Небо цвета лазурита

Айгуль Грау, 2021

После таинственного покушения, едва не стоившего жизни наивной Марианне, она мечтает вернуться домой, вырвавшись из «золотой клетки» мира богов, в который попала по чистой случайности. Принцесса змеев-нагов Харша тоже мечтает укрыться в мире людей спасаясь от гнева отца. Они обе видят друг в друге спасительный шанс на новую жизнь. Но какие трудности и жертвы ожидают их в будущем? Проникнутый духом магического реализма, смешанный с ожившей в героях мифологией буддизма и индуизма, этот роман расскажет об экзальтированной любви и страсти, о трансцендентной связи между учителем и учеником, об истинном духовном преображении и вечных жизненных ценностях. Начинаясь с легкого романтического фэнтези, действие обрастает приключениями и постепенно затягивает в глубины буддийского мировосприятия и философии, которые читатель сможет пережить вместе с героями. Смешивая в себе всю палитру оттенков чувств, эта книга объединяет, связывает меж собой два мира – мир магический и мир духовный.

А есть ли на свете

Цветы, что не вянут,

Глаза, что на солнце

Глядят и не слепнут?

И есть ли на свете

Те дивные страны,

Где нимбы не гаснут,

Где краски не блекнут?

Fleur «Отречение»¹

Часть первая

Всё-таки жива

За окном по-весеннему щебетали птицы. Пронзительно яркий солнечный луч пробрался в спальню, резанув по глазам спящей Марианне. Дуновение ветерка из открытых слугами окон донесло до ноздрей волнующий аромат свежести. Когда природа ещё мертва и только почки на деревьях начинают набухать, в воздухе уже разносится тревожащее грудь предчувствие весны. Прохладный ветер с шорохом шевелил белоснежную ажурную тюль по каменному, до блеска отполированному полу. Лучи света пробивались сквозь разноцветные витражи, трепетными отблесками падая на стены и потолок. Вдыхая свежесть весны, больная пробудилась.

В комнате тихо и пусто. Пошуршав ладонями по накрахмаленным простыням, девушка потянулась за стаканом воды на тумбочке. Села с трудом опираясь руками. На комоде стоял букет из зацветающих древесных ветвей, обрамленных розовыми махровыми цветами. Объемный букет ландышей привлекал ароматом с противоположной стороны по-королевски широкой кровати.

Девушка силилась вспомнить происходившее с ней, но выходило с трудом. Какие-то женщины приходили, шептали на уши. С коронами на головах и длинными черными волосами. Стояли по углам кровати…а дальше пробел… марево… Всё как в полусне. Сложно было вспомнить. События крутились, вырываясь из воспоминаний водоворотом, и от того просторная комната казалось совсем маленькой, тесной. Не уместить здесь бесконечный поток мыслей и чувств, представший перед нею. Кажется ли все это, а может и было взаправду? Женщина змея плакала рядом. Рыдала тяжело, всхлипывая из глубины, так что у Марианны перехватило дыхание. Змея… Она змея или нет? Что-то близко, совсем близко. Как будто нащупала нечто ускользавшее, но оно извивалось и выпрыгивало из парализованных пальцев памяти. «Харша! — крикнул голос в голове». Царевна нагов² помогла, спасла от смерти… а может не она. И помнится, что ехали долго, скакали на лошади, и было дурно, очень дурно, а тряска эта доставляла бесконечные страдания… Когда же это было? Сколько времени прошло? Кто может это сказать? Но потом… Блаженство покоя. Оно охватило тогда, когда уже умирала. Зачем выдернули оттуда? Боль, сильная боль вначале, потом страх, что не справится с этим и смерть уже пришла. Боялась потерять… кого? Себя, его. Возможно, всех вместе. И странно зачем боялась, теперь глупым все это кажется. Он тоже был здесь тогда. И слабым замутненным взглядом она видела это. Равнодушие. Так, кажется, это выглядело. Он был равнодушен. Тогда говорил… не вспомнить, ничего не вспомнить… ты был здесь или нет? Женщина-змея рыдала в изголовье…

Голова начала мутнеть и заболела. Мысли крутились и ничего ясного не выходило. Марианна двинула ногой, все тело окостеневшее, немое. Тонкая кружевная хлопковая сорочка окутывала её до щиколоток. Мышцы не слушались, приходилось будто сквозь болото пробираться. Скованная вязкими жгутами-щупальцами, выбирающаяся из недр кровати, как из трясины освобождалась. Дыхание усилилось, со стоном она поставила ногу на холодный пол. «Что же со мной такое? Чуть не умерла похоже. Или умерла, а потом опять ожила…» Пол становился ледяным, когда, шлепая босыми ногами она подходила к уборной. Тапочки забыла или их унесли и уже не приносили, полагая что она умерла или умрет сегодня ночью. Вчера? Когда это было?

Налила из фарфорового кувшина воды в тазик, начала умываться. Руки не слушались и брызги летели повсюду. В зеркале отражалось измученное, с синяками под глазами, худое обезвоженное лицо. Темные волосы сбились клочьями, торчали в разные стороны. Опершись о край стола, девушка заглядывала в глаза незнакомой фигуре в зеркале. Зачерпывая воду в тазике, поднимала руку на уровень глаз, равнодушно наблюдая как она сливается обратно и капли стекают по ладони и затем достигают локтя, оставляя темные пятна на рукавах сорочки.

— Что же вы делаете? — послышался окрик за спиной. Марианна медленно обернулась, перешлепывая босыми ногами по луже на полу. Вбежала молодая медсестра, на ходу выхватывая полотенце с полки и вытирая руки больной, — Вы же замерзнете здесь, — Марианна уловила тревогу в голосе и улыбнулась беспечно.

— Вы так добры, — пошептала она едва слышно, удивившись полностью потерянному голосу. — Что со мной? — спросила саму себя вслух, и голос прозвучал как эхо из деревянной бочки.

— Я так рада! Мы все так рады, что вы живы, но ходить вам ещё рано. Пока сил не наберетесь — не вставайте. Или звоните в колокольчик, — Марианна только сейчас подметила маленький серебряный колокольчик, стоявший всё это время рядом со стаканом. Медсестра мягко подталкивала ее к кровати, обхватив вокруг талии. — Ложитесь, сейчас принесут чай.

Аромат трав разнесся от прикроватного столика, который служанка толкала перед собой. Горячая кружка мягким теплом согревала замерзшие пальцы, и Марианна попросила:

— Можно прикрыть окно? Прохладно.

— О нет, простите, но вам очень полезен свежий воздух. Потерпите пока. Обернитесь одеялом посильней. Сейчас я вам помогу. — Говорила медсестра, зажигая небольшие пучки трав, раскладывая их в разных частях комнаты на глиняные тарелочки. Служанка делала то же и вскоре вся комната покрылась густым дымом. Марианна закашлялась и перестала уже чувствовать аромат заваренных трав и густой запах добавленного в чай меда. Служанка пододвинула к ней стул и видимо желая придать больной благообразный вид, гребнем с длинными зубцами принялась расчесывать спутанные волосы. Выходило из рук вон плохо. Девушка морщилась, то и дело ее голова тянулась за рукой служанки и потом с силой возвращалась на место. Чтобы не расплескать чай, пришлось поставить кружку на столик. Служанка недовольно хмыкала, в очередной раз снимая с гребня целый пучок выдранных волос, вылезавших как при линьке. Уже дойдя до конца процедуры, она разошлась и царапнула расческой шею больной. Та ахнула, прижав руку к больному месту. Под пальцами ощущалась рана от содранного струпа. Пока медсестра и служанка суетились, чтобы наложить повязку, Марианна нащупала еще несколько полузасохших корочек от болячек на шее и спине. Наконец, когда совершенно грязные волосы были приведены в порядок, а больная успокоилась и лежала, глядя в потолок, дверь закрылась и сердце белокурой служанки немного успокоилось.

Она шла по коридору с тревогой теребя складки пышной длинной юбки. Запах комнаты будто въелся в ноздри и теперь прятался внутри. Зажжение трав не помогло, как рассчитывала медсестра. Сладковатый мерзкий трупный смрад впитался в одежду и волосы служанки Амаиэль. Перед тем, как исполнить поручение, данное медсестрой, она зашла в свою служебную каморку. Порывшись на полках и достав оттуда прозрачный пузырек, пару раз мазнула пробкой по запястьям и шее. Привычное равновесие, казалось, было восстановлено. Она прислушивалась к глухим звукам своих шагов и шуршанию юбки в коридоре. Старалась идти как можно тише, но даже так стук её небольших каблуков, ступающих по древним коврам, разносился эхом по длинному коридору. Весь дворец словно вымер. Наконец-то дверь. Руки дрожали, когда она пару раз еле слышно постучала. Тишина. Она опять постучала, но громче и сама вздрогнула от эха, разносившегося по коридору. Теперь Амаиэль боялась стучать и просто стояла неподвижно. За дверью послышался шорох. В абсолютной тишине ей удалось различить хриплое «войдите» и потупив взгляд, осторожно приоткрыв дверь, она просочилась сквозь узкую щелку.

Шторы были задернуты, духота и запах алкоголя ударил в нос, заставив поморщиться. За синим до черноты бархатным балдахином слышались шорохи. Несколько бутылок стояли на письменном столе, и возле кровати, а у окна внимательные зеленые глаза Амаиэль заметили полузасохшее красное пятно от вина с раскрошенными вокруг осколками бокала.

— Что тебе надо? — разнесся требовательный голос из-за балдахина.

— Владыка, простите за столь раннее вторжение, но сиделка сказала передать вам радостные вести. Мариэ недавно проснулась и даже ходила умываться. Но пока ее лучше не посещать. После болезни там такой запах стоит. Сиделка попросила меня предупредить вас.

— Хорошо, — после долгой паузы прохрипел голос из-за плотной шторы, — Иди, я понял.

Амаиэль засеменила быстрым шагом к двери, но голос прервал её побег.

— Открой окно пока не ушла. — Амаиэль поспешно подчинилась, стараясь как можно быстрее покинуть спальню Владыки.

Весенний прохладный ветерок и яркие лучи солнца теперь проникли и к нему в комнату. И как это было у несчастной больной, начали будить тревожность, клокочущую в груди с приходом весны. Ветерок задувал за плотные шторы балдахина и Селдрион начал приходить в себя. Одернув занавес, он долго и с ненавистью во взгляде пялился на привычный интерьер. Поднял руку и глянул на истерзанные, залитые запекшейся кровью костяшки правой кисти. Попробовал сжать ладонь, но на безымянном пальце красовалась синяя опухоль, мешавшая пальцам согнуться. Вчера так яростно молотил кулаком в дверь погреба, но сегодня, услышав о выздоровлении больной, не испытал ровным счетом ничего. Только досаду от возможной необходимости объяснения своих повреждений. Сполз с кровати, распихивая в стороны лежащие на полу бутылки. Голова немного гудела, хотелось воды. Мариэ говорила как-то, что люди не могут пить столько, слишком хлипкие и жалкие. Не выпьют и бутылки вина, не опьянев. Смешно было ему, когда она пыталась объяснить это, ведь Селдрион никогда не видел людей и не верил этому. Сейчас же вспоминая, как на Мариэ повлиял всего лишь один глоток сомы³ тогда… Оглядевшись, он насчитал как минимум дюжину винных бутылок, разбросанных повсюду, и решил, что девушка была скорее всего права, пил он довольно много. Осушив залпом пол графина воды, на специальном лифте спустился в свою личную купальню на первом этаже. Вода в ручье шуршала, мягко вливаясь в большую купель в гроте. Косые лучи солнца попадали в воду, просвечивая её почти до дна. Чистая словно хрусталь, она отдавала зеленоватым блеском. Селдрион окунулся несколько раз, смыв сонливость и начал уже было выходить, как заметил свернувшуюся клубком в углу Харшу.

— Она жива. — Отрывисто сообщил новость, вытираясь за ширмой. Как мог не заметить в этом полутемном помещении темно-зеленую в питоновых пятнах нагини. Лежала клубком на своем длинном змеином теле и в равнодушных заплаканных глазах её, вспыхнули искры, как только Селдрион произнес это.

