Октябрьский сороковой

Александр Викторович Гангал (2025)

Роман талантливый сукин сын. Работает в Октябрьском сороковом РОВД. Постоянно косячит. Как раследовать дела он сам знает без всяких там инструкций. Не гнушается грязными приемчиками. Но результат у него отменный и мутная водица его стихия. Его кредо: все должны остаться при своих интересах! Рома не плохой и не хороший просто такой как есть. И однажды он натыкается на то, что полностью переворачивает его мир. Теперь Ромчику придется отдуваться за двоих! Из цикла городские легенды.

Старуха.

— Ну, что как отпуск отгулял?

— Отлично. Нормально так отдохнул, съездил в деревню. Светку с дочкой на природу свозил. Рыбалка там, костерок. А чего спрашиваешь?

— Да так, интересно как ты отдыхал. Мы тут, например, «зашивались», огребали каждый день пока ты забухивал, что галимый алкаш… Твоя работа на наши хребты легла, понимаешь нам обидно.

— Слушай Дима, отвали пожалуйста, без тебя тошно, будто бы я не знаю как тут у нас. Между прочим, я не просил, меня в этот отпуск, сами спровадили.

— Ну да, ну да. В баре я морды бил? Рома, вспомни, ты опер! Старший лейтенант! А не вышибала.

— Ну ты даешь Дима, не я тогда начал, всего лишь защищался.

— Все Ромчик с тобой все понятно, в общем ты — «сачок».

— Дим, ну чего пристал, дай помереть спокойно, — Рома манерно взялся за голову. Сидел за своим столом, заваленным папками дел. Рядом дымилась паром чашка с горячим растворимым дешёвым кофе. На краю расположился старенький девятнадцатидюймовый монитор. Рабочее место Ромы было аккурат возле зарешёченного окна, из которого неприятно сквозило ноябрьской слякотью. Помимо его в комнате было еще три таких-же стола, перекошенный весь потресканный дерматиновый диван у стены и маленький столик с электрочайником и сахарницей. — Я не виноват, ждал информатора по «троллям», малолетки химики, повадились соли производить, закладок утроилось, где их гаденышей искать? Вот и дожидался в баре мальчонку. Вроде тот согласился сдать гоп компанию. В гаражах, сучки, где-то окопались, а вот где я понятия не имел. Тут эти гоблины чернявые некстати накидались водкой, к девчонкам приставать удумали, ну и меня ненароком, на свою беду, зацепили, думали я ботан. Получилось, как получилось, кто-же знал, что бравые парни потом на меня «куб» (заявление в полицию) накатают. Со слов бармалеев как минимум они все воры в законе были. А оказались «они-же дети». Хорошо Палыч, дай Боже ему здоровья, прикрыл меня, — Рома замолчал.

— Кстати о Палыче, — вспомнил Дима, сев за свой стол, обреченно взял чье-то дело в руки, глянул, переложил на другую половину стола, достал сигарету из пачки и подкурил. — Давай, дуй к нему он тебя ждет, — добавил, выдохнув дымом и откинулся на стуле давая понять, что разговор окончен.

— Ну вот, даже кофе не успел допить уже к начальству, так меня тут любят, — выдал в ответ Рома.

— Рома, вот какого хера? Делаешь тебе добро, заботишься, а ты в ответ срешь мне в ладоши! «Рома ты дебил…?» — спросил начальник, в одной руке держал дымящуюся сигарету. Он был в ярости.

— Валентин Павлович, чего начинаете-то? — проблеял Рома, чтобы хоть как-то сбить накал намечающейся взбучки.

— Слушай я знал, что ты с мозгами не в ладах, но, чтобы настолько…, — Палыч трагично покачал головой. — Вот скажи мне, как отпуск провел, голубь мой сизокрылый? Хорошо ли отдохнул? Мне пришлось печенью выстрадать, твой отпуск, чтобы прикрыть тебя — неблагодарную собаку. Чтобы не выгнали тебя как пса шелудивого. С такими характеристиками, что даже в говночисты тебя не взяли бы подсобником! Начальник замолчал, зло затянувшись сигаретой. Рома в момент паузы уже понял, что «штормить» будет не по-детски.

