — так пьют эльфы. Одна треть вина и две трети чистой воды.

Оберон преподнес для меня кубок из розы — сорвал с куста.

Мы разбавили вино водой из графина.

Титания встала, взяла свой кубок и ушла, не сказав ни слова.

Мы лишь посмотрели ей вслед.

— И что мне с ней делать? — произнес Оберон.

По его кисти потекла кровь. Он слишком сильно сжал стебель розы и шипы впились ему в ладонь.

Не так давно я следил за Титанией и застал ее в гостях у Диониса — брата Оберона. Дионис сопротивлялся, как мог, но против ее чар не устоит ни один мужчина. Я немедленно обо всем доложил и Оберон явился к ним как раз вовремя.

Вот она подсела за столик к Дионису.

— Ты думаешь, что она специально дразнит меня? — спросил Оберон.

— Может быть, а что Дионис?

— Дионис — брат мой, его прощаю, пред этой женщиной не устоит никто.

— А что Титания?

— Хотел бы с ней покончить навсегда я?

— Хотел бы?

— Хотел бы, но сил таких не чувствую в себе.

— Хотел бы проучить?

— А это мысль. Не даром, Пак, ты купидон. Кто, как не ты, мне дельный даст совет. Проучить, а это мысль. И есть у меня другие мысли. Явись ко мне ты завтра по утру. И я скажу тебе, что нужно делать. Теперь ступай, оставь меня в покое.

— Как скажешь, Оберон.

***

Да, ну и язык у этого Оберона. Сколько тысяч лет он уже живет? Наверное, у древних эллинов он этому слогу научился. Иногда, мне самому, бывает, трудно его понять. А уж что говорить о том, чтобы еще его задания выполнять? Но все же, мне интересно — что же он задумал? Не могу дождаться утра.

Но сейчас был еще вечер. И я хотел развлечься.

***

Пойду с вином и кубком из розы к Дионису. Раз вспомнили о нем, то и пообщаюсь с ним теперь.

Но стоило мне только приблизиться, как Титании уже и след простыл.

— Ах, Пак! — воскликнул Дионис, — садись быстрее к нам! Как хорошо, что посетил нас сам купидон, любовных мастер дел!

— Хорошо, но ты мне льстишь, Дионис.

И этот тоже, говорит с такими вензелями, что трудно пробираться сквозь темный лес из слов.

Кстати говоря, про темный лес. Дионис — темный эльф:

Темный силуэт, облаченный в черную накидку-плащ с капюшоном — ночная мгла.

Прямые черные волосы спадают с плеч на грудь — ночной покой.

Длинные острые уши, длинные, даже для эльфа. Длинный острый нос, острые скулы и острый подбородок, впалые щеки. За плечом длинный эльфийский лук — колючие ветки зимнего леса.

Бледная кожа — снег.

Тени под глазами, а в глазах горит синий огонек — звездное небо.

Дионис пил разбавленное вино из кубка, а его спутник просто сидел рядом.

— Есть ли стрелы, что заставляют разлюбить? — спросил его спутник.

— Возможно, дай гляну в колчане.

— Шутишь, но мне вот не смешно.

Миша — игрушка Диониса. Ради забавы, а может в этом есть глубокий смысл — он превратил медведя в человека. И до тех пор он будет человеком, пока не поцелует девушку. А после — превратится вновь в медведя, и потеряв рассудок человеческий, растерзает ее.

— А ты чего не пьешь? — спросил я Мишу.

— Чтобы опьянеть, и потеряв рассудок и контроль, губами впиться в чьи-нибудь уста? Когда-то я был медведем. И вполне меня устраивала моя жизнь. Я кушал ягоды, искал грибы. Этими лапами ловил я рыбу. Но хоть когтей и клыков у меня больше нет, я помню, как расправился с оленем в последний раз. Я помню как текла его кровь по моей груди. Теплая кровь, которой мне не хватает и сейчас. Как я вонзал свои клыки в плоть. Как ел я мясо и зарывал свою морду во внутренности и потроха оленя. Я помню ярко все. Когда я ощутил, что челюсти я больше не могу сжимать с той силой. Что когти более не входят в плоть. И стал я сам себе противен. В тот момент я стал человеком. Я разрыдался. Теперь скучаю по тем временам, когда я был зверем. И сердце и душа мои болят. Но теперь я чувствую, что у меня есть сердце. И знаю, что у меня есть душа. И никогда не променяю эти чувства. Теперь я — человек, и зверем больше быть я не желаю. Потому, не соблазняй меня, купидон, выпивкой. И стрелы держи от меня подальше.

— Об этом не проси, я купидон.

Меня об этом, правда, бесполезно просить. Такова моя суть.

