Небесный гость

Александр Беляев, 1937

«Легкие, веселые, словно сотканные из сверкающих огней стоэтажные небоскребы угасали один за другим и становились похожими на черные, угрюмые, тяжелые скалы. Деловой день кончался. Тресты, банки, торговые компании, конторы прекращали работу. Небоскребы пустели, умирали, темнели. Зато нижние этажи домов засверкали еще ослепительней огромными витринами и световыми рекламами магазинов. Оживали кино, бары, рестораны…»

5. В мышеловке

Всю ночь над обсерваторией бушевала буря. Несмотря на специальную систему колес, купол дрожал, качался и, казалось, ежеминутно готов был сорваться. Сквозь отверстие в куполе ветер врывался внутрь башни и обдавал лицо и руки Тюменева ночной свежестью и запахом хвойного леса. Плотность воздуха в атмосфере быстро менялась, это мешало наблюдению, искажая изображение звезды. Тюменев сердился, бранил ветер, звезде даже погрозил кулаком:

— Это все твои штучки!

В телескоп уже отчетливо были видны два солнца звезды Абастумани, разделенные друг от друга тончайшей темной полоской небесного пространства. На самом деле ширина этой щели равнялась сотням миллионов километров. В ней свободно вмещались орбиты планет и их спутников двух солнечных систем, связанных взаимным притяжением. Большее солнце было окрашено в красный цвет, меньшее — в голубой.

Небо бледнело, угасла двойная звезда — наступал рассвет. Пора кончать наблюдения.

— Архимед! — крикнул Тюменев. — Архимед!

— Его еще нет, Иван Иванович, — послышался из лаборатории голос Аркусова.

— Как это еще нет? Уже ушел, хотите вы сказать? Ах да…

— Вот именно, — вполголоса сказал Аркусов, повторяя любимую фразу Тюменева.

Иван Иванович вспомнил, что сам освободил Архимеда от всех ночных работ в обсерватории для того, чтобы тот мог всецело заняться вычислениями. До сих пор Архимед работал почти круглые сутки, очень переутомился, но не хотел бросать астрономических наблюдений, пока Тюменев — это было вчера вечером — не накричал на него:

— Этак ты до воспаления мозга доработаешься. Если ты будешь еще по ночам работать в обсерватории, то к сроку не кончишь свои вычисления. И мы пропустим момент, единственный в жизни не только нашей, но и всего человечества. Марш домой, и ложись спать, а завтра со свежей головой садись за вычисления!

И Тюменев почти вытолкнул Архимеда из обсерватории, крикнув в темноту:

— Вот именно!

— Ну и ветер. С ног валит, — сказал Аркусов, входя в обсерваторию.

— И не то еще будет, — ответил Тюменев, поднимаясь с кресла. — Звезда работает.

— Позвольте проводить вас до дому, Иван Иванович.

— Благодарю вас. Не беспокойтесь. Сам дойду. Тюменев подошел к двери и попытался открыть ее.

Но дверь не поддавалась.

— Что такое? — Наверное, Никита запер ее ключом, чтобы ветер не открыл. — Никита! Никита! — Никто не отзывался.

— Зачем Никите закрывать? — возразил Аркусов. — Дверь открывается наружу. Наверно, давление ветра не дает открыть. Позвольте, я помогу.

Аркусов сильно нажал плечом. Дверь приоткрылась — ветер засвистел в ушах, растрепал волосы — и тотчас плотно прихлопнулась. Новое усилие плечом — дверь даже не приоткрылась.

— Попробуем вдвоем, — предложил Тюменев. — Раз, два, три. Ой, ой!.. Плечо расшиб. С таким успехом мы могли бы нажимать на железобетонную стенку.

— Да, знаете ли… — отозвался Аркусов, также потирая ушибленное плечо.

— Занятно. В мышеловку попали. Пленники урагана. — Тюменев рассмеялся.

— Вот так звезда. Какие дела делает. Какая силища.

— Придется здесь отсиживаться, пока ветер не утихнет.

— Отсиживаться? Не согласен, — сказал Тюменев. — Елена Гавриловна, наверно, волнуется. Я иду, а вы как хотите.

— Но ведь мы и дверь открыть не можем.

— И не нужно. Вот люк. Он ведет в подвал, в машинное отделение. Из подвала дверь выходит на запад, а ветер дует с востока. Ту дверь мы, наверно, откроем. Идем.