Предатель. (Не) его семья

Александра Стрельцова, 2023

Ждала возвращения любимого мужчины из командировки, но случайно столкнулась с ним там, где его быть не должно! Маленькая девочка назвала моего будущего мужа – папой! С того дня, вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, принося море боли, обиды и страха! Правда свалилась на меня снежным комом, замораживая душу! Любимый мужчина оказался женатым, а его мать настоящим исчадием ада! Где искать защиты? Ведь эти двое хотят забрать моего ребёнка!

Глава3

МИЛАНА

Дверь в ванную комнату открылась, в помещение зашёл любимый, с голым торсом, но уже в домашних штанах. Чуть не давлюсь зубной пастой, замираю, скольжу жадным взглядом по его широким плечам, груди, по накаченным кубикам пресса. Нельзя, Мила!

— Милаш…, — ласково зовёт меня Паша, подходит, обнимает сзади, губами касается коже на шее, — я тут подумал, — запинается, глаза прикрыл, словно собирается духом, чем меня настораживает, почему-то внутри за секунды возникло волнение, — может мы определим тебя к Елене в клинику, — распахивает свои чёрные глаза, называет моего врача просто по имени, словно она подруга, хотя ею и является, только не Паше, а его мамы.

— Зачем? Я прекрасно себя чувствую, тошнота полностью прошла, — сплёвываю пасту, тянусь за стаканом с водой.

— Это для перестраховки, — смотрит на меня через отражение в зеркале.

— Какой «перестраховки»? — разворачиваюсь в кольце его рук, запрокидываю голову, смотрю на любимого, — что-то не так с ребёнком? — на меня медленно наползает волна паники, он знает то, чего не знаю я?

— Нет, с малышом всё хорошо, не пугайся, прошу, — обхватывает лицо горячими ладонями, большими пальцами касается уголков губ, — мне просто нужно будет уехать, возможно меня даже не будет на родах, — произносит и поджимает губы.

— Как не будет? — теряюсь, я так надеялась, что в такой момент он будет рядом, мы же планировали совместное роды, а теперь получается…

— Так получается, прости малыш, сам сегодня только узнал, — наклоняется, своим лбом касается моего, — если бы, ты только знала, как я не хочу уезжать, — произносит хриплым шёпотом, — но обстоятельства…, — вновь запинается, его веки зажмуриваются, ладони чуть крепче сжимают моё лицо.

— Паш? — зову мужчину, от любимого просто сквозит печалью, — что-то случилось, с дедом? — появилась мысль, что здоровье его родственника ухудшилось, но мне не решается сказать.

— С дедом? — открывает глаза, смотрит растерянно, — нет, малыш, просто не хочу тебя оставлять одну.

— Тогда не оставляй, у тебя же есть заместители, пусть они поедут за место тебя, — волнение внутри стало ещё сильнее, сколько раз Паша уезжал в свои командировки, но никогда так не переживал, а он переживает, я вижу, чувствую.

— К сожалению, я должен присутствовать лично, — скулы на его лице выступают, от того, что Паша крепко сжимает зубы.

— До родов ещё два месяца, всё может измениться, когда твоя поездка? — спрашиваю, с огромным трудом сдерживая подступающие слёзы.

Я знала, что беременные женщины становятся до жути ранимыми, плаксивыми, но никогда не думала, что и меня такое коснётся!

— Через две недели, — отвечает, чем выбивает воздух из лёгких.

Полтора месяца одна! Это очень долго!

— Но…, но ты же будешь приезжать? — выдавливаю из себя, смотрю с надеждой на положительный ответ.

Но Паша отрицательно качает головой.

— За тобой будет присматривать мама, совсем одну не оставлю, если хочешь, она поживёт с тобой, но лучше будет, если ты ляжешь в больницу, так для меня будет спокойнее, — говорит любимый.

Я не знаю, что ему ответить, я не хочу ни одного, ни другого, хочу, чтобы он был рядом!