Но Миша смотрел на меня так, как будто прямо здесь готов был разорвать меня, как того оленя.

Такой огромный медведь с человеческим сердцем:

Он сидел на лавке и занимал наверно всю ее — такой широкий.

Рукой, наверное, мог бы дотянуться до люстры, с места, не вставая — такой высокий.

Взъерошенные косматые волосы до плеч и густая борода — бурого цвета.

Нахмурил брови и смотрел на меня своими карими глазами, но стоит мне в них заглянуть — тоска.

Простая рубаха, расстегнуты пуговицы воротника — густые волосы на груди.

Закатанные рукава — густые волосы на руках.

Широко расставив колени, локтями упираясь в бедра, ссутулился, нагнулся вперед. Тяжело дышит — сейчас разорвет меня на куски.

Цепи. Большие тяжелые цепи. Звенья цепей размером с кулак. Цепи связывают его: проходят на груди, лежат на плечах и падают на деревянный пол — метал.

Эти цепи не сковывают его движений, но они сковывают его силу — эти цепи обладают магией.

— Диана в тебя влюбилась, — сказал Дионис.

— А ты откуда знаешь, отец?

И голос у него — низкий бас, медвежий рык.

— Да этого не скрыть ей, но ты спросил, а значит ты заинтригован.

— Зачем и ты соблазняешь?

— Да мы ведь только говорим. Даем волю языку. А от речей не будет хуже.

— Но разговоры переходят к делу.

— Не всегда.

— Представь, что дразнишь ты собаку костью.

— Но ты уж больше не собака. Теперь ты человек. А люди любят воздух сотрясать без цели. Так, чтобы душу отвести.

— Мне это неизвестно. Я уйду от разговоров. Не соблазняй меня, ни ты отец, ни ты, купидон.

Миша встал и лавка, прогнувшись, выпрямилась обратно со скрипом. Он задел стол и тот почти опрокинулся. А головой, действительно, ударился об люстру. Когда он шел, то доски пола не скрипели, а трещали.

— Я вижу, что и она ему не безразлична — Диана, — сказал Дионис.

— Диана? Фея? дочь Ипполиты?

— Она.

— Но я не пойму, действительно, зачем ты его соблазняешь? Ведь ты сам наслал на него это проклятье. Теперь ему нельзя любить.

— Любить он может. Ему нельзя лишь целовать. Проблемы в этом я не вижу. Да и медведем быть не так уж плохо. Но как сказал ты? Проклятье? Хотя, возможно, дар и проклятье, суть — одно и то же. Ах, Пак, ты — купидон. Меня поймешь ты точно. Какая страсть в нем. Ты ощущаешь? Наружу рвется эта страсть. И как он сдерживает сам себя. Он так натянут, как натянута тетива моего лука. Что же будет, когда я эту тетиву отпущу? Я сам не в силах сдерживаться. Я не сдержался и создал его. Но что же будет, когда и он не в силах будет больше сдерживаться? Что будет, когда поддастся страсти?

— Ты безумец, Дионис.

— Да ты и сам в плену страстей, ты купидон!

— Ты так считаешь?

— А ты бы, что предпочел?

— Стал бы я сдерживаться, или поддался бы страсти?

— Да, говори же!

— Я бы не смог сдержаться. Я бы поддался страсти.

— И ты такой же, как и я. Но он другой, медведь мой. Этим он мне интересен. За это я его люблю.

— Так что Диана?

— Влюблена. И страсть ее так велика, что наш медведь не устоит. Я уверен. Да что я говорю? Вон там она сидит. Сходи и лично будешь в курсе.

***

Я подошел к столику, где сидела Диана.

— А вот и песик Оберона, — раздраженно сказала Ипполита.

— Прости нашу мать, Пак, — сказала Диана, — нам с сестрой очень нужно с тобой поговорить. Мама, прошу тебя, позволь, чтобы Пак присоединился к нам.

Ипполита махнула рукой.

Да, не самый теплый прием, и не удивительно.

Оберон правит эльфами и феями, но для леса наступили темные времена. Феи отказываются признавать его власть и ведут междоусобные войны с эльфами. Ипполита — королева фей, непризнанная эльфами.

Но почему она здесь? Это не случайно. Встреча в трактире — это еще один повод обсудить с Обероном зоны влияния.

Почему так мирно? Эльфы не любят воевать, больше всего они любят пить вино. Феи не отличаются от них. Да, случаются бои, и кровопролития, бывает, не избежать. Но даже самые серьезные вопросы, такие как деньги и власть, эльфы и феи привыкли решать с помощью интриг, с помощью хитрости.

