Письма Ирине. Роман в письмах

Александр Балыбердин

Если дневник священника и догадки ученого совместить с трогательными письмами о любви, получится книга, которую вы держите в руках. Вы можете ее прочитать или поставить обратно на полку – это будет ваш выбор. Однако забыть о ней получится вряд ли. Поскольку такое случается нечасто, чтобы муж в течение нескольких лет писал жене письма, и она разрешила их напечатать. Понимая, что радостью и любовью надо делиться. А если так, то чего мы ждем? Доброго вам чтения!

Тетрадь 2. Первые шаги

Письмо 13. Серебряная свадьба

Вот и отшумела, отзвучала, отлетела вдаль наша серебряная свадьба. Что за чудный был день! Радостный и неповторимый, и, самое главное, мы встретили его всей семьей. С нашими дорогими дочурками Настей и Сашей, которые постарались сделать все для того, чтобы праздник удался. И, конечно, низкий поклон гостям, которые от всей души поддержали нас в том, чтобы наш юбилей не был похож на «негаснущий костер», а полыхнул в полную силу, как настоящая свадьба, веселая и шумная, но теперь еще более осознанная и долгожданная. Все же мы ждали ее четверть века!

И снова я не мог не удивиться очередному поразительному совпадению. Известно, что в переводе с греческого твое имя Ирина означает «Мир», и кинотеатр, рядом с которым мы когда-то судьбоносно встретились, также назывался «Мир», и ныне наш серебряный юбилей мы отметили в клубе с таким же названием.

Еще больше удивила меня судьба первых писем, которые я напечатал в виде небольшой брошюры и, когда юбилей достиг своей кульминации, вручил тебе. Будучи уверен в том, что, пока ты ее не прочитаешь, никто этих писем не увидит. Но случилось то, о чем я даже не мог мечтать. Ты обошла с моим подарком гостей и щедро одарила, раздав все двадцать экземпляров. После чего, как оказалось, некоторых ждала бессонная ночь. Поскольку, прочитав первое из писем, они не смогли заснуть до тех пор, пока не дочитали книгу до конца.

Так или иначе, первый отзыв я получил уже следующим утром. Это была смс-ка Наташи Шутович, и я несказанно рад, что ее отзыв оказался благожелательным. Позже, обзванивая друзей, я не раз слышал слова благодарности, как за сам юбилей, так и за подаренную книгу. Неожиданно мои воспоминания оказались нужны друзьям не меньше, чем мне самому.

Почему? Пока я этого не знаю, лишь догадываюсь, что, читая о наших встречах, они вспоминают о своих переживаниях, радостях и надеждах, свою историю любви, неповторимую и в то же время похожую на то, что мы с тобой чувствовали и переживали. И потому — надеюсь, ты меня поймешь — я решил продолжить нашу переписку, вспоминая год за годом, день за днем самые примечательные события нашей жизни, чтобы со временем подарить тебе новую книгу писем и, может, даже не одну. Впрочем, не буду ничего обещать, и, просто, буду вспоминать и записывать, а дальше, как Бог даст.

Чу! Однозвучно пропел домофон. Это вы с Сашей возвращаетесь из музыкального колледжа. Лаки уже услышал ваши шаги и приветливо виляет хвостиком у двери, а я тороплюсь, стучу по клавишам, чтобы, в отличие от него, не встретить вас, а, наоборот, успеть попрощаться.

Надеюсь, до завтра!

5 сентября 2014

Письмо 14. Жизнь как времена года

Добрый день, моя хорошая!

А день, поистине, добрый — радостный, сухой, теплый. Похоже, на Вятку вернулось лето. Только на этот раз «бабье» — короткое, с холодными ночами и первыми заморозками, интеллигентно напоминающими о том, что настоящее лето уже прошло, осень стоит у порога, а дальше еще пара недель и в окна постучится зима. Придет, насядет, придавит морозами, завалит снегом, накроет темнотой на целых полгода, а то и больше — до самой Пасхи, на которую у нас, северян, вся надежда. Потому что, сколько бы обещаний не раздавала ранняя весна, а сбудутся они только после этого праздника.

