Сквозь смех и слёзы…

Александр Борохов

Доктор Александр Борохов. Преподает на кафедре психиатрии медицинского факультета Иерусалимского Еврейского Университета. Автор 50 научных статей и 3-х монографий. Материалы научных статей переведены на английский, немецкий, иврит.Его книги изданы в России, Израиле, Канаде и Германии. Это психологический триллер «Охота на Фазана» и сборник рассказов «По Гамбургскому счету», обе они достаточно популярны среди русскоязычных читателей в разных странах мира.

Крестный отец — 4

— Если хочешь быть хорошим врачом, устраивайся на «скорую». Там и только там настоящая практика.

— Да кто туда возьмёт третьекурсника?

— Зачем тебе об этом говорить? Просто добудь бланк из деканата, а мы тебе там забабахаем пятый курс, так что не парься даже об этом!

— А печать? А роспись декана?

— Эх, Шурик, серый ты, как валенок! Я тебе за кого хочешь распишусь, а печать отварным яйцом переводится с зачётки! И всех делов! В Америке я уже сейчас с моими талантами был бы миллионером, а здесь… — Жорик горько махнул рукой.

— А вдруг роды?

— Да ладно, я три года на бригаде почти самостоятельно катаюсь, вообще ни разу о таком не слышал. Это в кино про героические будни советских врачей, чтоб пролетариат уважухой проникся, вместо того чтоб зарплату поднять. Дёшево и сердито. Ты им инфарктника откачал, а они тебе в ладоши похлопали. И все довольны, как слоны Ганнибала.

— А почему Ганнибала? Их вроде там на войне убивали, они типа живых танков были…

— Ну чё тебе не нравится? Не хочешь Ганнибала, пусть будут с Суматры, какая на хрен разница?

— А где это — Суматра?

— Где-где… в Караганде! Я не понимаю, ты хочешь на «скорой» работать, или как?

— Конечно, хочу! Вот только как там насчет родов в машине, я ведь совсем этого не знаю…

— Ну ты и Достоевский… Положил тётку на носилки и дуй себе с ветерком и сиреной. И всех делов.

Два года пролетели быстро, незаметно и без родовой деятельности. И теперь Шурик был на самом деле на пятом курсе меда. Только в отделе кадров удивлялись, как такой толковый фельдшер третий год торчит на пятом курсе. А заведующий пятой подстанцией Антон Семенович даже порывался пойти сам в деканат и разобраться, кто может быть врачом, а кто нет. Шура еле отговорил его.

И вот пришёл вместе с весной сезон гинекологии…

Стояла тихая дежурная ночь, луна светила вяло, вызовов было мало. Молодой фельдшер сладко потянулся и красноречиво зевнул.

— Сергеич, я пойду подушку черепом массажировать. Время уже позднее, «Спокойной ночи, малыши» мы сегодня пропустили, а завтра у меня «Узкий таз и осложнения при родах».

Борис Сергеевич, водитель двадцать пятой бригады, озадачено посмотрел на зевающего фельдшера

— Шурик, тебя случайно в голову в сорок третьем не контузило? Это же только у баб бывает.

— Эх, Сергеич, — и Шурик ещё раз сладко потянулся, — серый ты, как простыня в морге. Кроме баб, то есть женщин, есть ещё и студенты. А они — бесполые создания, как ангелы, только пьют, как черти. Утром часик почитаю, чтоб не заработать два балла. Там у нас профессорша Абдуллина, зверь-баба, всех валит! Бог даст, до утра не вызовут, перед нами ещё три бригады…

Шурик поднялся на второй этаж и, скинув туфли, прямо в халате рухнул на кровать, забывшись беспокойным сном.

— Двадцать пятая на вызов, повторяю, двадцать пятая на вызов!

Собрав в кулак остаток сил, Шурик сполз с кровати.

— Вот ведь козлы! И грипп кончился, и гололёда нет, и Новый год прошёл… Так какого хрена в час ночи людей беспокоить?!

— Двадцать пятая на вызов, повторяю, двадцать пятая на вызов. Шурик, ты где?

— Да иду я, можно сказать лечу к ближнему на крыльях любви, — и, зевая, добавил, — на одном. Второе фашистские зенитчики пробили.

— Александр, — наставительно сказала тётя Паша, — я тебя уже полчаса кричу. Ты же всегда хотел стать хорошим врачом!

