Мистер Джаз, или Некоторые любят погорячее

Александр Боярский

«Мистер Джаз, или Некоторые любят погорячее» – роман создавался, как будущий музыкальный фильм, с песнями написанными в джазовом стиле, как квинтэссенция некогда известных и очень любимых зрителями популярных музыкальных комедий прошлого… Это роман-кино, где комедийные романтические действия героев и событий, развиваются в стремительном музыкальном темпе, на фоне социальных ситуаций второй половины 90-х годов двадцатого века. Это классическая комедия положений с переодеваниями, путаницей.

© Александр Боярский, 2023

ISBN 978-5-0060-9379-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Боярский

Мистер Джаз

или

некоторые любят погорячее

роман

романтическая комедия на вечную тему с песнями и танцами, с острыми диалогами, приключенческим сюжетом и добрым концом.

Глава первая, в которой происходит завязка

…Музыка звучит в джазовой манере. Яркая сцена переливается в лучах разноцветных софитов. На сцене появляются танцоры-«степисты» в ярких костюмах и канотье. С середины сцены вверх уходит серебристая лестница, по краям которой стоят и играют музыканты в белых костюмах. В лучах прожекторов, в изумительном наряде, на самом верху сценической лестницы появляется молодая и очень красивая певица. Вступление становится все громче, и начинает звучать песня. Песня эта тоже в джазовой манере, но в современной аранжировке. Певица поет и одновременно танцует, медленно спускаясь по ступеням лестницы. Она вместе с танцорами входит в раж, исполняет степ. Все мелькает в глазах. Певица искрометна и крутится, и вертится и танцует все быстрее. На сцене, словно вихрь из танцоров и певицы. Все сливается в каком-то фантастическом экстазе… Ну, блеск, просто блеск!..

И тут зазвонил телефон. На прикроватной тумбочке заверещала трубка радиотелефона. Из-под одеяла медленно выползла нехилая мужская рука, нащупала дребезжавшую от звонка трубку и уволокла её к себе под одеяло.

— Алё! — просипел сонный голос, — я вас пытаюсь выслушать!

— Серёга!!! Ты с ума сошёл! Ты где? — громко кричала трубка грубым мужским голосом.

— Я тут. А вы?

— Где тут?

— Как где? Во сне! Под одеялом! Говорите! Я вас внимательно слушаю! — медленно ответил спящий. Из—под одеяла также медленно появилась голова с телефоном у уха, хоть и заспанного, но молодого и симпатичного человека лет тридцати от роду, нехотя приходящего в себя от доброго сна.

— Ты ещё долго собираешься спать! Ты всех нас подставляешь! Ты что, забыл? Сегодня же прослушивание! Там же будет столько народу. Продюсеры, исполнители, музыканты, певцы. Ты что, каждый день выступаешь с концертами по Европе? В кои веки понадобился джазовый коллектив, а он, видите ли, проспал… — трубка наконец перестала изрыгать поток словесной лавы и замолчала.

Сергей улыбнулся, скинул одеяло и уселся на кровати, свесив ноги.

— Не ругайся, Палыч! Я такой сон видел, это просто потрясный номер будет. Умереть — не встать! — Сергей ерошил свои волосы левой рукой, словно пытаясь их причесать после сна.

— Я умру явно до того, как ты встанешь! — изрек Палыч.

По Садовому кольцу среди шумного потока разноцветных автомобилей мчался серебристый «Москвич». В салоне автомобиля сидели четыре человека. Трое из них были молодыми ребятами, а четвертый был в летах, с легкой проседью в волосах, в золотистых очках-хамелеонах, в светлом летнем костюме и с сотовым телефоном в руках… Пал Палыч, коммерческий директор группы музыкантов, мужчина в возрасте, как говорят, за пятьдесят, но очень энергичный и достаточно молодцеватый. Это он вел неповторимый диалог с Сергеем, музыкальным руководителем и композитором ансамбля «Арт-Клуб».

За рулем «Москвича», не обращая внимания на эти разговоры, сидел невозмутимый Николай. В данный момент, перед ним была дорога

и ничего более, лишь изредка он посматривал на Палыча, и на его губах появлялась легкая усмешка.

— Опять Серега что-то изобрел? — обратился он к Палычу.

— Сон ему, видите ли, приснился, ясновидец ты наш.

— Какой еще сон? — раздался голос сидящего сзади Глеба.

И только Рудик, гитарист-аранжировщик коллектива, продолжал молчать.

В комнате Сергея было светло благодаря полураскрытым шторам.

Сергей продолжал сидеть на кровати и говорить в трубку телефона:

— Послушай, Палыч, не сердись, но я действительно во сне увидел не только новый номер для нашей программы, но и исполнительницу тоже.

— Какую еще исполнительницу? Ты что, совсем очумел? Чем у тебя голова забита?

— Я серьезно, Палыч! Это будет потрясный номер. Такого уже давно никто не делал, ты понял? — Сергей захлебывался от восторга.

— Да-да, я понял, что ты рехнулся окончательно. Ты, когда спать лег, маэстро?

— Часа в два, я песню сочинял. Кстати, классная песенка получилась. Хочешь напою?

— Иди ты к черту, маэстро! То ему певицы снятся, то он песни сочиняет. Быстро одеваться, через десять минут мы будем у тебя. Ждем у подъезда. Кастинг не ждет! Пока! — и Палыч отключил мобильник.

На кухне Сергей быстро допил чашечку черного кофе и, уже одетый в легкие светлые брюки и рубашку с короткими рукавами, выскочил в прихожую. Надел белые туфли, тонкий летний пиджак и, открыв дверь, оказался в коридоре. Пробежав один пролет по лестнице, Сергей остановился на секунду у почтовых ящиков и по привычке заглянул в свой. Когда он его открыл, то увидел на самом дне конверт с письмом. Быстро взглянув на обратный адрес, он ничего не понял, но разбираться сейчас ему было некогда. Сергей сунул конверт во внутренний карман пиджака, быстро закрыл ящик и дальше побежал по лестнице.

