Карго поле

Александр Алексеевич Корнилов (2025)

Поход князя Вячеслава Белозерского против племен чуди вниз по реке Онеге до Белого моря и обратно. Основание города Каргополя.

Глава 2.

Онега — река широкая в истоке, величаво и неторопливо несет свои воды в Дышащее море, да вот не везде она такова. Где-то сужается между известняковых берегов, где-то порогами и перекатами гремит. В то далекое время, когда были не вырублены леса, реки северные были и шире, и глубже. Да и жили на берегах не те люди, что ныне. На долбленках смело через пороги хаживали, а то и вовсе — воткнут багор в бревно и стоя на бревне плывут по быстрине. А по тихой воде на том же бревне с багром и реку в любом месте переплыть было делом обычным. Да и бревна были тогда не нынешние, которые народ называет карандашами. В обхват взрослому мужику. Именно из таких бревен гнали сплавщики-лободыры плоты к морю, где пилили бревна на доски и либо на месте из них корабли строили, либо доску за границу продавали.

Ныне же, в ХII веке, и леса стояли по берегам почти нетронутые, и реки были полноводные и богатые рыбой. Лес вроде и рубили — на всякие постройки, частенько и крупные. Двухэтажный дом или двухконечный* не в диковинку были, а церкви да монастыри тоже немаленькие строили. И вот чудо — стоит большая деревня, дворов в пятьдесят — семдесят, лет триста стоит, а лес как был метрах в двухстах, так и остается. Новые дома рубят, церкви, мосты чинят, да на дрова сколько лесу надо — а лес как стоял, так и стоит.

Широка и спокойна река верст шесть от устья, но сужаются берега, течение убыстряется. Посреди реки, где красный сосновый бор на левом берегу зеленеет, немалый остров делит речную гладь на два рукава — один быстрый, что поуже, а широкий — спокойный. Об острове этом знали галаты, упредили. Надели все брони, изготовились. Галаты попросились первыми в быструю протоку войти, как будто одни идут. Двоих на веслах оставили, да кормщик на корме, их и себя щитами прикрыли, прошли протоку, к правому берегу за островом прижались и стали поворачивать назад. Тут и грянул на острове боевой клич чудинов, десятка три воинов к кромке воды выскочили и стрелы пустили, да далековато, не достали. А из тихой протоки длинные долбленки с воинами вылетают, разгоняются по течению, одна, две…пять! В каждой по десятку воинов с медвежьей лапой, намалеванной на щитах. Не дрогнули галатские мужи, ответили не менее грозным кличем, вскинули луки и послали четыре пернатые смерти чудинам, еще четыре, еще…поют стрелы, вот уже трое чудских храбрецов поймали по стреле и вывалились в воду, кто-то вскрикнул раненый, остальные стрелы у чуди в щитах застряли. Обе стороны приготовили копьями друг друга попотчевать…но тут вдруг следом за чудскими долбленками в протоке показались три ладьи, как будто летящие вдогонку. Белозерцы гребли так, что весла гнулись! Сходу ладьи врезались в долбленки, раздался короткий треск и крики тонущих. Некоторые чудские воины попытались вплавь уйти, но дружинники принялись бить плавающих копьями на длинных ремнях, как рыбу гарпунами, некоторые веслами били по головам..если и выплыл кто, то два-три, не больше. В одночасье почти пять десятков чудских воинов погибли.

А на острове, ломая заросли, плотной цепью шли дружинники с остальных двух ладей, прочесывали. Им было приказано не столько бить, сколько пленить, но ведь бой, всяко поворачивается. Вот навстречу цепи русичей выскочил могучего сложения чудин с секирой и щитом, одетый лишь в шкуру рыси на плечах, бросился вперед, занося свою секиру. Навстречу ему шагнул дружинник Чурилы, вскинул под удар щит, ловко так, чтобы удар вскользь прошел, а сам рубанул мечом из-под щита понизу. Чудин оказался непрост — присел и принял меч на свой щит, и почти без замаха попытался ударить секирой по голове, благо длина топорища и руки позволяла, но Чурилович снизу вверх врезал чудину щитом по руке так, что тот выронил секиру. Бросив щит, прыгнул чудин на своего врага, пытаясь хоть одной рукой схватить, помешать, подставить под оружие своих, набегающих следом, но свистнул меч, и голова чудина слетела, а из шеи плеснула фонтаном кровь. Чурилович довольно рыкнул и ударом плашмя свалил молоденького паренька с копьем, навалился, стал вязать руки его же ремнем. Соседи прикрыли его и пленника щитами и, выставив копья, двинулись вперед.

— Который? — крикнул Ярополк, командовавший на острове.

— Четвертый, — ответил Кован, шагающий на другом конце короткой шеренги, — да убитых уж дюжины полторы.

— Не бить! Князь пленить велел!

— Ага, пленишь тут! Как бешеные бьются!

— Мухоморов, поди, нажрались*, черти!

— Стой, падина! На! — удар обуха боевого топора разнес медвежий череп на голове чудина и оглушил его носителя. рухнувшего под ноги кметю без звука, — пятый, вяжу.

— Добро, вот и вода! Все, браты, на сегодня — все!

— А кто тамо из воды какое-то чудо тащит?

— Так кто еще! Радивоюшко опять изловил чертяку. Он же простых, как мы, не ловит.

Действительно, голый по пояс Радивой, в мокрых портах, держа в руке боевой нож, тащил за собой человека в замшевой рубахе и красном суконном плаще, точнее — в обрывке плаща. Человек пытался вырываться, но получив крепкий пинок в очередной раз, затихал.

— Кого полонил? — спросил Ярополк.

— Да, похоже, вождь ихний, вишь, как вырядился! Плащ не простой на нем, такой дорого стоит. И меч у него был.

— Волоки ко князю на ладью…да вон, князь на берегу, видно, судить будет. А ты так, без доспеха и ратоборствовал ныне?

— Так я с ладейки по — тихому унырнул в воду, да и поймал этого, когда их челн ладья проломила. Он чуть не утоп.

Все русичи, волоча за собой связанных пленников, стали влезать на причалившую к острову ладью, причем русичи ловко поднялись по веслам, а полоняников просто вздернули в несколько рук, как рыбу из воды. Пристав к берегу, где князь сидел на бревне, а вокруг стояли дружинники, подвели пленных, награждая пинками и тычками, чтобы шли, а не волоклись.

— Тааак! — гневно начал князь, — по какому праву вы тут разбой на реке творите? И не вижу вашего глупого вождя! Куда спрятался? Он еще и трус?

— Я не трус! — гордо вскинулся пленник Радивоя, — я не прячусь и не боюсь тебя, чужой князь! Дай мне меч и выходи сам, узнаешь… — чудин

хотел еще говорить, но мастерский удар локтем под дых согнул его пополам и заставил замолчать.

— Говорить будешь когда спрошу и что спрошу. Сказывай, своей волей вы на нас напали, или принудил кто? А может вы наняты кем?

— Не буду я, вождь, с тобой говорить. Если не трус — выходи на поединок, а если боишься — прикажи убить.

— Добро! Выйду, но если верх возьму, ты мне все расскажешь, что ни спрошу. Так?

— Так. Мой меч утонул, дай другой.

— Дайте ему меч!

Чудин схватил протянутый меч, покрутил, привыкая к балансу…и вдруг резанул себя мечом по горлу, резко и глубоко, выронил меч и рухнул навзничь.

— Вот ведь…ушел-таки, волчина серый, — почти добродушно проворчал Радивой.

— Дозволь, княже, мы с ними поговорим, — шагнул вперед Вторак Ершович, — они нам все расскажут…то есть тебе.

— Нет, не надо так, — шагнул вперед монах Феодор, — дозволь мне, княже.

— Ну спробуй, отче.

Монх шагнул к пленникам и вдруг спросил по-весски:

— Кто из вас говорит на языке русичей? Не опасайтесь, вы остались живы, наш Бог не велит убивать побежденных.

— А мы видели, как ты, человек в черном, бился своим копьем без жалезка и победил троих наших, — ответил молодой чудский воин с синяком в пол-лица.

— Но они живы, рядом с тобой стоят. Ты понимаешь наш язык? Будешь говорить с нашим могучим и мудрым князем?

— А что будет, если я заговорю?

— Князь услышит твои ответы и, если в твоих словах не будет лжи, то он сделает тебя своим голосом и своей рукой в вашем роду.

— Мы получим свободу?

— Да.

— И князь опояшет меня мечом?

— Может быть. Меч — дорогое оружие. Возможно, топор или боевой нож.

— Пусть так. Спрашивай, — обратился чудин к князю.

Князь спросил, своей ли волей напали, не было ли гонцов от чуди со Свиди и от доможирича, что делается дальше вниз по течению, в устье Волги, не видели ли шамана в плаще из шкурок крота верхом на лосе.

Чудин отвечал, что со Свиди гонцов не было, что доможирич требует дань рыбой, поэтому все роды сидят у реки, в устье Волги встали станом русичи — волосовы внуки, правда, несколько лодок с весинами прорвались вниз по реке, шамана не видели, хотя и слышали о нем.

