Невиданные чудеса Дивнозёрья

Алан Чароит, 2023

Сборник сказок. Юная ведьмочка Тайка и её друг – коловерша по кличке Пушок продолжают расследовать загадочные истории. Кто, кроме них, сможет помирить Бабу Ягу и Водяного, раскрыть секрет Пиковой Дамы или узнать, чего на самом деле хотят духи зимы? Но в прошлом Дивнозёрья, оказывается, тоже есть немало тайн. Почему Тайка стала ведьмой, а её мама отказалась от волшебства? Как Пушок очутился в мире смертных? Кто такая царевна Несмеяна и почему она стала повелительницей ночных кошмаров? Как приручить симаргла? Давайте отправимся в волшебный край на поиски ответов!

По ту сторону вязового дупла

Он вылупился из яйца в канун летнего солнцестояния, в самую светлую ночь года, и шерсть его казалась рыжей, как пламя, поэтому родители прозвали его Солнышком. Это было всего лишь детское имя, а настоящее, взрослое, он должен был получить немного позднее.

Его мама — маленькая белоснежная коловерша с аккуратными чёрными лапками — каждый день таскала в гнездо самые вкусные и сочные ягоды, а папа — серо-полосатый и очень пушистый — вскоре стал брать сына с собой в лес на охоту.

— Смотри и учись! — он выпускал длинные острые когти и расправлял могучие крылья. — Скоро ты станешь таким же сильным, как я, и сможешь сам добывать себе пропитание.

Но Солнышко так и не полюбил охотиться. В то время как другие маленькие коловерши весело выслеживали мышей и гонялись за птицами в небесах (летать они начинали уже через месяц после появления на свет), он тайком лазал в заповедный царский сад в Светелграде.

Мать ругалась, мол, схватят тебя стражники, ощиплют перья — будешь знать.

— Но я же ничего не трогаю, просто смотрю, — удивлялся Солнышко и тут же просил: — Мам, а расскажи сказку! Ну, пожалуйста!

И та рассказывала сыну о чудесах, которые встречались только по ту сторону вязового дупла.

Там, на другой стороне, жили люди — не обычные дивьи, а таинственные «смертные». Их жизнь была короткой, зато яркой, как падающая звезда в августовском небе. А ещё в человечьем краю, по слухам, росли самые вкусные ягоды на свете — земляника, малина и вишня. Солнышко, немея от восторга, повторял за матерью эти слова, словно пытаясь представить, каковы они на вкус. Наверное, очень сладкие?

Вскоре он и сам начал сочинять сказки о людях. В его историях большие рогатые животные приходили, чтобы отдать детям своё молоко, а капли, проливавшиеся из их чашек, становились молочной рекой в ночном небе (таким Солнышку представлялся Млечный путь), из вишнёвых косточек он планировал построить себе просторный дом, чтобы жить в нём на той стороне, и вдобавок собирался каждый день с утра ходить в булочную (тоже очень «вкусное» слово), чтобы купить (интересно, как это делается?) имбирных пряников и рогаликов в масле.

Молодые коловерши смеялись над ним. А Тучка — грациозная дымчатая забияка из старших — больше всех потешалась над Солнышком:

— Дурачок! Земляничная поляна — пф, придумаешь тоже! Не бывает никакой земляники — это всё глупые выдумки!

— Но царство людей существует! И я туда непременно попаду! — Солнышко чуть не плакал всякий раз, когда Тучка смеялась над его заветной мечтой.

— Ага, так тебя мамка и пустила!

— Я из дома убегу!

— А я твоему папке всё расскажу!

— Тучка-вонючка!

Их перепалки часто заканчивались дракой. Тучка была сильнее, но Солнышко всё равно лез на рожон первым и всякий раз бывал бит.

Дома он зализывал царапины и тихонечко поскуливал, слушая увлекательные рассказы матери о совах и кошках. Говорили, эти странные существа появились на свет после эксперимента одного неудачливого волшебника: стайку пролетавших мимо коловершей разделило надвое. Одни потеряли крылья, зато обзавелись длинным вертлявым хвостом, вторые совсем лишились шерсти и так этому удивились, что их глаза стали круглыми, как плошки. Но и те, и другие продолжили охотиться на мышей. В дивьем царстве совы и кошки совсем не прижились, а вот у людей, наоборот, задержались надолго. И Солнышку хотелось хоть одним глазком взглянуть на этих диковинных созданий — ух, и страшные они, наверное?!

Увы, мечты оставались лишь мечтами до поры, пока однажды на их гнездовье не напали жар-птицы.

Это только в сказках они добрые, а на деле — худших тварей не сыскать на всём белом свете: прожорливые, наглые, орущие дурным голосом и… ненавидящие коловершей.

Впрочем, коловерши отвечали им взаимностью. Поэтому, когда стало известно, что к гнездовью приближается огненная стая, все ужасно переполошились.

— Нам конец! — Тучка запричитала первой.

