Товар из зоны отчуждения

Александр Афанасьев, 2015

Украинские неонацисты ради шальных денег намерены распродать радиоактивный графит из могильников Чернобыльской атомной электростанции. О намечающейся ядерной сделке между правосеками и представителями Исламского государства становится известно российской разведке. Группа снайперов направляется в Чернобыльскую зону, чтобы не допустить утечки этого крайне опасного радиоактивного компонента для «грязной» ядерной бомбы. Туда же и с тем же заданием отправляется агент английских спецслужб Карл Керр…

A в чистом поле — система «Град».

Пред нами — Киев,

За нами — Сталинград…

Русское народное творчество

Все события и персонажи в этой книге вымышлены от начала и до конца. Возможные совпадения случайны.

Данная книга не преследует цели разжигания ненависти между украинцами и русскими. Я просто хочу показать, к чему может привести эта война. Но в то же время каждый в такое время должен занимать какую-то позицию, опираясь на свои нравственные ценности. АТО — это либо карательная операция, либо защита территориальной целостности страны. Те, кто накрывает «Градами» Донецк, — это или герои, или убийцы. В такие времена надо делать нравственный выбор.

И я его сделал.

Ростовская область, близ Зернограда. Военный аэродром. 20 апреля 2021 года

— Так, задницы оторвали, и на выход! Живо, живо! Поживее, еще разгружаться надо! А то паллеты на горбу тягать заставлю…

Ну, заставить он, конечно, не заставит — прошли те времена. Весь груз запаллечен, к стоянке уже подогнали грузовики и погрузчики, норматив на разгрузку полностью загруженного семьдесят шестого — двадцать минут, и это по мирному времени. В военное — пятнадцать.

Но из самолета все равно надо выметаться.

Вместе со мной в самолете летели какие-то подозрительные морпехи, целая группа. Двадцать человек. Говорю — подозрительные, потому что вроде по разговорам пехи, а форма не черная, не пеховская — какой-то странный камок, похожий на A-Tacs, американский — одинаковый у всех. Скорее всего, это и есть спутники. Спецназ морской пехоты^[1]. Прибыли сюда на практику…

С пехами отношения всегда были напряженные, что у десанта, что у серой махры^[2], и потому в одном городе никогда не размещали пехотную и морпеховские учебки — разгромят весь город. На меня поглядывали с интересом, причем интересом конкретным и недобрым — видимо, не могли точно определить, кто я такой. Но нашим бортом с отпусков летели несколько офицеров, в том числе полковник, а за драку в самолете можно было огрести по полной, тут и до разрыва контракта недалеко. Так что не решились. И правильно. Потому что с собой у меня нож из очень твердого пластика, я его ношу везде — на всякий случай. И если в шею или в печень я бить не буду — свои все же, — то в бедро запросто могу засадить. Раны от этого ножа скверные и заживают плохо…

Нас никто не встречает — трудно было бы предполагать иное. Офицер построил этих подозрительных пехов, с кем-то переговорил по телефону, и они строем двинулись куда-то на другой конец аэродрома — видать, метла^[3] за ними прибыла. А мне, скорее всего, попутку придется искать…

Ладно, все норм. Раз-два левой. Раз-два левой…

База была реновированной, еще во времена Советского Союза она принадлежала авиации ПВО, потом ее забросили. Сейчас восстановили, потому что в нескольких десятках километров на запад Украина.

Фашистская Украина…

До сих пор не верится, что есть фашизм. Вот прямо фашизм, настоящий, дистиллированный фашизм. Такой же, как в сорок первом, такой же, как тот, что пошел на нас войной. Не верится в то, что люди могут серьезно думать, что одна нация изначально выше другой. Что «рабив до раю не пущают»^[4]. Но они так думают. Мы для них — рабы. А они получаются — рабовласники. Господа. Точнее — господари, как они говорят. Здесь господарь украинец… Еще один лозунг, имеющий хождение на той стороне…

Я не застал в живых своего деда — он погиб. В Афганистане. Погибший или побывавший на войне дед — снова норма для нашего поколения. Эта война, ставшая по большей части легендой, как легендой стала Великая Отечественная, до сих пор живет в нашей семье в виде портрета деда с черной, траурной каймой. Портрет не парадный — полевой, дед стоит в странного вида военной форме и шляпе у борта транспортного вертолета, с оружием. Фотографироваться перед вылетом — очень плохая примета, но он ее в этот раз нарушил. Как чувствовал, что не вернется из этой миссии живым…