Если я спрошу, какая пора сейчас за окном, ты, должно быть, удивишься: «Что за вопрос? Сентябрь, начало осени». Хорошо! Тогда я задам вопрос иначе. Если всю жизнь принять за один календарный год, то, что сейчас за окном? Интересно? Хочешь, вместе посчитаем?

Как это сказано у Псалмопевца: «Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет» (Пс. 89, 10). Поразительно, но за три тысячи лет почти ничего не изменилось! Люди живут, в среднем, все те же семьдесят или восемьдесят лет, разделив которые на двенадцать месяцев, при самом оптимистичном раскладе, мы получим периоды продолжительностью, примерно, в семь лет. В этом случае, «январь» будет заканчиваться тем, что мы идем в школу (7 лет), «февраль» — вручением паспорта (14 лет), «март» — совершеннолетием (21 год).

Принято считать, что к концу «апреля» (28 лет) надо выйти замуж и родить малыша. К концу «мая» (35 годам) «весна» нашей жизни, она же молодость, заканчивается, и наступает «лето» — пожалуй, самое любимое всеми время — которое длится до конца «августа», то есть примерно до 56 лет. После чего неизбежно приходит «осень», и, если повезет, на рубеже 70 и 80 лет тебе удастся захватить начало зимы, а некоторым счастливчикам — например, таким, как твоя бабушка Ираида — дожить до конца февраля и в возрасте 98 лет встретить новую весну.

Если это так, как я описал выше, то сейчас, когда мне 47, у меня, в самом разгаре «июль». Самый жаркий и солнечный летний месяц, время отпусков, поездок и путешествий, новых впечатлений, мыслей и открытий.

Что дальше? Дальше «август», и в самом его начале — 50-летие, удивительным образом совпадающее с Ильиным днем, в который «до обеда лето, а после обеда осень», и, видимо, так говорят не зря. Поскольку принято считать, что после пятидесяти жизнь уже не та, что прежде. И все же не будем грустить, потому что август — еще вполне летний месяц с длинными вечерами, потрясающими рассветами и грибным дождем. Преддверие «осени» — жатвы, уборки урожая, когда каждому из нас предстоит пожать, что посеял. Причем как в прямом, так и в переносном смысле.

Если продолжить эту аналогию, и попробовать применить к тому, как мы встретились, и что нам было дано пережить, то можно сделать ряд интересных наблюдений.

Когда мы поженились, мне было 22, а тебе — 19 с половиной. В моей жизни начинался апрель. В твоей заканчивался март. Нас закружила ранняя весна. По крайней мере, по моим ощущениям, это было именно так. Я остро ощущал, что в моей жизни наступило время перемен. Вокруг все время что-то оттаивало, капало, звенело и периодически кружило голову. Как бывает, когда после долгой зимы выходишь на свежий воздух и вдыхаешь всей грудью и весну, и апрель, и саму жизнь.

Известно, что апрель — время подготовки к севу. Таким он выдался и для меня. Этот период (21—28 лет) вместил множество событий: наше знакомство и свадьбу, окончание института, рождение Насти, переезд в Кстинино и работу в сельской школе. Однако из нынешнего «прекрасного далека» видно, что все это было лишь подготовкой к моему будущему служению в Церкви. Причем это судьбоносное предложение, так круто изменившее нашу жизнь, владыка Хрисанф сделал в августе 1996 года, когда на моем «жизненном календаре» были первые дни «мая» — время, когда земледельцы приступают к севу. Вот уж, попал, так попал!

После чего началась «страда» — самая горячая пора, самые сложные и насыщенные событиями годы, вместившие работу в администрации области, рукоположение в сан священника, первые годы секретарства, возрождение Предтеченского храма, защиту диссертации, рождение Александрушки, создание православной гимназии и твою работу в ней, Настину учебу, мамину болезнь, выход папы на пенсию и много еще чего другого. Словом, лучше не скажешь — это была страда!