— Как зовут тебя, воин?

— Арво.

— Когда говоришь с князем, добавляй либо «княже», либо «господине», уразумел?

— Да, княже.

— Ярополк, верни кунигасу* Арво и его воинам оружие. Приблизься, кунигас Арво.

Князь сделал некий жест, и Кован подал ему небогато украшенный воинский пояс, на котором, однако, висел кинжал в ножнах.

— Этот кинжал я добыл в походе на далекий юг, когда еще был молодым. Опоясываю тебя, Арво, этим кинжалом на воинском поясе и впредь хочу видеть тебя и твоих воинов в нашей стене щитов. Ныне отпускаю тебя и велю: — дань отныне будешь в Галатинку возить, а новгородцам не давать. А буде придут брать силой — вольно вам как моим людям деять сильно*.

Кован и Радивой надели на Арво пояс. Тот вынул кинжал, поцеловал лезвие.

— Клянусь небом и землей, княже, всегда быть верным тебе и твоим потомкам за себя и своих родичей.

— Клянемся! — негромко, но дружно поддержали нового вождя бывшие пленники, в одночасье из рабов превратившиеся в дружинников.

Пока варили варево, перевязывали раны (убитых русичей не было, но легкие ранения получил десяток воинов) в том числе и чудинам, князь и Даниил наставляли Арво — как избежать крови и поднять свой авторитет, укрепить свою, а, значит, и княжескую власть в верховьях Онеги. Когда варево поспело, русичи пообедали и по светлому времени решили плыть дальше. По словам галатов и Арво дальше течение сильно убыстрялось, река изобиловала порогами и перекатами. Так что был шанс за остаток дня доплыть до места впадения в Онегу Волги. Арво уверял, что вся река принадлежит в этих местах их роду и опасаться засады не нужно. Русичи погрузились на ладьи, и течение понесло их дальше. Река действительно стала поуже, течение усилилось. Однако, опытные кормщики не зевали, и ладьи шли без происшествий. Галаты хорошо знали здешние места, ибо хаживали к Волосовичам водой не по разу в год. Так было удобнее, чем продираться через чернолесье и обходить болота, особенно с большой поклажей. Потому и шли ладьи уверенно, как не в первый раз.

Вот и мыс показался справа, вот и устье Волги. Не уже Онеги она в этом месте, а вода и вовсе одинаковая. На мысу белозерцы углядели избу, обнесенную оградой, малую пристань и несколько навесов. У пристани стояла ладья, возле нее — десятка полтора людей в типично славянской одежде, хотя несколько человек были и в замшевых рубахах, а трое — в меховых безрукавках на голое тело. Вот у этих троих на спинах были мечи, остальные же — с ножами и топорами на поясах. Правда, один, постарше других, держал в руках топорик на топорище почти в рост человека. Топорище, крашеное охрой, было покрыто резьбой. Символ власти. Первой пристала к берегу Онеги ладья галатов, за нею — княжеская. Князь сошел на берег, с ним — Даниил и Ярополк. Радивой, углядев парней с мечами, помахал им как-то по-особенному и, когда они подошли к кромке воды, по веслу сбежал им навстречу. Пожав друг другу руки, но не ладони, а запястья, они отошли в сторону и тихонько о чем-то заговорили.

После обмена приветствиями речной вождь волосичей* с вроде бы несолидным прозвищем Малюта объяснил князю, что весяне прошли на лодках малым числом, двумя десятками, ночью мимо их селища, а потому их не остановили. Да если бы и днем — никто бы их не стал останавливать. Няндомские горы недалече, верст под сорок по прямой, а там всякий народ ходит. И реки оттуда — Нименьга да Няндама — текут в Волгу, а реки Волос для всех создал, всяк может плавать, если не с войной.

— Охотники видели много следов крупного лося вокруг селища, кружил кто-то верхом на лосе, высматривал, поди, что-то, — закончил свой сказ Малюта.

— А куда ушел?

— Ушел вниз по реке, на перекате на ту сторону переправился. На Горку, никак, поехал, там у них капище старое, много летов чудины, да и емчане иной раз там требы своим богам кладут. Мы ее так и прозываем — Марина горка.

— Ух ты! — не удержался Даниил, стоявший рядом с князем, — неужто самой Маре требы кладут?

— Поди знай, но черепа человечьи на ограде видели.

— Добро, Малюта. Дельно все обсказал. Знаю, претят тебе такие разговоры, но это — мой долг спросить: — не надумали креститься? Все русичи давно Христа приняли, одни вы упираетесь.

— Княже, мы уважили тебя, у нас на капище рядом с нашими богами стоит и крест в честь вашего Исуса. Не требуй большего, дай нам жить так, как наши пращуры. Сам ведаешь, польза тебе от нас есть, а вреда никоторого. Кабы не мы — давно бы гультяи* с Нянды* на Онегу и по ней на полдень воровать ходили бы.

— Знаю, пото и терплю ваше своевольство. А вот когда наполнится здешняя земля народом крещеным, что делать будете? Отринете старых богов или дальше в леса побежите с обжитых мест?

— А там, княже, видно будет.

— Ну ладно. Об остальном с Ярополком гутарьте.

Малюта слегка поклонился князю. Видно было, что эти двое могли бы быть друзьями, но доныне и сейчас были недовольны очередным разговором. Зато с Ярополком разговор завязался оживленный, громкий. Недовольство — это одно, а товарный обмен — совсем другое. Привезли княжеские ладьи кое-какие нужные изделия, коих нет в лесах и самим лесовикам не изготовить. Где, например, взять тонкое и ровно вытканное сукно? Или вот серебро на изделия? Свои кузнецы — умельцы хоть куда, но если болотное железо тут можно самим плавить, то где взять серебро на украшения? Где — бисер на вышивки? Душа русича всегда тянется к красоте, всегда мечтает изукрасить свою жизнь, свой быт, нарядить близких так, чтобы глазу было радостно. Вот и просят привозить, ибо не заплывают купцы столь далеко, даже вездесущие новгородцы только воинскими отрядами рискуют в этих местах ходить и вести какую-никакую торговлю. Князь привез нужное. Пойдет обратно — выйдут из Волги насады, груженые и данью, и платой за товар. Все по справедливости.

На берегу уже вовсю горели костры, в которых доваривалась каша с мясом, ибо зерно у волосичей было, значит, и кашу было из чего сварить. Свободные от дел дружинники и волосичи заводили разговоры, делились новостями. У кого-то были общие знакомые, кто-то и сам был знаком. В процессе шла и меновая торговля по мелочи, кто менял бисер на речной жемчуг, кто наконечники стрел на целебные коренья, приготовленные правильно, кто еще что-то.

Радивой и парни с мечами сидели в сторонке на бревне. Говорил Радивой, парни внимательно слушали.

— Виделся я на первой Горке с Мироном да Когтем-емчанином. Сказывали, что на Нименьгском озере на острове капище то ли весское, то ли и вовсе мерянское. И на том капище Урсуса-варяга, побратима нашего, шаманы в жертву своим темным духам принесли. Правда сие?

— Охти нам, правда. Наша промашка. Раньше надо было сходить туда, пройтись по краю Нянды. Ну да нету того капища уже. Богов мерянских мы в Нименьгу-реку пометали, как и положено по обычаю. А шамана да троих слуг его варяги-перуничи, что с нами ходили, в жертву Магуре светлой принесли — повесили на соснах, а потом петли рубили и мечами добивали.

— Сами такое выдумали?

— Сами. Порато злы были за Урсуса.

— Да, достойный был воин. Наверняка прямо в Страну света, в Рай ушел. Помянем, — Радивой вынул пробку из деревянной баклажки, которую снял с пояса, отхлебнул и передал по кругу. Баклажка посолонь* обошла всех, последний перевернул ее, и немного меда пролилось на землю.

— Тебе, брат Урсус.

— Ваш Малюта как, крепок еще?

— Крепок. Нас с вами в поход отправляет

— А кто из наших в селище остался?

— Так дюжина наших, а воеводой — старый Войдан.

— Как он, не недужит? Изранен за свою жизнь немало был.

— Ха! Не все молодые крепче его! Ты его давно не видел?

— Да годов семь.

— А он три лета тому себе молодую жену взял, вторую. Уж она ему и сына родила, так что крепок еще.

— Ну добро, коли так. А то я хотел одного из вас назад отправить.

— Среди галатов наши есть?

— Нету. Сами знаете, у них другие обычаи. И они уже давно Христа приняли. Как мне называть вас, волки?

— Меня Роговолт, Рог.

— Меня — Китоврас, Рас.

— Ну и меня — Малой, Мал стало быть.

— Ну и прозвища! Ну не хуже других. Меня так и зовите Войко, знаете небось.