Открылась дверь подъезда, и на крыльце появился Сергей. Он увидел друзей и махнул им рукой. У обочины во дворе уже стоял «Москвич» друзей. Глеб и Палыч махали ему руками.

— Серега! Давай быстрей! Опаздываем! — крикнул Глеб.

Сергей уже бежал к машине. Глеб подвинулся ближе к Рудику, который до сего момента все время молчал, а тут вдруг выступил:

— Ну, и долго это будет продолжаться?

— Хорош, Рудик, не заводись! Все хоккей! С кем не бывает?

— Со мной, — произнес Николай тоном, не терпящим возражений.

Сергей плюхнулся на заднее сиденье «Москвича», и, чтобы разрядить накаляющуюся атмосферу, чуть не засмеявшись, произнес:

— Знаете, как еврейка приглашает семью к обеду? — все сидящие в машине повернули свои головы к Сергею.

— Мойша, детки, быстрее в машину, а то закусочная закроется.

Все прыснули со смеху.

— Намек поняли. Поехали! — сказал Палыч…

И «Москвич» тронулся в путь.

Машина ехала по Садовому кольцу, когда Сергей запел новую песню, которую ребята еще не слышали. Для аккомпанемента он стал похлопывать себя по коленям. Мелодия им явно понравилась, и они стали тихонько ему подпевать. Глеб достал из кармана пиджака губную гармошку, решил подыграть. Сережка смотрел на проносящиеся за окном автомобиля улицы, дома, вывески магазинов. Он опустил боковое стекло, и ветер стал трепать его волосы. Он пел и уже слышал оркестровую аранжировку. Солнце блестело в его глазах, и ему уже грезилось…

Вот он идет посреди широкого проспекта в белом костюме, с тросточкой и в белой шляпе и поет эту песню. А вокруг проносятся автомобили. А он танцует и поет…

Он танцует и поет на крыше небоскреба, а вокруг него целый ансамбль парней и девушек…

Вот Сергей танцует на лестнице Крымского моста.

А вот появляется из-за брызг какого-то фонтана.

Как это здорово — петь о любви, о мечтах, о счастье…

— Приехали! — вдруг раздался резкий голос Палыча.

И Сергей пришел в себя, оказавшись в реальности.

Друг за другом все вышли из машины. Оглядели многоэтажное здание и направились к центральному входу, поднимаясь по высокой лестнице. Пройдя по длинному коридору, они уперлись в стеклянные двери приемной. Если это место можно было так назвать. Приемная была явно импровизированной, приспособленной на время кастинга артистов. За одним столом сидела секретарша, а за другим за компьютером сидела молодая девушка и что-то печатала. Сбоку от них за большим стеклом находился маленький зал со сценой. На сцене играл джазовый ансамбль, у микрофона стояла певица. Музыка была слышна в помещении, когда туда ввалились ребята с цветами.

— Смотри, Валь, они опять здесь, — это секретарша сказала девушке за компьютером. Та только в ответ слегка улыбнулась.

— Доброе утро. Всем привет! — сказал Палыч и поправил свой галстук.

— Как жизнь, девочки? Вы сегодня просто очаровательны! — и Сергей протянул букет цветов секретарше.

Палыч протянул девушке за компьютером маленькую коробочку с сувениром:

— Маленький пустячок на память, — и хитро подмигнул.

— Пустячок, а приятно, — довольная, ответила девушка.

— Здравствуйте, господа. Феликс Михайлович просил его сейчас не беспокоить. Он как раз прослушивает оркестр. Вы знаете, что для гастролей он ищет ансамбль с громким именем, известным вокалистом и собственными песнями.

— Танечка, мы виноваты, что опоздали, но, может быть, Феликс Михайлович уделит нам хоть маленькую такую толику своего времени и послушает этот замечательный состав? — Палыч облокотился о стол и смотрел в лицо секретарши немигающим взглядом.

— Мы так надеемся на это, — жалобным голосом произнес Глеб.

— Это наш последний шанс, — тихо сказал Сергей.

— Очень жаль, но Он очень занят, — Танечка была неумолима.

— Что же нам тогда делать? Может быть в перерыве? — взмолился Палыч.

— Эй, потише там, не мешайте, — послышался чей-то женский голос из-за двери. Кому он принадлежал, никто не понял.

Сергей, наоборот, на этот призыв резко открыл дверь и вошел в зал. За ним внутрь последовали все ребята. Однако дальше не пошли, а замерли у двери.

— Кажется это Катя Белова, — полушепотом сказал Сергей.

— Как хорошо поет, — это уже свою голову просунул Николай.

— Нет. Изумительно! — восхищался Сергей.

Ребята медленно стали продвигаться к сцене.

.Было ясно, что голос у певицы есть. Сергей смотрел на неё.

— Я считал, что у неё глаза черные, а ведь они совсем голубые.

— Это тебе тоже во сне приснилось? Слушай-ка, выбрось её из головы. Ты готов говорить о ней весь день! — Палыч даже не засмеялся.

— И я о такой мечтаю, но мне достаются другие, — проскулил Глеб.

— Се ля ви, как говорят французы, — такова жизнь, — посмотрел на него Сергей, — будь проще и к тебе потянутся, — и слегка улыбнулся.

Ансамбль на сцене стал явно фальшивить, и это привлекло внимание Сергея. Музыканты стали сбиваться с ритма, и певица явно занервничала.

— Не то. Остановитесь. Да хватит же! — она крикнула музыкантам, чтобы они смогли её услышать.

Жюри из продюсеров переглянулось. Феликс Михайлович даже встал. Он расстроился. Что-то явно не складывалось.

— Виктор, я же Вас просила транспонировать эту вещь на полтона выше.

— Мы играем так, как я её аранжировал, — пытался урезонить певицу дирижер.