— Ты идешь к ней? — хриплый глубокий голос Харши с надеждой прозвучал из угла.

— Да, собираюсь.

— Я тоже с тобой.

До ушей донеслось бряцание золотых браслетов, украшавших руки Харши, когда она поднималась. Он вытирал свои светлые, почти белые волосы полотенцем стоя к ней спиной. Харша приглушенно воскликнула:

— Что с рукой? — Селдрион старательно проигнорировал вопрос всем своим существом, но нагини взяла его руку вертя своими худыми, почти костлявыми пальцами, украшенными массивными кольцами, отчего те казались ещё более хрупкими и тонкими. Возвышаясь над ней, он постарался мельком взглянуть на нее, но взгляд, как не крути, опять упал на её небольшую обнаженную грудь, торчащую из-под громоздких монолитных украшений. Селдрион чертыхнулся про себя. «Почему не могу не смотреть?»

— Поранился как видишь. Совершенно случайно ударив несколько раз дверь, — Он по лисьи прищурился, резко глянув в черные раскосые глаза Харши. Та все поняла. Сжала руку своими холодными как лед и пообещала забинтовать.

— Почему сидишь здесь? — наконец спросил он.

— Вода успокаивает меня.

— Но как прошла сюда, миновав покои?

— Через сад, дверь была открыта, может забыл кто…

Харша заметила, как он прячет глаза от её взгляда.

— Что с тобой?

— Чувствую себя гадко.

— Не переживай, все наладится. Она же все-таки выжила.

— Я не из-за этого. В смысле, не из-за девчонки. А вот о чем… Не думаю, что стоит идти. Я не смогу оставить все это. Дворец, подданных, своё положение в конце концов… ты просишь слишком многого. Когда я давал тебе обещание, надо было создать для тебя какие-то рамки, ведь ты похоже, из тех, кто при возможности откусит руку по локоть стоит им предложить хоть палец. Ты должна понимать, что должен же быть здравый смысл.

— То есть, — возмутилась Харша, — Когда ты мне предлагал свою жизнь в оплату долга — это было лишь самолюбование блеском своего мнимого великодушия, но, когда пришло время платить по долгам… Странно. Предлагать жизнь, но не в силах отказаться от царских благ.

— Я могу, просто пока не готов, — сухо оборвал ее Селдрион.

— А когда будешь готов? Еще через тысячу лет? Другого шанса может не быть. Кто проведет нас на ту сторону если не она?

— Проси что хочешь, но это я исполнить не могу.

Харша внимательно посмотрела на него, а потом медленно произнесла:

— Ну, что поделать. Если ты не хочешь держать свое слово, то даже боги не смогут тебя заставить, куда уж мне. Поэтому тема закрыта. Мне больше ничего от тебя не надо. Только верни серьги.

Пробуждение жизни

Марианна дремала, когда её дверь медленно отворилась. Дым, наполнявший комнату, давно рассеялся и теперь здесь стояла дикая смесь запахов и даже распахнутое настежь окно не спасало. Селдрион зажмурился, повернул голову в сторону, поднеся руку к носу, будто невзначай дотронувшись, пытался унять вонь, бьющую в ноздри. Харшу запах не смутил. Она улыбалась. Сидящая на кровати девушка приподнялась, а потом тоже широко заулыбалась, узнав посетительницу. Харша обратилась человеком, сменив свой змеиный хвост на ноги. Забежала в комнату, плюхнулась на кровать, раскидав черную кружевную юбку по белоснежным простыням.

— Мариэ, ты выздоровела! — Воскликнула нагини зажав в объятьях исхудавшие плечи девушки.

— Да… только мысли путаются. Почти ничего не могу вспомнить, — Марианна шептала осипшим голосом.

— Ну хоть язык-то свой родной помнишь? А то, чему ты нас учить будешь? — Иронично подмигнув заметила Харша, — Не волнуйся, все придет в норму. Ты это еще почувствуешь. Возможно, все даже будет лучше, чем было. — С загадочной улыбкой на губах она легонько хлопнула рукой по пышному одеялу. Марианна подняла глаза на Селдриона и тут же опустила, покраснев.

— Простите за неудобства, всем вам пришлось повозиться со мной, — шептала она.

— Ты еще перед ним извиняешься? Вообще-то это ты недавно чуть не умерла, а не он. Не стоит. — Харша ответила фамильярным выпадом, омрачающим репутацию Владыки. Но, казалось, ей было безразлично.

— Но это я заставила вас всех волноваться. Я решительно больше никогда не буду есть конфеты, и вообще ничего из предложенного незнакомцами. Честно. Клянусь!

Харша опять хрипло засмеялась поддерживая, будто ворона закаркала, и Селдрион покосился на нее. Зная ее как облупленную, он отметил про себя эту странность в поведении, ведь легкомысленный смех был совсем не про принцессу. Он подошел к окну, сдерживая рвотные позывы, и вдруг как будто что-то вспомнил:

— Кстати. Что там было? Что ты видела? — Резко спросил он, с любопытством разглядывая осунувшееся лицо больной.

— Ну нет, не спрашивай об этом. Я протестую! Она ведь только пришла в себя. — Манерно, всплеснув руками как актриса театра, протестовала Харша вскинув на него недовольный взгляд.

— Что я видела когда умерла?

— Да. Ты же умерла тогда. — Он медленно прошел вдоль стены, не отрывая взгляда, — Я видел, все видели. Почему я не могу спросить? Всегда было интересно. Тебе что не интересно? Думаешь не ждет тебя смерть? — Парировал он Харше.

— Ничего. Я ничего не видела. Помню только страх… Было очень больно, я помню это, а потом вроде… нечто вроде счастья. А потом все просто оборвалось. — Она схватила голову руками, будто стараясь выдавить изнутри воспоминания, — Сейчас и сама удивляюсь тому, что никогда бы не подумала о смерти такого. Совсем по-другому её представляла. Но мне сложно сейчас вспоминать. Простите, — Марианна второй раз подняла на него взгляд и только соприкоснувшись глазами, испугалась и потупилась.

— Ладно оставим девочку отдыхать, — Харша натужно тянула нильдара за руку в сторону двери, но он не замечал этого, как если маленький ребенок тянул бы родителя. Но заметив её потуги, сдвинулся и попрощавшись вышел в коридор.

***

Шли дни, становилось теплее, солнце вставало раньше. За окном изредка шел мягкий дождь, почки на деревьях распускались и Марианна, вздрагивая от весенней прохлады потягивала чай на балконе. Силы возвращались к ней, запах мертвечины, мучивший всех служанок, наконец прошел, струпья начинали отваливаться, и Марианна стала замечать в зеркале изменения. Сначала она думала, что просто поправляется, но по мере того, как болезнь отступала, внешность её преображалась. Кожа на лице разгладилась и стала бархатной, ровной, матовой. Такой кожи у неё никогда не было за свои двадцать три года. Губы стали розовее и пухлее, нос как будто утончился, а брови заросли и широкой дугой, с мягким изломом на конце, оформляли карие глаза. Ресницы стали гуще. Сильно поредевшие волосы перестали выпадать. Даже грудь словно начала расти. Теперь раздеваясь в ванной, она всегда задерживалась возле зеркала любуясь собой.

Когда смерть отступила, ей стало казаться, что вся её предыдущая жизнь, все страхи и надежды, волнения и мечты казались лишь рябью волн на поверхности океана, тогда как она стала сравнивать себя, свое новое «я» с его глубинами, поэтому внешность, какой бы она теперь не была, перестала её абсолютно интересовать. Можно сказать, что она наблюдала за происходящим, как будто со стороны, ни во что серьезно не веря. Конечно, это могли быть симптомы банальной слабости, но пережитое не могло не оставить следа. После прохождения умирания, все прошлые попытки казаться красивой, соревнуясь с другими девушками, с воображаемыми соперницами за звание лучшей, были просто смешны. Эти слабые потуги и раньше были обречены на провал, а теперь рассыпались как истлевшая в костре бумага, когда первый порыв ветра обращает её в прах. Красота, так необходимая дотоле, стала не нужна. Так часто бывает, словно подарок, даримый по прошествии времени, когда уже больше и не мечтаешь о нем. Нет, уж точно не красота теперь нужна была Марианне. Её манила свобода. Сбежать из опостылевших стен и от этих искусственных людей. Эти мысли пришли вместе с трепетом весны и разрастались, пуская корни в сердце, точно, как природа за окнами её комнаты. В последние дни многие из воспоминаний возвращались к ней, словно прошлые события переживались наяву. В необычных приливах прошлого, настигающих в любое время дня и ночи, теперь ощущалась особая мощь, которой никогда не было у неё прежде. Как сверхпамять, великолепные возможности которой сейчас использовали лишь для того, чтобы нежить в сладком горе свое обиженное эго. Она сидела в теплой ванне, задумчиво загребая воду рукой. Вспоминалась ночь во время пира у царя нагов…

***

Мягкий длинный мох устилал то место, куда она легла тогда, решив посмотреть на искусственные звезды. Наги жили в подземелье и вместо небесных светил им служили драгоценные камни, о чем говорил гид утром на экскурсии. От сомы девушка чувствовала торжественную эйфорию, хотелось взлететь подальше от этого мира, и в то же время простое лежание на месте, тоже доставляло неописуемое удовольствие. Она вдыхала запах влажного луга, камышей, улиток и скошенного мха. Ночь сейчас была в подземелье и на небесной тверди рассыпались точки светящихся камней. Магические деревья приглушенно светились возле беседки, где она пряталась в кустах. Вдалеке послышались шаги и смех. Она сразу узнала голос Владыки. Он был не один, с женщиной. Хриплый низкий голос, говорили на другом языке. Харша, наверное. С кем ему ещё общаться здесь. Пошушукались, замолчали осматриваясь, не заметив Марианны, продолжили болтать, но на нильдари⁴. Этот язык Марианна изучила хорошо, почти за восемь месяцев прибывания здесь. Она слышала обрывки фраз, в основном говорил Селдрион. Он был сильно пьян. Она лично видела, как он осушил целый бокал сомы, когда ей хватило просто пригубить, чтобы сейчас валяться без памяти в кустах на траве, одетой в праздничное платье с украшениями весом в пару килограмм.

— Почему ты злишься опять? Хватит уже быть такой занудой.

— Отдай серьги. Ты их недостоин, — Хмуро отвечала Харша.

— Ну нет, змеечка моя, это же так забавно! Сколько можно дел провернуть. Я и не знал, что моя жизнь была такой скучной без них!

— Ты издевался над бедной девочкой. Как только ты начал устраивать тот маскарад с едой, это был мой предел. Надо было врезать тебе.

— Зато она пожалела меня. И если бы ты меня ударила, то пожалела бы еще больше. Плохая Харша обижает своего бедного дядю инвалида. Жаль, что ты уже не видела, но у меня даже получилось пустить слезу. Вжился в роль так сказать. Сам от себя не ожидал таких талантов. Но, к сожалению, мне пришлось поскорее убраться вон, чтобы не засмеяться. О, это было потрясающе. — Сквозь приглушенный смех продолжал Селдрион. — Она не узнала меня, значит и другие не узнают. Такой риск, дух захватывает! Но это была всего лишь проба пера. Ты же дала мне их, чтобы я попрактиковался перед путешествием, не так ли? Примерил на себя разные образы. Ведь не все могут как наги, менять форму с такой легкостью. Так чем ты сейчас недовольна?

«Так это всё было ложью, меня просто разыграли?!» — Марианна похолодела и сердце как будто обрушилось с глухим звуком куда-то вглубь грудной клетки. Бум, бум, бум… кровь приливала к лицу и ушам и ей потребовалось время, чтобы сосредоточиться. Она задерживала дыхание, чтобы прислушаться к словам нильдара перешедшего почти на шепот. Но дыхание было прерывистым, бесконтрольным и постоянно мешало слушать. При словах о бедном дядюшке Харши пазл сложился окончательно. До этого момента, она несколько часов провела у себя в комнате, пытаясь сопоставить то, что видела, с тем, что ей говорили.