В детстве она была самой крупной и сильной, а теперь даже Солнышко (а он ведь был на целых полтора года младше) давно её перерос. Впрочем, Тучка беспокоилась не зря: в последнее время даже ходили слухи, что сам Кощей Бессмертный ходил к ним на поклон, о чём-то договаривался и в конце концов заключил тайный союз. Поэтому старейшина — мудрый коловерша по имени Каштан — молвил так:

— Мы вместе встретим врага и дадим ему достойный отпор! А стариков и детей уведём подальше. Чую, эта битва будет не из лёгких.

И напрасно Солнышко кричал, что он уже не ребёнок, ему приказали немедленно вести остальных в укрытие. Ещё и Тучка подпустила яду, фыркнув на ухо:

— Мал ещё со взрослыми летать. Нос не дорос!

Это было очень обидно. Ведь Тучку-вонючку они с собой взяли!

Далеко уйти им не удалось. Вдруг откуда ни возьмись поднялся сильный ветер, затрещали сучья и — фр-р-р! — отовсюду налетели проклятые жар-птицы. От их огненного оперения лес вспыхнул, и долину заволокло густым дымом.

Солнышко в испуге заметался, натыкаясь на деревья. Пару раз его отбрасывали в сторону, крича: «Смотри, куда прёшь!» Он сам толком не знал, как выбрался, — только и запомнил боевой клёкот, хлопанье крыльев, запах гари, выдранные перья, горячий обжигающий грудь воздух и чёрный-чёрный дым… Он летел наугад — лишь бы оказаться где-нибудь подальше от этого ужаса. Потом обо что-то ударился, упал и провалился в забытье.

* * *

Очнулся Солнышко, когда его тёзка — небесное светило — уже клонилось к закату. Над ним склонилась синеглазая девушка в голубом сарафане, и Солнышко на всякий случай сделался невидимым. Однако девушка не перестала на него пялиться.

— Бедняжка, — она погладила коловершу пальцем по крылу, и прикосновение отозвалось болью. — Досталось же тебе… Ничего, мы тебя выходим, малыш. Бабка Ведана поможет.

— Я уже не малыш! — возмутился Солнышко. — Ты кто такая? Где я вообще?

Девушка ничего не ответила, только руками всплеснула:

— Ну не плачь! Больно, да? Потерпи немного, сладкий.

Она сняла передник, завернула в него раненого коловершу, взяла на руки, будто спелёнутого младенца, и прижала к груди. С глубоким вздохом она поправила прядку волос, выбившуюся из косы возле самого уха, и только теперь Солнышко увидел: а уши-то не острые. Эта девушка — человек! Смертная!!!

Ему вдруг стало дурно, и юный коловерша попытался сомлеть. Ох, совсем не так он представлял себе своё увлекательное путешествие в волшебный край людей…

— Как же тебя назвать, рыженький? — девушка призадумалась, закусив кончик тощей косицы.

— Я — Сол-ныш-ко! — как можно чётче произнёс коловерша, но его опять не поняли.

— Надо придумать хорошее имя… Хм… Ты такой пушистый, значит, будешь Пушком! Привет, Пушок, — она почесала его под подбородком, и коловерша неожиданно для себя заурчал.

В душе он ликовал: кажется, ему только что дали взрослое имя. Настоящее! Значит, он теперь совсем большой, как папа!

* * *

Чудесный край людей оказался вовсе не таким, каким Пушок его представлял в детстве, а даже ещё лучше! Сколько здесь было всякий вкусностей: пирожки, грибы, куриные яйца, мочёные яблоки и, конечно, ягоды. Больше всего ему полюбилась вишня, но малинники он тоже разорял с завидным упорством. А вот земляничных полян так ни разу и не встретил. Может, правда, не бывает их?

В волшебном человечьем царстве жили и другие коловерши, но те отчего-то сторонились чужака:

— С человеками водится, — ворчали они, презрительно воротя морды. — Явился — не запылился, свалился невесть откуда на нашу голову, да ещё и у бабки Веданы живёт. Ишь, прохвост…

И сколько ни носил им Пушок гостинцев, сколько ни пытался подружиться, а своим среди чужих так и не стал. Только получил презрительную кличку «Домашний».

Самое странное, что обижался он недолго. Жить у бабки Веданы — местной ведьмы-хранительницы — ему нравилось. Ну сами посудите: кормят, поят, за ушком чешут, а даже если и журят за всякие проказы, то ласково — чего ещё желать? И девица эта, которая его нашла, — Василисушка — души в нём не чаяла, хоть по-прежнему не понимала по-коловершьи (впрочем, никто из людей не понимал). Зато она и вылечить его помогла, и перья от гари все аккуратно очистила мокрой тряпочкой, а потом таскала ему из дома что-нибудь вкусненькое, отчего Пушок заметно округлился и повеселел.

Юный коловерша быстро сообразил, что Василисушка эта при бабке Ведане кем-то вроде ученицы была, и стал летать за ней то в лес собирать травы, то на Жуть-реку купаться, то ещё куда — надо же было получше всё тут разузнать.