Отец тоже воевал — на Кавказе. Сейчас он уже генерал-майор. В учебке из-за этого меня опасались преподаватели, а от сверстников здорово доставалось. Но я благодарен им — потому что благодаря этому я выучил одно правило: при напролом и будь готов ко всему. Тогда отстанут. Когда пришла пора разбираться с гоп-компанией местных дедов, я пронес в казарму подходящий обломок кирпича. Засунул его в карман — и получил приличное ударное оружие типа кистеня. Три сотрясения мозга, считая мое, пара переломов и несколько ранений осколками стекла — с тех пор больше ко мне никто не докапывался. От дисбата меня спас авторитет отца, а в госпитале я даже подружился с теми, кто решил «воспитать» генеральского сыночка. Как мне объяснили — мы ж не знали, что ты «ломом подпоясанный»…

Узнали. Мне всегда интересно было — неужели для того, чтобы понять, что не надо лезть к человеку, надо получить от него сотрясение мозга?

Видимо, воспитание в генеральской семье все же накладывает некий… отпечаток интеллигентности… в военном ее понимании.

Идти через здание базы мне почему-то расхотелось… Не знаю почему. Возможно, я привык ходить через забор — на крайнем курсе полковник Золотарев вообще запретил нам ходить через двери училища, говоря, что спецназовец должен и через стену пройти, если к тому будет необходимость. Так что как мы только не проникали в свою альма-матер, это надо было видеть. Аэродром охранял спецбат — специальные батальоны охраны, тренированные по нормативам спецназа — ввели после того, как неизвестные напали на аэродром в Миллерове и подорвали технику и склады с горючим. Не знаю… может, просто понтануться захотелось, а может, еще почему, но я вычислил слабое место в ограждении аэродрома — и вышел через него…

Недалеко была дорога. Я выбрался на нее и стал ловить машину…

База спецназа, на которую я должен был прибыть, была секретной. Она располагалась недалеко отсюда на территории закрытой шахтной выработки. Почему так, я понял потом: такое расположение позволяет постоянно проводить тренировки, как будто ты находишься в демилитаризованной зоне^[5]…

Меня подвезла направляющаяся после войны в Крым семья^[6] — солдаты были популярны, так что мне в дорогу дали баночку домашнего варенья. Клубничного. Что с ним делать — я не знал, но положил в рюкзак. С чаем съедим…

На входе меня выцепили, тут же подошли. Грамотно — трое, и еще пулемет на прикрытии. Один держится в стороне, стараясь, чтобы остальные не перекрывали ему линию огня. В пулеметном гнезде помимо пулемета еще торчит толстый ствол снайперки. Взломщик, к гадалке не ходи. БТР только так останавливает…

— Кто такой?

— Старший лейтенант Брусникин к командиру отряда^[7].

— Предписание есть?

— А как же…

— Руки!

Ого. Серьезно.

— Свой я.

— Свой не свой, разберемся. Оружие есть?

— Пока нет.

— Давай, двигай. Руки на виду держи…

В караулке, под постоянным присмотром выделенного бойца, я просидел минут двадцать — потом за мной подъехали. Старлей на китайском, вымазанном камуфляжем пикапе. Проверил документы, позвонил куда-то по телефону…

— Майно свое бросай в кузов, и поехали…

Я долго уговаривать себя не заставил.

— Алексей.

— Александр.

— К нам?

— Как командиру понравлюсь.

— А сам — откуда?

— Рязань.

— Нормально…

— Еще Красногорск^[8].

— Снайпер?

— Есть такое дело…

— Это хорошо…

Отвечать на это было нечего. Наш пикап маневрировал у терриконов, то тут то там попадались быстровозводимые строения, ангары, техника…

— Сам откуда?

— Казань.

— А я с Крыма…

— Ясно, — я пояснил, — про майну. Это вещи по-украински?

— Да. Знаешь мову?

— Нет.