— В то время, когда у меня каждый сотрудник в отделе на счету, — продолжил начальник, — твое величество на десять дней в отпуск! Сука, на десять, мать твою, дней! Ну, так как ты их провел? С пользой ли? Как отдохнул?…Отвечай родной, мне интересно. — спрашивал Палыч.

— Ну как это? — не впопад начал Рома. — Ну, в деревню поехали к моим родителям. Я, Света с дочей. Рыбалка, природа… — Рома замолчал с надеждой посмотрев на начальника. У того задрожала нижняя губа, он нехорошо прищурился.

— Слушай, а ты ничего не попутал? — уточнил шеф, явно еле сдерживаясь.

— Да нет, все так и было. Природа. Помидорки. Дрова с батей колол, еще в говно вступил… — он замолчал со стыдом опустил глаза.

— Что? — удивился Палыч. — Куда вступил?

— Да, в коровье. — Уточнил Рома, — зачем-то не к месту по-дурацки улыбнулся. Начальник побагровел.

— Рома ну ты точно в дерьме, только не вступил, а по уши, — процедил сквозь зубы. — Знаешь Ромчик, у меня сейчас такое желание жгучее, прям аж в заду свербит, как дать тебе пендаля чтобы ты вылетел отсюда пробкой. С сальтухой прям. Чтобы твою рожу никогда не видеть больше. Чтобы у тебя каждый раз понос начинался, когда вспоминал что тут работал… — Палыч многозначительно замолчал, повисла томительная пауза. Затянулся, чтобы немного успокоиться. Рома воспользовался передышкой.

— А кто тогда «висяки» распутывать будет? — спросил еле слышно. — Дима что ли? Или Вася Борщик со своим корешком Сереженькой? — Они же тупые.

Начальник поднял на него серые глаза.

— Немножко, говорю, самую малость тупые, — Ромчик поправился в надежде, что сейчас Палыч не взорвется, и скукожился, ожидая лавины оскорблений.

— То-то и оно, что ты талантливый гаденыш. Не спорю, вытягиваешь нас иногда. Но ты как котлета с песком. Рома, в кого ты такой оторва? Посмотришь на тебя, вроде парень отличный, профессионал от Бога. А с другой стороны, балбес балбесом, — Палыч обречено махнул рукой и вздохнул. — Это что? — спросил он, внезапно взяв в руку со стола пару листков исписанной бумаги и потряс ими.

— Не знаю, Валентин Павлович, вам видней. — Ответил Рома, точно поняв, что сейчас его увольнять не собираются.

— В смысле мне видней? — начальник напустил на себя непонимающий вид. — Так это отпуск твой, тупица. Вот, — отделил один листок. — Деревня, рыбалка. А вот это. — взял другой, — дрова грибы, велосипед. Классный отпуск? — босс снова уставился на Рому требуя объяснений.

— Палыч не понимаю к чему вы? — спросил тот у начальника.

— Рома, какая к херам деревня? Ты же сам знаешь. Все десять дней ты сучек пробухал у себя дома. Вот заявы на тебя от соседей, — вновь потряс бумагами. — Пьяный ночью на гитаре играл. Рома, ты, что гитарист? А вот с бомжами у мусорки дрался. Здесь соседа спаивал, курили в подъезде, голый танцевал в четыре утра во дворе…

А вот! — Палыч взял особую бумагу, аккуратно отпечатанную шрифтом с печатью. — Участкового за грудки хватал, обещал его в камеру к ворам посадить. — начальник замолчал, кинув бумаги на стол. У Ромы просто не было слов в оправдание. Он смутно помнил прошедшие десять дней, очень неточно.

— Иди ирод с глаз моих долой. — Произнес без предупреждения начальник. — Иди в дежурку, поступаешь в распоряжение к Тюрневу, теперь там будешь. У Ромы сперло в зобу.