Тут поспела каша, кашевары стали звать всех к котлам. Воины и волосичи достали ложки — у кого серебряные, у кого — дорогие, из кости, из «рыбьего зуба»*. Правда, у белозерцев таких не было, а вот Малюта и еще двое постарше, именно такими кашу ели. Что за рыба такая, с таким зубом, толком никто не знал. Привозили его кусками с полночи, говорили, что рыба эта в море живет, брали за него двойной вес серебром. Котлы быстро опустели, были вымыты и погружены на ладьи. Князь, было, хотел уж скомандовать отплытие, но вечер уже наступал, солнце садилось. Пришлось выставлять дозоры и располагаться на ночь. Благо ночи теплые, и шалаши и шатры можно не ставить. Правда, князь с Ярополком и Даниилом, взяв с собой Кована и Николу, ушли ночевать в избу вместе с Малютой и половиной волосичей, на каждой ладье осталось по пять человек — посменно нести дозор. Радивой с волчатами, как он стал называть волосичей, улеглись под елью, постелив лапник и накрыв его шкурами. Перед сном старший из волчат Роговолт поднес Радивою дар — меховую безрукавку из шкуры волка — волчовку. Радивой, от души поблагодарив, тут же надел ее.

Поутру, наскоро перекусив вяленой рыбкой с сухарями и запив все онежской водичкой, отправились дальше. Онега снова превратилась в спокойную и широкую реку, получилось даже паруса поставить и дать гребцам передышку. Впереди теперь шла не ладейка кельтов, а карбас, в котором приплыли волчата. Они в нем и сидели. С ними — Радивой и напросившийся с ними Никола-торк. Брать его не хотели, но он упросил Радивоя, мол, хочет лесу и реке поучиться. Но главным аргументом послужил меткий выстрел Николы из его составного лука, которым он на другом берегу подстрелил зайца. Зайца подбирать не хотели, но Никола разорался, что «правильных» стрел и так мало, всего десять, а остальные, как он выразился, «здешние кривые палки».

Карбас шел ходко, далеко опередив остальных, держался в тени близко подступающих к воде деревьев. Шли тоже под парусом, но парус был не светлый, а какой-то пестрый, грязный, на фоне леса не очень заметный.

— Наше с вами дело, волчата, добежать наперед остальных к Мариной горке да глянуть — много ли народу на капище. А того лучше — послушать, а совсем добро — скрасть кого-нито и расспросить обо всем. А потом бежать назад до князя с вестью, объяснил Радивой.

— Сделаем, дядько. Уж мы расспросим! Так расспросим, что сами просить будут выслушать.

— Потому и побежим скоренько, мал час на сон — и далее. Речки тута есть?

— Как не быть! Скоро Чучекса будет, а за горкой — Кладовец. Мы его так назвали, там вроде ушкуйники клад утопили. Никто не помнит — в каком месте, пьяные все были. А выше по реке их чудины в ножи взяли, всю ватажку. То давненько было, батя мой костяки этих ватажников хоронил с нашими.

— Не о кладе надо думать, а как дело наше справить по-годному. Все узнать доподлинно и самим не попасть в лапы к чудинам. Правь-ка, Мал, к бережку, вот под ивами карбас схороним и сами схоронимся. Поспим мал час и ночью пойдем далее, ночи светлые ноне.

Карбас вошел в небольшую заводь, над которой нависли разлапистые старые, а, значит, густые ивы. Наскоро перекусив вяленой медвежатиной с неизменными сухарями, все прикорнули прямо на карбасе, Сторожить остался Мал. Молодой, но хорошо обученный парень накрылся дерюжкой, оставив открытыми только глаза, и замер, зная, что звуки над водой разносятся далеко. Вот дело ближе к вечеру, ничего на реке необычного не происходит, так же спокойно и медленно катит река свои воды на полночь. И остальной ладейный караван еще не показался.

Когда Солнце коснулось верхушек деревьев на левом берегу, Мал аккуратно разбудил Радивоя, а тот — остальных. Быстро пожевали вяленой рыбы, попили воды — и в путь. Ходко побежали, благо ветер попутный, хоть и слабый, но парус наполнил. Ну и веслами помогают. Летит карбас как птица. Вот и солнце село, тени пропали, зари из-за леса почти и не видать. Как вдруг Радивой, сидевший у рулевого весла, резко повернул к берегу, шикнув на волчат:

— Парус долой! Опустить мачту!

Без всяких разговоров парус упал вниз и был мгновенно скатан, мачта вынута из гнезда и уложена на скамьи.

— Лук, — так же вполголоса скомандовал Радивой.

Никола выдернул лук из налуча, накинул тетиву, открыл тул и вопросительно глянул на Радивоя.

— Две хороших.

Никола вытянул из тула две стрелы, те, береженые, из старых запасов, нложил одну на тетиву, вторую прислонил рядом к борту.

— Стой! Замри! — новая команда. Волчата подняли весла, Рас ухватился за свисающие к самой воде ветви ивы. Карбас замер. Радивой и Рог из-под дерюжки на днище карбаса вынули взведенные самострелы. Все замерли, ни звука, только звон комариный. Некоторое время так и сидели, но вот тихо хрустнула ветка впереди, шагах в десяти, вторая… и огромная черная туша с шумом и плеском прыгнула в воду.

— Бей! — рявкнул Радивой и нажал на скобу, послав болт* в тушу, следом выстрелили Рог и Никола. Никто не попал. Существо уже скрылось под водой, на поверхности осталась только громадная голова лося с еще более громадными рогами. Лось стремительно поплыл наискосок по течению, удаляясь от засады. Рядом с его головой виднелась человеческая, наездник плыл, держась за уздечку. Второй раз успел выстрелить только Никола и почти попал: — стрела ударила в рог лося, тот дернул головой, всхрапнул…вот совсем близко берег, лось выбрался, встряхнулся. Всадник взлетел в седло, развернул своего скакуна к реке. Лось вскинул голову и оглушительно затрубил, а вместе с ним и всадник испустил режущий уши боевой клич. Радивой вскинул было самострел, но зверь и человек попятились в заросли и скрылись из виду. Пущенный наугад болт никого не задел судя по всему.

— Лемпо! — прошептал Рас.

— Какой еще Лемпо? Отходим от берега, плывем дальше! — Радивой сердито рыкнул на свою команду.

— Лемпо — повелитель лесных духов, бог зла. Девок портить любит. Так чудины и весины бают, — растолковал Рас.

— Хватит о девках! Мачту ставь, на весла живо! — и когда команды были выполнены, и карбас вновь устремился вниз по течению, Радивой проворчал: — не Лемпо, то шаман убеглый. Вот бесов сын! Шел, поди, берегом за нами. Марина горка на этом берегу? — махнул Радивой вправо.

— На этом, — махнул нап левый берег Рог.

— Не добро, что тать на другой берег утек, нам помешать может. Вот чего ему надо на том берегу! Весь бы резон ему на капище идти.

— Там Кена-река из дальнего Кен-озера в Онегу впадает. На озере том селища чудские немалые, да сумские вои там часто ходят, недалече им, — растолковал Рог, — до них, поди, злыдень и побежал.

— А вот то — худо, коли реку большая ватага чуди обсядет, да ежели с обоих берегов…а не может на горке ратной силы быть?

— Не должно. Место запретное, только шаманы да кто с ними там ходят. Вроде так.

— Ладно, подойдем — увидим. Навались, други, надо раньше татя до горки добежать, карбас схоронить да до капища сходить. А потом подняться по реке встречь князю. Гляньте-ка, вроде течение усилилось.

— Ну так тут перекаты есть, но глубоко. Порогов нет. Да и перекаты мене версты. Тут река на закат поворачивает, потом снова на полночь.

— А где гора?

— Назавтра к вечеру добежим. А Кена-река вроде дальше.

— Дальше. Завтра о полдне река опять на закат повернет, как раз к горке. А от нее опять на полночь.

— Вы тут бывали?

— Нет. Войдан бывал, с новгородцами хаживал. Он и обсказал. А дальше Кены и он не бывал.

— Тьфу ты! Надо князю сказать, чтобы запись вели, а то вдруг еще плавать тут одним придется. Ну давайте спать в очередь. Двое на веслах, двое спят, один правит. Садись, Рог, а я подремлю. Никола с Расом — на весла. Знаю, что гребец из тебя как из Мала наездник. Учись, раз захотел.

Так и плыли остаток ночи, утро и до полдня. Река и вправду повернула на закат, быстрина менялась плесами, по берегам по-прежнему стеной стоял лес. Ближе к вечеру левый берег стал заметно повышаться, не во всех местах можно было спускаться к воде, на два-три человеческих роста вновь белел в берегу камень-известняк.

— Надобно место тихое и тайное для карбаса найти поближе к горке да бережком до капища сбегать, — рассуждал выспавшийся и пообедавший всухомятку, как все, Радивой.

— Малый ручеек в реку впадает, там и спрячем карбас.

— Добро. Сторожить останутся Рас и Никола.

— Почему я? — сердито спросил торк, — я что, крайний?

— Ты по лесу так, как волчата, ни в жисть не пройдешь. Научишься может быть, но сей раз не учиться идем. Так что сторожите. Да в оба глядите! — построжил Радивой.