Вечером, накануне пира, только разложив вещи и не успев высушить волосы после ванной, она узнала от слуги, что Харша ждет её на ужин. Это было ожидаемо, и Марианна рассчитывала, что нагини хочет обсудить с ней правила поведения на предстоящем пиршестве. Это так часто делала Тиаинэ, когда обучала ее правилам дворцовой жизни у нильдаров. Поэтому, как только она привела себя в порядок, сразу же прошла к царевне, приготовившись к роли дипломатичной правильной девочки, которая хоть и вынужденно, но как-никак представляет здесь всю расу людей. Там её ждал сюрприз. Внезапно заявился полуслепой, растрепанный старик, представившийся дядюшкой Харши. Он вел себя очень странно, пугал её безумным взглядом глаза, отмеченного бельмом. Точнее, он не делал ничего нарочито плохого, но Марианна чувствовала, что готова провалиться сквозь землю, лишь бы исчезнуть из этой комнаты и не участвовать в разрастающейся семейной драме. К её удивлению, нервы Харши сдали раньше, она бросила приборы и уползла в негодовании. И тут дядюшка расплакался. Он был таким жалким, таким бесполезным, что Марианна, глядя на это и сама чуть не разревелась. Не в силах совладать со своей парализованной рукой он никак не мог поесть, поэтому он просил Харшу кормить себя с ложечки, чем та была сильно недовольна. И когда Марианна, едва сдерживая слезы, протянула ему ложку с едой, он с гневом выбил её из рук и с руганью умчался прочь. Так она осталась одна в царской приемной, совершенно сбитая с толку. Всю оставшуюся ночь, лежала с тяжелым сердцем и плакала, вспоминая, как он махал вслед уползающей Харше своей покалеченной рукой, прося остаться. Тогда она долго думала, над тем, почему он не наг, если приходится Харше дядюшкой и почему наги такие злые, а именно Харша, что так обращается со своими дядей, и был ли он вообще ей родственником? Тут определенно что-то не сходилось. Но услышав теперешний диалог в беседке, она все поняла. «Это Владыка был тогда в виде старика! Это он. Но зачем? Я просто не понимаю. Харша гневалась на его проделки. Почему я поверила, что он ее дядя? Он же был без хвоста. Но Харша тоже выглядела как человек в первый день нашего знакомства. Может поэтому решила, что всё возможно. Но зачем Владыке так поступать? Какие-то серьги… видимо Харша хочет вернуть их из-за этого. Магические серьги, меняющие облик. Вот как он это сделал».

— Харша, зря ты так волнуешься, она просто ребенок. Она вообще никогда не поймет, что это был я. Представлений о жизни ноль, наивная, как еще дожила до своих лет? Этой зимой мы коротали долгие скучные вечера. И её рассказы сильно посмешили меня, но боюсь тебя разочаровать — слишком недалекая, — Селдрион сделал паузу и заговорщически зашептал, посмеиваясь на каждом слове, — Недавно в любви мне призналась.

— Что? — нагини аж немного прикрикнула. Он тихо засмеялся.

— Да, да. Это было даже забавно. Буквально пару дней назад, представляешь. Я и сам не ожидал. Что ж, таково мое проклятие постоянно слушать такие вещи от служанок, фрейлин, чародеек, принцесс, — Он выделил последнее слово и послышался шлепок. Харша сердито хлопнула его ладонью по плечу. Он засмеялся, — А тут… помилуйте, это даже не интересно. Примитивный вид эти люди. А женщины, просто как обезьяны. Интересно даже — являет ли она собой усредненный тип человека или бывают все-таки получше?

Марианна не могла слушать дальше, обида ножом вскрыла ей внутренности, и влюбленность, как кровь из раны покидала её. Пришло время трезветь. Какой финал ещё можно было представить? Задыхаясь от злобы, она проклинала себя, обзывая идиоткой за то, что открылась ему, за свою простодушную доверчивость. Всё лицо заливали слезы обиды, но она следила лишь за тем, чтобы не шмыгнуть носом, не вдохнуть излишне громко, не выдать своё присутствие. «Просто я никогда не видела таких существ, как он. — Оправдывала себя украдкой, — Он так слушал меня, так заботливо расспрашивал обо всем. Вытягивал из меня слова, а сам в то время смотрел сверху вниз. Как на обезьяну! У них что здесь тоже есть обезьяны?! Какой позор! Клариэль говорила мне… да, говорила. Твоё сердце растопчут сапогом, так сказала. А я считала ее гадкой заносчивой вертихвосткой». Минуты, проходившие в ожидании того, когда Селдрион и Харша наконец покинут беседку, казались мучением. Словно вечность… Они болтали дальше, Харша уже не сердилась, иногда они переходили на язык нагов, иногда и вовсе замолкали разморенные сомой, пока гонец со срочными вестями не увел их из временного пристанища.

«Как хорошо, что произошло то, что произошло. Мне теперь абсолютно плевать, без разницы, ноль эмоций. На него и всю его свиту. Скоро всё закончится. Стоить потерпеть три месяца, и я больше никогда его не увижу. Пройдет как сон. Встречу родителей. Закончу учебу. Хорошо, что все случилось именно так, а не иначе. Теперь не жалко будет уходить отсюда» — продолжая расплескивать воду рукой, размышляла она в ванной. Было время, и она восхищалась новым, дивным миром. Пошла в поход, случайно прошла через портал, до сих пор не понимая, зачем сделала подобную глупость, как люди в кино, которым не стоит ходить в темный подвал под страшную музыку. Раньше думала, что уж кто-кто, но она точно не полезет в неприятности. И точно знает наперед что делать. Вся жизнь распланирована. Красный диплом одного из самых известнейших лингвистических вузов уже ждал её. Оставался последний год. Решила развеяться. Теперь понятно, что зря. Друзья уговорили, видя, как гробит свою молодость над учебниками их робкая Марьяночка. Сходила погулять по горам первый раз в жизни, пропади оно пропадом. Уже практику прошла, подрабатывала переводом текстов и субтитров к фильмам. Обзаводилась правильными друзьями и связями. Все четко, ровно к цели напролом. А потом потерялась одна в новом мире, привлеченная ночным гулом портала, загипнотизированная его синим сиянием. Брела вдоль реки четыре дня оголодавшая, в полуобмороке. Трое солдат-пограничников спасли её. Потом была жизнь во дворце, где ровным счетом ничего и никогда не происходит. Выучила язык так быстро, насколько возможно. Общалась с их царем. Можно сказать вела дипломатические переговоры между двумя мирами. Обмен опытом двух цивилизаций. Ну и без разницы что он там считает. Опыт переговоров есть? Есть. Так что никакой мистики. Никто дома не узнает. Просто потерялась, потом жила у сектантов в Сибири, потом удалось сбежать. Кто-то помог, где была не помнит. Такая легенда. Всё встанет на свои места. Только проблема вот в чем. Что теперь она больше не видела смысла в прошлых целях. Смерть отняла его. Всё растаяло как сон. Эта жизнь как сон, один из миллионов снов, которые мы не помним, просыпаясь. А что делать в этом сне — не понятно. Этому в школе не обучат. Как найти смысл там, где его нет? Не за что ухватиться. Смерть забрала целеустремленность, дав в обмен сверхъестественную легкость. Необыкновенное чувство восторга каждого проживаемого мгновения. Она подолгу могла стоять босыми ногами на траве, когда удавалось незаметно выйти из дворца скрывшись от постоянного контроля сиделок. Им не докажешь, что болезнь прошла и теперь она чувствует себя резвой как конь. Готова бегать днями напролет, а её держат в четырех стенах. Все звуки, запахи, ощущения стали четче, ярче, ближе. Второе детство. Беспечность накатывала волнами, и она просто валялась под деревом в халате, не боясь быть увиденной. Стерлись границы. Раньше она была такой зажатой. Постоянно думала о том, что же скажут о ней другие. Мерила себя чужими рамками. Теперь единственным критерием являлась доброта. Все действия, проникнутые ею, казались истиной. Будь то доброта к себе или другим. «Кому вредит то, что я хожу в ночной сорочке по заднему двору королевского замка? Никому. Значит можно. А для меня это даже полезно». Вскоре границы так начали замыливаться в сознании Марианны, что она поняла — эти вылезшие после болезни волосы ей не нужны и опостылели, и без страха и раздумий обстригла их ножницами, позаимствованными у портнихи. Симпатичная белокурая служанка вскрикнула как от боли, в первый раз увидев её лысой. Марианна смеялась тогда почти задыхаясь. Испытывала бесконечное облегчение, словно камень с плеч. Она хорошела с каждым днем, но никто не видел её. Прошло уже больше восьми дней после пробуждения, но она не встречала ни Владыку, ни Харшу, ни кого-нибудь из приближенных монарха.

Медленно протекали её дни во дворце, многого она не знала. Ничто пока не нарушало покой после болезни. Ей позволяли наслаждаться весной в полном неведении.

Встреча с ханом

Тем временем в огромном дворце, принадлежавшем Владыке нильдаров, в гостях у которого вынужденно обитала девушка последние девять месяцев, бушевали бури страстей, горя и разочарований.

— Что это такое! — орал, потрясая свертком с сургучной красной печатью, с высоты своего роста Селдрион. Из угла, свернувшись кольцами на полу, отрешенно следила за ним поникшая Харша. Редко, очень редко, она видела Владыку таким. Но теперь, глядя на раскрасневшееся, с выступающими венами на лбу, его лицо, бывшее обычно безмятежно прекрасным, она боялась, как бы он не начал громить всё вокруг. — Что ты натворила?! Сафала пишет, что если не выдам тебя как изменницу и предательницу всего рода нагов, то он начнет с нами войну. Что, позволь, что можно было такого сделать, чтобы родной отец хотел посадить тебя за решетку?! Я не представляю! Просто в голову не умещается, — меряя комнату широким быстрым шагом, кричал он. Пользуясь её молчанием, он продолжал тираду.

— Позор! Он пишет: «Позор на весь род! Проклятие!..» Мне говорили, что пригреешь змею, но я не верил. Харша не такая, она не может поступать настолько отвратительно. Но я должен был понять ещё тогда — что-то здесь не чисто. Проверить тебя надо было. Что ты сделала? Опять колдуешь? Я говорил тебе, бросай это дело. Но нет, и сам попался на твоих проделках. Но что сделал? Простил, просто простил, хотя надо было ещё в тот раз перестать с тобой общаться. Но нет, из-за этой девчонки опять пришлось. Опять пришлось! Что ты сделала?! Говори быстро! — Его глаза стреляли молниями, а Харша печально протянула руку.

— Дай мне письмо.

Селдрион бросил в нее письмом, и не успев подхватить его в воздухе, Харша спокойным мягким движением подняла бумагу с пола.

— Успокойся, сядь, я все объясню, когда прочитаю. — Но Селдрион не успокоился, холодно отчеканив слова:

— Я сдам тебя отцу и ничто мне не помешает. Ни один нильдар не умрет за тебя, — Харша потухшим взглядом пробежала по строчкам. Казалось, она и не пыталась себя защищать.

— Ты же не знаешь, что я сделала? Почему решил, что плохое? Отец не пишет тут об этом.

— Поэтому я тебя спрашиваю, — Подняв брови протестовал Владыка, — Ты же молчишь.

— Ты мне слово не даешь вставить.

— Говори, — Процедил он.

— Мой отец хочет посадить меня за решетку или начать с тобой войну просто потому, что я украла амриту⁵. И дала её Мариэ, когда та умирала. Именно поэтому она сейчас жива.

Слова, произнесенные почти небрежно, наполнили комнату звенящей тишиной, как после оглушительного взрыва.

— У Сафалы есть амрита…? — подозрительно прошептал Селдрион, обрушившись в кресло. — Погоди… погоди… — До него наконец начал доходить смысл сказанного, — Ты решила пожертвовать всем ради этой девчонки? Ты же знала, что Сафала отрубит тебе голову за такое. Когда ты успела сойти с ума? Видимо, я пропустил сей факт из твоей биографии.

— Она мой единственный шанс попасть в тот мир.