— Но пою ведь я! А я буду петь так, как я хочу!

— Послушайте, это каприз.

— Э, о чем они спорят? — спросил Глеб.

— А… тебе не понять, — Палыч отвернулся от Глеба и посмотрел на Сергея.

Сергей ринулся навстречу певице.

Эмоции на сцене дошли до предела. Певица стала рвать ноты.

— Кого публика ходит слушать, Вас или меня?

— Но мой оркестр… — дирижер взмолился.

— Следующие готовы? — Феликс Михайлович сказал, словно для всех, ни к кому конкретно не обращаясь.

И пока со сцены уходили музыканты оркестра, таща за собой инструменты, на замену им выскочили три человека с электроинструментами, быстро их установили: клавиши на стойке, ударные и вокалист с гитарой у микрофона. Они тут же запели какую-то легкую песенку.

Мы вышли в сад, мы вышли в сад,

Не думая о том,

Как много значил первый взгляд,

В случившемся потом.

И кто теперь из нас за все в ответе?

Ведь мы не дети, ведь мы не дети…

Не обращая внимания на музыкантов на сцене, певица в темно-синей юбке чуть выше колен, в белой блузке, на каблуках, с копной темных волос подошла к продюсеру и громко, чтобы все слышали, сказала:

— Я не желаю с ними работать! — и пошла к выходу.

— Катерина, постой, — Феликс Михайлович повернулся за ней, и тут же обращаясь к коллегам, сказал:

— Это ещё что за ерунда такая. Это что, разве джаз? — и пошел догонять Катерину.

— Девушка, извините, — Сергей подошел к ней.

— Да, — взглянула она на Сергея.

— Извините, — он посмотрел в её голубые глаза. — Круто, леди, круто, но вы совершенно правы, я уверен. Такого дирижера надо было проучить за его фокусы.

— Благодарю, — она уже остыла и спокойно смотрела на молодого парня перед ней.

Подошел Феликс Михайлович.

— Катя, я просто в отчаянии, что так вышло. Это чистая случайность. Поверь, они хорошие музыканты.

— Чепуха это, а не случайность. Дирижер не изменил тональность намеренно, чтобы сбить певицу, — высказался Сергей.

— Кто вы такой? — Феликс Михайлович повернулся к Сергею.

— Как, вы разве не знаете Сергея Утехина? Это же Мистер Джаз! — это Палыч влез в разговор. — Да его вся Москва знает!

— Да?! А меня вся Европа!

— Познакомьтесь, Феликс Михайлович, это наш джаз-ансамбль «Арт-Клуб». А перед Вами арт-директор Пал Палыч Раменский. Это я вам звонил.

— Очень рад, — пробубнил Крутов и снова обратился к Кате:

— Катя, вы больше не будете петь?

— Я больше ни одной ноты не спою с этим составом, — она посмотрела на Сергея. — Мы с Вами где-то встречались? Это было в клубе «Джаз», вы там играли, верно?

— Да, было дело по весне.

— Вы знаете эту песню? — вдруг спросила он Сергея.

— Нет, но я достану ноты через пять минут. Только скажите.

— Нет, нет, не стоит беспокоиться. А какие ноты у вас с собой?

Тут Палыч достает из-за спины свою папку с нотами.

— У нас большой выбор. Вот посмотрите, это самая свежая песня. Наш Сережа её только ночью написал. Это как раз в вашем вкусе. Вы её чудесно споете.

— Если Феликс согласен послушать меня с этим джазом, я готова.

— Конечно, Катя. Прошу вас.

…Зазвучала музыка лирической песни. Сергей начал дирижировать, потом сел за рояль и стал играть красивое вступление.

Феликс Михайлович сел в кресло, достал сигарету, и к нему сразу потянулись руки с зажигалками, но всех опередил Палыч, дал прикурить шефу. Коллеги даже удивились такой проворности нового человека. А он стоял невозмутимый и слушал музыку…

И Катя запела красивым и мягким голосом:

Летний полдень, а в сердце моём

Опять осенний полумрак.

Потому что только, когда мы вдвоем,

Всякая невзгода превратится в пустяк.

Скажешь ты: «Грустить не надо»,

Словно прошумит листва.

Как в жаркий день прохладная тень,

Необходимы мне твои слова.

Словно песня, твой голос звучит,

И в плавном ритме этих слов

Мир прекрасной тайны, наверное, скрыт…

Катя пела песню, Сергей аккомпанировал ей за роялем, ребята старались играть по нотам без единой ошибки. Феликс Михайлович потеплел. В его глазах появилась радость. Он весь засветился. Повернулся то к одному члену жюри, то к другому и понял, что им тоже понравилось исполнение, песня и сам коллектив. Когда исполнение закончилось, Феликс Михайлович встал с кресла и поднялся на сцену.

— Божественно, Катя! Это было великолепно! Мальчики, вы откуда такие талантливые? Почему я вас раньше не видел? Где вы пропадали? — и повернувшись к коллегам, произнес:

— Пройдёмте в кабинет.

— Аранжировка великолепная, — Катя подошла к Сергею.

— Моя, если честно. Но важна не аранжировка, все дело в певице.

— Благодарю. Я тронута.

— И вам спасибо!

Шеф с двумя своими коллегами обсуждал выступление.

— Слушается он очень неплохо. Можете составить контракт.

Палыч просунул голову в приоткрытую дверь и слушал, о чем они там говорят.

— В сущности, очень неплохо. Для начала можно и без громкого имени.

— Хорошо! — сказали коллеги, и пожали друг другу руки. Шеф от неожиданности удивленно посмотрел на них, но ничего не сказал и отошел в сторону. Тут же в кабинет вошел Палыч и бросился к Феликсу:

— Решение правильное. Спасибо! Поздравляю вас! — он слегка суетился. — Вы сделали правильный выбор. Благодаря таким людям в нашей стране снова завоёвывает популярность джаз, — и тут же добавил:

— А скоро премьера?