— Хороший уставший врач, он как мёртвый индеец: вроде и хороший, да никому не нужен. Кстати, передо мной вон ещё Худайбергенов. Чего его-то, тётя Паша, не послали?

— Так там женщина молодая, боли в животе, ей ещё жить и жить, зачем же к ней «чёрного Худая» посылать. Чтобы потом центр над нами ржал… Ну, ты же помнишь его крылатую фразу из сигналки: «Ж.п. не п.»

— Ага, «жэпэ не пэ», сам ржал, как лошадь Пржевальского. «Жёлчный пузырь не пальпируется», это ж надо так гениально разлениться. Ладно, пойду хлебну чайку, минут через двадцать выедем. Пока доедем до пятого микрорайона, я ещё в машине покемарю, там надо в объезд, всё перерыли, видимо, опять ищут золотоносную жилу…

Как и обещался, в машине Шурик мгновенно заснул, даже не заметив, как они добрались до места. Как только машина остановилась, кто-то с силой снаружи рванул ручку. И Шурик, разомлевший ото сна, едва не выпал из машины, но в последний момент был пойман бдительным Сергеичем.

— Скорее, доктор, скорее! Она уже рожает!

Перед ними стояла запыхавшаяся женщина лет пятидесяти.

— Чего хулиганите, дамочка! — обиженно произнёс Шурик, — Я ведь мог так и покалечиться!

— Скорее, она рожает!

— Да что вы так орете. У нас вызов — острый живот.

— Это мне так бабушка-соседка посоветовала, сказала, что быстрее приедут. А она, Айгулька, уже рожает!

— Какая Айгулька? У нас вообще другой вызов. Вот, женщина 31 год, острый живот. У вас какой адрес?

— Пятый микрорайон, дом восемнадцать, квартира сорок шесть.

— Ну, вот видите, а у нас…

— Шурик, — с ужасом прошептал Сергеич, — это наш вызов…

— Б… дь! — Шурик пулей вылетел из машины, едва не сбив испуганную тётку.

— Чё стоишь, какой этаж?

— Четвёртый, под крышей.

— У нее муж Карлсон, что ли, который живёт на крыше?

— Почему Карлсон? Бахыт Кенжекеев, он геолог, неделю назад уехал.

— Ну, ничего, первые роды — это всегда долго.

— Это не первые, это третьи.

— Как третьи?

— Третьи, и всё.

— Ничего, всё будет хорошо, пока воды не отошли…

— Отошли полчаса часа!

И тут Шурик вспомнил Жорика и их разговор двухгодичной давности.

— Вот сука!

— Кто?

— Да дружок мой!

Дверь была раскрыта. Фельдшер и соседка вбежали в квартиру. На полу сидела женщина в халате, опершись спиной на диван, и стонала.

— Спуститься сами сможете?

— Нет, мне плохо, я уже рожаю.

— Не торопитесь, лучше это в роддоме.

— Я не могу двигаться, у меня постоянно схватки.

— Как вас зовут? — обратился он к пожилой женщине.

— Сауле.

— Хорошо, Сауле. Помогите ей подняться, пусть цепляется мне на спину, так хоть мы спустимся…

— Так в ней сейчас килограммов семьдесят.

— Ничего, я штангой занимаюсь.

Сергеич увидел бегущего Шурика с висящей на его спине и орущей женщиной, а следом бегущую плачущую родственницу.

— Какого хера стоишь? Дверь открой! — рявкнул запыхавшийся фельдшер, и выгрузив женщину на носилки, добавил, — давай мухой гони!

— А в какой роддом?

— В ближайший! Всё, поехали! Включай мигалку и сирену! Давай рацию. Алло, центральная, соедините срочно со вторым роддомом! Алло, второй роддом! Это со «скорой», у нас тут роженица, мы у вас минут через десять-пятнадцать будем. Да я не волнуюсь. Вот только она родить в машине может. У неё воды отошли. Куда посмотреть?! Сейчас… Раскрытие на четыре пальца. Как не можете принять?! Какое на хрен стерильное отделение? Куда?! Да это же почти час езды, другой конец города, не кладите трубку… Алло, алло…

— Сергеич, гони!

Скорая летела, презрев не только правила дорожного движения, но и закон всемирного тяготения.

— Держись, Санёк, через пятнадцать минут будем.

— Всё, — тяжело выдохнула молодая женщина.

— В каком смысле «всё»? — испуганно произнёс фельдшер.

— В смысле рожаю…

Шурик ещё раз заглянул «туда», там уже происходило «врезывание головки».