— Я…, я не знаю, — опускаю глаза вниз, чувствую, как пелена слёз заполняет глаза.

— Милаш, пожалуйста, только не плачь, поверь, мне тоже трудно, — прижимает к своей груди крепко, но в тоже время трепетно, — ты подумай над моим предложением, у нас впереди целых две недели, я буду рядом, ни на шаг не отойду от тебя, — носом зарывается в мои волосы на макушке.

Неужели все бизнесмены так много уделяют времени работе? Как их жёны привыкают к тому, что практически не видят мужей? А дети? Вот она, вторая сторона богатой жизни!

— Не грусти, не надо, — отстраняется, пальцами подхватывает меня за подбородок, заглядывает в глаза, — идём спать, день был напряжённый, — наклоняется, мягко целует в губы, а после утягивает в постель, где крепко обнимает, чуть не душит в своих объятиях, но мне так хорошо, что даже не сопротивляюсь.

Засыпаю быстро, не смотря на кружащие мысли в голове, а вот среди ночи, просыпаюсь от непонятного звука, грохота. Открыв глаза, обнаруживаю, что в постели одна, и где-то в глубине квартиры, разносится грубый голос Паши. Его голос приглушённый, но очень злой. Наверное не стоит подслушивать чужой разговор, скорее всего Паша решает рабочие моменты, но непонятное любопытство берёт вверх, и тихо поднявшись с постели, крадусь к приоткрытой двери спальни.

— А в твою головку ни разу не приходила мысль, что после твоего рассказа, ни только мне, но и тебе, моя дорогая, перекроют кислород, не забывай, он и так в ярости после твоего поступка! — вибрацией отзывается тихий, но жути рокочущий рык Паши, мне кажется даже стены дома содрогнулись.

Замерла на тоненькой полоске света, что идёт через щель приоткрытой двери из коридора. Что случилось у моего мужчины, и кого он называет «моя дорогая»? Делаю ещё шаг вперёд, тяну руку к ручке двери, закусив губу, тяну дверь на себя, молясь, чтобы она не издала и малейшего звука. Я не понимаю своего порыва, но что-то неведомое подталкивает меня вперёд.

Уже хочу выйти из комнаты, чтобы подобраться ближе, Паша явно на кухне, как голос мужчины вновь разносится рокотом по всей квартире, и теперь он намного громче и слова отчётливее. Да я даже бы за закрытой дверью сквозь сон услышала бы его крик!

— Ты не имела никакого право решать судьбу нашего ребёнка! Ты убила его! Убила нашего сына, Алина, не дала ему родиться! — рокочет Паша, и его слова и произнесённое имя, что разряд тока пробивает моё тело, лишая возможности дышать, двигаться, говорить и даже моргать.

Меня словно куполом накрыло, оглохла, слов Паши дальше не слышу, только собственное дыхание и громкое биение своего сердца.

Я сейчас ослышалась? Ведь правда, ослышалась? Это же не может быть на самом деле! Они же брат и сестра, о каком сыне говорит Паша? Они же не….

К горлу тут же подкатил ком желчи от появившихся предположений, и это…

«ПАПА»

Яркой вспышкой врывается в память обращение племянницы Паши, в голове появился шум, перед глазами всё закружилось. Ноги стали подкашиваться, одной рукой ухватилась за стену, другой за живот, стала опускаться вниз. Маленькими оборванными клочками, в голове стал складываться пазл из воспоминаний, они вспышками озаряют память, поднимают буквально все, даже то, на что не обращала внимание!

— Это его дети, — хриплю, не узнавая собственного голоса, всё нутро скручивает в спазме.