— Осенью! Но, мне бы хотелось Ваших ребят услышать раньше.

— Нет проблем! Но до осени ещё полтора месяца. Господин Крутов, если считать, что мы уже договорились и вы нас берете в свою программу, и очевидно, что наш ансамбль вам нравится… — он сделал маленькую паузу.

— Для начала, говоря по-деловому, (Палыч забрался на стол и закинул ногу на ногу, да так, что стала видна протершаяся подошва его башмака.) я хотел бы получить небольшой аванс.

— Что, плохи дела?

— Нет. Деньги для меня ничего не значат. Я вспоминаю о них, только когда ложусь спать. Нормально. Забота о ближнем. Я просто боялся забыть о них. Как всегда.

Тут Феликс Михайлович увидел протершуюся подошву туфли Пал Палыча, и тот сразу опустил ногу, обескуражено глядя на Феликса Михайловича.

— Это у меня примета такая. Иначе…

— Всё понятно. Приезжайте завтра в клуб «Парадиз», до отъезда на гастроли можете смело там играть, если не будет возражать Катя.

В это время Катя и Сергей под ручку выходили из зала.

— Она не будет возражать, — изрек Палыч. — Я уверен.

— Значит, встретимся в шесть, — сказала Катя Сергею у самой двери, держа его за руку.

— Пожалуй, это очень рано. Там никого не будет, кроме нас.

— А разве это плохо?

— Нет, конечно, — сказал Сергей и увел Катю в дверь. — Я буду ждать тебя там. До свидания!

— До свидания! — сказала Катя на прощание и ушла.

— Отлично, Феликс Михайлович! Вы не пожалеете.

Шеф уходил, и Палыч его проводил до выхода из кабинета.

Сергей и Палыч вернулись в зал.

— Ну, мальчики, дело в шляпе. Ухватили все-таки фортуну за хвост.

Он вышел в приемную и, достав из кармана брюк червонец, положил его на стол секретарши со словами:

— Вот тебе, крошка. Купи себе «Альпен Гольд»!

Затем браво вышел за дверь, но через секунду вернулся, положил еще червонец, и добавил:

— С орехами! — и вышел, довольный, к ребятам.

— Мальчики, дело улажено, — от радости он потирал руки. — На днях начинаем играть в клубе «Парадиз», ну а потом и Европа, черт побери! Не хило, правда!

— Не будем обольщаться, но для начала неплохо! — Сергей по-дружески ткнул кулаком Глеба и улыбнулся. — Разбегаемся. А то у меня тут вечером намечается деловая встреча, и не мешало бы к ней подготовиться. Без обиды, мужики.

— Пора по-ба-бам! Пора по-ба-бам! Пора-па-па-па-па-па — запел на мотив известной песенки Глеб, подкалывая Сергея.

— Увидимся, — бросил он ребятам, и скрылся за дверью.

— Мужики, роман только начинается! — Палыч приложил палец к губам.

Глава вторая или там, где начинается любовь

Катя и Сергей сидели вдвоем за круглым столиком в ресторане. На столе стояла ваза с фруктами, бутылка сухого вина. Горела свеча. В фужерах было налито вино. Зал был наполовину пуст, но постепенно посетителей питейного заведения становилось всё больше, но Катя с Сергеем этого просто не замечали.

На небольшой эстраде играл песенку в стиле шансон ресторанный ансамбль. Молодой певец в цветной рубашке стоял у микрофона и пел, помогая себе руками, как это часто делают некоторые исполнители, а маэстро сидел за роялем, рядом парень в жилетке играл на гитаре, и на возвышении сидел ударник. По залу разносилось незамысловатая песенка:

Твое лицо теряется вдали…

В тумане юных лет мы рядом шли.

Как праздничная чаша, влекла к себе Наташа,

А после превратилась в Натали.

Я у тебя ни разу не спросил:

«Чья ты, кто на руках тебя носил?»

Ведь были так мгновенны, шаги твоей измены,

Но я, конечно, все тебе простил.

Сергей поднял бокал:

— Чокнемся?

— С тобой с удовольствием!

Бокалы встретились, и раздался хрустальный перезвон.

— Вот и музыка позволяет.

— Без шансона как без рук. Куда бы ни пришел, везде он. Почему у нас в ресторанах такое музыкальное однообразие?

— Ты действительно так сильно любишь джаз?

Сергей смотрел в глаза Кати. Вопрос был задан, и надо было отвечать.

— Люблю — это мало будет сказано. Друзья меня прозвали «Мистер Джаз», я думаю, что это о многом говорит. Разве не так?

— Ну, допустим. А что ты кончал? Училище? — она хитро прищурила глаза.

— А разве для того, чтобы любить джаз, надо обязательно что-то закончить.

— Так ты самоучка?

— Не совсем. Я учился…

Катя положила подбородок на сложенные руки и слегка улыбалась, больше даже про себя. Ей определенно нравился этот парень, но не подзуживать она не могла. Вот характер у неё был такой.

— Долго?

— Это очень важно?

— Конечно! Ведь нам скоро выступать вместе. А я хочу всё про тебя знать.

— Совсем всё?

— Ну, по возможности. Если ты не против?

— Да нет, я не против. Просто, не предполагал, что это главное в нашей встрече… сегодня. Надеюсь, ты мне не будешь устраивать экзамен, и спрашивать, в каком стиле я больше люблю играть или сочинять песни.

Он был весел. Ему было хорошо с Катей, и каких-либо насмешек Сергей не боялся.

— Я объявляю стоп тайм, и приглашаю тебя на танец. Судя по первым аккордам, это вальс-бостон, который, если мне не изменяет память, возник в начале 60-х годов на основе босановы. Не откажите мне, мадам! — Сергей шутливо улыбнулся, Катя ему нравилась все больше, а подтрунивать он тоже любил. Он встал и протянул руку, приглашая Катю на танец.