Гигантским пузырем тишина нарастала в комнате, окна были открыты и несмотря на прохладную погоду, в кабинете стало душно им обоим. Упершись локтями в колени и обхватив голову руками, Селдрион судорожно соображал, а невидящий взор его метался по узорам ковра. «Зачем? Зачем…».

— Поэтому я меняю свое пожелание, — Продолжила Харша, — Теперь я прошу тебя помочь мне, Мариэ и Айму попасть в мир людей. Ты можешь не ходить с нами, тем более ты и так не хочешь, но обеспечь мне защиту здесь. Прошу тебя. Мне очень нужно быть там. Ты не представляешь, насколько это важно для меня. Она мой единственный шанс, — Она подползла к нему и обняв его правую голень, почти лежала на полу у его ног, — Сделай это, и ты вернешь мне долг. Прошу тебя, — она тихо шептала, повторяя это снова и снова. И всё крепче, и крепче обхватывала ногу пока её слезы не начали отпечатываться на мягкой материи его брюк. Казалось, он молчал неизмеримо долго и время в кабинете, обставленном с тем же царским размахом, как и весь дворец, остановилось. Последние лучи уходящего солнца таяли на небосклоне. Слуги слышали крики хозяина и боялись зайти чтобы зажечь огни, поэтому двое старых друзей, прошедших столько бед вместе, сидели в нарастающих сумерках. Владыка поднялся, с силой отцепив тонкие запястья от колена. Золотые браслеты бряцнули, разбавив тишину. Харша украдкой вытерла слезы с припухших век и подползла к окну. Далекий лес таял в темноте, она молча закрыла штору, пока Селдрион разжигал костер в камине.

— Закрой дверь на ключ, — Сухо приказал он. Харша молча повиновалась.

Селдрион прошел к резному деревянному сейфу, тяжелая дверь заскрипела, и он достал закупоренный пузатый графин. Две длинноногие крошечные рюмки оказались в его левой руке, когда он подходил к столу. Они звякнули о гладкую дубовую поверхность, и розовая густая жидкость с металлическим золотым отблеском уже шевелилась в них. Владыка заткнул пробку обратно. Харша подползла неслышно. Он уже осушил одним глотком свою рюмку, а другую держал для нагини. Она тайком поглядывала, как меняется его лицо. Гнев таял. Селдрион прикрыл свои серые миндалевидные глаза, обрамленные темными ресницами. Лицо снова стало отливать ровной фарфоровой белизной. Глубоко с наслаждением вздохнул. Похоже, что решил. Он все решил. Так она знала.

— Что ж, змейка, не будем печалиться, — Следил за тем, чтобы Харша выпила. — Такие проблемы требуют спокойного уравновешенного ума, — Он дошел до низкой тахты, стоящей в углу, и повалился на спину. Харша подползла и устроилась рядом с ним ближе к стене, аккуратно уложив хвост вокруг его широко раскинутых ног.

— Надо здесь что-нибудь нарисовать. — Отвлеченно рассуждал он, глядя в потолок, — Что хочешь здесь видеть? Думаю, это должно быть нечто вызывающее восторг. Величественное.

— Не знаю, но точно не брата того гаруды⁶, что в холле первого этажа, — они оба легко засмеялись, опьяненные. Наступило молчание. Харша слушала его медленное ровное дыхание, нега укрывала её. Улыбка сама собой то и дело расползалась по лицу. Огонь из камина отбрасывал блики, пляшущие с тенями в сумрачной комнате. Поленья хрустели. Сома чарующим ароматом разливалась по телу и на время, хотя бы на одну ночь, можно было позабыть все тревоги, прикоснуться к вечному блаженству высших богов. Не зря Селдрион тогда позаимствовал одну бутылку у Сафалы. Всё думал, что не пригодится. Харша вспомнила, как в детстве всегда хотела хоть на мгновение увидеть своего великого предка царя нагов. Но ей встретился только Сил. Нильдары живут не так уж долго, их ослепительная для человека красота не стоит даже мизинца на ноге Брахмы⁷. Когда-нибудь, может раньше, может позже она вырвется из этого гнетущего тела, посланного лишь в наказание. Достигнет этого, во что бы то не стало. Харша зажмурилась на мгновенье. Комната убаюкивала мраком, наконец Владыка заговорил:

— Я сделаю все что ты хочешь. Ты ж мне почти жена, — Закинув руку, он подтянул её за плечо, — Не печалься, все будет хорошо, — Поцеловал холодный лоб. Харша медленно закрыла глаза: «Все пройдет, это тоже пройдет. Все пройдет, закончится, я выберусь отсюда несмотря ни на что. Когда-нибудь мы все будем счастливы…» Она немного поборолась с дрёмой, но вскоре оба уснули мирным сном без сновидений.

***

Марианне же в эту ночь снился довольно странный сон. Будто она встретила своего давнего друга. Не помнила точно, кто это, но сердце прыгало от радости. Рядом с ним чувствуешь себя словно укрытым теплым одеялом. Так было в детстве, когда мама целовала на ночь. Он просто улыбался, и они болтали ни о чем, проникаясь доверием. «Какой же он хороший» — она любовалась его немного по-женски округлым лицом с аккуратным подбородком. Ощущала на себе прекрасный взгляд его изумительно синих глаз. Таких никогда не видела. Даже глаза Селдриона не сравнятся. Черные волосы юноши были убраны в пучок на макушке. На вид не больше восемнадцати. Одет во что-то легкое. Шли по лужайке, усыпанной цветами. Внезапно божественная идиллия прекратилась. Он резко обернулся и начал её трясти. «Проснись!» — громко приказывал он. «Проснись, проснись…» — повторял и тряс «ПРОСНИСЬ!» — крикнул он истошно и в холодном поту она мгновенно поднялась, сев на кровати. Всё не могла отдышаться. Жутко близко, реально, как в жизни это было. Будто голос его всё еще звенел в ушах. Марианна постепенно приходила в себя, начиная осознавать привычную обстановку. Слабый ночник из магического камня бросал желтоватые тусклые блики на стены. Сквозь тонкую тюль, обдуваемую ветром из открытого окна, проникали редкие лунные лучи. В комнате было холодно как на улице. Марианна поежилась, вылезая из-под одеяла. «Я вроде бы закрывала окно» — девушка подползла на край кровати. Тут она глянула вправо, заметив кресло, стоящее в паре шагов. Это кресло обычно располагалось у столика, стоявшего в противоположном углу. Она точно не ставила его сюда, слишком тяжелое, да и не нужное здесь. Стало жутко. В комнате был кто-то кроме неё. Она не видела его, но он всё прекрасно видел. Наблюдал за ней.

— Кто здесь? — она услышала свой слабый дрожащий голос. Одинокая ночная птица резко крикнула за окном, Марианна вздрогнула. Пытаясь собрать свои мысли, она судорожно представляла план побега. Только добежать до двери и вниз по лестнице к горничным. Ощущение взгляда из темноты не отпускало. Чувствуя себя как на сцене, словно в замедленном кадре наблюдала свои движения. Вот опускает одну, потом другую ногу с кровати. Вот босая медленно идет к двери, будто всегда так делала. Дергает за ручку. Ничего не происходит. Дергает ещё раз и ещё. Тут сердце Марианны провалилось в пятки. Дверь была закрыта, ключа не было, хотя она оставляла его вчера вечером в скважине. В кресле, таинственно обнаруженном возле кровати, послышались шорохи. Марианна прижалась к двери спиной, в ужасе глядя на пустую спинку кресла. Там определенно кто-то был.

— Кто здесь? Кто здесь? — пытаясь придать своему голосу храбрости повторяла она, — Кто здесь? Спрашиваю последний раз. Я буду кричать! — испуганно дрожала всем телом.

Внезапно как в тумане увидела — из кресла молниеносно рванула в её сторону темная тень. Невидимая сила сжала горло и рот, остановив потухший крик. С широко открытыми от ужаса глазами, глядящими прямо в пустоту перед собой, Марианна задыхалась, удерживаемая чьей-то невидимой, невероятно сильной рукой, за которую цеплялась обеими своими. Чье-то близкое шумное дыхание над ухом, ощущение сильного грузного тела прямо в паре сантиметров от своего. Он принюхивался, обдавая её смрадом мертвечины. Вкрадчивый, холодящий душу голос звенел в ушах.

— Да, я чувствую его внутри тебя. Нектар богов, напиток бессмертия… Вы не способны его переварить. Жалкие черви, лысые обезьяны, людские выродки — недостойны даже капли! А ты мерзкая уродина думала заграбастать его себе? — Незнакомец материализовался. Марианна вскрикнула прижимаемая его рукой, но потеряла сознание, ибо он слишком сильно перекрыл кислород.

Но уже через несколько секунд, проснулась от жестких ударов пощечин. Лежала на полу, он сидел на ней, навалившись своим крупным телом, удерживая одной рукой обе её руки над головой, а другой рукой обдавая несчастную пощечинами.

— Ишь чего захотела? Я хочу, чтобы ты была в полном сознании, свинья, — шептал он свирепо, его лицо при лунном свете напомнило девушке рисунки из учебников истории про татаро-монгольское нашествие. Казалось, он был прямиком оттуда. Только что с битвы. Животный ужас сковывал, шевелясь упорным угрём в кишках. Монгольский хан сидел почти на ее животе, Марианна чувствовала, как опять не хватает воздуха. Набравшись сил, так глубоко как можно было, вздохнув между ударами, она закричала. Этот крик показался слабым и как будто потонул в тишине, после чего она получила ещё сильнее. Губа разбилась об зубы, кровь брызнула, оставив след на щеке. Незнакомец был настолько силен, что просто сдвинуть руку из его мертвой хватки оказалось нереальным. Девушка боролось из последних сил, а он сидел как ни в чем не бывало, теперь снова зажимая ей горло, улыбаясь на удары, наносимые слабыми руками. Рылся во внутреннем кармане своей куртки, отороченной меховым воротником. Нашел какую-то склянку наконец. Откинул колпачок, поставил рядом. Убрал руку с тонкой шеи, обеими руками прижал руки девушки к полу, распяв ее. Маньяк ухмылялся. Марианна поняла, что воскрешение не продлилось так уж долго и опять почувствовала досаду, как в прошлый раз. Смерть опять была здесь, смерть сидела на ней верхом и всё вокруг принадлежало ей. Тут за дверью послышались быстрые шаги, лихорадочный стук, голоса стражников и Владыки.

— Ааааааааа! — Что есть мочи заорала Марианна. Убийца встревожился, обернувшись на звуки. С той стороны силились вырвать ручку, пинками выталкивали дверь. Стукнули чем-то тяжелым. Похоже медная подставка под вазу. Марианна с ханом какое-то время следили за дверью повернув головы. Оба с замершим сердцем. — Помогите! Убивают! — Опять заорала девушка сильным охрипшим голосом, который сама не узнала. Руки монгола причинили необъяснимую жуткую боль, жгли кости, она задыхалась под его весом. Тут он опомнился.

— Он не успеет. Я быстро. Жаль, что не успел попробовать твоей крови. — Он взял за подбородок девушку, скосившую глаза к спасительной двери. Владыка нильдаров с подмогой что есть мочи выбивали дверь. — Смотри мне в глаза, мразь, хочу, чтобы ты видела свою смерть. — Он припал к её открытому в беззвучном крике рту и потянул воздух. Девушка стучала слабеющими руками по телу и голове убийцы, но безуспешно. Судорожно понимала, что он высасывал из нее жизнь через рот, и начала ощущать, будто неведомая сила крюком зацепила жизненную каплю, расположенную в животе, и начала вытягивать. Теплая капля двигалась вверх и вверх, достигнув желудка. Все происходило намного медленнее, чем предполагал убийца. Он пытался прислушиваться к происходившему за дверью и рассчитывал улизнуть через открытое окно, но капля амриты застряла в желудке не двигаясь. Он сделал паузу, чтобы передохнуть, и глубоко дышал с наслаждением глядя на застывший ужас в глазах жертвы, пока не понял, что кровь с её разбитой губы теперь на его губах. Облизнув губы, почувствовал, как возбуждение волной настигает его. «Нет, нет, нет, держи себя в руках». Нильдары за дверью уже использовали каменный бюст как таран. Дверь начала крошиться в щепки. Они пытались проделать дыру рядом с замком, чтобы вытащить ключ, которого там и не было, но служанка со связкой запасных ключей уже бежала вверх по лестнице, задыхаясь и спросонья путаясь в длинной ночной сорочке. Марианна видела, как её мучитель задрожал всем телом, эта остановка зародила в ней лучик надежды. Заметила, что его взгляд изменился. Вместо ненависти, там читалось желание. Она дышала, сильно вздымая грудь, задыхаясь, не в силах кричать. Ночной хан с какой-то нежной, но пугающей улыбкой затронул её лицо. Провел рукой по щеке и разбитой губе, смахнув остатки крови, облизал палец. Казалось, его ничто больше не волновало, и он никуда не торопился.