Неожиданно по телу прокатывается волна, похожая на судорогу, принося жуткую боль в животе, от которой сгибает пополам, а из горла вырывается пронзительный крик боли. Малыш яростно запинался изнутри. Не успев даже осознать, что со мной, как судорога повторилась вновь, накрывая повторной волной боли, только теперь ко всему этому, меня обдаёт жаром, но не всё тело, а только ноги. Глотая глубокими вздохами воздух, рукой, что лежит на животе скольжу вниз, туда, где всё горит огнём. Кончиками пальцев дотрагиваюсь до внутренней стороны бедра и ощутив горячую влагу, подношу руку к лицу, с ужасом смотрю на то, в чём испачкались мои пальцы.

Кровь!

— Нет! Только не это! — бормочу умоляюще, продолжая взирать на испачканные пальцы, но от созерцания ужасного меня оторвал новый виток боли, только теперь он ощущался иначе, острый, режущий изнутри, от которой кричу в голос.

— Ми…, — обрывается мужской голос, что неожиданно раздался над головой.

Вскинув голову вверх, глазами упираюсь в мужчину, смотрю через пелену боли и слёз. Паша! Взъерошенный, с телефоном в руке, в его взгляде зарождается дикий ужас, его лицо бледнеет, смотрит на меня, каменной глыбой замер в дверном проёме.

— Паш, — с болью в голосе зову мужчину, и только после моего зова, он буквально падает передо мной на колени, тянет руку ко мне, — больно, я…

Очередная волна боли не даёт договорить, громко стону, хватаясь за протянутую ко мне мужскую руку, перед глазами всё кружится, яркие пятно взрываются всполохами, малыш в животе шевелится так, как никогда раньше.

— Мила! Потерпи…, потерпи, любимая, так не должно быть, не должно, рано, очень рано! Всё будет хорошо, слышишь, — одной рукой касается моего лица, второй обнимает за плечи, — сейчас, сейчас родная, сейчас тебе помогут, — прижимает к себе.

От его объятий, прикосновений, становится дурно, теперь боль не только физическая, но и душевная, и какая из них сильнее не понятно. Протискиваю руки между нашими телами, ладонями упираясь в его грудь, на секунду сжимаю ткань белоснежной футболки в пальцах, пачкаю её в алые разводы, а следом разжав их, толкаю от себя мужчину.

Паша явно такого не ожидал, поэтому мне удалось его отстранить от себя, смотрит непонимающе, одной рукой держа телефон у уха, вторая замерла в воздухе.

— Ты…, — всё что получается сказать, боль не желает отступать, наоборот набирает силу.

Паша зажмуривает глаза, проводит ладонью по лицу, качает головой, он понял о чём я хотела сказать, понял, что я всё слышала.

— Елена Эдуардовна, это Паша, у Миланы начались роды, через пятнадцать минут, мы будем у вас, — надломленным голосом произносит мужчина, распахнув свои чёрные глаза.

Не знаю, что ответила Елена Эдуардовна Паше после его краткого описания моего состояния, но в следующею секунду лицо мужчины исказилось гримасой страха, а следом он вскочил на ноги, и как можно аккуратнее поднял меня на руки. Как бы не желала его оттолкнуть, сказать, чтобы отпустил, понимаю, что именно он сейчас может помочь мне и нашему сыну.

Всё остальное потом, сейчас главное малыш.

— Потерпи, — только и повторял мужчина, неся меня из квартиры в лифт, а следом на улицу, и укладывая на заднее сидение своего внедорожника.

Его трясёт в то время, как меня скручивает от боли и обдаёт липким страхом, потерять малыша. С каждой минутой становится хуже, кажется, боль стала постоянной, малыш стал всё меньше шевелится.

— Я не могу его потерять, не могу, — шепчу в никуда.

— Всё хорошо, держись родная, — доносится с водительского сидения, Паша сам ведёт машину, что происходит на моей памяти впервые, всегда с водителем и охраной.

Его слова совсем не утешают, не хочу слышать его голоса, видеть его! Это он виноват! За что? Почему так? Кто на самом деле Алина? Кружат мысли через туман, что окутывает сознание. Я чувствую, как меня стремительно покидают силы, стараюсь держаться в сознании, руками обнимаю живот, в котором притих малыш. Боженька, помоги нам! Спаси мою крошку!