Как только карбас вошел в узкий, еле втиснуться бортами, ручей, Радивой, Рог и Мал выпрыгнули на берег и, цепляясь руками за кусты, стараясь не шуметь, взобрались на невысокий, но крутой бережок и двинулись, держа взведенные самострелы в руках. Идти было легко, подъем был длинный и пологий, но вот сосновый лес хорошо просматривался, укрыться можно было только за стволами деревьев. Поэтому двигались медленно, перебегая от дерева к дереву и страхуя друг друга. Пройдя с полверсты, обнаружили тропинку, потом еще одну. Дальше тропинки сходились, пересекались, лес редел еще больше, подъем стал круче. Вот и опушка леса.

На вершине длинной и пологой горы лес то ли не рос, то ли был давно вырублен. Только на самой середине виднелась огромная ель, явно выращенная, а не выросшая.

— Дерево Мары, — прошептал Мал, получив за это тычок от Рога. И так всем известно, что именно еловыми ветвями украшают ложе умершего, ими же устилают его путь из жилища и со двора.

Ель возвышалась за оградой в два человеческих роста из вертикально поставленных нетолстых бревен, скорее — кольев. На некоторых из них были надеты черепа — лосиные, медвежьи и человеческие. Правда, судя по белизне, были они отнюдь не свежие. Незаметно подойти к частоколу не было никакой возможности — на пол-стрелища укрыться было абсолютно негде. Ворота, видимо, были с противоположной, невидимой стороны.

— За мной по одному, — жестами приказал Радивой и, низко пригнувшись, метнулся к ограде, добежал, упал на землю и стал оглядываться, поводя самострелом. За ним точно так же пересек открытое пространство Мал, последним к изгороди подбежал Рог. Радивой передал Малу самострел, вынул нож и стал ковырять им между кольев дырку, чтобы заглянуть внутрь. В это время над головами захлопали крылья, воинов опахнуло воздухом…крупный ворон уселся на кол и как будто с любопытством уставился на людей.

— Вот только каркни! — прошипел Радивой, — получишь гостинец.

Ворон как будто понял, медленно и равнодушно отвернулся от людей.

— На-ко вот, — Радивой вытащил из-за пазухи сухарь и ловко метнул его в сторону леса. Ворон тут же сорвался в полет, ухватил сухарь и полетел в лес.

Радивой прильнул к отверстию. На капище все было ожидаемо: — большой очаг посредине, где едва горел маленький бездымный костерок, деревянные идолы по кругу, на полуночной стороне ель, а перед ней статуя, видимо, самой Мары, поскольку в отличие от остальных была без бороды и с явно женской грудью. По четырем сторонам света ближе к тыну располагались полуземлянки. Ворота были с закатной стороны и были заперты. Людей не было видно.

Вдруг в ворота раздался стук, громкий и настойчивый. Из ближайшей к воротам полуземлянки выскочили трое чудинов, босые, в штанах мехом наружу, с палицами в руках. Подбежали к воротам, один что-то вопросительное крикнул. Из-за ворот ответил сильный мужской голос. Тотчас двое других, побросав палицы, взялись за створки и слегка приоткрыли. В ворота важно вступил человек в меховом плаще и с лосиными рогами на шапке, не спеша прошествовал к идолам, вскинул руки…раздался знакомый клич, который Радивой слышал уже в третий раз за этот поход. Правда, сейчас шаман кричал не так громко, не пугал, а приветствовал. Тем не менее, волчата вздрогнули.

В ответ на клич из самой большой полуземлянки вышел, судя по виду, местный шаман. В длинной, до колен, рубахе из хорошо выделанной замши, расшитой узорами, в меховых штанах, с длинными, до поясницы, волосами, перевязанными ремешком. В руке — ярко белел посох, видимо, из «рыбьего зуба».

Шаманы двинулись друг другу навстречу, остановились, каждый протянул руку и положил на плечо встречному. Поприветствовав таким образом друг друга, они подошли к большой полуземлянке и уселись на вынесенную слугами скамью. Один чудин с палицей встал у вновь прикрытых ворот, а двое — по бокам от своего шамана. Вот заговорил хозяин капища, явно спрашивая, гость ответил. Разговор пошел плавно и чинно, только вот из-за расстояния слов было не разобрать. Судя по интонации, пришлый уговаривал хозяина, увещевал, а тот отвечал с сомнением. Гость все уговаривал, говорил все более резко и напористо…вдруг хозяин вскочил, гаркнул по-чудски: — Поди прочь! — и указал рукой на ворота. Двое его слуг, подняв дубинки, схватили гостя под руки и потащили к выходу, третий широко открыл ворота. Радивой видел, как чудины вышвырнули пришельца, тот еле сумел приземлиться на ноги. Ворота закрылись.

Выждав некое время, Радивой вдруг поднялся, убрал болт с самострела в сумку, спустил тетиву. То же проделал Рог. Втроем, не прячась, они двинулись в обход ограды к воротам.

Видимо, их заметили, потому что стучаться не пришлось: — ворота раскрылись. Радивой и Рог в воротах положили на землю самострелы, потом все трое расстегнули воинские пояса с мечами и ножами и опустили их на землю. Только после этого вошли в ворота. Не обращая внимания на идолов, двинулись к снова севшему на скамью шаману, подойдя — поклонились в пояс, явив пристойное вежество.

— И вам поклон, — произнес шаман, не двинувшись с места, — что привело людей-волков и тебя, воин далекого бога, друг волков, сюда?

— Мы идем по следу наших кровников, которые прошлым летом напали на наши селища и убили наших мирных людей. Узнали мы, что подбивает ваших воинов вот этот самый ваш шаман на лосе, которого ты приказал прогнать. Мы спрашиваем — почему? — закончил свою речь Радивой.

— Это не наш шаман, он не служит нашим духам и богам. Пришел с заката от народа суоми, чтобы сеять здесь вражду. Боги открыли мне: — когда ваши и наши воины перебьют друг друга, придут с заката воины народа суоми и нурманы и возьмут нашу благодатную землю себе. Потому я отказал ему, я не отправлю окровавленную стрелу ни на закат, на Кен-озеро, ни на восход, на Нименьгу и Мошу. Вы — сильные воины, вас много, а станет еще больше. Но вы не несете смерть целым родам. Мне рассказали, как вы поступаете с теми, кто отказывается с вами воевать.

Поэтому боги не хотят между нашими людьми войны.

— А что известно о людях с Моши? Люди с Волги идут с нами, вот их воины. Но мы не знаем — чего хочет русич с устья Моши.

— Этого и я не знаю. Но скажу так: — люди с Кен-озера многочисленны, у них много железного оружия, среди них много людей народа суоми. Они могут услышать призыв к войне. Идите к своему вождю и упредите его.

— Благодарим тебя, мудрый шаман с Мариной горки. Прими от нас в дар!

Все трое вынули по серебряной монетке и подали выступившему вперед чудину. Затем снова поклонились в пояс, повернулись и пошли к выходу. В воротах опоясались и подобрали самострелы. Ворота за ними закрылись, и трое воинов сразу сорвались в бег, благо тропки уже знали, да и путь был под гору. Только под ногти смотри, чтобы не споткнуться на бегу о торчащий из земли корень.

Бежит стремительно под гору лесная тропка, петляет между сосен и редких валунов, под ноги стелется троим воинам, бегущим по ней.

Торопятся к карбасу Радивой, Рог и Мал, упредить князя и дружину, донести, что до самой Усть-Моши по Онеге путь чист, если не решится на войну чудь с Кен-озера. Дай-то Бог, чтобы не решилась, не нужно чистые речные струи алой рудой разбавлять, в Белоозере да чудских селищах множить вдов да сирот. Простые люди так и мыслят: — нет ныне войны — и ладно. Да не так мыслит князь. Правы нурманы — у конунга другая честь. Знает князь: — чтобы дольше царил мир, надо примерно наказать чудь за последний набег, жестоко наказать. Потребовать, чтобы выдали чудины участников набега. Но — не выдадут, не по лесной Правде это. Потому — битвам быть. Это знает князь, знает и Радивой — муж битвы и совета. Знают и другие вятшие мужи. А молодым отрокам да кметям война в радость. Слава и добыча, коими любо перед девками покрасоваться, да подарки домой из похода привезти. Любо, чтобы за ратную доблесть князь гривнами пожаловал. Но это потом, потом…

А сейчас — вот он, карбас! Спрыгнули, вытолкали его из узости ручья на речной простор.

— А ну навались, браты, — гаркнул Радивой, — поспешаем до князя с вестью важной!

Гребли так, что весла гнулись, против течения, да без паруса не ходко идти. Менялись часто, по-быстрому пожевали мясца вяленого. Вечер наступил, а за ним и ночь, но карбас упорно шел вверх по реке. К полночи увидели у левого берега ладьи, а на берегу — затухающие костры. Громко окликнул дозорный — ответили заветным словом. Карбас ткнулся в берег, Радивой выпрыгнул, махнул стражу: — Веди до князя.

Князь то ли уже встал, то ли еще не ложился. Рядом — монах Феодор да Даниил Заточник, ну и Ярополк с Кованом.