Не скажу, что после 35 лет, когда в моей жизни наступило «лето», дел поубавилось, и все же продолжать дело легче, чем начинать. К тому же, как земледелец радуется первым всходам, так и у тебя, если не бездельничал, на этом этапе появляется возможность порадоваться первым результатам своих трудов и выделить время для отдыха, веселых гуляний, игр и хороводов. В нашей жизни было также. Причем, с 2002 по 2009 год, нам удалось «поводить хороводы» не только в Вятке и Никульчино, но также в Анапе и Алуште, Болгарии и Франции. Нет, что ни говори, а первый месяц нашего «лета» выдался замечательным!

Что касается «июля», то, думаю, давать оценку рано, потому что он еще не закончился. Казалось бы, июль — макушка лета, и ожидать от него можно только хорошего. Да только лето бывает разным, особенно, в наших северных широтах. Было также и в нашем «июле» — кончины владыки Хрисанфа и моей мамы, бабушки Ираиды и тестя Юрия Ивановича, дорогих моему сердцу о. Петра, о. Николая, о. Германа, болезнь папы, перевод из Предтеченского в Феодоровский храм. И все же, чем хорош этот месяц, в нем непременно случаются жаркие, по-настоящему летние, солнечные дни. Их, просто, не может не быть! Надеждой на это и живем.

Что впереди? Если следовать описанной выше схеме, впереди «август» и, следовательно, «жатва». После чего наступят «сентябрь» и с ним «дожинки», когда надо будет дожать и дособирать на «поле нашей жизни» то, что раньше казалось неважным. Поскольку же в сентябре каждый второй день с дождем, то, как не крути, также придут болезни и потери. Но ведь будет и бабье лето! Обязательно будет!

Да и кто сказал, что нам уже никогда больше не копать, не боронить, не сеять новые мысли и новые дела? Ведь «октябрь» и «ноябрь» — вполне подходящее время для того, чтобы сеять «озимые», которые взойдут и прорастут уже при детях и внуках. Им и убирать новый урожай. А наше дело — не взирая ни на что, без уныния и устали сеять и сеять. В вечность, в ту новую жизнь, которая наступит, когда стрелки на наших часах пробьют полночь, и, вслед за последним днем «декабря» наступят новый год и новая жизнь.

И все же не будем торопиться, и, пока не настало время «жатвы», давай, встанем пораньше, пойдем по грибы и ягоды, прислушаемся к пению птиц, залюбуемся плывущими по небу облаками, прижмем к груди дочурок, позовем на шашлыки родных и друзей, чтобы разделить с ними эти удивительные дни — дни нашего серебряного юбилея.

6 сентября 2014

Письмо 15. Листая свадебные фотографии

Привет моей Половинке!

Какие дивные стоят дни! Настоящее бабье лето. Сегодня шел из храма по набережной и не мог отвести глаз от всей этой красоты. Кажется, можно бесконечно любоваться ясным и высоким небом, спокойной, хотя и сильно обмелевшей рекой, начинающим краснеть Красным бором, который уже через неделю сможет оправдать свое название, а также прозрачными, убегающими за горизонт далями, слегка подернутыми золотом осени. Во всем красота и покой. Тихое и безмолвное житие Бабьего лета.

Кажется, в такие дни совершенно нельзя работать. Можно лишь, не спеша, гулять и обдумывать пережитое, беседовать о чем-то возвышенном и прекрасном, благодаря Бога за осень и эту красоту. Поэтому так жаль, что сегодня у тебя — шесть уроков, и после них — еще что-то и еще что-то, и так до позднего вечера, который ныне уже в седьмом часу превращается в ночь.