— Милаш, милая! Открой глазки, прошу, родная! — что через толщу воды, слышу голос Паши.

Вот за что ты так со мной, любимый?

— Мммм, — срывается с губ, когда меня скручивает очередная схватка.

Как страшно и больно! А ещё мы едем почему-то очень долго, или же это мне так кажется, ведь клиника Елены Эдуардовны совсем рядом, десять минут на машине.

— Милана открой глаза! Открывай, не смей отключаться, держись любимая! Мы почти приехали, — гремит голос мужчины, от его «любимая» сердце колет, словно в него вонзили самый острый нож, из глаз новым потоком прибавились слёзы.

— Нет, — через силу качаю головой, — не любишь, — говорю с рыданием.

— Терпи родная, — явно не слыша моих слов, продолжает Паша, — всё Милаш, приехали, — кричит следом и машина останавливается.

Паша не успел ещё выбраться из машины, как задние двери открылись, с двух сторон появились люди в белых халатах.

— Вытаскиваем, аккуратно, — раздаётся голос Елены Эдуардовны, — Милана держись, держись девочка, сейчас мы вам поможем…, Паша отойди, ты только мешаешь.

— Я сам, дайте я сам…

— Павел отойди!

— Убери к хренам свои руки, пока я тебе их не переломал!

Я не вижу, что происходит, прикрыв глаза не могу их открыть, только слышу и чувствую, как меня вытаскивают из машины.

— Чёрт, слишком много крови, в операционную, срочно! — холодно командует мой доктор.

— Спасите, его, прошу, — еле размыкая губы, прошу врача.

— Спасём, ты только держись, Милана, разговаривай со мной, слышишь? — меня хлестать по щекам, везут на каталки, слышу, как шуршат колёсики по земле, — расскажи, как так получилось, плохо стало резко или было недомогание с вечера? — задаёт вопросы Елена Эдуардовна.

— Нет, резко, — говорю, а в голове гремит голос Паши, и его слова о их с Алиной ребёнке, которого она убила.

Сделала аборт?

Рассказывать женщине из-за чего всё случилось не собираюсь, не нужно посещать чужого человека в такие вещи.

Не сестра она ему! Такая же как я, или же жена? Если так, то теперь понятно его редкое появления, вечные командировки, и это «ПАПА». Боже. В каком обмани я жила, он столько врал, а его мать? Она же всё знает!

— Туда нельзя, Павел, здесь жди!

Да-да! Не пускайте его!

— Давление низкое, большая кровопотеря, в приоритете мать, или оба? — раздаётся басовитый мужской голос.

— Ребёнок, — резкий ответ от Елены Эдуардовны.

— Сбрендила? — вновь мужчина.

— Толя, делай то, что тебе сказано, сначала спасаем ребёнка, а уж потом…, если конечно вытянет…

— Ну как знаешь, если что, я не при делах, сама будешь расхлёбывать, — перебивает мужчина моего доктора.

— Нечего будет расхлёбывать, приступаем, — командует женщина и меня с каталки перекладывает на что-то высокое, и укладывают на бок.

— Только не шевелись девочка, нужно обезболить, — хруст ножниц и ткани, и мою спину смазывают чем-то холодным.

А дальше моё сознание то меркнет, то вновь возвращается. Расплывчатые силуэты, протяжные голоса, слов не разобрать, голова кружится, боли нет, но до жути плохо и страшно. Всё длится ровно до того момента, как моих ушей касается тоненький посторонний звук, словно маленький котёнок мяукнул. Но это не котёнок, и не мяуканье, это мой малыш, мой сынок. Жив! Его спасли!

Это последнее, что смогла услышать и понять, а дальше темнота, тревожная и ледяная.