— Сергеич, стой! — заорал фельдшер.

— Так мы же ещё не приехали.

— Мы приехали, — обречённо произнёс Шурик, задвигая занавеску, отделявшую салон от водителя.

— Так, только не волноваться. Где тут у меня «Справочник фельдшера»? Ага, вот он!

Шурик раскрыл главу «Акушерство и гинекология».

— Роды, где же роды? Ага, вот…

Положив на грудь роженице книгу, сказал:

— Тужься, хорошо… Глубже дыши и тужься.

Через пятнадцать минут появился похожий на крупный баклажанчик малыш.

— Чёрт, где ножницы, пуповину перерезать? Где же этот бикс, твою мать? Так, где тут у меня бинт? Сейчас мы его потуже перевяжем. Вот так, нормально.

В ответ раздался громкий плач.

Шурик разорвал халат и, запеленав младенца, положил на грудь матери, сбросив уже ненужную книгу на пол машины.

— А теперь гони! — заорал он водителю, отодвигая занавеску.

«Скорая» резко затормозила перед подъездом. Шурик выпрыгнул из машины и затарабанил в закрытую дверь.

— Открывайте! Вы что спите там, что ли?

Сзади на плечо Шурика легла тяжелая рука.

— Буяним?

Перед ним стоял лейтенант милиции и рассматривал Шурика в упор.

— Когда откинулся?

— Откуда?

— С зоны. Мы тут проезжали мимо — видим, кто-то в роддом ломится. А у тебя ещё и руки в крови. Поедем-ка в отделение разбираться. Только без фокусов.

— Я врач!

— А я добрая фея! Сейчас я тебя отрихтую волшебной палочкой до состояния тыквы!

Тут на помощь опять пришел Сергеич:

— Товарищ лейтенант, он и правда врач, у нас в машине женщина родила.

— Гонишь?!

— Да сами поглядите.

Милиционер заглянул внутрь машины и увидел небольшой белый сверток на груди у женщины, который вдруг начал истошно орать.

И теперь уже три кулака барабанили в дверь.

Выскочил испуганный врач вместе с акушеркой.

— Что вы так орёте, будто она уже родила!

— Уже…

— Блин, несите носилки скорее! А чего у тебя пуповина не перерезана?

— Да бикс хирургический не укомплектовали, вот я бинтом и перевязал…

— Молоток, что сориентировался!

Женщина слабо улыбнулась.

— Спасибо, доктор. А как вас зовут?

— Шурик, то есть Александр, — смущённо произнёс фельдшер.

— Всё, всё! Понесли, — заторопился дежурный врач. — Подожди, я тебе как «отцу», вес и рост скажу, так, для отчётности.

Через несколько минут он выглянул из окна второго этажа и прокричал.

— Апгар восемь-девять, вес три шестьсот, рост пятьдесят четыре сантиметра. Езжай, с боевым крещением тебя, крёстный!

***

Абдуллина свирепствовала.

— Несчастные десять страниц не могли выучить, да какие к чёрту из вас доктора; сантехники из вас хорошие даже не получатся.

Шурик сидел и отчаянно боролся со сном.

— Господи, до чего распустились студенты, уже ходят на занятия небритые и без халата. Небось, всю ночь хорошо гуляли, — добавила саркастически профессор. — Вот с вас-то и начнем. Да, кстати, тут сегодня необычный случай произошёл: доктору пришлось принимать роды в машине, а у него хирургического инструмента не оказалось, так вот он догадался, пережал пуповину бинтом. Разорвал свой халат и запеленал ребенка. Вот что значит настоящий врач. Хватит спать, я вам говорю, вы хоть слышали, что я рассказала сейчас?

— Роженица Айгуль Кенжекеева, тридцать один год, третья доношенная беременность, тридцать восьмая неделя, родился мальчик, состояние по шкале Апгар восемь-девять, вес три килограмма шестьсот граммов, рост пятьдесят четыре сантиметра.

— Так это были вы?!

— Ага…

— Что же вы стоите, коллега, там сзади гинекологическое кресло, идите и поспите. Да и ставлю вам по теме «отлично»! А мы все ещё на пятиминутке удивлялись — чисто казахская семья, а мальчика Шуриком назвали.

— А вы, — обратилась она к группе, — вместо того, чтобы халаты крахмалить, шли бы работать на «скорую», чтобы стать хорошими врачами!

Но этой фразы Шурик уже не слышал, он крепко спал…