— Придется учить. У нас все либо знают, либо учат…

Ну, здорово. Так то — по нормативам спецназа — каждый боец должен знать два иностранных языка, иначе он мало чем отличается от десантника. Раньше учили английский и немецкий, как языки потенциальных противников. Теперь учат английский и арабский. А вот теперь еще и мову придется учить…

— А что, на русском не говорят?

— На Украине — нет. За русский язык — минимум сто часов обязательных работ. Это если в нормальном городе. А могут и на подвал посадить. В ДМЗ могут убить на месте, там с ходу убивают, не разбираясь…

На подвал — еще одно зловещее слово из новояза, появившееся только после начала украинского кризиса. На подвале — держат рабов, военнопленных, заложников на обмен и продажу. На подвале их пытают, убивают, насилуют, издеваются, снимают ролики для YouTube. На подвал может попасть и украинец — за долги, например. Украина — это мини-апокалипсис, конец света в одном отдельно взятом регионе. Эта война исторгла из недр украинского общества орды фашистов, подонков, садистов, готовых на самые отвратительные и вопиющие зверства. Она поставила перед нами, русскими, вопрос — а что такое Украина? Знали ли мы ее по-настоящему когда-нибудь? Что мы знаем про украинское общество. Что за страна лежит рядом с нами?

Факт остается фактом — ДМЗ сейчас пугают так же, как раньше пугали Кавказом…

— Ясно.

— Да ты не переживай. В Ростове полно дивчин из эвакуированных, они тебя быстро всему научат.

— Ясно. А как у вас с самоходом?

— Да нормально. Из Зоны несколько тачек пригнали, до соседнего села, до частного сектора пехом, а потом — с ветерком. Тачки общие. Только на бензин и ремонт там надо скидываться…

— Да без вопросов. А что за тачки?

— Нормальные. «Порш Кайенн» в основном…

Алексей усмехнулся:

— Кстати, один экзамен ты уже сдал.

–???

— Там, на аэродроме, тебя ждала военная полиция. На тебя была ориентировка.

— Нафига?!

— Понимаешь, мы работаем на грани. Надо быть готовым ко всему, и случайных людей у нас нет. Болтунам здесь не место. Если ты ничего не сказал — то сдал. Но если ты сумел их обойти — тоже сдал. Правило первое — не попадайся. Правило второе попался — молчи.

— Весело тут.

— Еще бы…

Отряд расположился на территории бывшего шахтного управления. Часть шахтных выработок стала тирами и складами. Склады на поверхности — для хранения техники. В здании бывшего шахтного управления сидел небольшой штаб и пункт боевого управления, включавший в себя, судя по антеннам, и обмен по спутникам.

Командиром отряда был полковник Лисов. Я про него слышал еще по Кавказу — тогда вроде как в одном селе старики сказали — вот, у нас тут борцы живут, а у вас слабаки, наши ваших только так заломают. На ринг, представлявший собой утоптанное место перед годеканом^[9], с нашей стороны вышел Лисов, профессиональный самбист, с их стороны — здоровенный бугай, как потом оказалось, бывший чемпион России по боксу в своем весе. По итогам оба бойца попали на больничку, но с тех пор русских стали уважать по всему району…

— Ну, кто ты есть, мил человек? — Помещение, казалось, уменьшилось от густого, заполняющего собой все пространство голоса.

— Старший лейтенант Брусникин, представляюсь по случаю…

Подполковник махнул рукой.

— Рязань? Новосибирск?

— Рязань. — Я не удержался и добавил: — Еще Красногорск.

— Снайпер? На чем работаешь?

— На всем. Триста тридцать восьмой, девять миллиметров, двенадцать и семь, четырнадцать и пять^[10].

— Четырнадцать и пять тоже можешь?

— Так точно.

— Книжку давай…

Подполковник полистал книжку.

— Пойдешь к Барсуку. У него снайпера нормального нет, одни маргиналы. Побегать придется…

— Барсук — это не имя, а позывной. У меня Батя, у него Барсук. Тебе позывной дадут, а пока не дали — ты Маленький. В боевых условиях — Малой.

— Так точно.

— Не так точничай. Понял, и все. У нас свои правила. Честь не отдают. Представляться не представляются, как положено. Правила ношения формы не соблюдаются, в чем нужно, в том и ходим. Знаки различия — только на построениях, и то если присутствует кто-то из командования. Понял?

— Понял.