ПАВЕЛ

Ад! Не думал, что он так быстро настигнет нас с Миланой! Бледная, измученная, потерявшая много крови, словно кукла фарфоровая. Что ей снится сейчас, а снится ли вообще? Под сильными обезболивающими, которые ей вкололи, она не чувствует и капли боли! Но сможет ли это лекарство обезболить душевную боль? Через пару часов она проснётся, и вот тогда, весь мир обрушится на неё острыми осколками!

— Павел, — раздаётся позади голос Елены, — подпиши вот здесь, — суёт мне в руки планшет со стопкой каких-то документов.

— Что это? — отрываю взгляд от Милы, поворачиваюсь к женщине.

— Разрешение на вакцинацию твоего сына, некоторые прививки делают в первые дни жизни, без подписи ни как, ни Милане же их подсовывать. Ваш ребёнок умер только для неё, Рая сказала, что все документы оформлять на тебя, так что давай, подписывай, и уходи уже отсюда, или же решил дождаться её пробуждения и сам сообщить?

— Нет, — отступаю на шаг назад от стеклянной двери палаты интенсивной терапии, — она не должна меня больше видеть, — забираю планшет из рук врача и ручку, быстро ставлю свою подпись.

Не смогу я сказать любимой, что наш ребёнок не выжил! Не смогу после этого оставить, лучше придерживаться намеченному плану, исчезнуть, испарится, за меня всё скажет письмо, в котором всего две строки!

— Она же знает где ты работаешь, знает фамилию, Раю знает, она же придёт к вам, — говорит Елена, суя свой нос куда не нужно.

— Не придёт, — отвечаю коротки и отдав обратно планшет, обхожу женщину, направляюсь в детское отделение.

Там мой сын, частичка Милаши, моей девочки!

— Не придёт, — повторяю тихо.

В преждевременных родах Милы, виноват я! Она всё слышала, слышала мой разговор с Алиной! Чёртова дрянь! Подняла всех на уши, не смогла дозвониться до меня, подняла шум! По среди ночи в дверь позвонили, на пороге оказался мой начальник охраны, обрисовал ситуацию.

Нельзя было разговаривать в квартире! Почему-то решил, что Мила не проснётся! А она проснулась! Теперь она знает, что Алина никакая не сестра, а законная жена, знает, что обманывал её, и поэтому не придёт.

Может оно и к лучшему, вытравит из сердца раз и навсегда!

— Сын! — летит в спину голос матери.

Приехала!

— Ты что сотворил, а?! — тут же накидывается, — что ты опять сделал не так? Что с моим внуком? — летят вопросы.

Догоняет быстро, громко цокая высокими каблуками по мраморному полу. Видеть её не хочу! Во всех бедах нашей семьи виновата она!

— Я с кем разговариваю?! — хватает за ворот футболки, дёргает назад.

— Не трогай меня сейчас, — рычу в искажённое злобой лицо.

Отшатывается, смотрит округлившимися глазами, уж не знаю, что она увидела на моём лице или же во взгляде, но мать замолкает.

Пока мать приходит в себя, разворачиваюсь и двигаюсь дальше, хочу увидеть свою кроху.

Уже заходя в широкие двери с надписью «Детское отделение», как звук цоканья вновь разносится по коридору.

Подхожу к огромному стеклянному окну, нахожу взглядом единственный кувез с малышом, смотрю на кроху, к телу которого идут несколько трубок, и кислородная маска на всё личико.

— О боже, — шепчет мать, догнала, — что у вас случилось, Павел, ответь мне, сын! — прохладными пальцами касается моего плеча.

— Мила случайно подслушала мой разговор с Алиной, случились преждевременные роды, — бросаю ответ.

Рассказывать ей подробно, нет желания, перед глазами сразу появляется Мила на полу и кровь на её бёдрах.

— Ну почему ты у меня такой неосмотрительный? Совершаешь ошибку за ошибкой! — стонет родительница.

Губы дёргаются в ухмылке.

— Что с моим внуком? — так же, как и я, смотрит на единственного ребёнка в этой комнате.

— А ты не видишь? — поворачиваю голову в её сторону, — он не дышит сам.