Покалеченные судьбой

Айлин (2024)

Жизнь — это испытание, для кого-то простое, для кого-то невыносимо тяжёлое. В ней невозможно быть постоянно счастливым, так же как и невозможно быть постоянно несчастным. В книге описаны судьбы людей разного возраста, которые столкнулись с тяжёлыми испытаниями в своей жизни, кто-то справился и пошел дальше по жизненному пути, а кто-то так и остался в списках «покалеченных судьбой».

Глава 4

Вера стояла у зеркала в прихожей своей новой квартиры и смотрела на себя.

Всё также хороша, всё также мужчины оборачиваются. Все, кроме мужа. Он разочаровался: наверно, разлюбил или просто смертельно устал от нее. Наступает такой момент, когда и любовь устает. Устает терпеть, оберегать, помогать, вытаскивать со дна. Любовь надо подпитывать обоим в паре, иначе она чахнет. Дмитрий один уже четвертый год тянет их семью, бережет их любовь. Он столько сделал для нее — ради любви, ради детей. Она не достойна его: не может остановиться, не может взять себя в руки и снова и снова срывается.

Шесть реабилитационных центров по всей России, наркологическая больница в родном Магадане, наконец, психушка в Москве. И вот она тут — в этом богом забытом маленьком городке, в простой двушке в обычной девятиэтажной панельке советской постройки. Дмитрий всё бросил. Почти все деньги, что они заработали вместе, ушли на ее лечение. Они продали шикарный дом, машины, элитную квартиру. Он оставил престижную работу летчика в большой авиакомпании и перебивался теперь случайными заработками на чартерных рейсах и таксовал. Но не бросил ее…терпел. Она понять не могла почему: любил ее так сильно или ради детей всё делал… Ах да, дети. Как они там без нее? Она их уже полгода не видела, он не пускал их к ней после психушки. Они остались в Магадане с бабушкой. Сын уже взрослый, он, наверно, ненавидит мать и совсем не скучает, а вот дочка — ей одиннадцать, — она очень к маме привязана, ей тяжело без нее.

«Как же я могла так с ними поступить?» — думала Вера, заламывая руки. Слезы текли из глаз двумя идеальными струйками. Долго-долго она стояла перед зеркалом, уже давно не видела своего изображения, а пыталась вглядеться внутрь себя, понять, как же вышло, что она так опустилась, превратилась вот в это существо, которое мучает свою семью, своих детей, приносит столько боли и страданий. Когда она совсем уже замерзла и ноги затекли, вдруг зазвонил домофон. От неожиданности она пошатнулась и упала, больно ударившись коленкой о косяк двери. Кое-как встав, она смогла наконец ответить.

— Да, кто там? — неуверенно спросила она в домофонную трубку.

— Ой, простите, пожалуйста, ошибся я, видимо. Это сосед ваш. Домой звонил, не то нажал. Сейчас перезвоню, — смущенно ответил незнакомый мужской голос.

— Ничего, я вам открою сейчас, — сказала Вера уже увереннее и нажала на кнопку домофона, впуская незнакомца в подъезд.

Этот звонок в домофон вывел ее из состояния оцепенения. Она оглянулась — вокруг был беспорядок. Надо разбирать чемоданы, раскладывать вещи по местам, делать уборку в квартире. Это хорошо, что много работы по дому, подумала Вера, значит, некогда будет плохим мыслям беспокоить ее голову. Вера действительно серьезно взялась за хозяйство: вычистила всё до блеска, разложила вещи по местам, даже успела сбегать в магазин за продуктами и приготовить обед.

Наступил вечер. За окном веселилась группа подростков: они шумно ругались, смеялись, играли на гитаре. Вера наблюдала за ними с балкона, ей хотелось самой стать такой же молодой и беззаботной, но, увы, это уже было невозможно: всему свое время, а ее время уже ушло. Есть ей не хотелось, она налила себе чай и расположилась на диване перед телевизором, где крутили очередной бесконечный сериал, и попыталась вникнуть в сюжет. Минут через сорок у нее затряслись руки: она знала этот симптом. Еще через час уже холодный пот градом тек с ее головы по спине, так что футболка на ней была вся сырая. У Веры начиналась паническая атака, а она была одна, и это пугало ее еще больше. Ведь никто не остановит, не отберет, не отругает…Она вполне может сбегать в магазин за бутылкой крепкого алкоголя и забыться, деньги у нее есть — Дмитрий всегда ей оставлял достаточно денег. Но она же обещала завязать, обещала продержаться.