— Теперь по залетам…

О, залеты. Это моя любимая тема — залетали мы обычно, когда опаздывали на утреннее построение. Дела в городе у нас были, понимаете. Офицеры учебного центра с пониманием относились и к дракам с гражданскими, и к самоволкам — потому что и то и другое воспитывает нужные в спецназовце качества. Выжить одному в незнакомом городе с минимумом денег — не вопрос. Снять девушку, опять-таки с минимумом денег, и раскрутить ее на приглашение на чашку чая — можно сказать, легализовался в незнакомом городе. Есть где переночевать, есть какой-никакой статус. Выжить в драках с местными, не попасться милиции и военным патрулям, которые к нашей учебке слетались как мухи на… мед, в общем — уклонение от поисковых мероприятий. И так далее. Но если кто-то попадался, дисциплинарная комиссия училища была к нему беспощадна, нередко дело заканчивалось отчислением. Урок простой — спецназовцы не попадаются. Если попался — ты не спецназ и нам не нужен.

— Залетом считается отсутствие на утреннем построении без уважительных причин, нахождение на территории в состоянии опьянения, небезопасное обращение с оружием, утеря имущества, а также любые иные проступки, которые сочтет за залет дежурный офицер. При обнаружении наркотиков либо наркотического опьянения — отчисление в двадцать четыре часа с передачей дела в военную прокуратуру. Там — продолжение банкета… — Подполковник пристально смотрел на меня.

— Понял.

— Второй раз не повторяю. Даже трава под запретом, не дай бог увижу или почувствую запах. Всякая гадость типа насвая или колес — тоже.

— Понял.

Другого и быть не могло. Наркоманов на гражданке хватает, но у нас этого не было. Я знал пару парней, которые пару раз курили «бульбулятор» — бутылка-полторашка с прожженными дырками, через которые курится косяк с анашой. Но я сам этим не баловался. Никогда.

— Про… л имущество без уважительных причин — верни. Про спиртное. Даже запах — уже залет. Общим наказанием за залеты у нас бег. За первый залет на бухле — двадцать кэмэ, за второй пятьдесят, за третий отчисление — мне бухарики не нужны ни в каком виде. Кросс в полном обмундировании и с тридцатью килограммами груза. Залетные километры бегутся помимо общефизической подготовки, их можно поделить, но не более чем на три раза. Или заменить — уборкой толчка. Из расчета одна уборка толчка за пять километров бега. Это кому как…

— Так точно.

В принципе то же самое было и у нас. На полевых выходах копали яму под толчок, дежурными по толчку назначали залетчиков. До сих пор ходит анекдот, как один залетчик решил закончить с толчками побыстрее, надел ОЗК и полез прямо в яму, чтобы чистить ее. Как раз одному инструктору, в майорском, что ли, звании, приспичило подавить из тюбика. Он пошел в место задумчивости и уединения, только с комфортом разместился, как тут резиновые пальцы трогают его за… пятую точку и глухой голос произносит: «Закурить есть?»

Весело, в общем.

— За залеты, связанные с безопасностью, наказания назначаются по усмотрению, в виде заучивания наизусть уставов и боевых наставлений и сдачи внеочередного зачета по ним. Это понятно? За другие залеты — скажем, с отсутствием без уважительной причины — в зависимости от того, что соврешь и как поверят. Но не менее десяти кэмэ.

— Понял.

— С местными бабами… имей в виду, бешеные. Могут убить за измену — такое уже было. Стволов на руках полно. Если проблемы — предупреждай заранее.

Да уж понял. У нас были построения потенциальных женихов в училище, и не раз.

— Штат получил?

–???

— Положенное по штату?

— Никак нет, только прибыл.

— Нет, только приехал.

— Нет, только приехал, — послушно повторил я.

— Получи. С каптером сам разберешься если что, не маленький. Кидать себя не давай, уважать не будут. И казарму сам найдешь. Давай, двигай. Аттестат — начфину сдать не забудь.

Да уж понял, не маленький. Спецназ на то и спецназ, чтобы все и всегда находить самостоятельно. Это махра — дошли до обозначенного рубежа, встали и ждут, пока им пожрать привезут.

— Разрешите идти?