— Ладно, — как будто разговаривал сам с собой, — Только попробую. — Он наклонился и облизнул губы девушки. Та с омерзением пыталась отвернуться, но он еле слышно уговаривал. — Тихо, тихо, да не вертись ты.

В это время ключ повернулся в замке, и уже через секунду серебристый длинный меч грозился сбить голову с плеч вампира.

***

Как только возня унялась, преступника привязали к креслу, которое он так удобно поставил возле кровати, все слуги были разогнаны по комнатам, а трое стражников стояли, охраняя дверь и окна, Марианна незаметно улизнула в уборную. Накинула халат, умылась от мерзкой слюны вампира с удивлением понимая, что губа больше не разбита. Селдрион заглянул в полуоткрытую дверь.

— Ты что здесь копае…шься, — договорил он с округлившимися глазами, — Ты что — лысая? — добавил он, запинаясь на каждом слоге.

— Меня только что чуть не убили тут на ковре, а вы можете только про волосы спрашивать? — Глядя ему в глаза с вызовом отвечала она. Гордо прошла мимо.

— Сначала расскажи, что случилось, а потом будем его допрашивать, — сказал он, садясь на кровать.

Марианна описывала весь вечер, упустив разве что сон, изредка поглядывая на связанного. Его меховая шапка валялась на полу, сам он опустил глаза и не смотрел больше ни на кого. Под желтоватым приятным светом каменных фонарей, висящих на стенах, его можно было хорошо разглядеть. Коренастый, крепко сбитый мужчина на вид лет сорока с небольшим. На круглом, плоском, как луна, лице его были всего пара глубоких морщин на лбу, черные волосы заплетены в длинную косу, а уши украшали тяжелые серьги с бирюзой и кораллами. Марианна теперь не сомневалась, что он выглядел как вылитый монгол. У него даже усы и бородка были как на картинке в учебнике истории. Она старалась прогнать отвратительное воспоминание о том, как затрясся он, попробовав её крови. Понятно, что общалась с вампиром она впервые. Сильное волнение не проходило, при рассказе она часто дышала, иногда теряя голос или переходя на шепот, а потом и вовсе пришла в такое возбуждение, что принялась истерически рыдать. Не в силах успокоиться, вышла в ванную, махая руками возле глаз как веером. Солдаты хмурились, Селдрион последовал за ней. Флакончик, в который вампир хотел спрятать амриту, одиноко стоял на светлом комоде возле двери, аккуратно водруженный на него одним из стражей. Было около трех часов ночи. Весь дворец не спал. Харшу уже разбудили и она уже направлялась в комнату Марианны, в человеческой форме, одетая как всегда во все черное, взволнованная, худая и скуластая.

Селдрион стучался в дверь уборной. Марианна высморкалась в платок, опять умылась и вытерлась полотенцем. Отдышавшись, оперлась ладонями в полированное дерево умывального столика. Она не могла не открыть, и как только дверь отворилась, он крепко сжал её в объятьях. Успокаивал. Марианна уткнулась носом в его грудь вдыхая знакомый запах бергамота и ночной фиалки. Как же этот запах кружил ей голову всего-то несколько недель назад. Теперь же она не придавала этому большого значения. Всё думала раньше, что он пользуется духами, пока не решила сделать комплимент парфюмеру и по вопросительному взгляду неловко поняла, что это его собственный запах тела. Необъяснимое для людей, но возможное среди богов явление. В тот момент она осознала, почему бедные пастушки из Вриндавана⁸ сходили с ума от любви, только почуяв запах сандала, исходивший от беззаботного мастера игры на флейте.

Владыка был в халате нараспашку из мягкой светлой материи, под ним виднелась белая ночная рубашка из тончайшей ткани и светло-серые штаны. Стоял босиком. Прибежал к её двери, проснувшись еще до крика от тревожащего беспокойства. Сейчас его меч в ножнах стоял рядом с резным туалетным столиком в углу, перед дверью в уборную. Он пытался приободрить её, поглаживая по спине, произнося успокаивающие слова, но она стояла как вкопанная, не желая обвить его руками. Наконец, решился и погладил ее стриженную голову. Сначала осторожно, а потом даже засмеялся и хлопнул ладонью легонько.

— Ты смелая, не знаю зачем ты это сделала. Ведь для женщин волосы очень дороги. Значит в тебе есть решительность, — Он взял ее за плечи и взглянул в глаза, — Давно тебя не видел. Ты очень похорошела с тех времен. Я не шучу, — он улыбался приветливо и мягко.

— Замечу, что для мужчин нильдаров волосы тоже очень дороги, — угрюмо ответила она.

— Ха-ха! Наверное. Но скорее всего это просто традиция.

— Мне пошло бы быть блондинкой? — Внезапно она взяла прядь его распущенных длинных светлых волос. Они были как седые, при свете отдавая серебром. Приложила к своей обрызганной ножницами голове, наподобие челки, и обернулась к зеркалу, пока он хранил безмолвие, ошарашенный таким наглым жестом, не зная смеяться или возмущаться, понимая, что в этот раз первым дал зеленый свет нарушению личных границ. Непосредственность, обретенная после пережитой смерти, распирала её, иногда заставляя совершать странные поступки. Бросив небрежно его прядь, она продолжила как ни в чем не бывало, — Этот извращенец облизывал меня. Разбил мне губу сначала, а потом, когда облизал, все зажило, как будто и не было ничего.

— Конечно, он же якша⁹, — как само собой разумеющееся отвечал Владыка. В дверь постучали. Стражник просил их зайти в комнату. Харша уже сидела на кровати, монгол был бледен как мел, смотрел в пол. Марианна ощутила холодок по коже. Харша всегда казалась ей хорошей, но оказывается это было лишь когда та была рядом с Селдрионом. Теперь же, глядя на нее, под светом магических камней, которые вдруг стали отдавать холодной синевой, вместо привычной желтизны, она поняла, что именно компания Селдриона придавала Харше привлекательность. Нагини пристально, холодно смотрела на вампира, острые черты лица приобрели еще большую очерченность, скулы выдавались из-под тонкой кожи, гибкая шея казалась костлявой как у ведьмы. В комнате царило молчание, монгол изредка натужно пыхтел. Заметив, как девушка съежилась от холода, Владыка распорядился растопить камин. Пока ждали, Харша со вздохом встала, прошлась до комода, небрежно поддела пальцем пузырек и сжала его в ладони. Марианна чувствовала себя дискомфортно в такой компании. Хотелось убежать из комнаты, становившейся для нее клеткой. Приходилось сидеть с тем, кто только что чуть не прикончил ее. Все молча ждали, пока один из охранников закончит с камином. Нагини стянула плед с края кровати, укутала им Марианну, обняла сидящую со спины и чмокнула в щеку.

— Я так рада, что ты жива, — Шептала она на ухо. Марианна чувствовала холодные прикосновения нагини размышляя о том, что вероятно это обусловлено медленным змеиным пульсом. Принцесса отошла погреть руки у огня, изредка потирая их. Когда, наконец, все приготовления закончились и Владыка отпустил охрану, Харша подождала немного и сухо проговорила, не оборачиваясь от камина:

— Какого черта, Айм! Что ты натворил!

— Погодите, вы знакомы? — Марианна вскинула брови.

— Даааа, — с растягивающейся улыбкой отвечал Владыка за нагини, — Именно из-за него, она хотела, чтобы я пошел с вами. Вот он ваш отряд — вампир и змея! Замечательно. Кого еще возьмете с собой? Водяного с русалкой? Как славно, что я вовремя освободился от такого удручающего груза. И у тебя еще есть время отказаться.

— Сил! — крикнула Харша.

— Я всего лишь хочу дать ей выбор. Может она не хочет возвращаться?

— Не говори за неё!

— Харша, погляди на неё, ведь это же ребенок, какие решения она должна принимать по-твоему?

— Она же человек, в её возрасте они уже половозрелые, да? — Харша изучала недоумевающую Марианну с каким-то научным интересом, будто ища подсказку. И той оставалось лишь кивать, ощущая полноту собственной беспомощности и бесправности. Здесь она не имела голоса, что бы не говорил Владыка. Они ругались как её родители.

— Половозрелый человек и человек с мозгами — это разные вещи. Размножаться и собаки могут, но принимают ли они ответственность за рождение щенков? Харша, ты путаешь понятия. Я так думаю, что у людского племени мозги могут и до старости не успеть сформироваться. Так ведь? — Он обращался в пустоту к несуществующим зрителям.

— Это точно, — Вставил монгол, но на него никто не обратил внимания.

— Позвольте…, — Пыталась вклиниться в разговор Марианна.

— У неё там остались родители, друзья, вся жизнь. Селдрион, ты думаешь, что в этом мире для неё есть место? Может ли человек жить среди богов?

— Как видишь, живет пока.

— Это клетка для неё, ты просто не понимаешь. Золотая клетка с вечным одиночеством. Ты хоть раз ставил себя на место другого?

— Ой, не говори мне только, что это ты такая великодушная. Постоянно юлишь, думая, что я не замечу твоих хитростей? Уж ты-то точно никогда ничего не делаешь для других. И теперь, когда ты якобы спасла эту девчонку от смерти, но сама оказалась под ударом, уж я-то знаю для чего это делалось. Хочешь сбежать в её мир, чтобы там заниматься черной магией. Думаешь удастся добиться славы? Хочешь прикрыться девчонкой как щитом от стражей.

Марианна смотрела на красное лицо Харши и безразличное, с холодным колющим взглядом, лицо Владыки, и ничего не понимала. Монгол поднял глаза и с внимательной осторожностью следил за скандалом. Казалось, что он тоже слышит многие вещи впервые.

— Я не практикую черную магию! И уж точно не ищу славы. Ты даже без понятия, зачем я туда иду! — заорала Харша.

— Нет, практикуешь.

— Что? Когда это было?!

— Ужели не помнишь? — Владыка сверлил ее стальными глазами, Марианне было страшно видеть его таким. Он сидел на кровати, спиной к связанному, Харша стояла в углу комнаты, справа от камина. Марианна сидела полубоком, на низкой скамеечке и пыталась сжаться, чтобы стать незаметной. Прошло несколько секунд молчания, Харша сдалась. Заламывая руки, с глубоким вздохом подошла к темному окну и невидящим взором уставилась в просвет между шторами. Небо вдалеке начинало светлеть. Монгол заерзал на стуле, меняя позу, сильно затянутые руки затекали и неподвижное сидение приносило мучения. Марианна робко подняла руку как в школе, с неловкой улыбкой пытаясь поймать взгляд учителя-Селдриона. Он резко глянул на нее, не успев сменить настроения, с которым обращался к Харше, от чего девушка опять смутилась.

— Можно спросить, — говорила она, так и не опуская руку, — Почему этот человек хотел убить меня?

— Он не человек, — грубо отрезала Харша от окна.

Владыка начал говорить, не уводя взгляда с потерпевшей, отчего та чувствовала, что готова провалиться сквозь землю.