Видя это, вспоминаешь, как всего лишь пару месяцев назад, захватив Лаки, мы до полуночи гуляли по улочкам садового товарищества, и наш маленький друг испуганно поджимал хвост и пугался каждого пенька, и все же не просился домой. Как будто понимал, что эти теплые и светлые, почти белые в наших краях ночи не будут длиться вечно.

Вчерашний день мы снова провели на даче. Уже не для того, чтобы позагорать и вдоволь накупаться, но начать подготовку к зиме, к прощанию с садом. Убрали перцы, подрезали кусты, собрали яблоки, скосили траву, вылили воду из бочек, обильно полили яблони и дубок, который я посадил на очередную годовщину нашей свадьбы. А еще мне удалось порадовать тебя последними вишенками, которые, каким-то непостижимым образом нас дождались.

Когда-то Олег Митяев спел: «Лето — это маленькая жизнь». Как это точно! И вот ты вешаешь на дом висячий замок, спускаешься с крыльца, в последний раз оглядываешься назад и, закрыв калитку на крючок, отправляешься в новую жизнь по имени «осень».

Возможно, живи мы на Кипре или иной Чунга-Чанге, где круглый год лето, мы смотрели бы на это проще. Но жизнь в наших широтах, когда в течение календарного года ты проживаешь целых четыре «маленьких жизни», невозможна без рефлексии. Неслучайно наша культура буквально пронизана воспоминаниями о прошедшем лете, детстве и любви. Благодаря чему «Доктор Живаго» Пастернака и «Зеркало» Тарковского могли быть задуманы, написаны и сняты только в наших широтах.

И вот о чем я подумал! Если в России в течение года мы проживаем не одну, а целых четыре «маленьких жизни», то наша серебряная свадьба — это вековой юбилей! Уже «сто лет, сто зим» мы вместе просыпаемся и засыпаем, пьем чай и собираемся на работу, провожаем и встречаем, работаем и отдыхаем, делимся тем, что передумано и пережито. И от этого я ничуть не устал, но, напротив, хотел бы прожить с тобой еще сто зим и сто лет. Как говорится, от венца и до конца.

— Ну, вот разбежался! — скажешь ты. — А ведь сам все еще не описал нашу свадьбу, и я уже даже начала сомневаться, помнишь ли о том, что женат? Если забыл, могу напомнить!

Помню, дорогая! Еще как помню! Хотя это случилось не только в прошлом веке, но и в прошлом тысячелетии. В пятницу 25 августа 1989 года, которая стала днем рождения нашей семьи.

Более того, помню, как однажды, ты спросила, почему я решил жениться, и я ответил, что, просто, мне надоело каждый день ездить через весь город к тебе в гости, теряя при этом целую кучу времени. Конечно, это была шутка, и все же мне, действительно, было жаль времени, которое, будь мы женаты, могли бы провести вместе.

Единственное, о чем я тогда жалел — что больше не увижу, как ты машешь мне рукой, пока я иду к автобусной остановке. До самого последнего мгновения, пока твое окно не скроется за кронами деревьев, растущих на школьном дворе. Даже сегодня я с легкой грустью вспоминаю эти мгновения, и, быть может, именно поэтому сам люблю, провожая тебя и дочек, стоять в проеме двери и махать вам рукой.

Что касается нашей свадьбы, то, большей частью, я помню ее по старым, черно-белым фотографиям, которые до сих пор лежат в запыленном дипломате, задвинутом за шкаф в Сашиной комнате. Задумавшись над тем, почему до сих пор мы не оформили их в отдельный альбом, я решил — может, потому, что наша свадьба все еще не закончилась, но, спустя четверть века, плавно перетекла в серебряный юбилей и дальше, дай Бог, также перетечет в юбилей золотой.

Ну, вот! Опять я размечтался!