— Исполать, княже. Дошли мы вниз по реке до Мариной Горки, там на

капище видели того татя, который на лосе ездит. Он с шаманом с капища чаял сговориться, но тот прогнал его как пса. Слуги его за ворота выкинули. Мы потом на капище зашли и с шаманом говорили. Не хочет он войны, не станет татю помогать. Все он обсказал, что тот и вправду с заката от сумских людей пришел и сеет смуту. Но ежели чудины с Кен-озера по Кене-реке выйдут на Онегу — быть бою. Кенские чудины добре оборужены, среди них и сумские воины есть. А так до Усть-Моши местные, речные люди путь чист дают, если никого не тронешь.

— Вот же хитрованы! Как мыслите, други: — не брать в ум, что и местные в набеге были, да пройти спокойно, иль учинить спрос? — обратился князь к окружающим.

— Наказать! Чтобы впредь неповадно было даже косо смотреть в нашу сторону! — рявкнул Ярополк.

— Да, нельзя спускать такое, — кивнули и Радивой, и Кован.

— Так бы надо простить по-Христиански, милость Божью явить, но только к тем, кто Святое Крещение примет, да вряд ли такие найдутся, — усомнился Феодор.

— Дозволь, княже, — явил придворное вежество Даниил, — тут надо, думается мне, поступить так, как ты доселе поступал. Явить милость, но потребовать за нее службы. Пусть онежские люди кен-озерских на Онегу не выпустят, заслоном встанут. Вот за то можно и помиловать, отпустить прежние вины.

— А и мудр ты, Данило, не по летам, — ухмыльнулся по-доброму князь, — быть по твоему, раз, гутаришь, что я так порешил. А вы, други, передохните до утра, а утром вперед снова уйдете, нашу волю объявить.

Радивой с парнями поклонились и направились к костру, откуда еще несло манящим запахом каши.

— Ух! — крякнул Радивой, давно горячего не снедали. Навались, робяты.

Робяты не заставили себя просить, вынули ложки и принялись поедать кашу так стремительно, что кашевар только головой качал. Радивой со своей серебряной ложкой как бы и не быстрее их насыщался. Когда котел опустел, и парни потянулись к ведру с водой, от княжеского шатра подошел Ярополк.

— Наелись? — спросил с усмешкой, — князь вам по чарке меда жалует, — подал он Радивою деревянную, обтянутую кожей круглую плоскую баклагу. Кашевар мигом явил на свет деревянные чашки.

— Еще одну! — рыкнул Радивой.

— Кашевар поспешно подал еще чашку. Радивой разлил мед, первую чашку протянул Ярополку, тот принял ее спокойно, как будто так и надо. Сам взял следующую и кивнул волчатам на остальные. Затем поболтал над ухом баклагой и протянул ее кашевару:

— Твоя доля. Спаси тя Христос, от души покормил.

Молча сдвинули чаши, молча выпили. Парни быстро наломали лапника, накрыли парусом с карбаса. Радивой, поблагодарив Ярополка, повалился в крепкий, после сытной еды и меда, сон. Волчата тоже. Только Никола какое-то время сидел и о чем-то думал, но вскоре сон свалил и его.

Наутро, как и было уговорено, Радивой с волчатами и Николой на карбасе, едва успев поесть горячей похлебки, снова двинулись впереди каравана вниз по течению. Плыли теперь не таясь. Видно, скоро вести летят по реке: — на берегах стали попадаться костры, на воде — лодки с чудинами. Радивой с товарищами старались всем объявить волю князя, особо делая упор на помощь онежской чуди против кенозерской. Чудины выслушивали, но ни да, ни нет не говорили. Ушли опять далеко вперед, миновали Марину Горку, река вскоре вновь повернула на полночь, плесы чередовались с перекатами. В одном месте с берега прилетела стрела, воткнулась в борт. Никто такого не ожидал, поэтому стрелка не успели заметить, а стрелять в лес не стали.

— Знать, не все послушали своего шамана, — повертев стрелу в руках, вымолвил Радивой.

— Не, дядя Войко, то не чудская стрелка, — рассмотрев стрелу, убежденно заявил Рог, — сумская.

— Откуда видно? — спросил Никола, и Рог быстро перечислил отличия сумской стрелы от местной чудской, а заодно и от емской.

— По мне — так стрела и стрела, — проворчал Радивой, хотя давно определил, что стрела не здешняя.

— Но получше здешних кривых палок, — заключил Никола и убрал трофей в тул, — вот и отдарюсь при случае.

— Раз постреливают, то надо с опаской плыть, браты.

Так и порешили: плыть с утра до полдня, потом отдых (просто несет течение) и сон в очередь, потом плыть далеко заполночь, а с утренней зарей снова спать до солнышка. Правда, спать приходилось вполглаза, реку никто толком не знал. Рог ссылался на рассказы Войдана, но когда однажды вместо плеса влетели на быстрый и мелкий перекат, то верить рассказу стали с оглядкой.

Река в общем текла спокойно, берега — невысокие и иногда болотистые, хотя горы Няндомского кряжа еще не совсем пропали из виду. Поводов поворачивать назад не было, поэтому плыли и плыли. Через некоторое время стали замечать, что река опустела: — ни костров на берегу, ни лодок на воде.

— Попрятались чудины, видит Бог — не к добру это, — ворчал Радивой.

— Думаешь, напасть могут? — спросил Никола.

— Да кто их знает, может ушли на Кену тамошних сторожить, а может и на нас копья острят. Чудь — она и есть чудь. Думают одно, говорят другое, а делают третье.

— Неправда твоя, дядя Войко, — откликнулся Рог, — коли правильно слово

дали — завсегда держат.

— А как по-ихнему правильно, ты ведаешь?

— Ведаю.

— Ну и как, шаман правильное слово дал?

— А он его и не дал вовсе, шаманы и так не врут.

— Молод ты еще, Рог, жизни не знаешь, мир не повидал, — наставительно произнес Никола, — ложь чужаку — не ложь, а воинская хитрость. Наши кровники печенеги говорят так: — договор с другим народом — как договор с солнцем, налетела туча, и солнце скрылось. Воин иногда просто не может правду сказать. Можно молчать и погибнуть с честью под пытками. А можно соврать и погубить этим сколько-нито врагов. И тож умереть под пытками, ежели будет у ворога время пытать.

— Дядя Никола, так ведь шаман — не воин, ему врать пошто? Его духи ихние всяко спасут от полона.

— Ну, может, и так, — важно ответил торк, довольный, что и его дядей назвали, уважили, хоть не шибко старше волчат он был.

В это время Радивой вскрикнул, молниеносно вскинул самострел и послал болт направо. С шумом рухнул с сосны человек с луком в руке, упал под дерево. Парни шустро вскинули щиты, закрывая себя и Радивоя, Рог быстро передал Радивою взведенный самострел, но больше стрелять было не в кого, кажется.

— К берегу! — скомандовал Радивой, — глянем, кто тут нас скрадывал.

На берегу, прикрываясь щитами, парни добрались до тела, схватили за руки и подтащили к самой кромке воды.

— Глянь, дядя, вот кто на нас охотился. Ну и ловок ты — прямо в лоб попал.

— Не пойму, чудин, а откуда такой? Вы, волчата, не видали таких?

— Изгой это чудский, дядя. Нету вышивок со знаками рода. Такие попадаются часто на восходе, на няндомских озерах. Там им вольно жить, нету ни вождей, ни шаманов, — пояснил Рас.

— Ну это ты загнул, паря! А как без вождя оборонить землю? Как в поход или на большую охоту идти? Ну а без шамана никак нельзя, ни гадать, ни колдовать, ни лечить, — усомнился Никола.

— Так они собираются и выбирают вождя на поход или на охоту. А шаманов у них и вправду нет, есть знахари, травами лечат. Гадать они не любят, хвастают, что одним днем живут.

— Наверно мало порядка в их селищах.

— Это так.

— Гляньте-ка! Нож у татя добрый, никак новгородской работы, — задумчиво произнес Радивой, — такого клейма ни у одного мастера в Белоозере нету.

— Думаешь, новгородский подсыл?

— А пес его знает. Чем бес не шутит, когда Ангел спит. Давайте-ка его, робята, в ямину какую свалим, а лучше в реку. Ну и следы все убрать, — рас-

порядился Радивой.

— Дядько, — подал голос Мал, — ножик я себе возьму?

— Бери, только пока в мешке носи.

— Это понятно.

Загрузили труп в карбас, туго перепоясали и сунули под рубаху с десяток камней. Выйдя на глубину, аккуратно перевалили через борт, и изгой послушно ушел ко дну. Сразу сорвались с места и поплыли дальше, рассуждая об изгоях вообще и об чудских в частности. Не забывали и по сторонам поглядывать. Вдруг насторожился Никола:

— Слышите? Вроде кричат впереди, да и удары такие слышно, как будто по щитам лупят чем.

— Ну-ка навались, робяты, глянем, кто там орет да по щитам колотит, — скомандовал Радивой.