— С удовольствием, маэстро! — она приняла игру и пошла с ним в центр зала.

— Кстати, так как наш ансамбль небольшой, мы часто используем стиль кул: гитара, ударные, вместо контрабаса бас-гитара и альт-саксофон. Друзья говорят, что на гитаре я играю не хуже Лориндо Алмейда

Они танцевали и говорили. Говорили и танцевали.

— А ты неплохо ведешь, — в её глазах была улыбка.

— Стараюсь.

— Не хвались, маэстро. Исповедуешь принцип: сам себя не похвалишь — никто не похвалит, да?

— Вы мне льстите, мадам! Я тронут вашей проницательностью!

Катя в ответ засмеялась. Они закружились ещё стремительнее в ритме вальса. И тут Катя возьми и скажи:

— А слабо здесь спеть?

— А вот и не слабо! И что желает леди? Может, рок-н-ролл? Твист? А? Прошу, заказывайте!

— Свою коронную! — Катя вся светилась. Она была счастлива как никогда.

— Заметано! Можно приступать?

— Шеф, действуйте!

— О кей!

Вальс закончился, и Сергей тут же подбежал к музыкантам и о чём-то с ними пошептался. К микрофону подался сидевший за роялем руководитель этого ресторанного коллектива, мужчина лет сорока пяти с густой шевелюрой черных волос, в белой рубашке с галстуком и, наклонившись к микрофону, сказал:

— А сейчас наш многоуважаемый гость споет для вас, друзья, свою песню. Встречайте — Сергей Утехин!

Все, кто стоял на танцевальной площадке, зааплодировали. Гости за столиками повернулись и тоже приготовились слушать. Сергей поднялся на сцену и, взяв в руки микрофон, нашел глазами Катю и с придыханием сказал:

— Эту песню я посвящаю своей девушке!

— О, браво! — послышались разные голоса. Люди снова зааплодировали.

Сергей повернулся к музыкантам, поклонился, сел к роялю и начал играть. После небольшого проигрыша он запел:

Если мне тоскливо в этот вечер,

Улиц шум, сиянье фонарей

Грусть мою, конечно не излечат,

Приходи ко мне и поскорей.

Катя вертела головой по сторонам. Ей стало интересно, как в ресторане люди воспринимают такую музыку. А публика танцевала вокруг Кати, и не очень вдавалась в подробности. Играет джаз, и очень хорошо! Катя в своем голубом приталенном платье и на шпильках слегка покрутилась в ритме мелодии. В этот момент ей было очень хорошо. Глаза светились от радости. Чудесно! Давно она не испытывала таких приятных ощущений. И тут она резко остановилась и снова посмотрела на Сергея.

А Сергей виртуозно играл на рояле. Пальцы бегали по клавишам. Музыканты ресторанного ансамбля с удовольствием ему подыгрывали и улыбались.

Катя поняла для себя, что хочет петь вместе с Сергеем, и смело двинулась к сцене. А Сергей продолжал:

Твой сердца стук, тепло нежных рук,

Согреют в который раз этой ночью нас.

Катя подошла к другому микрофону, что стоял на сцене, и они стали петь дуэтом.

Закончив петь, Сергей подскочил к Катерине.

Его глаза вопрошали.

— Ну как, леди, я не обманул ваших надежд?

— Пока нет! — и Катя мило улыбнулась.

Они спустились со сцены.

— И наших тоже! — раздался голос за спиной. Сергей оглянулся и был приятно удивлен. Вокруг него стояли все ребята из ансамбля во главе с Палычем. Палыч и Глеб его обняли.

— Ты молоток, Серега!

— Это круто!

— Да, облажали весь шансон, господа! — многозначительно, но явно полушутя сказал Палыч и добавил:

— Пора отсюда сваливать. Могут и не понять.

— Нет проблем, Палыч! Зачем на грубость нарываться!

— Как вы здесь оказались? — изумился Сергей такому неожиданному появлению друзей.

— Да вот гуляли не спеша, а тут кто-то джаз изображает. Семь нот всего, а слышно далеко.

— Предлагаю выпить за удачу! Шампанского!

— Отказов нет! Вперед и с песней!

Катя и Сергей шли рядом. Они гуляли по набережной Москвы-реки. Мимо проносились машины. Горела иллюминация. Проплывали речные трамвайчики.

Катя и Сергей целовались. И музыка играла не только в душе. Хотелось веселиться, совершить какой-нибудь безрассудный поступок. Просто подурачиться. Она вырвалась из рук Сергея и побежала вперед. Волосы от бега развевались, она смеялась, ей было легко и хотелось взлететь ввысь, в небо!

Катя бежала к Крымскому мосту, потом остановилась. Оглянулась, Сергей явно отставал.

— Эй! Мистер Джаз! Отстаёте! Лето. Ночь. Вода в реке холодная?

— Не знаю! — крикнул на бегу Сергей.

— Вот мы и проверим! — и Катя бросилась забираться по дуге моста на самый верх.

— С ума сошла! Разобьешься ведь!

— А что, слабо отсюда в реку прыгнуть? — Катя забиралась все выше и выше и продолжала смеяться. Она оглянулась, посмотрела вниз на стоящего внизу Сергея и как можно сильнее оттолкнулась и, взмахнув руками, прыгнула в воду «ласточкой», рассекая воздух. Послышался всплеск воды. На мосту остановились прохожие, наблюдая необычную картину. Кто-то закричал:

— Караул! Человек за бортом! Спасайся кто может!

Сергей рванул по мосту, нашел спасательный круг, сорвал его и бросил в воду. И с криком:

— Катя, я с тобой! — прыгнул вниз.

Сбежалась толпа зевак. Каждый старался рассмотреть утопленника в реке. Но все увидели, как парень, прыгнув с моста, «рыбкой» вошел в спасательный круг и исчез в мутных водах реки. Зато вместо него в спасательном круге появилась голова Кати.