— Валентин Палыч, да как так-то? Почему к Тюрневу? — Выдал он.

— Все, без обсуждений, исправишься, поглядим на твое поведение. Давай дуй отсюда, у меня дел по горло, тебя отмазывать, к примеру, с участковым… А, забыл спросить, где твоя Света? — начальник вопросительно посмотрел на Рому.

— Ушла она. — честно признался тот. — Месяц назад с дочкой, у мамы своей теперь живет. Я приезжал к ним. Она сказала, что я урод и пока поживет с мамой, а потом поглядит. А доча по мне скучает. — Сказал Рома, тяжело вздохнув.

— Поэтому бухал? — сочувственно спросил Палыч. Рома утвердительно кивнул. Повисла пауза….

— Ну все, давай отсюда, еще жалобить меня будешь. — начальник очнулся, махнул рукой, мол, вали.

— Приветствую тебя на смерть идущий! — воскликнул старший лейтенант Тюрнев при появлении Ромы. Он оторвался от заполнения бумаг, с интересом рассматривая гостя. Лейтенант сидел за одиноко стоящим, небольшим черным столом. На его лице застыла ехидная улыбка.

— Самое дно клоаки. Конечная…, — обреченно парировал Рома, как бы ни к кому обращаясь. Он обвел рукой помещение изолятора временного содержания местного отделения.

— Начальник дай попить, — внезапно прозвучало из-за решётки «обезьянника». Всего их было четыре камеры, сейчас пустых. — Можно в туалет? Сейчас в натуре обоссусь… — Там в темноте клетки, трагично заседал одинокий арестованный персонаж. Небольшой лысый мужичонка лет пятидесяти пяти, в красном свитере и с огромной шишкой на лбу. Парни машинально повернули головы в его сторону. Тюрнев перестал улыбаться, обыденно произнеся в адрес постояльца:

— Евгенич, ты бы определился, что тебе первей? И снова, расплылся в улыбке. Рома тоже засмеялся.

— Смейтесь, смейтесь, шакалы, — зло огрызнулся в ответ мужичек. — Вам бы только издеваться над людьми, — обиженно ответил временный арестант.

— Тоже мне жертва «Гулага» нашлась. — Произнес с раздражением Тюрнев. Улыбка исчезла с его лица. — Вон, есть у тебя бутылка из-под колы, сцы в неё. Категорично заявил и замолчал, давая понять, что разговор окончен.

— Эй, да как же я тебе в бутылку наделаю горлышко-то узкое, вообще уже зверье. — парировал мужик. Рому удивил диалог. Он был потрясен жестоким отношением старлея.

— Слушай Олег, дай мужику в туалет сходить, что тебе стоит? — спросил, проникшись проблемой мужичка.

Тюрнеев вновь поднял на Рому глаза, на его лице выразилось искреннее удивление некомпетентностью вновь прибывшего опера.

— Так он гадит! — авторитетно и безапелляционно заявил Олег.

— В смысле гадит? — растерянно спросил Рома, не понимая тонкостей «нижнего придела ада».

— Ну так. Просто гадит… — ответил старлей.

— Эй начальник, давай камеру открывай, а то насцу тебе тут на пол…, — угрожающе прозвучало из-за решётки тоном, дающим понять, что вот-вот угрозу исполнят.

— Я тебе насцу…, только попробуй, вообще тогда отсюда не выйдешь, — зло парировал Тюрнев. — Ну как тебе пассажир? — сменив тон обратился к Роме, кивнув в сторону камеры. — Добро пожаловать в мой мир мальчик. Это, кстати, самый безобидный персонаж. В прошлый «заезд», он мне весь туалет изгадил, блеванул потом еще на пол в конце.

— Что предлагаешь делать? Самому убирать? Хорошо, что в запасе в соседней камере у меня тогда особы с низкой социальной ответственностью грустили. Их раньше где-то в районе трассы приняли, в общем отогревались. В результате скоротечных переговоров дамы согласились мне помочь с возникшим горем. Но фей пришлось отпустить, — с грустью констатировал старлей. Ох и получил я, нагоняя…. Что предлагаешь, повторить? Только предупреждаю камеры пустые…, — он оглянулся, намекая, что, если, что… Роме придётся устранять последствия самому.