Волчата навалились на весла, Никола приготовил лук — накинул тетиву, пристроил рядом раскрытый тул. Радивой взвел оба самострела, проверил, как выходят из ножен меч и нож, закинул на спину свой круглый щит и поверх шапки нахлобучил шлем.Глядя на него, то же самое проделал и Никола, только вместо ножа сунул сзади за пояс боевой топорик. Карбас обогнул небольшой поросший елями мыс, и воины увидели два насада*, приткнувшихся друг к другу близко к берегу, и пять длинных челнов-долбленок, из которых на насады упорно пытались взобраться чудские воины. Защищались, судя по ругани, русичи-новгородцы. На одном насаде коренастый здоровяк с веслом лупил тех, кто неосторожно к нему приближался, а двое со щитами и топорами прикрывали его с боков. Еще двое русичей свешивались с бортов и не подавали признаков жизни, так же, как и два чудина. Чуть в стороне плавал еще один труп татя. На втором насаде дела у обороняющихся были заметно хуже: столпившиеся в середке чудины с яростными криками лупили кого-то, лежащего на днище, еще трое перетаскивали двоих связанных русичей на стоящий рядом челн, а остальные перекидывали в челны тюки и короба.

Радивой вскинул самострел, плавно нажал на спуск, и запрыгнувший на борт насада чудин с копьем согнулся и рухнул обратно в свой челн, вторым выстрелом Радивой свалил чудина в железном шлеме. Расстояние сократилось, и Никола метнул сразу пять стрел одну за другой. Четверо чудинов отправились в страну предков. Из взведенных самострелов еще раз выстрелил Мал — и дважды попал, расстояние было совсем маленькое. Карбас ударил в борт челн, и Радивой прыгнул вперед, вонзая нож чудину в горло и хлестнув мечом по плечу второго. Тот заорал и выронил железную рогатину. Оттолкнув его, на Радивоя бросился немолодой чудин с палицей и щитом, но Радивой повернул щит, переводя прямой удар в скользящий, и ткнул мечом чудину в живот, слегка провернув клинок. Чудин рыкнул и, нанизывая себя на меч, все-таки попытался достать Радивоя, но сильный тычок веслом в грудь свалил его за борт — это Рог принял участие в бою. Никола бил стрелами в упор, свалив еще троих, Рас влез на насад с топориком и мечом, налетевшему чудину топором отдернул щит вниз и всадил меч в глазницу, второго, налетевшего сбоку, так двинул ногой в лицо, что тот птицей упорхнул за борт.

— Всем стоять! — вдруг громко закричал чудин в суконной рубахе и в плоском железном шлеме. Все невольно остановились. Четверо чудинов держали двух связанных русичей — старика в небедном кафтане и юного отрока в атласной рубахе. Обоим к горлу приставили ножи.

— Опустите оружие, дайте нам уйти с добычей! Мы берем половину, только с одного корабля. Иначе мы зарежем русичей

— Да ты, песья морда, и так их зарежешь, в жертву своему богу, — зло заорал тот, который бился веслом.

— А может и нет! — в ответ крикнул чудин, — может выкуп возьмем!

— Так бери сейчас! Забирай второй насад и проваливай!, — начал торг новгородец, — тут на 10 человек выкупа хватит.

— Э-э-э нет! Мы их своему роду покажем, чтобы все знали, какие мы удачливые.

— Охолонь! — рявкнул Радивой на новгородца, — потом всё. Эй, ты, пугало, мы согласны. Забирай добычу и полон и плыви себе. Скажи только, куда и кому выкуп везти?

— Везите выкуп, если от нас весть получите, вниз по реке, за погостом мы вас встретим.

Чудины перекидали остальную добычу в челны, туда же — полоняников и, держа ножи у их шей, поплыли вниз по реке, очень быстро поплыли.

Карбас подошел к насаду. Новгородец, враз почерневший лицом, зло глянул на Радивоя и вдруг сильно и метко метнул в него весло.

— Сдохни, падина!

Радивой увернулся от весла и резко взмахнул рукой. Тяжелый боевой нож врезался рукоятью в лоб новгородцу, тот рухнул назад. Двое остальных дернулись вперед, но замерли, увидев два взведенных самострела и натянутый лук.

— Так-то лучше, — проворчал Радивой, влезая на насад и подбирая нож. Внутри насада обнаружилось двое убитых русичей и трое чудинов, один из которых вроде шевельнулся. Радивой сгреб его за шиворот и сбросил в карбас.

— Робяты, поглядите — жить будет? Перевяжите, если что, потом с ним поговорим. А вы, — обернулся он к мужам с топорами, — небось, этому горячему сами советовали что-то разумное, а он вас не послушал?

— Так и есть, боярин. Только не ему, а хозяину нашему, которого чудь в полон утащила. Добежим, сказывал, до Волги до устья, там малое мыто заплотим волосичам и вверх по рекам пойдем, соль на меха менять. А на обережную дружину поскупился, мамон* хренов.

— А откуль* идете?

— С Усть-Моши. Доможирич нашему хозяину дозволил идти по малым рекам соль продавать. И дружину давал. Ну тут я с хозяином согласился: — в той дружине такие ухорезы да шильники, что сами бы нас в реку за первым мысом пометали.

— А этот?

— А этот — старшой над обережниками. А ты сам-то кто будешь? Видим, что ратник зело искусный, да и товарищи твои не хуже. По одеже, так волосичи, ихние воины волчовки носят. А приглядеться — не ихний ты. А тот, с луком, как бы не печенег?

— Тихо, Никола! Сядь, я сказал! Рог, встань над ним с мечом. Как мне тебя звать?

— Некрасом зови. А это братан мой, Тверд. Мы обережники новгородского купца Олексы Кузнеца. Прозвище у него такое, ибо как будто сам гривны кует, столь удачлив.

— Ты моего друга чуть не обидел. Он — торк, а печенеги им кровные враги.

— Слыхал я про торков, даже видел на Днепре, когда на полдень ходили.

— Да я уж вижу, что опытен ты и неглуп. Наверно еще и поперек хозяину говоришь иной раз. Пото не ты, а этот гусь тут старший. Ладно, сейчас к бережку пристанем, чудина расспросим да и пойдем хозяина вашего выручать. А что за отрок с ним?

— Да племяш его. Своих сынов Бог не дал, так сына сестры в науку взял.

— Дядько Войко, — раздался за спиной сдавленный голос Мала, — глянь в тот насад.

— И что…, — начал было Радивой, но глянув в насад замолчал. Да и было от чего. Пять или шесть чудинов, изрубленных так, что непонятно было — чьи тут руки и головы, а в середке — кровавое месиво, отдаленно напоминающее человеческое тело. Это его азартно и зло рубили чудины.

— Кто? — спросил Радивой Некраса.

— Обережник из емчан, первый раз с нами пошел. Я никогда не видел, чтобы емчанин так мечом владел.

Радивой перепрыгнул на второй насад, пошевелил убитых, как будто что-то искал, вдруг охнул и громко выругался.

— Прозвище его было — Брага? — спросил Некраса.

— Брага. Ты знал его? — при этом прозвище волосовичи переглянулись очень многозначительно.

— Теперь мы пойдем за чудью даже если бы не было вашего хозяина. Надо отомстить. Брага — воин-волк, побратим Войдана. А Войдан — мой побратим.

Потом и Войдан найдет время спросить с чудинов, но ежели вы, робята, принесете ему шелом их вождя — он будет рад. Сейчас делаем, не сидим. Насад все равно так изгваздан кровищей, что и красить не надо. Товары с него чудины утащили. Обкладывайте тело Браги сухостоем да вокруг тела убитых врагов кладите. Некрас!

— Что?

— Новгородцы крещеные были?

— Крещеные.

— Копайте с братаном могилу и ладьте крест поболе. О, гляньте-ка! Ваш старшой очухался. Что, еще добавить, или передумал на людей с дубьем кидаться?

— Пить, — простонал тот в ответ, — пить, Христа ради…Тверд зачерпнул воды шлемом и подал. Новгородец жадно пил, потом вылил оставшуюся воду себе на голову.

— Чего сразу драться-то, — спросил Радивоя с обидой.

— Тверд, как зовут этого дурака?

— А ты кто такой, что меня дураком обозвал! — тут же вскочил новгородец, но скривился и мешком повалился обратно, держась за голову.

— Так-то лучше! Так как его величают?

— Вышата он, Вышата Ставрович. Из житьих* новгородских. А в обережники подался потому, что с братом пустили по ветру отцово наследство.

— Ну я так и мыслил. Робяты! Тащите Вышату Ставровича на бережок, да бережно, — хохотнул Радивой, — усадите под елку, а сами снова сюда. Никола, сделай зажигательную стрелу, а лучше две. Брага некрещеный был, предадим его огню.

Затем он взял за шиворот чудина, оказавшегося даже не раненым, а только оглушенным.

— Твои Боги тебя любят. Ты мне нужен живым, потому и не уйдешь дорогой огня прислуживать воину Браге на том свете. Твоя жизнь в наших руках. Будешь правду говорить — умрешь легко. Будешь помогать — будешь жить, и небедно. Внял, пень лесной?

Чудин медленно кивнул, судя по всему досталось ему крепко.

Емчанина уложили на тела убитых как можно попристойнее, нашли его меч и вложили в руки. Обложили сухим сосновым хворостом, оттолкнули насад от берега. Никола уже добыл огня, поджег наконечник стрелы и выстрелил внутрь насада. Помедлил — и выстрелил еще раз. Вскоре над насадом завился дымок, потом вымахнуло пламя. Пылающий насад уходил вниз по реке. Некрас принес корчагу.