Расталкивая зевак, к парапету пробирался средних лет постовой милиционер, длинный и худой, как велосипед, и дико орал:

— Кто утоп? Почему без меня? Кто разрешил? — и, перегнувшись через парапет, засвистел в свисток. Да так резко, что сам не удержался и стал вываливаться за парапет.

— Ой! Тону! — закричал тощий постовой. Рядом стоящая толстушка ухватила его за ноги, и как заверещит во всю глотку:

— Атас! Не удержу!

Хлипкий мужик схватился за милицейский френч, но тот затрещал по швам, и длинный тощий постовой вывалился из него, словно из пустого пакетика.

Катя уже выскочила из спасательного круга, когда в него со скоростью звука угодил тощий постовой и вызвав море брызг, исчез под воду, но через пару секунд вынырнув, головой снова оказался в круге, и как безумный, стал оглядываться.

Тут показалась голова Сергея из воды. Он прокричал:

— Катя! Я тебя люблю!

— Я тебе сейчас полюблю! — просвистел тощий постовой, когда увидел Сергея, — и исчез под водой.

— Сережка! Ты гений! Я тебя обожаю! — и Катя потянулась с поцелуем к Сергею, а он к ней. Они улыбались, смеялись, им было весело.

В этот момент, из воды показалась голова постового, и проворчала:

— Я вам сейчас поцелуюсь!

Глава третья, где появляется Варюха и начинает петь

Яркое солнце светило в окно. Лучи сквозь стекло падали на спящую девушку. Еще сквозь сон она потянулась, нащупала правой рукой на прикроватной тумбочке пульт от музыкального центра и нажала на кнопку. В комнате зазвучала эстрадная музыка. Она открыла глаза.

— Утро начинается с рассвета! Утро начинается с любви! И раз, и два. Откинув одеяло, она вскочила с постели, и ноги тут же коснулись ковра на полу. Юная красавица глубоко вздохнула, слегка потянулась и резко замахала руками, изобразив зарядку, а заодно и покрутив немного бедрами, как была, в коротенькой ночнушке, которая только-только прикрывала попку, прошла в угол комнаты к старому патефону. Тут она решила пощелкать переключателем по диапазонам музыкального центра, для чего повернулась к нему и, не найдя ничего приличного для себя, пробурчала:

— Я этого не переживу, — выключила эту музыкальную шарманку, а пульт бросила на кровать. Рядом стояли толстые патефонные пластинки в картонных конвертах. Достав одну, она положила её аккуратно на патефонный диск и,, покрутив ручку, опустила иглу звукоснимателя на пластинку. Старая пластинка издала сначала хрустящий и шипящий звуки, но потом, словно вдруг зазвучал саксофон и голос Луи Армстронга. Накинув на плечи халат, в тапочках на босу ногу девушка выскочила на крыльцо старого дома. Было уже тепло, и хотелось петь.

Вдалеке виднелась большая река, этому не мешал даже старенький забор, что огораживал участок на окраине одного провинциального города в глубине России. Здесь все сплелось в единый клубок, перемешав и старые и новые здания.

Глядя на солнце, она раскинула руки и ласково, нежным голосом сказала:

— Здравствуй, солнышко!

И вдруг солнце ответило мужским забубенным голосом:

— Привет, Варюха! Чего вскочила ни свет ни заря?

Варя, а это была она, от такой неожиданности чуть не испугалась, но, когда через секунду смятение прошло, она повернулась на голос, и увидела за соседским забором дядю Васю. Он застегивал ширинку и ухмылялся сквозь щель в заборе.

— Шо, испугалась?

— Не было печали. Нашел место. А ну, катись отсюда, алкаш хренов! — под рукой как раз стоял таз с дождевой водой и, схватив его, прямо с порога Варя окатила соседа с головой холодной водой. Чертыхаясь, дядя Вася рванул с места, споткнулся, запутался в собственных ногах, поскользнувшись на утренней росе, с размаху влетел головой в забор и, выбив пару досок, застрял. Варюха, увидев это, дико захохотала, да так, что на хохот из дома на крыльцо выскочил её дед Афанасий Петрович с крынкой молока в руке, но не удержался в проеме двери, налетел на Варю и, поскользнувшись, сбил её с ног, облив молоком, не удержал крынку в руке, схватился за край двери, а крынка, словно снаряд, выпушенный из пращи, со свистом улетела по диагонали в сторону забора и приземлилась аккурат на голову дяде Васи. Тот взвыл от боли.

— Это что за чертовщина? Что ты ржешь, как сивый мерин? Что случилось?

Но Варюха, лежа на земле, от смеха не могла вымолвить ни слова и только показывала в сторону забора рукой. Дед развернулся всей своей старческой фигурой и увидел преинтереснейшую картину: их сосед Василий, тот еще алкаш, торчал головой в заборе, потирал голову от ушиба и стирая остатки молока с лица, все что-то пытался сказать, но за Варюхиным смехом так ничего разобрать и не смог. Зато голос Армстронга был слышен очень хорошо.

Позавтракав, Варя выскочила из-за стола, чмокнула деда в щеку и со словами:

— Дед, я в клуб на репетицию! — выскочила из-за стола и улетела вихрем из дома.

Дед лишь махнул головой и сам себе сказал:

— Ну, прям я в молодости! Джаз-вумен, говоришь? Поглядим еще! — и стал допивать чай вприкуску с сахаром.

Дверь резко распахнулась, и в репетиционную комнату влетела запыхавшаяся Варя. Джинсовая юбочка слегка выше колен, водолазка в полоску, больше похожая на матроску: то синяя полоса, то белая, и белокурая прическа, почти как у Мэрилин Монро, туфельки на каблучках. Не шпильки, но традиционные лодочки чёрного цвета, которые она очень любила. Девушка чуть ли не крикнула с порога:

— Я не опоздала? Цурипопикам и блям-блямчикам привет!