— Будь я королевой эльфов, ты бы передо мной стал вилять хвостом? — бросила Ипполита.

Кажется, что она не рада моему присутствию, но это не так. Она лишь хочет разузнать секреты.

— Признаюсь — Оберону я рад служить. Но будь ты королевой эльфов, служил бы я тебе, хотя мне этого и не хотелось бы.

Что ж, я тоже острый на язык. Ипполита закусила губу и отвернула голову, скрестив руки на груди.

Ипполита, как всегда, горяча, как пламень костра:

Короткие красные волосы, взъерошенные и торчащие — языки пламени.

Красное слитное трико — пожар.

За спиной подрагивали большие, розовые, прозрачные крылышки — стрекоза.

Огромные глаза с красной радужкой, в которых горит красный огонек — раскаленные угли.

Маленькое личико, с маленьким носиком и круглыми щечками — фея.

Все феи выглядят как маленькие дети. Даже если фея живет уже тысячу лет.

Прислонившись к скамье стоит арбалет. Арбалет по размеру, наверное, в половину роста Ипполиты. Она нарочно взяла свое оружие, чтобы показать всем вокруг, что она ведет войну.

Для вида?

Нет, Ипполита умеет обращаться с арбалетом. И хотя он весит больше, чем дубовый стол, за которым мы сидим, Ипполита обладает магической силой, чтобы держать его в руках.

— Купидон, а ты мог бы выстрелить сперва в Мишу, а потом в меня? — спросила Диана, без церемоний.

— Об этом ты хотела поговорить? Так значит все эти слухи, все правда?

— Не знала, что уж ходят слухи обо мне.

— Для всех уж не секрет, что ты в него влюбилась по уши.

— Ах, купидон, вогнали в краску вы меня. Но что же до медведя — меня совсем не замечает он. Так что же, исполнишь просьбу?

— Боюсь, что в этом смысла мало. Уже страдает от любви к тебе он.

— Как ты это понял?

— Уж мне поверь, я купидон. И стрел моих ты пожалей, их мало.

— Но почему же сторонится он меня? Как будто я — обжигающий огонь?

— Ты не огонь, скорее — бурный водопад.

Светлые волосы спадают на пол в вихре волнистых локонов — не водопад ли?

Большие голубые глаза, блестят от слез — светлые озера.

Лицо как у дитя, которое резвится в брызгах.

Фигура, как у девочки, без форм — как у воды.

Прямое голубое платье, накидка из прозрачной голубой вуали — как пена, а может быть, как дождь… До пола… Как может это платье пятнаться о грязный деревянный пол?

За спиной порхают большие синие крылышки — бабочка.

А на коленях у нее лежит маленький круглый синий щит — блеск метала.

Этим щитом можно защититься разве что от мухи, но не от медведя.

Нет — этот щит способен создавать магическое поле, стену, которая крепче камня, гранитной скалы.

— Пак, ты уснул?

— Прости, задумался о водопадах. Тебя обходит стороной Миша. Стоит ему лишь прикоснуться к твоим устам, как станет он медведем. На нем проклятье. И снять его никто не в силах.

— Раз так, то лучше ты держись подальше от него, Диана, — сказала Ипполита, слова ее как огненные стрелы.

— Ах, мама! И я бы рада. Но что, если не совладаю я со страстью? — слова текут как ручей.

— И ты туда же? Я запрещаю вам обоим. Вам ясно? И ты Динь-Динь, держись подальше…

— Мне ясно. Но я хотела только попросить. Купидон, ты встретишься со мной завтра утром? — спросила Динь-Динь.

Она как воздух:

Слова, как дуновения ветра — но что она задумала? Зачем ей я?

И я не замечал ее, пока она не заговорила — когда не дует ветер, то мы не замечаем, что листья на деревьях без движенья.

Светлые волосы завязаны в гулю на макушке. Большие светлые глаза и аккуратные черты лица. Зеленое коротенькое платье и стройная фигурка. Поза сдержана. Она скромна, как легкий весенний ветерок. И лишь заметно трепетание прозрачных крылышек. И голос, как шепот листьев.

— С тобой я встречусь завтра утром. Но можешь ли сказать, какого рода твой вопрос?

— Могу сказать лишь, что я убью себя, если ты не придешь.

Она сжала пузырек, который висел у нее на шее.

Этот пузырек — склянка с ядом. Этим ядом феи окропляют оружие… Обычно так.

— Динь-Динь не хочет это обсуждать при матери, — пояснила Диана, — тебе все скажет Питер Пен. А вот и он — за тем столом.

— Тогда откланиваюсь, дорогие феи. Ипполита… эээ…

— Диана.

— Я Динь-Динь.