Волшебный мир людей назывался Дивнозёрье. Пушок не сразу запомнил это мудрёное слово, но, выучив, понял, что не забудет уже никогда. Как же много здесь было чудес! Не то что дома!

Однажды он таки нашёл настоящую земляничную поляну (ага, значит, бывает!), наелся до отвала сладких ягод и вдруг, вспомнив маму, папу, старейшину Каштана и даже несносную серую Тучку, затосковал.

Интересно, как там поживают сородичи? Надо бы их навестить, рассказать о своих приключениях! То-то все удивятся!

Пушок немедленно принялся воплощать планы в жизнь: утащил у бабки Веданы полотняную суму, набил её доверху спелой земляникой и, кряхтя от натуги, полетел в сторону вязового дупла. Он ничуть не сомневался, что найдёт родное гнездовье целым и невредимым: ведь во всех историях, которые Пушок слышал раньше, добро всегда побеждало зло. Коловерши были хорошими ребятами, а жар-птицы — плохими. Нетрудно угадать, кто выиграл!

* * *

На той стороне его ждало горькое разочарование. Не то что родного гнездовья — вокруг даже леса-то толком не было. Так, три чахлые берёзки… В лицо дохнуло небывалым холодом, а внизу вместо мягкой зелёной травы показалось что-то белое и скользкое. Нежные подушечки лап вмиг заныли на ветру, и Пушок от неожиданности выронил суму. Алые ягоды раскатились по белому, будто капли крови испачкали чистую простынь.

Пушок камнем упал в сугроб, задрал голову и тихонечко заплакал, сетуя на жизнь. Серое безжизненное небо не ответило. Казалось, из мира начисто исчезли все краски и теперь так будет всегда. Это было довольно жутко!

Напрасно он летал кругами, плакал и звал сородичей — никто так и не откликнулся. Пушок подумал, что, наверное, это конец: мир, где он родился, превратился в безжизненную белую пустыню. Враги сперва выжгли его дотла, а затем заморозили…

Оставался лишь один путь: снова нырнуть в вязовое дупло, а там — будь что будет!

Поникший и промокший до костей, он вернулся к бабке Ведане, волоча за собой подранную сумку с мороженой земляникой на дне.

— Ох ты ж! — старая колдунья всплеснула руками. — Где ж тебя черти носили, окаянного!

Она завернула продрогшего Пушка в полотенце, насухо вытерла и усадила на печку. К счастью, коловерша быстро отогрелся и даже умудрился не заболеть — разве что чихнул пару раз. Вот только внутри у него как будто что-то замёрзло — и не отогрелось, несмотря на очень жаркое лето.

* * *

В следующий раз Пушок увидел белые хлопья, падающие с серого неба, уже зимой и ужасно испугался, подумав, что Дивнозёрье теперь тоже превратится в белую пустыню.

Хорошо, что бабка Ведана, разглядев в его глазах страх, поспешила успокоить взволнованного коловершу:

— Это всего лишь снег, дурачок! Зимушка-зима настала. Можно на санях кататься, в проруби купаться да песни петь. Вот только самой главной запевалы у нас нынче не будет… Эх, выдали Василисушку замуж. Осиротела бабка.

Пушок сперва ничего не понял. Он, разумеется, знал, что люди тоже женятся, как и коловерши. Заводят гнёзда, деток. Но старая ведьма говорила о свадьбе так, будто в этом было что-то плохое…

Позже он догадался: бабка жила на свете одна-одинёшенька, ни сыновей, ни дочерей, ни внуков с внучками — никого у неё не было. А Василисушка хоть и не родня ей была, любила её Ведана, как свою кровиночку. Вот только родители, видать, не захотели, чтобы их доченька любимая ведьмой стала, потому и просватали её куда-то в дальние края.

Тогда Пушок решил, что обязательно отыщет бабке другую ученицу, чтобы было, кому колдовское ремесло передать. А то негоже чудесному миру дивнозёрскому остаться без ведьмы-хранительницы.

Этим он решил заняться по весне, когда девки весну закликать начнут. Можно будет присмотреться, выбрать кого-нибудь посмышлёнее да поголосистее.

Пока же он каждый вечер сворачивался калачиком на коленях у старой ведьмы и мурлыкал себе под нос песенку, которую в детстве слышал от матери:

«Те, что были прежде врозь, встанут заодно — может, повстречаться нам было суждено? С давних пор на том стоит наше волшебство: друг спасёт тебя, а ты выручишь его».

Старая ведьма не понимала ни слова, но всё равно обнимала коловершу обеими руками; иногда плакала, зарываясь морщинистой щекой в густую рыжую шерсть, и всё приговаривала:

— Главное — дождаться весны, Пушочек. Доживём до тёплого солнышка — а дальше полегче будет. Может, даст бог, ещё свидимся с Василисушкой.

Пушок мурлыкал песню так громко, как только мог. Он не знал иного способа сказать, что им с бабкой Веданой больше никогда не будет одиноко, потому что теперь они есть друг у друга. Ведь правда?