Не успела она закончить фразу, как зазвучала музыка и Костя запел милую песенку про Варю:

С Варькой в детстве мы играли,

Помню летом и зимой —

Варьку Варежкою звали,

По-французски Барбарой!

В комнате было шесть музыкантов. Молодые ребята, которым было лет по семнадцать-восемнадцать, явно только после школы. Кто лохматый, на манер моды семидесятых годов, а кто, наоборот, с очень короткой стрижкой. Кто-то стоял, кто-то сидел. Костя оборвал музыку и замер, выжидая, что скажет Варя.

— У Вас сегодня в джазе только мальчики? А девочку забыли?

— Если ты уже здесь, то ансамбль «Великолепная семерка» в полном составе. Микрофон по тебе соскучился. Вася крутил контрабас вокруг своей оси. Леша стал выбивать дробь на ударных инструментах, а Костя выдал пассаж на гитаре.

— Чуваки, давайте не будем ссориться, коль наша Варя опоздала. С неё штрафной баллон пива и песня у микрофона. Возражения есть? Нет! Принимается! К стойке!

Варя взяла в руки микрофон:

— Что поем?

Семен ударил по клавишам старого пианино и, повернув голову к Варе, сказал:

— Давай «Май лав», — и стал играть вступление.

Варя выдохнула и, пританцовывая, запела:

Бывает грустно и нам порой,

Но светлым чувствам сердце приоткрой

И, всё поняв, послушай вновь,

«I» v got My Love» — простую песню про любовь.

Всё проходит как будто,

Джаз, волнуя, звучит.

Так, что в эту минуту

Вряд ли кто-то тебя огорчит…

Музыкой была наполнена вся комната: тут и саксофон, и контрабас, и ударные, и пианино — все звучало в унисон. Вася и Костя отстукивали степ, один с саксофоном, другой вокруг контрабаса.

— Клево, клево, клево! — услышала Варя от Васи. Вася отложил саксофон и, подойдя к Варе, поцеловал её в щечку. — Блеск!

— Так не честно, Вася! — и Костя выдул пассаж на саксе. — А я!

— Тренироваться надо чаще, — съязвил Вася.

— Тренируйся — не тренируйся, а жить мне осталось — два понедельника! — Варюха села на круглый стульчик и крутанулась, раскинув ноги в стороны.

— Чего, говоришь? — Леша вылез из-за своих барабанов, — не понял?

— Ты чего, Варь? Что случилось? Какие еще два понедельника? Ты чего, собралась помирать что ли? — ребята перебивали друг друга, обступив свою солистку. Это была полная неожиданность для всех них.

— Вот это номер, ничего не понимаю, — Костя облокотился на Варюхины плечи. — Ты что, заболела? У тебя температура?

— Я не заболела, нет. Нет, точнее, заболела.

— Чем еще?

— Это очень редкая болезнь, — Варя сделала паузу.

— Не тяни. Поможем. Надо будет, свою кровь отдадим, лишь бы ты здоровая была.

— Нет, ребята! В этом вы мне помочь не сможете! Эту болезнь я должна победить сама! И никак иначе!

— Да что за болезнь такая? Не тяни, а то по шее получишь.

Варя засмеялась.

— Ребята, я вас очень всех люблю! Всех! Но экзамены за меня вы ведь сдавать не сможете. Верно?

— Какие экзамены и где?

— Я еду поступать в Гнесинское училище на вокальное отделение. — Она замерла и ждала реакции. Что сейчас будет?

Ребята как подкошенные бухнулись на стулья.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день? — У Костика больше не было слов, и он только развел руками.

— Картина Репина «Приплыли», — охнул Глеб, и замолчал.

Воцарилась гробовая тишина. Было слышно, как муха зажужжала на подоконнике и стала биться о стекло.

— Так хорошо началось, — протянул кто-то уныло.

— И так скверно кончилось, — закончил Вася знаменитую фразу. — А нам что делать? Что нам делать? А выступления? И кто мы будем без вокала? — внезапно он запел, — когда уехала Варвара…

Но Антон его оборвал:

— Варь, может, обождешь? Ты смотри, у нас ведь сейчас одна из лучших программ в клубах. Нас постоянно приглашают. Это ведь уже работа. Можно сказать, профессиональная. Скоро спонсоры появятся, и тогда раскрутимся по-настоящему.

Антон молчал до сего момента, а тут выдал целую тираду.

— А что скажет Жорж? — Варя решила нарушить молчание и повернулась к администратору, который тихо-смирно сидел в самом углу и покусывал ногти. Он был самым старшим из всего коллектива и самым опытным. Лет пять как уже крутился в местном шоу-бизнесе и знал все расклады. Жора сам был хорошим пройдохой, и обмануть его еще никому не удавалось, а тут такой конфуз. Подняв голову, он посмотрел на Варю, но так ничего и не сказал.

— Вот видишь, даже у Жоржа и то нет ответа на твой вопрос.

— Ребята, но я хочу учиться! Что в этом плохого? Хочу получить профессиональное образование, — она оглядела всех ребят словно ища в них поддержки.

— Денег много накопила?

— Зачем? — Варя явно не поняла подоплеки этого вопроса.

— А как же тогда ты собираешься поступать в Гнесинское? По блату?

— По какому блату? Вы что? Откуда у меня блат. Я там близко никого не знаю.

— Ну, если блата нет, тогда точно не поступишь. Только деньги прокатаешь и все наши выступления сорвешь. Варя, милая, — Костик встал перед ней на колени и воздел руки к небу. — Христом—Богом прошу, не покидай нашей обители, — и он принялся целовать ей колени.

— Хоть Христом, хоть Богом, а поздно, батенька, поздно! — отбивалась Варя.

— Это еще почему? — спросили все хором.