— Давай. Книжку твою я сам кому надо передам…

Два человека стояли на втором этаже здания бывшего шахтоуправления и смотрели на улицу…

–…Гвардии капитан Брусникин Александр Всеволодович. Спецназ, пятнадцатая бригада. Геройски погиб в сентябре восемьдесят седьмого года при обстоятельствах, не подлежащих оглашению. Присвоено звание «Герой Советского Союза» с вручением Золотой Звезды и Ордена Ленина… — Подполковник помолчал и жестко закончил: — Посмертно…

— Знал его? — спросил капитан, известный здесь по позывному Барсук. Как и все офицеры, к Бате он обращался на ты.

— Там, где я учился, он был навечно зачислен в штат части. Его имя объявляли на каждом построении. Гвардии капитан Брусникин погиб смертью храбрых при выполнении интернационального долга в Демократической республике Афганистан.

— Не знаю, как сейчас…

Подполковник стукнул кулаком по старому подоконнику, тот протестующе хрустнул…

— В Пакистане он погиб, — сказал он. — Вытаскивали пленных офицеров. Был специальный лагерь. Там работали и ЦРУ, и пакистанская разведка.

— Вот оно что…

— Так вот…

— И что мне с ним делать… с внуком героя-орденоносца.

Подполковник посмотрел в глаза подчиненному:

— Присмотри, ладно?

Примечания

1

«Спутник» — ранее так назывался центр подготовки морской пехоты Северного флота. Затем спутниками стали называть всех спецназовцев морской пехоты.

2

Пехота, мотострелки.

3

На сленге — транспортный вертолет.

4

Один из лозунгов теперешней Украины, настолько популярный, что его печатают на футболках, и футболки носят люди, которые не считают себя фашистами и это — фашизмом. Хотя представление нации или этнической группы как «рабов» если и не фашизм, то огромный шаг навстречу ему.

5

Демилитаризованная зона — это зловещее название, напоминающее о временах Вьетнама, появилось после прямого столкновения сил Российской Федерации и НАТО на территории Украины. Представляло собой полосу шириной в семьдесят километров в обе стороны от линии разграничения, в которой полностью запрещалось нахождение любой гусеничной боевой техники, артиллерии, колесной техники, вооруженной оружием калибра крупнее 14,5. Любая из сторон, обнаружив запрещенную технику, могла открывать огонь на поражение, но в большинстве случаев все ограничилось обращением к МКК — многосторонней контрольной комиссии в Днепропетровске или Ростове-на-Дону. Несмотря на то что прошло много времени, стычки военных, полицейских, милитаризованных законных и незаконных вооруженных формирований и банд в ДМЗ не прекращались все это время.

6

В 2017 году произошло прямое столкновение сил НАТО и Российской Федерации на территории Украины. Эта война, известная как «двадцатидневная война», закончилась патовой ситуацией, при которой ни одна из сторон не достигла решающего преимущества над другой. Тем не менее Россия считала, что победила она, так как потери НАТО (если считать вместе с украинскими силами) были значительно серьезнее, и в живой силе, и технике. Постоянно проходила информация, что НАТО скрыло истинный размер своих потерь, притом что по итогам этой войны в Польше был объявлен однодневный, а в Литве и Грузии — недельный траур. Война эта проблему не решила и не принесла ничего, кроме ненависти с обеих сторон.

7

В отличие от обычных воинских частей штатная численность отрядов спецназа не регламентировалась, отряд мог состоять и из пятидесяти, и из четырехсот человек в зависимости от задач.

8

В Красногорске действовал единый для вооруженных сил Специальный центр подготовки снайперов. «Специальность» заключалась в том, что там готовили на калибры от.338 и выше. На обычные снайперки готовили зональные центры.

9

Годекан — большое бревно, на котором сидят старейшины. Там вершат суд, там награждают — в общем, это центр жизни кавказского села.

10

9 мм — патрон 9*72, стандартный средний патрон для российской армии, под него был и пулемет, и несколько типов снайперских винтовок. Хорош тем, что под него есть пулемет и полуавтоматическая СВ, их может переносить один человек, и они забивают бронированный НАТОвский «Хаммер». Кучностью он уступал 338, потому фактически на снабжении было два средних патрона. 14,5 — во время событий в Новороссии выявилась потребность в винтовках этого калибра, они и закупались у Азербайджана и производились в России.