— Слушай, Олег, дай ключи, категорично заявил Рома, глупо не обращая внимания на предупреждение и протянул руку требуя. Тюрнев пожал плечами, улыбнулся. Ни говоря ни слова встал с места, направился к сейфу-ящику, где висели ключи от камер и повозившись открыл.

— На, держи. Если, что ты отвечаешь! — Безапелляционно заявил. Рома кивнул соглашаясь, взял ключи, подошел к камере и открыл дверь.

— Пошли, — обратился к задержанному.

— Вот так бы и сразу, — недовольно ответил мужичонка с шишкой, вставая со скамейки. — Есть же среди вас, шакалов, люди. Между прочем это мое право. Я не виноват, что вы меня тут держите, — добавил он. На обидный выпад, Рома смолчал. Стерпел, зная, что вокруг расположены камеры наблюдения.

— Откуда у тебя такой шишак на лбу? — в место агрессии, спросил у арестанта, сбив того толку.

— Наташка, сука, сковородкой огрела. Чтоб сдохла, тварь, — зло ответил мужичек. Потрогал шишку рукой и поморщился от боли.

— Получается она тебя сковородкой, а ты за это в «обезьяннике»? — улыбаясь спросил Роман.

— А у них там с годами все отработано до мелочей. Сначала пьянка, затем драка по «алкашке», чтобы не скучно было. А потом кто первей вызвал наряд — тот жертва и не виноват. Кто опоздал с вызовом, в проигрыше — едет в «обезьянник»! А затем пьяная месть и все по новой. Спорт! Ничего ты Рома не понимаешь в светских этикетах, — съязвил старлей и засмеялся. Рома его поддержал и тоже заржал. — Ладно идем, — Ромчик указал рукой в сторону уборной, — только не дай Бог хоть каплю на пол проронишь, угрожающе предупредил он.

— Так…, мой орел сизокрылый, хорош бездельничать. Дельце у меня к тебе одно блатное, — обратился Тюрнев к Роме, когда тот возвратил мужичонку с шишкой обратно в камеру. — Нужно на адресок один интересный смотаться. Но сначала тебе надо к местному тамошнему участковому заглянуть, чтобы он ввел тебя, так сказать, в курс дела, — объяснил старлей, хитро улыбнувшись. Полез в «шухлядку» стола. — Вот! — достал оттуда стопку исписанных мелким почерком листков.

Смотри! — потряс бумагой. — Это — бедствие. Угрожающая лавина, способная обрушить нашу с тобой спокойную, размеренную и счастливую жизнь, — произнес негромко Тюрнев. — А посему, чтобы ничего не случилось плохого, снаряжаю тебя, штрафник, на расчистку «Авгиевых конюшен», — заключил старлей. — Можешь даже там геройски погибнуть. Уверяю тебя, мы будем горько скорбеть, пророним скупую слезу по этому поводу, но помереть можешь только после выполнения задачи, понял? — Тюрнев замолчал, с улыбкой и любопытством уставившись на Ромчика. Он ожидал ответной реакции.

— Что это? — с недоверием спросил Рома, не обращая внимания на витиеватое и ехидное выступление старлея.

— Да так, собственно, ничего важного и интересного, — ответил Тюрнев пожав плечами и напустил на себя безразличный вид. Но Рома-то был в оперативной работе прекрасным профессионалом и вмиг «прочитал» коллегу. Дело было очень важно для старлея, значит он уже пару раз получил, за то, что своевременно не отреагировал, и проблема для Тюрнева оказалась не решаемой и крайне «токсичной».

— Слушай Олег, чего ты заливаешь. Уже доконало твое ехидство — на сквозь тебя вижу, — воскликнул в сердцах Рома. — Говори, я слушаю, — ему надоели игры. Тютнев перестал улыбаться. Сделался серьезным и жалким.