— Вероятно, он хотел спасти свою подругу. Когда тебя хотели отравить по пути из царства нагов, и ты лежала тут умирающая, Харша украла у отца из тайничка каплю амриты, напитка бессмертия, дала тебе, благодаря чему ты выжила. Царь Сафала теперь хочет казнить её за измену. Ну, а что? Детей-то полно, тем более мужского рода. Поэтому в назидание остальным, ею могут пожертвовать. И Сафала знает, что живет она и прячется сейчас у меня. Поэтому если я не выдам её, то начнется война. Понятное дело, что мы победим, но наши люди всё равно погибнут. Лишние жертвы, сама понимаешь… И вот лучшим решением для меня было бы незамедлительно отдать её отцу, несмотря на нашу с ней долгую дружбу, — он как-то надменно кивнул в сторону нагини, — Да вот к несчастью, я связан клятвой, по которой она может потребовать от меня любое желание. Абсолютно любое. И ты догадываешься уже что она попросила? Конечно же, помочь вам троим сбежать, тем самым навлекая на мое государство войну. А этот, — он кивнул в сторону якши, — видимо хотел помочь, достать из тебя каплю амриты и вернуть Сафале, в обмен на полное прощение. Но слишком уж наивен наш гость. Харшу все равно казнят, и это уже не зависит от того, вернет он амриту или нет. А еще, если бы он ее извлек, то скорее всего ты была бы уже мертва. Только я вот в толк не возьму конечно, дорогая моя змейка, зачем же ты так рисковала? К чему создавать себе такие проблемы? Было бы из-за кого… — это все он произносил, так и не отводя глаз от Марианны. В последних его словах было столько пренебрежения, что она сразу вспомнила и случайно подслушанный разговор в беседке и то, как он только что успокаивал ее в ванной. И Владыка нильдаров показался ей настолько пропитанным фальшью, что даже его красота начала отталкивать. Вспомнила сразу, как при первой их встрече, когда трое солдат-пограничников, которых она приняла за лесных эльфов, привели её ко дворцу. Тогда ей показалось, что его самомнение ступает впереди на несколько шагов. А когда же он входил в банкетный зал, где с девушкой обращались так, будто она не умнее комнатной собачки, то его эго занимало такое пространство, что Марианна сразу ощущала недостаток воздуха. Теперь она совершенно искренне недоумевала, как случилось то, что случилось. Как она смогла по уши втюриться в него, а потом еще признаться в этом, на что естественно получила лишь молчание и удивленный взгляд с привычной ноткой презрения.

— То есть мне дали напиток бессмертия? — Марианна понемногу начинала осознавать сказанное, — Но зачем? Раз вы знали, что из-за этого будут такие неприятности. Я, конечно, безумно благодарна вам Харша, за то, что спасли меня. Но это не стоит жизней других. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то умирал. — Она помахала рукой в воздухе, будто отгоняя неприятности, — Может попробуем вернуть амриту. Может я все-таки не умру? А?

Селдрион засмеялся и подмяв подушки в изголовье кровати, удобно устроился на ней, протянув ноги и откидываясь на спинку. Сделал это он намеренно вальяжно и расслабленно.

— О святая простота! Конечно же ты умрешь.

— Я согласен, она не стоит этого. Это глупо рисковать жизнью ради смертных. Харша, давай быстро всё вернем на свои места и дело с концом. — Со спешкой в голосе просипел полночный гость.

— Ты с ума сошел! Не при ней! — зашипела Харша сурово сдвинув брови. Марианна начала понимать, что она, как думала про себя — безвинная жертва, избитая сегодня ночью не понять кем и за что, вообще не считается здесь за живое мыслящее существо. Харша защищала лишь свою шкуру, Селдрион вынужденно защищал Харшу, да и незнакомец был её прислужником. Сейчас судьба девушки была в тонких пальцах нагини и уже второй раз за ночь она ощутила свою жизнь висящей на волоске. Надо было что-то делать.

— Харша, я подумала и решила, что хочу вернуться в наш мир. Пойдемте, я помогу вам, чем хотите. Мне не интересно здесь оставаться. Меня здесь ничего не держит. Я хочу домой, к родителям.

Селдрион повернул голову. Он все понял с молниеносной быстротой, от чего рассмеялся так легко и непринужденно, как будто ему только что рассказали новый анекдот.

— Посмотрите-ка, решила все-таки бороться за жизнь. Только что хотела вернуть амриту, но уже позабыла об этом. — Марианну резанули его слова, но она решила сдержаться.

Харша продолжила разговор на языке нагов. Марианна отвернулась к костру, спиной к присутствующим, скрывая свою боль. Её здесь никто не пожалеет. Её здесь просто не существует. Ни для кого. Даже для Харши, создававшей ощущение опеки.

Наконец, не выдержав внутренней бури, извинилась перед всеми, обулась, обернувшись пледом. Никто и не думал останавливать ее. Они просто на время замолчали, провожая её равнодушно-любопытными взглядами. Когда она рванула разбитую деверь, дыра в которой была заткнута подушкой, то, как тараканы на кухне, в разные стороны разбежались служанки и слуги, подслушивавшие у двери. Гордым быстрым шагом прошла меж них, спустившись по лестнице вниз.

Снежный барс

Прозвище «Обезьяна» преследовало Марианну с детства и потому те слова Селдриона, произнесенные в беседке, так сильно задели её. В школе дразнили так из-за темного цвета кожи и широких бакенбард из темного пушка на щеках. Её отец был из Индии, из богатой семьи. Поехал учиться в Россию по обмену, там и встретил свою суженую. Теперь преподавал в университете востоковедение. Мать же обладала классической русской внешностью, белокожая, с зелеными глазами и лицом сердечком. От неё Марианна получила только форму лица, а всё остальное досталось от отца. В подростковом возрасте у нее в добавок ко всему появились усики, которые она начала удалять в салонах красоты, когда выросла. Бакенбарды тоже были обречены на удаление. Современная косметика творила чудеса и учась в университете она уже ловила на себе восхищенные взгляды. Тогда расслабилась, решила, что маленькая обезьянка из детства оставлена в прошлом. Но здесь во дворце не было ни воска, ни сахарной пасты, ни бритвы. Поэтому вся растительность вернулась на свои места. Увы, дефекты уже не замажешь кремами, поэтому темные круги под глазами стали её постоянными спутниками. Божественные девы нильдари не использовали косметику, были замечательно белы, стройны и прекрасны. Сначала она звала их эльфами. Нордической внешности, все красивы как на подбор. Следила за ними с восхищением, частенько стесняясь себя. Их волосы мягко опускались по спине, когда-то бывали убраны в косы, иногда заплетены наверх. Их утонченная воздушная красота не поддавалась описанию. Особенно когда двигались, говорили, смеялись. Это заставляло её все больше и больше страдать от самоуничижительных сравнений. Ей никогда не суждено быть такой. Если бы не Харша и вся эта заварушка. Амрита делала своё дело. Преображала тело, очищала ум и вскоре не только служанки стали замечать изменения. Обкусанная портновскими ножницами голова почти за неделю покрылась двухсантиметровым слоем густых черных волос. Магическим образом все нежелательные волоски на теле и лице покинули её навсегда, как будто и не было их вовсе. Ненавистные женские дни пропали, но грудь почему-то продолжала расти. Жирок, нажитый непосильным трудом поедания сладостей в периоды сложных сессий, покидал живот как по волшебству без строгих диет и изнурительных тренировок. Просто мечта лентяя! Вместо него сама собой появилась талия, ноги стали изящными. Все торчащие углы в теле исчезли, оно стало одинаково ровным и гладким. Ей казалось даже, что она подросла, потому что платья стали короткими. Грудь не влезала, талия провисала. Пришлось шить новую одежду, и Марианна сильно переживала, что наносит этим непоправимый удар по государственной казне нильдаров. В купе с этим она начала носить цветастый платок, обернутый вокруг головы на манер африканских женщин, с хвостами ткани, откинутыми назад, что создавало у окружающих ощущение присутствия волос, потому как постоянные вопросы о прическе уже опостылели.

После происшествия её уже не держали в комнате, карантин прошел, она могла свободно передвигаться по дворцу. Уставшая от безделья, перечитавшая столько книг за время болезни, что глаза болели как от песка, Марианна решила заняться домашней работой. Ей хотелось физического труда. Хотелось устать и вымотаться. Без спроса Владыки, которого она не видела почти две недели, она пошла к служанкам и напросилась на работу. Те боялись, хотели разрешения хозяина, но ей удалось как-то убедить их, полностью игнорируя его запрет, данный ещё зимой — не сметь якшаться со слугами. Итак, втайне от него, она помогала готовить еду, стирать, гладить, мыть полы, посыпать дорожки гравием, пересаживать розы. Однажды ей даже удалось напроситься на мытье лошадей, после чего уставшая, довольная, но сильно пахнущая конюшней, она вернулась в комнату и едва успев ополоснуться, мгновенно уснула мертвым сном. Харши она больше не видела. Слуги шептались, что грядет война. А пока Владыка Селдрион вел переговоры с царем Сафалой. Вампир тоже исчез, простершись перед этим у ног Марианны с молчаливым вынужденным почтением и под пристальным присмотром Харши. Время шло и вот уже деревья покрылись мелкими нежно зелеными листочками, весенние цветы благоухали огромными шапками белых, розовых, фиолетовых и ярко-желтых бутонов. Голубые бабочки перелетали с цветка на цветок, пчелы жужжали, наслаждаясь первым нектаром. Любящее солнце прогревало землю. Очарованная красотой весны, Марианна просилась теперь только на садовые работы. Но просто невыносимо было двигаться, ходить, работать в длинной, пышной юбке и она слезно умоляла портних сшить ей брюки. Сошлись на том, что сделали широкие брюки и удлиненную расклешенную рубашку. Одетая так, Марианна чувствовала себя, как будто опять гостит у родителей отца, ест чапати с далом¹⁰, а бабушка приносит ей сладкий рисовый пудинг. За окном непременно должна играть громкая музыка и постоянно сигналить машины, а с дедушкиного алтаря разноситься ароматы благовоний. Сшитый нильдарками костюм для работ, так сильно напоминал ей ту одежду, которую она носила в Индии, что опять захотелось прокатиться с кузеном на мотоцикле, потанцевать в шумной процессии на Махашиваратри¹¹, послушать грустное мычание коров, глянуть на полуразрушенные улочки.

Везя перед собой тележку с сорняками, Марианна с грустью вспоминала, как отец молился каждое утро, зажигая благовония перед статуей маленького пастушка с телом цвета грозовой тучи¹². Вспоминала, как он читал ей веды¹³ нараспев, когда она была еще совсем маленькой. Тогда они казались страшными заклинаниями, и она думала, что отец умеет колдовать. Тут вспомнила Харшу почему-то. Куда же она так сильно хотела попасть в их мире? В Россию? Америку? А может все-таки в Индию? Может будет возможность тоже поехать… Надо было спросить, но все происходило так спонтанно. Как только они прибыли в царство нагов, Харша заявила о своем желании посетить их мир, потом был пир, выпитая сома, подслушанный разговор. Селдрион в спешке уехал на следующее утро, связанный государственными делами. Больше они с Харшей не общались. Может стеснялись друг друга. Может Харша хотела видеть Владыку на их встречах. По дороге домой, кто-то решил отравить девушку подсунув странную корзинку со сладостями в номер харчевни, где они остановились. Харша тогда была с ними, провожала как дорогих гостей до границы своего царства. Владыки не было, поэтому самолично, взяв лошадь и Марианну в охапку, бросилась с отрядом во дворец. Двое суток они скакали без отдыха, меняя лошадей на военных постах. Отравителя так и не нашли. Марианна умирала в тяжелых муках целых четыре дня, за это время Харша вернулась, одновременно с Селдрионом, капнула нектар бессмертия в рот уже умершей. Девушка не дышала уже минут десять, как говорил врач, поэтому Владыка молча вышел из спальни, спустился вниз в погреб, взял бутылку вина и в бессильной ярости бил кулаком дубовую дверь. Харша осталась в комнате, рыдала безутешно. Её последняя надежда умирала. Только теперь Марианна знала то, что происходило в то время с ней, из рассказов слуг и своих воспоминаний составляя портрет прошлого. После этого, принцесса не хотела тревожить больную, потом был инцидент с вампиром, и теперь они оба исчезли. У них не было плана, никаких понятий что делать дальше. Марианна полагала, что скорее всего Харша и Айм покинут её, как только переберутся на другую сторону. Хотя Селдрион говорил про стражей… какие ещё стражи? «Использовать как щит» — так кажется он сказал тогда. Надеюсь, они не собираются со мной в Москву…и что за щит такой… непонятно…

Задумавшись, она прошла участок, куда катила тележку и зашла в незнакомую часть парковой зоны. Догадалась не сразу, а только когда гравий кончился. «Ах черт!» — воскликнула обернувшись. Тяжело пыхтя, разворачивала неповоротливую тележку обратно. Тут услышала крики и звонкий лязг металла, раздающийся издалека. Стало страшно, она обернулась, озираясь по сторонам. Звуки исходили со стороны густых кустов можжевельника, сквозь них было заметно движение где-то вдалеке. Это была драка, точнее вооруженное столкновение. Марианна беспомощно пыталась поймать взглядом хоть кого-нибудь, но вокруг было абсолютно пусто. Она засунула голову в кусты, не найдя другого способа увидеть происходящее. Крошечные мягкие иглы, то и дело лезли в глаза со всех сторон. Вдалеке проглядывалось поле, было многолюдно. Похоже на соревнования, но скрежет стали и жуткие вопли казались настоящими, как на войне. Марианна продолжала бороться с кустами, но тут её грубо схватили за рубашку и протащили внутрь. Она упала, больно ударившись мягким местом о землю. Скосив глаза, увидела острие меча, поднесенное к горлу, испугалась. Дыхание сбилось, подняла взгляд. Солдат в полной экипировке грозно разглядывал её. Заметив испуганный девчачий взгляд, он узнал её, смутился, коротко извинился и протянул руку.