— Не по кочану, и не по капусте, а во исполнение воли моей матушки, возжелавшей определить меня на время сдачи приемных (именно так она и произнесла это слово) экзаменов на постой к своему дальнему родственнику, дабы я была там по возможности под присмотром бдительного ока. Нарушить сие не могу, яко дала верное слово поступить так, как велит матушка, и посему «завтре», вечерней лошадью, пардон, поездом, отваливаю в славную столицу нашей огромной Родины, — с таким пафосом, правда, еле сдерживая смех, Варя проговорила такой монолог, наверное, впервые в своей жизни.

Предположив, что Варя просто прикалывается, ребята рассмеялись.

— Смех, смехом, а я на самом деле завтра уезжаю, — Варя сказала абсолютно серьезным тоном.

— А как же мы? — Костик растерянно смотрел ей в глаза.

— А номер, а выступления? — проговорил Вася и непроизвольно погладил свой саксофон, нежно, как девушку на первом свидании.

— Горим, как шведы под Полтавой! — тяжко протянул Алексей.

— Хорош стонать, что делать будем? — Жора осмотрел всех с ног до головы.

— М-да! Хорошее кидалово ты нам подкинула, — Глеб был явно расстроен. Оставив гитару у стены и не прощаясь с друзьями, он побрел к выходу.

— Адью! — бросил он напоследок и, открыв дверь, вышел из комнаты.

— Мальчики, ну что вы. Разве так можно! Я же Вас люблю! Думаете, мне будет легко? А если не поступлю, мать меня не поймет! Поймите и вы меня! Мне тоже нелегко. Мне без вас будет очень скучно! — и она обняла Костика с Васей.

— А деньги то хоть есть у тебя? На что там жить будешь? Москва не Сибирь! Здесь дорого, а там еще дороже, — Жора сел на стул напротив ребят. — Будь, что будет, мужики, но Варюхе надо помочь.

— Есть идея! — тихо так произнес Вася.

— Колись, Сакс! — Костя устремил свой взгляд на Ваську.

— Я вчера звонил Злате в «Фараон», у них как раз в программе прокол, кто-то заболел, и есть шанс заткнуть дыру. Пару стольников обещала. Танцуем степ, поем тройку наших хитов, и дело в шляпе, а, Варь? Ты согласна?

— Йес! Пацаны, вы молодцы! Я знала, что вы меня поймете!

— Ладно, пошел звонить. — Васька вышел из комнаты.

— Варь, мне надо с тобой поговорить, — Костя шепнул ей на ухо. — Выйдем.

Вслед за Васей они вышли из комнаты.

Когда они вышли в коридор, Костя сразу развернул Варю к себе лицом и тут же спросил:

— Варь, я ведь тебя люблю! Ты уедешь и забудешь меня, ведь так, да?

— Костя! Зачем так!

— А как? Неужели я тебе совсем безразличен?

— Нет! Совсем нет! Я тоже тебя люблю! Но что же мне теперь и учиться нельзя, да? Так и торчать в этом захолустье всю жизнь, как мать?

— Я поеду с тобой.

— Куда?

— В Москву!

— А жить где будешь?

— Пристроюсь.

— А на что?

— Работу найду. Или я не музыкант.

— Ты шутишь, Костя!

— Нисколько.

В коридоре появился Вася. Он влетел на радостях и закричал:

— Всё путем, ребята! Нас ждут!

Вечером дома у Вари все домашние сидели за столом и пили чай. На столе стояла не убранная бутылка вина.

— Мать, ты чего замолчала! Чай, не на похоронах сидим. Давай еще по стопочке примем и пожелаем нашей Варюхе удачно сдать экзамены. — Дед налил в рюмку вина и поднял её над столом.

Мать Вари, худенькая симпатичная женщина лет сорока с небольшим сидела тихо и молчала. На призыв деда она подняла свою рюмку и тихо сказала:

— Вот ты и выросла, дочка. Поезжай в Москву учиться. Может, хотя бы у тебя получится то, что у меня в свое время не получилось. Я тоже очень хотела учиться, но, видно, было не судьба. А так хотелось петь на большой эстраде. Как я любила Клавдию Шульженко!

— А чо, хорошая была певица, — подхватил дед. — Мне особенно нравилась у нее, эта, песня, как её, а, вот: «Давай закурим, товарищ, по одной, давай закурим, товарищ мой!» — и он затянул строчку из песни.

— Я знаю, она хорошо пела. Вот только джаз, по-моему, она не пела. Тогда вообще редко кто пел джаз. И почему джаз считали «музыкой толстых». Как будто только богатые под него пели и танцевали. А музыканты? — Варя замолчала. Встав со стула, она взяла газету с программой, которая лежала на телевизоре, и со словами:

— Как всегда, наверное, опять ничего хорошего не показывают. — включила телевизор с пульта. На экране появились машины в стиле ретро. Полицейские перестреливались с гангстерами.

— Ба! Да это же «В джазе только девушки». Вот это номер! Классно! Обожаю этот фильм, — завопила Варюха у телевизора.

— Опять стреляют! — крякнул дед и встал из-за стола.

— Дед, ты что, это же классная комедия! Мэрилин Монро играет и главное, поет! Блин, я давно не видела эту комедию! Вот везуха!

— Ладно тебе, отец, пусть смотрит, а мы пойдем на кухню, — мать стала собирать тарелки со стола.

Варюха уселась в кресло напротив телевизора и сразу про все забыла, она погрузилась в мир музыки и комедии.

— Варь, ты вещи-то все собрала. Ничего не забыла? — мама подошла к креслу и, наклонившись, обняла дочь.

— Мам, я тебя очень люблю! Мне там, в Москве, будет без тебя очень скучно.

— Ты уже взрослая! Мне даже не верится, что так быстро пролетело время. Смотри, не влюбись там сразу в какого-нибудь миллионера. Их там полно сейчас как собак нерезаных. А то поиграется с тобой, как с котёнком, и бросит! Ты ведь у меня такая доверчивая!

В это время на экране телевизора героиня Мэрилин Монро флиртовала с мнимым миллионером.

— Не бойся, мама, я с ними разберусь!