— Та достала эта бабка, каждый день пишет «куб» (заявление). Сначала участковому писала, но тот быстро понял, что за вариант и «отмазался», на меня стрелки перевел. Теперь у меня геморрой, да такой, что аж вываливается. Сумасшедшая старуха, чтоб ей пусто было, на соседей жалуется. Мол ненавидят ее все вокруг лютой ненавистью и завидуют черной завистью. Свести скорей в могилу мечтают. Ночами стучат по трубам, хлопают в ладоши не дают спать. Проклятья нашёптывают в вентиляционные каналы, жгут вату в розетках, а через ее розетки к ней дым валит. Компьютерными лучами облучают, там какие-то еще иголки…. Короче всего и не упомнишь, — Тюрнев трагично почесал затылок. — В общем вот это все, как говориться, по стандарту. Каждый день заявление, тварь, строчит без остановки. И не лень же старой карге…, — заключил старлей и замолчал. Положил стопку на стол. — Ромчик нам надоело уже отписываться, ей богу мозоли уже на руках, дружище, выручай Христом-Богом прошу. Все в отделе смеются, издеваются. Говорят, что это дело моего департамента. А как помочь прошу, — так морозятся и отнекиваются. А начальству, знаешь, как-то по хер. Есть заявление — реагируй. Что хочешь то и делай, но, чтобы гражданин был доволен. Показатели, понимаешь, им порчу, уже второй премии лишили.

Рома молча слушал. Наконец высказал свое мнение.

— Очевидно же, что человек психически не здоровый, подай заявку в местную психиатрическую клинику. Приложи заявления старушки, также опросы соседей и свидетелей. Дело будет решено и получит другой статус, дальше не наша проблема, а врачей, — Рома замолчал. — И ежу понятно, что суть дела лежит не в плоскости правовых отношений между гражданами, а по сути является развитием истории болезни отдельного индивидуума. В результате психического заболевания которого страдают остальные, в том числе и ваш отдел. Не удивлюсь, что другие службы: «скорая» и «пожарники» с МЧС-ом очень подробно знают этот адрес, — уточнил Роман.

— Да ты умный — я погляжу! — Взбеленился Тюрнев. — Думаешь это только тебе в голову могло прийти, раз, щелк пальцами и вот тебе решение готово! Блин, а я-то дурак, как до этого раньше не додумался? Семь лет тут работаю и не хера до сих пор не одуплился… Вот такой я идиот друже! Нужно было только тебя дождаться, выслушать умную мысль и все сложиться тип-топ. А ничего, что у старухи справка на руках имеется о вменяемости, выданная самым что ни на есть главным психиатром. Вот полюбуйся, — старлей достал со стола ксерокопию справки. И дата, и подпись и печать! — в сердцах бросил бумагу на стол. — Так что засунь свои измышления в задницу. Впрочем, как и я свои. В общем хватит тут умничать, давай руки в ноги и на адрес. Как говорится — с головой в полевую работу. Тюрнев опустил глаза. Молча собрал бумаги со стола и сунул их обратно в шухляду, давая понять, что говорить не о чем.

— Евгенич, дуй ближе, — обратился к арестанту, заседавшему где-то в глубине камеры. — Выписывать тебя буду. Нахер ты мне тут такой красивый обосрался. Штаны только просиживаешь — все отделение перегаром завонял.

— Начальник так ты просто прошлые бумаги перепиши и все… — Мужичек оживился встал со своего места и повеселев подошел к решётке.

— Я тебе перепишу, советчик хренов, давай по новой, — Тюрнев достал чистый бланк и ручку, поднял на Романа глаза. — Ромчик ты еще здесь? Прошу тебя, разберись поскорей. Я тебе благодарен очень буду, никто тут не разберется в этом так, как ты. Все дружище. Ступай родной. Надеюсь на тебя. Рома в ответ согласно кивнул. Хотя и представления не имел с чего начать. Он уже как-то отвык от «бытовухи».

Конец ознакомительного фрагмента.