Не мой парень

Алайна Салах, 2019

Финн Кейдж богатый сексуальный красавчик с отвратительным характером. Он бывший парень моей старшей сестры, в которого я была влюблена, когда мне было семнадцать, и которого, как я надеялась, никогда не увижу. К сожалению, у судьбы паршивое чувство юмора.

9

Финн

Достать приглашение на парфюмерное мероприятие вышло проще, чем я думал, — оказывается, оно уже давно лежит на столе у моего секретаря. Не знаю, что это: отголоски скандального золотого прошлого или заслуга четырехлетнего трудоголизма, но меня приглашают почти на все громкие светские события Лос-Анджелеса. Я не обольщаюсь на этот счет. Для организаторов мое присутствие не более, чем еще один статусный атрибут праздника, вроде логотипа элитного алкоголя, мелькающего на заднем плане в фотоотчетах.

От Кимберли я знаю, что Тони будет там. Я рад этому и не рад одновременно — та Тони, что я знал, избегала толпы и глянца. Каждый раз, когда Ким организовывала очередную пати у бассейна с диджеем, подружками в бикини и пенным шампанским, она оставалась в своей комнате. Мне всегда было интересно, что она делает за закрытыми дверями: смотрит в ноутбук, читает книгу или, может быть, рисует.

Но Тони идет. Лишнее напоминание о том, что все изменилось. Но, по крайней мере, это на руку моему плану заполучить ее в свою постель.

К месту проведения мероприятия я намеренно прибываю на час позже назначенного: гости к этому времени уже под завязку залиты халявным шампанским и не стремятся поболтать на входе. Среди какофонии клубных хитов, звона фужеров и пустых разговоров чувствую ее. Что она находится где-то в зале, с бокалом в руке, возможно, улыбается кому-то.

Ищу ее глазами и нахожу почти сразу же. Тони стоит в компании Ким, в длинном платье цвета мерло с открытой спиной, изящно перетянутой тесемками. Сердце сбивается с размеренного ритма, пока я вбираю глазами ее совершенство — горделивую осанку, заостренный выступ лопаток и изящный изгиб поясницы. На этом празднике она словно золотая статуэтка Оскар в окружении наспех вырубленных фигурок деревянных божков — привлекает внимание каждого.

Глубоко вздыхаю, чтобы подавить растущее жжение в груди, и шагаю вперед. Высокая стройная фигура тянет меня к себе, как путеводный маяк заблудшего мореплавателя.

Ким замечает меня почти сразу: в идеальных чертах мелькает удивление вперемешку с радостью. Машет рукой и звонко восклицает:

— Финн здесь!

Тони не оборачивается, но я вижу, как напрягаются ее плечи. Застываю за ее спиной, потому что не могу оторвать взгляд от карамельных капель родинок, разбросанных по гладкой коже. Желание прикоснуться к каждой почти мучительно, поэтому я засовываю руки в карманы брюк и обхожу ее.

— Ты все-таки пришел! Почему не предупредил, малыш? — щебечет Ким, на несколько секунд приклеиваясь к моей щеке.

Машинально стираю пальцами розовую липкость и вопросительно смотрю на нее, красноречиво телеграфируя взглядом: «Ты переигрываешь».

Кимберли не замечает или делает вид, что не замечает моего молчаливого посыла, и прижимается ко мне всем телом так, что я уверен — на рукаве смокинга останется мерцающий масляный след. Глаза тут же слепят молнии фотокамер. Вездесущие папарацци знают свою работу.

Отстранившись, перевожу взгляд на Тони: взгляд зарывается в гладкость ее прически, ища в них намек на химическое вмешательство. Душа по-детски ликует — его нет. Ее натуральный цвет, как и четыре года назад: пепельно-русый с тропинками выгоревших прядей. Отчего-то я испытываю за нее гордость.

— Привет, Тони, — здороваюсь, чтобы не выглядеть примерзшим к месту идиотом. Хотя, видит Бог, есть от чего. Своей спокойной красотой Тони заглушает даже громко звучащую музыку: полные чувственные губы, яркие зеленые глаза под темными бровями и редкая россыпь веснушек на носу. Произведение искусства — нечего добавить и нечего убрать.