— Ах да, прошу простить… Может быть вина?

— Мы пьем вишневый эль. Ты собирался нас покинуть? — дерзко сказала Ипполита.

— Ах да, прошу простить. Все, уже ушел.

***

И как могу запомнить я все их причудливые имена?

Но Питер Пен, его я знаю — сын Оберона и Титании. Теперь узнаю, в какие интриги вовлечен наш бедный мальчик.

— Ах, Пак! — воскликнул Питер Пен, стоило мне лишь подойти к столу, — нас посетил сам купидон! И ты мне нужен! Мне нужен твой совет!

Питер Пен — мальчишка эльф. Он как красный весенний тюльпан:

Рыжие волосы — бутон.

Зеленое трико и зеленая туника — стройный стебель.

Курносый, кареглазый, с пухлыми щечками и торчащими острыми ушами — мальчишка эльф.

Красный пояс, а за поясом — маленький кортик с деревянной рукояткой — простой, как сам Питер Пен.

— Наверное, хочешь чтобы я выстрелил сперва в Динь-Динь, потом в тебя? — я решил сострить.

— Зачем? Мы уже друг друга сильнее не полюбим. Я ее люблю больше жизни.

— Да и она уже готова выпить яд. Как славно, что вы решили умереть, что так велит сама любовь.

Питер Пен засмеялся. Моя шутка пришлась ему по вкусу.

— Ты, Пак, снова все напутал. Я не хочу умирать. Я хочу быть с Динь-Динь. И Динь-Динь умирать не хочет. Она хочет быть со мной.

— Так в чем вопрос? Звучит все гладко. Ах, все мне ясно! Питер, ты наверное, слишком юн и спрашиваешь у меня совета что делать в спальне? Я угадал?

Питер снова засмеялся.

— Какой же ты смешной, Пак! Уж с этим как-нибудь и сам я справлюсь.

— Так в чем же дело?

— В том, что Ипполита против.

— Ипполита?..

— Мать Динь-Динь.

— Ага, запомнил. Что дальше?

— На этом все.

— Пускай ослушается мать. Зачем плести интриги?

— Не может. Она и слова лишнего сказать не может.

— Так пусть сбежит.

— Но Ипполита везде ее найдет.

— И что же делать?

— Это я тебя хотел спросить.

— Ах, есть одна идейка. У меня есть зелье, которое заставит вас друг друга разлюбить…

— Уж лучше я умру, чем разлюблю ее. Пак, ты можешь что-нибудь дельное предложить?

— Пока что нет, но что-нибудь придумаю.

— Тебе я буду благодарен.

— А что отец и мать твои, тоже против?

— Отец не очень рад, но против любви он никогда не встанет. А мать… я думаю, что ей сейчас не до меня. Придумай что нибудь, Пак, без Динь-Динь я умру.

— Умрешь, тогда я тебя воскрешу и будешь служить мне.

— Гермия!

А это, наверное, Гермия сидит напротив. Его двоюродная сестра, дочь Диониса.

Она, как и Дионис, тоже темный эльф:

Длинные прямые волосы до груди, черный плащ-накидка, острые черты лица, длинные острые уши, большие глаза, в которых горит синий огонек — дочь Диониса.

В руке она держит череп — магический предмет, способный призвать к жизни духов и скелетов.

— Ты и после смерти не оставишь меня в покое? — пошутил Питер Пен.

— Может быть и ты кого-то любишь? — спросил я, — Я выстрелю в него чтобы он влюбился, только укажи.

— Мне нравится Реган, но не более.

— Реган?

— Гном, сын Лира, он поэт. Мне близки его представления о жизни и смерти.

— Реган? Он пустомеля. Вот брат его — Корделий-воин. Он достоин внимания.

— Елена!

А это, судя по всему — Елена, дочь Оберона и Титании. Питер Пен ей брат родной, а Гермия ее сестра двоюродная. Сидит напротив брата и делит скамью с Гермией.

Так же привлекательна, как и Титания:

Длинные светлые волосы спадают на деревянный пол, большие зеленые глаза, острые ушки и светлая туника, подчеркивающая все формы — дочь Титании.

На поясе кинжал, и лезвие, и рукоять — из дерева. В бою он бесполезен, но он способен любую вещь сделать тверже камня.

— Я вижу — ваши кубки опустели, примите в дар мое вино, а я пойду и разузнаю — достойны ли они моей стрелы.

— Пусть Корделий влюбится в меня без памяти, а я им буду помыкать, веревки вить, иди, купидон, вонзи в него свою стрелу.

— Ты властолюбива, Елена, мужчины все должны быть у твоих ног и поклоняться красоте твоей.

Конец ознакомительного фрагмента.