— Помянем, славный, видать, был воин. Пустили ее по кругу, но так как знали его только трое, то они и сказали прощальное слово.

— Не переживай, брате. Из своего Ирия увидишь, как мстить будем за тебя, — подвел итог Радивой.

Затем опустили в могилу убитых русичей, накрыли рваным парусом. Радивой прочитал молитву, ему вторили Некрас с Твердом. Вышата так и сидел на берегу, обхватив голову руками и только тихонько стонал. Второй раз пустили корчагу по кругу. Когда все выпили, Радивой присел на корточки перед Вышатой.

— Ладно, пообижался — и хватит. Али ты не хочешь хозяев спасти и благодарность ихнюю заслужить? — Вышата поднял голову, глянул на спокойное лицо Радивоя. В его глазах блеснул слабый лучик надежды.

— Да мне без них лучше вовсе не возвертаться.

— Ну вот, заговорил как муж, а не как сопливый отрок. На-ко, испей за помин душ…да и для успокоения. Робяты, волоките чудина.

Поставленный перед Радивоем чудин, выслушав во второй раз посулы и угрозы, проникся и все рассказал. По его словам на насады напали чудины с Кен-озера, которые вместе с воинами суоми вышли к Онеге и встали на Кене-реке на острове, оттуда до Онеги рукой подать. Когда соглядатаи принесли весть о караване, вожди решили поднять боевой дух воинов, а заодно и обогатиться. Дело казалось нетрудным. Кто ж знал, что на насадах окажутся трое опытных воинов! Пока то да се, емчанин их покрошил неслабо, ведь несколько еще в воду упали. Но задавили числом. На вопрос про выкуп за купца и его сыновца* ответил, что их все равно принесут в жертву, чтобы видом их крови опьянить воинов. Ушли чудины скорей всего на тот же остров, ибо вряд ли посчитали, что пятеро пусть даже и хороших воинов смогут им сильно помешать. Про князя с дружиной — да, знают, но считают, что князю до них еще дней пять хода. Потому будут не спеша готовить засаду на Онеге.

— Вот и ладно! До острова сколь ходу?

— Половина дня и чуть-чуть ночи.

— Тебя как звать?

— Тикка, я весин.

— Ну и что выбрал, весин Тикка?

— С вами идти, вам помогать. Вождь здешней чуди нас не пожалел, кинул сюда под мечи да стрелы. Ему в уши дует суомский вождь Тармо, который все время советуется с черным шаманом, ездящим на лосе. Тикко передумал умирать. Надо домой.

— Ну гляди, ежели что — тебя убить у нас всяко время будет.

— Нет, нет, Тикко не предаст. Верните мне оружие, я вам помогать буду.

— Поклянись.

Тикко встал и очень важно произнес клятву на веском языке. Волосовичи кивнули: — правильная клятва. Его духи услышали.

— Возьми свое оружие…или какое найдешь.

— Дядя, он ведь не свое возьмет, а какое получше.

— Вестимо! Пусть сразу поймет, что служить нам ему выгодно. Только глядите, чтобы оружия русичей не взял.

— А если возьмет?

— А в морду?

— Добро, дядя.

Тикко и правда использовал открывшуюся возможность по полной: — сунул за пояс два топорика, подвесил два ножа, за спину закинул щит, а в руке держал железную рогатину.

— Некрас, глянь, ничего вашего чудин не прихватил?

— Нет, я приглядел, а то знаю я их, глаза завидущи, а руки загребущи.

— Добро. Робяты, все лишнее — в насад. Вышата, останешься здесь со своими, обережники — вот и оберегайте хозяйское добро.

— Пошто безчестишь, Радивой? В деле ты меня не видал, так что не суди раньше времени. Я с вами пойду, а Некрас за меня тут останется. Мыслю, когда ваши подойдут, ему способнее с князем баять, он толковее меня все обскажет.

— Некрас, он правда неплох в сече и в скрадывании?

— Хорош, только горяч.

— Добро, Вышата. Но набольший — я. Внял? А я, ежели увижу, что ты можешь делу навредить, сам тебя убью. Я все равно лучше тебя.

— Добро, дядя. Ты набольший.

— Вы луками владеете? — спросил Радивой братьев.

— Как охотники. Стрелять, как Никола стрелял, не сможем.

Услышав такое, Никола аж надулся от спеси, чем вызвал смех волосичей.

–Добро. Возьмите чудские луки и соберите стрелы. Ждите тута наших, князя с дружиной. Князю скажете заветное слово, — нагнувшись, Радивой шепнул на ухо Некрасу.

— Первой, наверно, идет ладейка с галатами. Видали такую?

— Видали и ладейки, и самих галатов, с чудинами не спутаем.

— Ну вот и ладно. Оставайтесь с Богом, мы пошли

— И вам помогай Бог.

Карбас, набирая скорость, двинулся вниз по течению, гребцов хватало, менялись на веслах часто. К сумеркам прошли немало, и Тикка объявил, что устье Кены рядом, а остров близко. Надо хорониться от дозоров. В низком месте причалили к берегу, вытянули карбас на берег и пешком, осторожно двинулись на полночь, к устью. Впереди крался Тикка, за ним след в след — Рог и Мал, Никола, Вышата и Рас. Замыкал Радивой. Тикка то и дело останавливался и вслушивался, потом снова начинал движение. Так прошли версты три, когда за кустами блеснула вода. И вот она — Кена-река, не широка, да и не узка. Тут же Тикка дал команду замереть и, обернувшись, поманил Радивоя. Тот подошел. Тикка указал ему вперед и вниз. Там наполовину скрыв малый челн в прибрежных кустах, таился дозор чудинов — трое воинов. Двое молодых и один постарше и поопытнее. Молодые пялились на реку и другой берег, вертели головами, а он неподвижно дремал с закрытыми глазами и наверняка слышал даже, как рыба туда-сюда снует.

Тикко и Радивой отползли назад, поманив за собой остальных, все уселись в кружок.

— Плохо, — начал Радивой, — этот дозор смотрит за тем берегом, а на том берегу так же смотрят за этим. Кабы только этот дозор — управились бы, а тот нам не достать. Кто что мыслит?

— Давай я реку переплыву и тот дозор на нож возьму? — предложил Вышата, — я справлюсь, я хорошо умею ножики кидать.

Никола тихо кашлянул:

— Сяду у нашего дозора смотреть на тот берег, а вы, — кивнул на Рога и Радивоя, — с самострелами. Тот дозор не должен быть далеко. Рано или поздно шевельнутся — тут мы их и положим, а ты, друже Вышата, сразу метнешь ножи в этот дозор. Ну и, если что, Тикка копье метнет. Так? — подмигнул он Тикка.

— Придется так. А вы чего молчите? — спросил Никола волосичей.

— А чего баять-то? Вы поопытнее, как скажете — так и сделаем.

— Ну, браты, лучше ничего не придумать. Рас и Никола — к берегу, глядеть вовсю. Мал — с ними. Как углядят — сразу тихо сюда, чтобы мы с Рогом и Вышатой подошли. Да, — обернулся к Тикка, — и ты с нами. Ах, кабы они дозоры на челнах меняли! Так ведь нет, тропка натоптана. На тропке сядем мы с Рогом пока, прикроем вас, если что. Не спать! По местам! Все коротко кивнули и безшумно исчезли в зарослях. И тут же с реки послышался осторожный плеск. Это к чудинам пришла смена. Тихонько переговорив, сменные поменялись местами со смененными, и те так же осторожно поплыли вверх по реке. Радивой тихо подкрался к своим.

— Углядел? — спросил Николу.

— Углядеть-то углядел, но бить их надо на раз, чтобы никто сполох не поднял. Как бы их так поднять, чтобы видно их было хорошо?

— Сейчас подымем. Тикка, за мной.

Отойдя на безопасное расстояние, Радивой прошептал: — Так надо, понял? — и врезал парню в скулу, заодно разбив нос, затем порвал на нем рубаху и отобрал все оружие, оставив копье и нож.

— Теперь тихо, но не шибко иди к дозору, окликнешь их. Скажешь, что один с того бою живой вышел и идешь за подмогой насады перегнать. Добро будет, если они тебя не признают. Тогда спросишь, нет ли тут еще кого из них. Пусть позовут тех из-за реки, чтобы опознали тебя. Как они встанут…понял?

— Да, вождь. Я сделаю.

— Давай.

Тикко тронулся к реке, а Радивой, перекрестившись, кивнул Рогу и Вышате, чтобы шли следом.

Задумка удалась: — Тикко окликнул дозор, что-то высказал им на чудском, те ответили изумленно, но он заговорил снова, и дозорные радостно оживились. Потом один поднялся и махнул рукой. На том берегу из кустов поднялись три фигуры и подошли к самой воде. В ту же секунду стрела и два болта отбросили их назад, а в дозоре на этом берегу двое получили ножи в спины, третьего успел стрелой снять Никола. Всё. Тишина. Только тихо журчит вода. Рог и Рас прыгнули в челн и стремительно ринулись к тому берегу, выскочили на сушу и ножами перерезали убитым глотки. Затем так же быстро вернулись назад, волоча на привязи еще один челн.

