История немцев Поволжья в рассказах, шванках и документах

Александр Александрович Вегнер (2024)

В 1767 году мой предок Иоганнес Вегнер приплыл в Россию, в Ораниенбаум. С ним были жена, восьмилетняя дочь и девятимесячный сын Андреас. Где по рекам, где на санях и телегах они отправились на Волгу. По дороге Иоганнес и его дочь умерли, и в немецкую колонию добрались только жена Иоганнеса и его сын Андреас. Я потомок Иоганнеса в десятом поколении. Книга «История немцев Поволжья в рассказах, шванках и документах» написана мной по рассказам моих родных, по сохранённым ими документам. Надеюсь, что она взвешена и никого не оскорбляет. Исхожу из того, что главным виновником ужасных страданий советских людей, в том числе советских немцев, является нацистская Германия.

Как я генералу честь не отдал

(рассказ деда Ивана Фёдоровича Юстуса)

Во время первой мировой войны я служил в Крыму в береговой обороне сначала в Керчи, затем в Севастополе.

За всю войну мы не сделали ни одного выстрела и никого не убили.[4]

Но турки были рядом: говорили, что в ясную ночь с Крымских гор видны огни турецкого берега. По морю рыскали их корабли, которым наши выходили навстречу и вели с ними бои.

Турок мы боялись, так как были наслышаны о их жестокости и молили Бога, чтоб они до нас как-нибудь не добрались.

Однажды ночью в казармах сыграли боевую тревогу, и у нас началась паника. Я спросонья вскочил обеими ногами в одну штанину и прыгал по казарме как петух со связанными ногами, а мой приятель и односельчанин Фридрих Ленк кричал: «Мама, мамочка, началось!»

К счастью тревога оказалась учебной, и служба покатилась дальше такая же скучная, как и до этого. Единственной неприятностью были наказания за солдатские провинности, и самым распространённым — стояние под ружьём.

Солдат снаряжался по полной выкладке: надевал шинель, ранец с положенным количеством тяжестей, брал винтовку и становился на два часа на самый солнцепёк без права пошевелиться. Если солдат не выдерживал, ему добавляли часок-другой, а если экзекутором был офицер, охотник помучить солдата, можно было получить и в зубы.

К счастью, за три года службы я как-то избежал стояния под ружьём, хотя однажды и был приговорён к нему генеральским распоряжением.

Было это в Севастополе жарким летним днём. Мы с другом Василием Прохоровым получили увольнительную в город.

Погуляв какое-то время по приморскому бульвару и поглазев на дам, мы зашли к фотографу. Дело было новое, у нас в селе невиданное, решили и мы сфотографироваться. Фотограф нафабрил и закрутил нам усы, так что мы вышли бравыми вояками, каковыми на самом деле не были.

После фотографа мы с Василием разошлись. Я забрёл в какой-то парк, где, несмотря на тень, было довольно душно. Вдруг на меня нашла тоска по дому, и я стал думать, как там мои справляются с хозяйством, ведь дома остались жена, годовалый сын да престарелая мать. Засеяны ли наши поля, перезимовала ли скотина, об этом не было у меня никаких известий. Из невесёлых дум вывел меня оклик:

— Эй, солдат!

Я оглянулся и увидел перед собой старичка — совершенно иссохшего, с личиком не больше пятикопеечной монеты.

— Ну-ка, поди сюда! Ты что ж это, бездельник, генералу честь не отдаёшь?!

Тут только я заметил, что старичок действительно генерал.

— Какого полка?! — закричал он и сдвинул брови для суровости и придания своему лицу как можно более зверского выражения.

Я назвал.

— Я тебе покажу, каналья! Я тебя научу дисциплине! — продолжал стращать меня генерал, вынул записную книжку, написал в ней несколько строчек и, вырвав листок, подал мне.

— Передай командиру роты! Да смотри ж, я проверю!

Генерал задыхался, глазки его слезились, а ручки были — одни кости и белые, как у мертвеца.

— Ступай, — рявкнул он и закашлялся. Я повернулся кругом и пошёл прочь.

Оглянувшись через десять шагов, я увидел удаляющегося генерала с трясущимися под лампасами коленками. Развернув листок, я прочитал: «Поставить под ружьё на два часа за не отдание чести генералу».

«Ещё чего», — подумал я и выбросил записку в первую попавшуюся урну.