— Простите Мариэ, не признал вас.

— Да, ничего. Что тут происходит? — Марианна отряхивалась от иголок, уже не удивляясь, что разные незнакомые личности почему-то знают её.

— Военные сборы.

Девушка щурилась вдаль, так и не различая происходящего.

— Военные? Будет война, да?

— Так точно.

— Как ужасно, как ужасно, — шепотом залепетала она.

— Нет. Вы ошибаетесь! Мы наподдадим этим наглым змеям, пусть только попробуют сунуться к нам, — гордо, без запинок парировал солдат. Грусть накатила на слушательницу.

— А что там сейчас происходит? Я вообще ничего не вижу.

— Сейчас старший сын Владыки Селдриона Алвин демонстрировал свое мастерство.

— И как он? — девушка не знала, что еще спросить, чтобы поддержать разговор, хотя эта тема мало занимала её.

— Его искусство владения мечом выше всяких похвал! Он станет достойным приемником на царство. Говорят, что это произойдет уже скоро. Помимо этого, он одарен в дипломатии, знает языки, уже имеет опыт правления западными землями. Недавно у него родился сын. — Зеленые глаза солдата искрились радостью за нового правителя.

— Здорово. Значит Владыка Селдрион стал дедушкой. — Безучастно протянула Марианна поддакивая.

— Да. Это так. Кстати, скоро он сам будет демонстрировать опыт владения двумя мечами. У него особый стиль. Рекомендую взглянуть.

— Ой, нет. Я лучше пойду. К тому же отсюда ничего не видно… — попятилась Марианна, избегая даже умозрительной возможности столкновения с Владыкой.

— А мы подойдем ближе.

— Нет, пожалуй, не хочу мешать. Это так неловко.

— Не бойтесь, вы никому не помешаете. Можете пойти на те трибуны к дамам. Или если хотите, я проведу вас с другой стороны, где почти нет гражданских, но оттуда лучше видно. Я уже подметил там самое удачное место.

Марианна металась взглядом от дамских трибун, где было около тридцати зрительниц и которые находились так же далеко от эпицентра действий, как и то место, где они сейчас стояли, к густым зарослям, граничащим с лесом, где располагались шатры и стража. Место, куда указывал её новый знакомый, действительно было намного выгодней, но там были одни мужчины. Марианна сомневалась. Жалобно подняв брови домиком, она обратила молящий взгляд на солдата. Он засмеялся и по-джентльменски протянул руку.

— Идемте, не пожалеете.

Место, куда они шли, было на пригорке, поэтому вид оттуда открывался отменный. Справа вдалеке виднелся четырехэтажный серый дворец, огромное поле было окружено со всех сторон густой растительностью. Широким кругом на небольшом возвышении стояли трибуны для военных и участников соревнований. И хотя это были не вполне соревнования, Марианна решила называть их так. Ее новый знакомый представился и взяв руку девушки под локоть, повлек к шатрам. Его имя вылетело из головы с первым порывом ветра, но она стеснялась переспросить. Слишком сложные у них были имена, не записав на листочек, ей не удавалось запомнить. Сняв шлем, он нес его в левой руке. Русые волосы убраны в низкий хвост, довольно мил. Марианна уже привыкла к тому, что все подряд здесь были красивыми и вечно молодыми. Он объяснял ей происходящее, между тем бросая быстрые взгляды на её пухлые губы, очарованный экзотической красотой. Смуглянка в яркой чалме и широких штанах. Это было что-то новенькое. Тут послышались низкие объемные звуки трубящей раковины. Они заспешили, а потом и вовсе побежали, чтобы успеть увидеть представление. Но начало все-таки пропустили, поэтому на сцене Марианна увидела, как двенадцать чудищ, с разных сторон уже окружали Владыку плотным кольцом. Она не могла узнать его наверняка, но видела белые волосы на спине из-под шлема. Когда-то они так много значили для нее. Когда-то бредила ими и только увидев чью-то светлую голову, сердце начинало биться чаще. И учитывая количество светловолосых на квадратный километр, постоянно чувствовала себя дерганным кроликом. Даже смешно стало от воспоминаний.

Тут солдат достал из внутреннего кармана фляжку и тайком подсунул её Марианне.

— Ой, нет, я не пью, — смутилась, отвернувшись как от неожиданного порыва ветра.

В это время чудища уже нападали. В руках Селдриона был один тяжелый двуручный меч, а не два, как уверял солдат. Как бы танцуя, он резкими выпадами вспарывал чудищ одного за другим, отрубая по пути руки, ноги, головы. Движения были отточенными, как будто он не ступал ни одного шага просто так. Каждое движение приносило смерть. Кровь чудищ была теперь на его волосах и доспехах, а Марианна, сидя с вылупленными глазами не могла поверить в увиденное. Это было настолько ужасно, что происходящее казалось невероятным иррациональным кошмаром. Захотелось отвернуться во что бы то не стало. Некоторые чудища орали и корчились в предсмертных судорогах, и он по очереди мягко как в масло, вонзал острие им в горло, прекращая агонию. Арена покрылась кровью, Марианна дрожала, рот её искривился, выражая глубокое отвращение. Солдат болел за правителя, как все остальные, издавая радостный вопль после каждого убийства. Наконец все было кончено, зрители аплодировали и ликовали. Сосед Марианны тоже кричал, потрясая кулаком в небо.

— Это самый жуткий кошмар, что я видела! — С негодованием прошептала она. Солдат ничего не разобрал, шлепнув её по плечу приободряюще, как товарища. — Это просто ужас, я не собираюсь смотреть на эту мясорубку. — Она дернулась чтобы встать, но солдат засмеялся и схватил её за руку.

— Какие вы женщины впечатлительные! Это не настоящие монстры. Посмотри!

Тут Марианна глянула на сцену, и та оказалась опять свежа и пуста. Владыка был в чистых доспехах, монстры исчезли. Ему меняли экипировку. Теперь два изогнутых меча оказались в ножнах на его спине.

— Это иллюзия. Смотри, сейчас новые появятся.

И действительно, появились. На этот раз это были не монстры, а люди, или боги, кто их поймет, в стальных доспехах. Нападали с разных сторон, с разным оружием. У кого-то была пика, кто-то с мечом, кинжалами и даже арбалетом. На этот раз сцена превратилась в вихрь. Яростный танец смерти продолжался. Упоенный солдат с восторгом взирал на точные, совершенные движения.

— Как снежный барс… Восхитительно… — шептал он как завороженный.

Марианна нашла сравнение подходящим, а потом осеклась про себя: «У них что и снежные барсы тут водятся? Хотя откуда бы тогда я знала это слово». Действительно. Два легких меча, взамен одного тяжелого, дали Селдриону возможность проявить грацию. Как кошка он мягко ступал и поворачивался при нападении. Его стиль был похож на выступление конкистадора. Будто дразнил, и тут же резко сражал наповал. Противники в этот раз были посильнее, и он не мог их прикончить так же быстро. Сталь издавала холодный низкий вибрирующий звук. Воздух будто дрожал вместе с ней. Врагов оставалось всего лишь трое, но все они были очень сильны. Марианна уже втянулась и начала всей душой болеть за Владыку. Он уворачивался от ударов, но все же один из противников резанул его по плечу. Она вздрогнула.

— Это по-настоящему? — Шепнула на ухо солдату, но тот не ответил, увлеченный действием.

Тут же голова ударившего упала на землю. Марианну опять затошнило. Воспользовавшись замешательством врагов, заколол следующего, обойдя последнего со спины, молниеносно резанул по горлу. Темная кровь залила доспехи иллюзорного врага, он хватался за шею, заглатывая вязкую жижу, задыхаясь, как и Марианна, наблюдавшая все это сидя на траве. Булькающие звуки прекратились, когда Селдрион толкнул умирающего вперед, и подняв взгляд, столкнулся глазами с Марианной, сидевшей на поляне, и смотревшей на все между трибун. Это было метрах в тридцати, но он ясно различил ее лицо, перекошенное от ужаса. Оглушительные аплодисменты, вопли и радостный вой огласили округу. «Вы прошли финальный уровень!» — громогласно скандировал кто-то с трибун.

— Еще никто не проходил пока, — нервничая быстро комментировал солдат, не оборачиваясь.

— Это же просто ужасно! Какая разница, иллюзия это или нет, если здесь происходит жесточайшее насилие. Вся арена в крови, люди в предсмертных судорогах, а вы еще и хлопаете! — весь её вид выражал полнейшее негодование. Вскинув темные, с изгибом на концах, брови, она уже набрала воздух, чтобы разразиться тирадой, но все-таки решила сдержаться.

— Это подготовка к войне. Вместо тренировки. А как вы хотели? — с удивленным простодушием на лице отвечал её собеседник.

— Но он же сейчас взаправду убил этих людей. — Настаивала девушка.

— Нет, он их не убивал, потому что их никогда и не было. Они не настоящие, я же говорил.

— Но они умерли только что прямо передо мной! Причем были убиты самым ужасным образом. Это слишком реалистично, не понимаю зачем дамы ходят смотреть на такое. Этот Владыка… Селдрион — просто мясник какой-то. — Она шипела как змея, тем временем солдат разглядывал ее непонимающе. — Все с меня хватит! — Девушка вскочила и направилась обратно к тем кустам, откуда её выдернули.

— Постойте, постойте, — он побежал за ней, — Сейчас же будут соревнования по стрельбе! Это уже не так кровожадно, как вы говорите. Вам понравится, окажите любезность присутствовать, — тут до Марианны дошло, что он просто клеиться к ней, — Может принести вам что-нибудь выпить? Мы можем выбрать место в другой части поля, если здесь не удобно. Может я обидел вас чем-то?

— Нет, нет, не в этом дело. Я просто девушка эмоциональная, мне тяжело на такое смотреть. С детства всегда была против насилия. А тут это в такой открытой ужасающей форме. Для меня это уж слишком, — Всплескивая руками громко вещала она на всю округу, и тут обратила внимание, как солдат принял официальное выражение лица и встал по стойке смирно. Обернулась. Владыка в сопровождении двух оруженосцев, стоял за её спиной. Она отпрянула.

— Чем ты опять недовольна? — Смеясь, он коротко кивнул солдату, тот поклонился и спешным шагом удалился.

— Такие зрелища не для меня. Я против насилия.

— Ах, так вот оно что, — Он сделал понимающий вид и закивал, подавая шлем одному из свиты, — Ты за мир во всем мире, вероятно.

— Абсолютно!