— Привет, Финн, — отвечает холодно и переводит взгляд на галдящую толпу, словно мое присутствие ее тяготит.

— Нас с Тони сфотографировали много раз, — звенит голос Ким. — Сестры Эллис произвели фурор, — она переводит горящий взгляд на застывшую Тони и приобнимает ее за плечо: — Мы просто обязаны сделать совместную фотосессию, как Кайли и Кендалл, знаешь? Это же бомба! Сейчас тема сестер очень популярна: Белла и ДжиДжи, Ким и Кортни… Ты станешь известной благодаря мне! Конечно, придется немного с тобой поработать…

— Пойду возьму себе выпить, — резко обрывает восторженные излияния Тони, выныривая из сестринских объятий. — Не скучайте.

Я провожаю глазами ее удаляющуюся фигуру, борясь с желанием пойти за ней следом, пока та не скрывается из виду. Знаю, что это ни к чему — Тони в очередной раз доказала, что не нуждается ни в защите, ни в жалости. Чего стоит изумленное лицо Ким, когда она напряженно прикусывает стекло бокала.

— Тяжело ей придется с таким характером, — изрекает она, после того как залпом выпивает свой напиток. — Холодная и нелюдимая. Публика таких не любит.

Мне многое хочется ей сказать, что собственная значимость не измеряется одобрением публики, и что будь я на месте Тони, то послал бы ее на хер. Но вместо этого говорю:

— Начинай готовить мифическую историю о нашем расставании, Ким. Думаю, трехмесячный фарс принес тебе достаточно пиара и теперь с этим можно завязывать.

Кимберли с силой вдавливает пальцы в стеклянную ножку, так что костяшки белеют:

— Сейчас не время, Финн. У меня интервью для «Скай» через неделю — там много вопросов о нас. Да меня туда и пригласили только из-за нашего романа. Это большой прорыв, мое первое интервью для крупного издания. Прошу, не порть все.

Ее нарумяненный подбородок начинает дрожать — кажется, что она вот-вот заплачет. В этот момент мне становится искренне ее жаль. Не потому что из-за меня она может потерять желанное внимание прессы, а потому что за все время, что мы знакомы, я ни разу не видел, чтобы она была близка к слезам. Даже когда мы расставались, Кимберли повела себя как профессиональный покерист — не проронила ни единой эмоции. И вот премьерой ее слезоизъявления стал тот факт, что она не сможет навалить три короба ванильной лжи какой-то иллюстрированной газетенке.

— Две недели, Ким, — говорю твердо, чтобы она поняла, что я не шучу. Не собираюсь задерживаться в роли тестостеронового аксессуара ни днем дольше.

Ким элегантно шмыгает носом, и на ее лице появляется благодарная улыбка.

— Спасибо, Финн. Для меня это много значит.

Киваю и разворачиваюсь к ней спиной, высматривая Тони. Мне не требуется много времени, чтобы найти в кишащей гонором толпе ее точеный силуэт. Она стоит в компании двух напыщенных петухов, которых, судя по их похотливым взглядам, явно не интересует, как пройти в туалет.

— Возьму выпить, — бросаю через плечо в дань воспитанию и направляюсь к ним. Никто сегодня не подступится к Тони. Не тогда, когда я присутствую здесь.

Я едва успеваю преодолеть пару шагов, как один из петухов в черном галантно предлагает ей руку, и вот они вместе направляются в сторону балконной террасы, оставив второго с двумя бокалами в руке и расстроенным клювом.

Ярость ударяет по вискам красным молотом: какого черта она уединяется с незнакомцем? И это чувство, погребенное под пыльным слоем прожитых дней, возвращается вновь. Ревность. Жгучая, мучительная, раскатывающая внутренности в лепешку. Перед глазами зреет ненавистная картина, как придурок опускает руку ей на поясницу и касается своими липкими пальцами ее родинок.

Ноги сами выносят меня на балкон, где я застаю не менее неприятную зарисовку: Тони сидит в широком кресле, а петух устроился в ее ногах, жадно ловя каждое падающее из ее рта слово.