— Дети, Вера! Помни — дети. Если ты сорвешься, то их не увидишь, — говорила она себе уже вслух.

Вера мерила шагами квартиру, спотыкалась о мебель, хватала себя за голову, падала на колени, пыталась молиться, но мысли ее снова и снова возвращались к бутылке спиртного в магазине и реальной возможности сходить за ней.

Она рванула в прихожую, надела сапоги, набросила куртку и выбежала в подъезд, забыв закрыть за собой дверь. Она не могла ждать лифта. Было страшно, что снова всё разрушает. Вера побежала по лестнице и в районе второго этажа остановилась. Пот заливал глаза, руки ее не слушались, она всё пыталась застегнуть куртку, но не получалось.

Из квартиры вышла семья. Двое ребятишек весело побежали к лифту, мама их заботливо окликнула, чтобы без нее не заходили в кабину. Вера замерла: у нее такого не будет, если сейчас она выйдет на улицу. С усилием, издав странный звук, больше похожий на рык затравленного зверя, Вера медленно стала подниматься наверх. Ее душили рыдания, с каждой ступенью всё сильнее и сильнее. Дрожь била по всему телу. Она упала на колени и просто ползла наверх, хватаясь голыми руками за ступени, порой останавливалась и билась головой о ступень, чтобы напомнить себе, что нельзя поддаваться искушению.

В таком состоянии я ее и застал. Давно уже после работы я, если еще не сильно устал, старался подниматься домой по лестнице — вроде как небольшая физическая нагрузка. Увидев женщину, столь странным образом ведущую себя на лестничной клетке, я опешил сначала, потом, поняв, что это Вера, испугался.

— Вера, вы что? Что случилось? — спросил я, пытаясь поднять ее на ноги.

В ответ я получил животный рык и рыдания. Я понял — она была совершенно невменяема. Я потащил ее в квартиру, помог снять куртку, сапоги, положил ее на диван. Она не сопротивлялась. Вдруг затихла, лицо стало проясняться.

— Спасибо, вы меня спасли, — еле-еле шевеля губами, прошептала она мне и взяла за руку.

— Что с вами произошло? — снова, уже спокойнее, спросил я. — Вы можете мне сказать, я врач. Может, смогу помочь вам.

— Мне уже не помочь, я конченая алкоголичка. Где меня только не лечили, а я снова срываюсь. Вот сейчас чуть не купила себе бутылку, чтобы просто нажраться и забыться.

— А Дмитрий где? — спросил я, будто не знал, что он в командировке.

— Дима уехал, его не будет четыре дня. Я обещала держаться и не смогла. Я тварь, дрянь, гниль, хуже меня нет на свете человека, — говоря это, она снова начала рыдать.

— Прекратите, это не поможет, — строго сказал я ей. — Что вы сейчас пьете из препаратов? Вы вся в поту, была паническая атака?

— Да, меня снова накрыло. Когда я одна, так часто бывает. Страх, что меня никто не остановит, меня убивает, а сама я не могу остановиться. Лекарства я не пью, меня из психушки выпустили только две недели назад.

— Как — не пьете? Должны же были назначить препараты на период реабилитации? — удивился я.

— Наверно, назначили. Я не знаю. Надо у Димы спросить, — уставшим голосом сказала она и начала засыпать.

Ну вот, еще этих проблем мне не хватало! Уже почему-то сердце так не колотилось при виде ее: Вера превратилась в моих глазах из богини в обычную женщину, к которой я сейчас испытывал смесь жалости и злости, что она так себя губит.

Дмитрий приехал через четыре дня, как и обещал. Застал меня у себя в квартире, увидел кучу препаратов на тумбочке возле кровати, капельницу и всё понял. Мне объяснять ничего не пришлось.