— Ну вот, прошептал Радивой, — самое простое сделали. Теперь побежим челнами на остров, полон отбивать. В одном челне аз, грешный, Вышата, Мал, Тикка. В другом Никола, Рог, Рас. Оба самострела к бою. Мы пойдем на берег, а вам стеречь челны и прикрыть нас стрелами, когда будем уходить к челнам. С Богом!

Радивой, Никола и Вышата широко истово перекрестились, и челны как можно тише тронулись к острову. Проплыв с десяток стрелищ, воины увидели зарево над деревьями.

— Большие костры жгут, шаманы колдовать будут, — робко прошептал Тикко.

Радивой так на него взглянул, что весин сразу понял: — не духов надо бояться, а вот этого страшного человека.

Вскоре на воде показалось подсвеченное огнями костров темное пятно острова. По рассказам Тикко остров не широк, но длинный. Однако, плыть вдоль островного берега опасно, могут заметить. Поэтому челны пристали, Радивой с товарищами выскочили на берег и сразу упали в траву, откатившись в сторону. Полежали, прислушиваясь и оглядываясь. Людей пока видно не было, только видны были высокие, как стога сена, шалаши. Прячась за ними, Радивой, Тикко и Вышата двинулись вперед, Мал — следом, чуть отстав. Так они прошли целую улицу из шалашей, когда впереди вдруг зарокотало. Это три чудских шамана сразу ударили в бубны, кружась у костров, вокруг которых столпилось много, не меньше сотни чудских воинов с оружием. Воины притоптывали в такт бубнам, их лица в свете костров казалось превращаются в какие-то свирепые маски. Вот один шаман что-то громко выкрикнул, и четверо воинов с факелами бросились в сторону шалашей.

— За полонянниками пошли, — прошептал Тикка.

Все приготовили ножи и затаились. Воины миновали их и остановились у шалаша. Двое без факелов сунулись внутрь и выволокли несчастных пленников наружу. В ту же секунду четыре ножа вонзились в воинов, и те без звука рухнули на землю. Мал и Тикко подхватили факелы, Вышата взвалил на плечо купца, а Радивой отрока, и они стараясь не шуметь, бросились назад, к спасительным челнам. У последних шалашей Мал и Тикко бросили внутрь факелы. Зря! В одном шалаше лежал то ли больной, то ли раненый, но орать он мог и заорал громко и призывно. Тотчас от капища раздались крики, которые через минуту сменились воем ярости — нашли убитых.Над островом загремел боевой клич, но берег — вот он! Скинув ношу в челны, Радивой и Вышата дождались, пока Тикко и Мал возьмутся за весла…и тут на берегу показались преследователи. Трое тут же упали, получив по стреле, но это их не остановило.

— Уходите! — заорал Радивой, а сам с мечом и ножом кинулся в гущу врагов. Завертелась бешеная круговерть, в которой иногда блестел клинок меча, да вываливались люди и части людей. Вышата вдруг по-медвежьи рыкнул и с двумя мечами тоже нырнул в эту свалку. На какое-то время все остановились. На берегу валялось десятка два чудинов разной степени изрубленности, а посреди поляны застыли два гордых воина с окровавленным оружием в руках.

— А ты хорош, — проворчал Радивой, — кто учил?

— Потом, дядя. Не пора ли нам в бега? Наши уплыли, а эти сейчас опомнятся и на челнах следом кинутся.

— Пора! С Богом!

— Раздался волчий вой и рык медведя, и два воина прыжками подлетели к берегу и рыбкой нырнули в воду. Проплыв под водой немалое расстояние, вынырнули.

— А луков-то у дураков нету с собой!

— Сейчас прибегут с луками, светает уж. Гребем к нашему берегу и уходим посуху.

Так и сделали. Едва успели вылезти из воды, как сзади показались три длинных челна, набитых чудскими воинами. Гребли так, как будто за ними сам водяной гнался.

— Ходу!

— Как мыслишь, догонят?

— Могут. Нашим бы челны бросить, да тож берегом уходить.

Но тут на реке раздались крики такой ярости, что беглецы остановились, но тут же бросились назад, ибо там, на реке громом грянуло: — РРУСЬ!

— Наши поспели! Бежим!

— Ваши — это не наши, — остановился Вышата.

— Да не дуркуй, сейчас все русичи — наши. Тебе никакого худа не будет, да и насад твой может тут.

— Добро.

И оба бросились назад, чтобы не опоздать к пляске мечей и отомстить. Выскочив к берегу они увидели длинный челн у самой кромки, из которого десяток чудинов засыпал стрелами ладью, идущую мимо. Переглянувшись на бегу, оба воина прыгнули в челн, мечи засверкали, чудины не успели никак защититься, да и для бегства времени у них не было. Только смерть!

— За Брагу!!! — ревел Радивой.

— За наших!!! — вторил ему Вышата. Чудины быстро кончились, но с ладьи заметили двух храбров и протянули весла. Оба воина взбежали на борт, ладья рванулась вперед и вскоре пошла вдоль острова. Русичи били чудинов из луков и самострелов, метали копья и топоры, ладья дошла до конца острова и развернулась поперек течения, перегородив протоку. Командовавший на ней Кован проорал: — Щиты в руку, на берег, други! Рррусь!!!

— Рррусь!!! — яростно взревели кмети и попрыгали на берег, тут же выставив стену щитов, ощетиненную копьями. Строй тронулся к середине острова, накалывая на копья тех, кто пытался проломить эту стену. Чудины подбрасывали своих воинов вверх, чтобы те, перелетев стену, напали сзади. Но следом за копейщиками шли Радивой и Вышата, принимая на мечи прыгунов.

Выйдя к площадке в центре лагеря, где шаманы собирались колдовать, строй остановился. Нет, дальше идти было можно, но перед русичами стояли пятеро хорошо вооруженных и окольчуженных воинов в шлемах, с мечами и секирами в руках.

— А вот и сумь, — высказался Вышата.

— Чего хотите? — рявкнул Кован.

— Вы — трусы, нападаете ночью исподтишка. Сразитесь с нами в честном бою. Один на один, — проговорил самый пожилой из сумских воинов.

— Брони-то, небось, свея вам продала, чтобы на Русь в набеги ходить было не так боязно? — спросил Вышата.

— Не болтай, рус, выходи.

— Изволь! — Вышата как был, без доспехов и шлема, крутанул двумя мечами и шагнул вперед. Поединщики пригнувшись двинулись по кругу, ловя момент для атаки. Первым не выдержал сумский воин: выставив вперед щит, но прыгнул вперед и влево, но Вышата шагнул ему прямо под меч. Сверкнули два клинка, и на землю упали правая рука и голова воина.

— А-а-а!!! — закричал молодой парень, — оте-е-ец! И, вскинув секиру, бросился на Вышату, рубя перед собой. Тот шатнулся в сторону, присел и воткнул в парня оба меча. Парень рухнул рядом с отцом. Остальные трое вскинули щиты и шагнули все разом вперед, но тут перед ними вырос Радивой с мечом и ножом в руках. Тут же завертелась круговерть, но меньше, чем через минуту на земле лежало еще три трупа, а Радивой, уронив нож, зажимал левой рукой глубокий порез на правом плече.

— Вот, волчья сыть, достал-таки. Дайте тряпицу какую что ли.., — вроде даже виновато попросил он. К нему подскочил седоусый русич с чистой тряпицей и горстью мха, приложил мох и в меру туго перевязал рану.

— Вот же, неймется тебе всё, старый. Как был ухарем безголовым, таким и остался. Все славы мало?

— Не, дядька Фома. Эти убили побратима моего побратима.

— А и все равно, стой себе в строю, пусть молодые ратоборствуют, — проворчал Фома и отошел.

— Радивой! — крикнули, — где ты? На площадку вышел монах Феодор с окровавленным посохом в руках, — пойдем, князь зовет. Кто это с тобой?

— Друг.

— Ну и друга зови.

— Наши где?

— Так вчера рано утром, как поплыли, нашли насад побитый. Там двое обережников, разумные мужи, нам все и обсказали. Князь приказал не мешкая вперед идти. «Знаю, — говорит, — что Радивой непременно полезет купца спасать». Ну а когда подбежали к устью Кены — встретили челны. Дальше ты все сам видел. Твоя ватажка вся жива-здорова, купец с отроком тоже. Умылся бы ты, да одёжу сменил, а то весь рваный да в кровище. Э, да ты никак ранен?

— Есть маленько.

— С князем поговоришь, а потом я рану полечу.

— Добро.

Князь сидел на поваленном бревне, в котором, присмотревшись, Радивой узнал идола.

— Здрав буди, княже.

— И тебе поздорову, Радивоюшко. Вижу, что живота на моей службе ты не жалел, да еще и добрым людям помог. Ну и свою службу сполнил толково, упредил о засаде. Ныне дам твоей дружине роздых, вперед галаты пойдут. Ты, никак, полоняника из весян взял?

Конец ознакомительного фрагмента.