С грохотом двери две пары глаз мгновенно устремляются на меня. Во взгляде Тони мелькает смятение, которое через секунду сменяется холодностью. Во взгляде петуха я не замечаю ничего, просто потому что на него не смотрю.

— Выйди, парень, — фокусируюсь взглядом на Тони. Мне не приходится долго размышлять над формулировкой, я просто озвучиваю свое желание.

Петух поднимается, поправляя перья смокинга, и с вызовом смотрит на меня.

— С какой стати? И вы кто такой?

— Я Финн Кейдж, если тебе это о чем-то говорит. Вижу, что говорит. А теперь просто уйди отсюда. Мне нужно побеседовать с девушкой.

Я прекрасно осознаю, что веду себя как законченный мудак, но сейчас мы с ним на ринге по имени Тони, и единственный способ выйти победителем — это изувечить соперника до неузнаваемости. Так чтобы носу больше не смел показать от стыда.

— Мы разговариваем… — хорохорится курообразный.

— Я разобью тебе рожу так, что в зал ты сможешь выйти только после того, как все уйдут. Последний раз предлагаю: съебись отсюда.

По глазам петуха вижу, что он заключает сделку с гордостью, после чего бормочет что-то вроде: «Кто-то должен быть умнее» — и стремительно ретируется. Слабак. Побоялся схлопотать в нос. Лишнее доказательство, что он недостоин ее внимания.

Как только дверь за ним закрывается, отрезая тянущийся шлейф позора, Тони поднимается с кресла.

— Какого черта происходит? — зло щурит глаза, обхватив себя руками. — Тебе, как всегда, стало скучно, и ты решил поразвлечься?

— Сомнительное развлечение наблюдать, как трусливый лузер лапает твои колени, — усмехаюсь, идя ей навстречу.

С каждым моим шагом Тони вжимается в балконную перегородку, словно пытается слиться с ней в одно целое, и я замечаю, как ее шея нервно дергается.

— Так возвращайся в зал.

Я не могу вернуться в зал. Не тогда, когда ее нежный лавандовый аромат проникает в ноздри и когда я вижу, как пульсирует голубая вена на ее виске. И как ее грудь, прикрытая тонкой тканью, быстро поднимается и отпускается, когда я завожу руку ей за спину.

— Что ты делаешь?

— Считаю родинки, — говорю, прежде чем провести ладонью по ее позвоночнику.

На ощупь она такая же, как четыре года назад: теплый бархат, будоражащий сердце и кровь. Я бы хотел сказать, что возбудился, но правда в том, что у меня стоит с минуты, как я увидел ее в зале. Надавливаю рукой на ее талию и толкаю к себе, так что округлая грудь утыкается в лацканы моего пиджака. Этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание, а остальное доигрывает память: ее соски между моими пальцами и ее возбужденные стоны в воздухе.

Молния брюк врезается в член, причиняя мне боль. Я завороженно пялюсь на ее губы напротив моего лица, мечтая о влажности ее языка на каждой части своего тела. Тони дрожит в моих руках, когда я наклоняюсь, чтобы преодолеть последние дюймы, отделяющие меня от погружения в нирвану, и в этот же момент ее ладони упираются мне в плечи и отталкивают от себя, так что от неожиданности я едва не валюсь на пол.

— Ты, верно, из ума выжил, Финн, если думаешь, что еще когда-нибудь сможешь меня поцеловать, — рычит Тони, сжимая маленькие кулаки. — Ты мне противен, неужели не ясно?

Черт, почему так больно? Грудь пылает огнем, от эрекции не осталось и следа. Я словно сгораю в агонии собственной боли.

Стук ее каблуков ледяным эхом разносится по каменным полам, но я успеваю швырнуть ей в спину:

— Я знаю, что ты хочешь меня, Тони, и следующим твоим мужчиной буду я. Никто больше. Запомни.

— Ошибаешься, Финн, — летит через захлопывающуюся дверь. — У меня грандиозные планы на этот вечер, и тебя в меню точно нет.

Стерва.