— Я Олег, сосед ваш. Я врач. Стал свидетелем панической атаки у вашей супруги, помог чем смог. Но надо продолжать терапию: за эти дни два раза чуть не сорвалась, пришлось запирать или усыплять, — кивнул я в сторону капельницы.

— Спасибо, что не оставил одну. Хоть в этот раз продержалась. Скажи, сколько я должен за уход, лекарства, — говорил Дмитрий, пряча глаза.

Дмитрию было неудобно, он сгорал от стыда за жену, за всю эту ситуацию. Явно не о такой жизни он мечтал.

— Еще сочтемся, соседи же. Раз вы приехали, я пойду. Если что, знаете, где меня найти, — сказал я и быстрым шагом вышел из квартиры.

У меня груз с плеч упал: я все эти дни как будто ухаживал за ребенком, который еще не умеет толком ходить, но очень хочет научиться и всё время спотыкается и падает, поэтому надо быть постоянно рядом.

Увидев смятение и стыд на лице Дмитрия, я понял, что надо не завидовать ему, что баба такая досталась, а сочувствовать. Не каждый выдержит такие эмоциональные качели: такое терпеть могут более или менее долго только женщины; мужики, как правило, либо спиваются вместе с женой, либо сбегают через пару месяцев. А тут четыре года… Да он святой…

Несколько дней я не видел своих новых соседей и не слышал ничего о них. Подсознательно стал беспокоиться и подумывал заглянуть к ним, спросить, как дела.

Уже почти решившись, я открыл дверь в подъезд и увидел очаровательную девочку, копию Веры, высокую, стройную, с мамиными глазами и улыбкой. Она сидела на кортах, совершенно как пацан, и курила сигарету, смело дымя и нисколько меня не стесняясь.

— Привет, а тут курить не разрешается, — сказал я первое, что в голову пришло.

— И че? — услышал я в ответ.

Девочка смотрела смело и явно не планировала выбрасывать или тушить сигарету.

— Да ниче… — сказал я, присел на корты рядом и достал сигарету, решив тоже покурить с ней и узнать, кто же эта незнакомка.

— Олег. А тебя как зовут? — обратился я к ней.

— Светка. А тебе что, Олег, можно курить тут? — спросила Светка с ухмылкой.

— Светка-конфетка, мне тоже нельзя, и тоже пофиг. Ты тут живешь? — спросил я.

— Вроде как да… Родаки перевезли меня из Магадана от бабушки. Лучше бы не перевозили. Там хоть нормальная атмосфера, бабка готовит, заботится обо мне. А тут: мать — пьянь и отец, который только о ней думает, — неожиданно для самой себя разоткровенничалась Света.

— Что, мать совсем плоха, да? Я ее знаю чуть-чуть. Попал как-то на момент, когда ей хреново было, помог не сорваться. Она держится, говорит, ради детей, — решил тоже ответить откровенностью этой колючей девочке.

— Ага, прям поверила! Ради детей…Она столько лет нам портит жизнь, давно бы уже с балкона шагнула, жить хоть нормально начали бы. Отец бы себе бабу нашел, мы бы тоже выдохнули. А то живешь как на пороховой бочке, вечно ждешь, что еще она отмочит, — с горечью в голосе сказала Светка.

— Мать-то одна, она, наверно, любит тебя по-своему. Больно жестко сразу смерти желать, — попытался я смягчить настрой девочки.

— Кто любит, тот не мучает. Такая любовь никому из нас не нужна. Всё, я пошла, пока не застукали. Спасибо за компанию, Олег, — сказала девочка и засобиралась домой.

— Пока, Светка! Бросай курить, это вредно, — сказал я ей вслед.

— Жить вообще вредно, — ответила Светка и хлопнула дверью.

Как же страшно, когда тебя ненавидят уже собственные дети! Когда ты настолько дно, что в тебя никто не верит: просто терпят и дают шанс за шансом для реабилитации твоей никчемной, разодранной в клочья репутации, а ты раз за разом упускаешь очередную возможность.