Если расположить эти фотографии в хронологическом порядке, то получится весьма любопытный репортаж. На первой из них изображена «группа поддержки жениха» — я, мой папа Геннадий Михайлович, свидетель на свадьбе Володя Сизов и мой школьный товарищ Лева Подлевских. Мы вышли из подъезда и стоим около свадебной «Чайки», которая в те годы была весьма редкой «птицей». Настолько, что «силки» на нее нам пришлось ставить еще в начале лета. Судя по бликам на асфальте, он обильно полит дождем. Что поделаешь, август! Помню, как гости шептали: «Это к деньгам!». Но пророчество не сбылось.

Мне — 22, меньше, чем сегодня Насте. Папе — 44, меньше, чем мне сейчас. Папа красив и импозантен. Видно, что наша свадьба для него — нерядовое событие, о чем напоминает знак «Заслуженного работника культуры», блестящий на лацкане парадного пиджака. Как генеральный спонсор нашего торжества, папа настоял на «Чайке», лучшей для того времени свадебной машине и «Встрече», лучшем в городе кафе, а также на том, чтобы на нашу свадьбу были приглашены друзья семьи — знакомые деятели культуры, каждому из которых он дал роль. Все, что на мне — костюм, рубашка и ботинки — тоже от папы. Но скромный букет, что я держу в руках — от меня. Тем утром я сам сгонял за ним на городской рынок и купил на честно заработанные в стройотряде деньги.

Что касается моих спутников, тебе они хорошо знакомы. Со временем Володя Сизов станет доктором сразу нескольких наук, ректором института. Лева Подлевских — кандидатом исторических наук, подполковником внутренней службы. Вместе со мной, протоиереем и историком, из нас получится такое «священно-военно-научное трио». Но это спустя годы, а пока фотограф запечатлел трех студентов и, если бы его аппарат был также рентгеном, нашел бы в наших карманах только 3 рубля 50 копеек. Что, даже в ценах 1989 г., было почти ничем. Почему? Чтобы это объяснить, надо перейти к следующему снимку.

Подъехав к твоему дому и войдя в подъезд, уже около первой ступеньки мы были решительно остановлены стороной невесты, от имени которой твоя подруга и свидетельница Наташа Шутович объяснила, что отныне для нас каждый шаг будет сопровождаться творческими заданиями и конкурсами. Победил — проходи, проиграл — плати. Вот тут-то мы и хлопнули по пустым карманам и, переглянувшись, твердо решили, что, в случае провала, будем брать высоту с боем.

К счастью, делать этого не пришлось, так как наши скромные сбережения закончились, в аккурат, у дверей твоей квартиры, где снова нас поймал фотограф. Точнее, каким-то непостижимым образом ему удалось поймать, как глазами я, буквально, прорычал Наташке: «Пр-р-ропусти!», и сегодня уверен, это было первое в истории смс-сообщение, отправленное телепатическим способом. Наташка уступила. Свадьба была спасена.

На следующих фотографиях видно, как непросто дались мне последние метры — гости уже веселятся, а я стою рядом с тобой, заземлив взгляд и сжав пальцы рук. Так, словно меня прошило ударом молнии. И лишь на снимке, сделанном полчаса спустя, на выходе из подъезда, я почти адекватен и даже пытаюсь улыбаться. Шок прошел.

P. S. Вспоминая свадьбу, я настолько увлекся, что достал из пыльного дипломата свадебные фотографии, сел за сканер и оцифровал все сделанные в тот день снимки, а их более семидесяти. Затем листал эти снимки на экране монитора, приближал и увеличивал детали, вглядывался в лица, рассматривал наряды и прически, ловил взгляды и улыбки, и, кажется, даже краем уха слышал шум улицы, шелест листвы и звучащие вокруг голоса.

Долго пытался вспомнить, кто смог все это запечатлеть. Профессионального фотографа мы не заказывали, а из гостей всерьез увлекалась фотографией тогда только Люда Черняткина, и, поскольку она запечатлена лишь на одном из снимков, полагаю, что вся фотосессия — ее рук дело. Так или иначе, поклон скромному и талантливому мастеру, который сохранил этот день для вечности и при этом остался незаметным. Очень по-христиански.

Конец ознакомительного фрагмента.