— То есть ты против войн и насилия, — перефразировав повторил он.

— Да, — уже понимая к чему он клонит, тихо и мрачно отвечала девушка. Солдаты из свиты смотрели на неё с уже привычным здесь высокомерным презрением.

— То есть, если сейчас наги нагрянут в мое царство, то нужно сдаться? Не проявлять насилия? Верно? — Марианна молчала, но внутренний протест уже поднимался в ней и Селдрион с усмешкой наблюдал перемены на её лице.

— Я не говорила этого. Я за переговоры, дипломатию, мирное решение конфликта. Насколько это возможно.

— Ну этим я тоже занимаюсь. Но иногда это бывает просто невозможно. Если другая сторона не хочет говорить, отвечать на послания. Если другая сторона вместо ответа присылает голову гонца на блюде. Как ты предложишь выйти из ситуации? Ты вроде бы не горишь желанием помогать.

— А как же я могу помочь? — Марианна выглядела удивленной. Он опять так мастерски сменил тему, что она не успела сообразить в какой момент это произошло, — Вы же сами сказали, что даже если бы вампир вернул амриту, Харше это не поможет.

— Да, ей не поможет. А нам поможет. Войны удалось бы избежать. Скорей всего. — Владыка отметил это небрежно, как бы невзначай. Марианна насупилась, смотрела в землю, пока он отчитывал её, как школьницу младших классов. — Ты против насилия, это понятно. Но если ты решила быть правильной, то будь ей до конца. Не надо судить других, пока не справилась со своими проблемами. Ведь у каждого из нас полным-полно скелетов в шкафу, не так ли? Да и характер не сахар. Просто некоторые не хотят себе в этом признаться. А бывает и так, что просто нет подходящего случая, чтобы увидеть свое гнилое нутро. А оно тем не менее всегда было, есть и будет, только ты ничего о нем не знаешь. Живешь легко, не испытываешь никаких трудностей. Всё достается тебе даром. Жизни совсем не знаешь. Её суровые правила для тебя ещё сокрыты. И ты не можешь понять даже себя, не то что других. Поэтому я говорю тебе — если высший долг просит, то нужно делать. И если нужно убивать ради спасения других, то…

— Владыка Селдрион, может вы продолжите препарировать эту несчастную чуть позже, когда время для этого будет более благоприятным? — Марианна услышала вкрадчивый голос Советника и её аж перекосило от отвращения. Гадкий тип с тусклыми прозрачными глазами. Бледный и тонкий, все время как бы окутан туманом загадочности, которую пытался напустить на себя. Возникал неожиданно. Выбешивал своими точными, острыми как бритва замечаниями. Так и сейчас подошел неслышным шагом, и уже несколько секунд с интересом наблюдал, как красная от смущения девушка пытается найти в траве под ногами выход из ситуации, — Нас ждут, прошу вас.

— Секунду, — Владыка кивнул солдатам и Советнику, и те быстро удалились. Он приблизился почти вплотную, нагнувшись немного спросил вкрадчиво, — Только на будущее. Ответь мне заранее. Стоит ли мне проявить насилие, если десять таких охламонов захотят обесчестить тебя по очереди? — Марианна еще сильнее зарделась и отвела взгляд, — Или все же стоит вести с ними переговоры? Может стоит сойтись на том, чтобы их было не десять, а хотя бы пять? Что скажешь? А? Будущее дипломатии.

— Ну и фантазия у вас, вот что скажу. — Она с вызовом вскинула на него сердитый взгляд. Вся покрытая красными пятнами от стыда, коротко поклонилась и пошла обратно к злополучным кустам, ругая себя за проявленное любопытство. Сквозь налет надменности на лице его читалось неподдельное удовольствие.

История с русалкой

Марианна сидела на кухне понурившись. Рука безжизненно свисала с края массивного стола с глубоко изрезанной поверхностью. Её мысли метались между желанием прекратить войну и желанием жить. Возможно ли такое, что амриту удастся вернуть без потери жизни? Этот вопрос мучил её с той самой поры, как она покинула соревнования. Повара, кухарки, слуги и их помощники носились туда-сюда с блюдами, корзинками, столовым серебром и снедью. С тех пор, как в замок приехало множество гостей, это адское месиво происходило на кухне каждый день. Марианну никто не просил помогать, она сама решила предложить помощь. Был уже поздний вечер, кухарки домывали посуду после ужина, который она провела в компании прислуги. Сегодня среди работниц происходили волнения. То и дело слышались смешки, шуточки и рассказы о флирте с приехавшими солдатами. Внезапно на кухне воцарилось молчание. Смешливые посудомойки застыли, держа щетки в руках, повариха, уперев в бок правую руку слушала кого-то. Шорох шепотов пробежал по кухне. Амаиэль пришла с тревожной новостью. Владыка сильно разозлился отсутствием Марианны на званом ужине. Кто-то цокнул языком обиженно. Всплеснув руками, повариха начала было корить Мариэ, но она сидела, округлив глаза, с приоткрытым ртом. Стало понятно, что об приглашении на ужин, да самом существовании оного, девушка слышала впервые. Почему никто не передал ей? Кошки скреблись на душе, и Марианна не знала, как подобрать слова для оправдания. Наконец, была выявлена виновница произошедшего. Новенькая, несшая послание Владыки, была перехвачена по пути каким-то солдафоном. Долго вырывалась из его объятий, потом слушала признания в вечной любви и предложение руки и сердца, а по освобождении так разнервничалась, что полностью забыла о поручении. Владыка был в ярости, поэтому все попритихли. Его гнев грозил штрафом, а может и увольнением новенькой.

— Ну ты даешь! Как можно было… — слышался ропот из разных углов. Бедняжка выглядела как испуганная мышь.

— Да она небось сначала Владыку испугалась, а потом её ещё и этот дурак поймал, — оправдывала новенькую посудомойка.

— Да, верно говоришь. Я только один раз его вблизи видела, и то чуть в обморок не упала, — со смешком поддакивала ей вторая.

— И как вы двое постоянно ему прислуживаете? Тяжко наверное… — Вздохнула повариха.

— Ну… я уже немного привыкла к нему. Он, конечно, очень строг, оплошностей не терпит. Если чуть замешкаешься… Бывает в ярость приходит от любого движения, если не в духе. — Отвечала с горящими глазами Амаиэль. Её распирало от желания посплетничать.

— Да что ты их жалеешь, — из угла крикнула горничная, перебив её, — вот Клариэль тает при нем как масло у огня. — И кухня заполнилась заливистым женским смехом.

— Да, да. Я видела, как она постоянно краснеет и все жмется к нему, как будто ближе хочет подойти! — она хлопнула себя по бедру.

— Точно! А еще по вечерам вырывает у меня тележку, чтобы ему везти ужинать, — поддакивала Амаиэль.

— Надеется, что он после ужина остаться предложит!

— Точно, точно, нарядится вся, видать хочет дополнительное блюдо ему предложить!

— Какое блюдо — целый поднос! — Кухарка живописно стукнула себя по заду.

Порывистая волна смеха накрыла душную кухню и посудомойки с красными лицами уже чуть ли не лежали на полу, хватаясь за спинки стульев.

— Ну вы даете! Хватит уже сплетничать! Еще не хватало, чтобы Клариэль услышала. Вот позор будет. — Строгая домоправительница пыталась утихомирить женщин.

— Да какой там, не услышит она. Перед солдатами поди хорохорится на заднем дворе! — Очередной взрыв смеха подавил гул воды из кранов.

— А что, они там что ли?

— Да тут они, возле задней двери в закоулке собираются. Вино пьют.

— Тогда я сама её сейчас оштрафую! — Недовольно воскликнула домоправительница.

— Я ей говорила, а она мне — «Мол, у меня рабочий день закончен. Теперь Амаиэль на смене, пусть и отвечает». Конечно, ведь сегодня Владыке ужин не нужно везти.

— Вот я ей жару задам, чертовка!

— Погодите вы, давайте пойдем подловим их. Вот смеху то будет!

Служанки толкались в дверях, хихикая, изо всех сил стараясь поскорей застукать Клариэль с поличным. Бросили работу, не дочистив кухню. Марианна уже давно хотела спать, но Амаиэль потянула её за руку. Домоправительница, строго цокнув языком, пошла к себе, обещая оштрафовать всех, если к завтрашнему дню кухня не будет вычищена до блеска.

Подбирая длинные юбки, кутаясь в шали, девушки со смехом крались вдоль дома. Марианна оставила платок на столе, и теперь бежала среди них с непокрытой головой. Завернув за угол, они подошли к живой изгороди. Впереди горело несколько масляных ламп и слышался гогот. И правда, среди пятерых солдат смеялись и пили вино прямо из горла Клариэль и её подруга, пришедшая за ней из города. Служанки притаились за живой изгородью, присели на корточки и подавляя частые смешки, стали подслушивать. Вскоре стало ясно, что и здесь сплетничали о Селдрионе.

— Да, знаешь, он может хоть под ледяной водой сидеть и ему хоть бы что. — Заговорщически шептал один из солдат. — Это все из-за того, что он с русалками якшается. Я-то знаю. Один раз видел его с такой. Ну вы понимаете, о чем я.… — он хитро подмигнул толпе. Кто-то присвистнул, все засмеялись.

— Расскажи об этом, что там было? — В голосе Клариэль звучали заискивающие нотки флирта, скрывающие неподдельный интерес к тайнам прошлого Селдриона.

— Не-не-не, я не такой, сплетни не распускаю.

— Да уж, конечно, самый главный сплетник, — парировали собутыльники.

— Вранье! — крикнул солдат

— Ну расскажи, расскажи… — ныла Клариэль, капризно надувая губки.

— А что мне за это будет? — не сдавался солдат.

— Ничего, ровным счетом ничего, — отвечала Клариэль

— Ну нет, тогда точно не расскажу, а вот за поцелуй, готов!

— Давай я тебя поцелую, — крикнул его дружок и все загоготали.

— Сдался ты мне, — недовольно отвечал тот, — а вот если это Клариэль… Эх…

— Только в щеку! — возмутилась Клариэль

— Согласен! — бодрым тоном выкрикнул солдат.

«Слуги всегда сплетничают обо мне» — как-то говорил Селдрион зимой, и теперь Марианна сама была свидетелем этого. Но было страшно интересно узнать про историю с русалкой.

Солдат махнул рукой, и все подошли ближе, он взял Клариэль за руку и подтянул к себе. Та вырвалась, но не отошла. Служанки в кустах навострили уши.

— Пшшш… тише, все слушайте внимательно. Как-то раз, он взял меня с собой, как телохранителя.

— Тебя?! Телохранителем? — возмутился высокий и крепкий солдат с рыжеватыми волосами.

— Да тише ты, слушай дальше. Там ещё трое наших ребят было, но мы их оставили у входа в рощу. Меня он взял, чтобы пойти к самому озеру. И говорит мне: «Смотри, мол, внимательно, если что-то необычное произойдет, так сразу мне скажешь». Ну, я говорю, хорошо мол. Идем — идем, дошли до большого озера. Луна взошла, красиво так. Подходим ближе, он мне говорит: садись, мол в кусты и следи за мной, если что случится, рубай всех направо-налево. Ну я думаю, ладно. Выбрал удобное место, где все было видать, весь берег. Он подошел туда и свистнул. Через какое-то время на камень недалеко от берега залезла русалка. Красивая что просто жуть. Сиськи… ой прости Клариэль, но вы поняли, в общем грудь большая, талия тонкая, вся изящная, волосы пышные рыжие, кудрявые, глаза огромные. Я прям почувствовал тогда, что в штанах аж все зашевелилось… Простите девушки, — Все опять загоготали.

— Ну вот, она села такая, украшениями из жемчуга сверкает, сиськами голыми приманивает, вот только обман! Рыбий хвост у неё там. Но изящная лисица! Он ей говорит, выходи мол сюда, долг тебе пришел вернуть. А она такая: сам мол иди сюда, не сахарный не растаешь. Он разозлился, достает ожерелье с изумрудами огромными как орех и опять её зовет. Она не сдается. Тебе говорит надо, ты и иди. Он говорит: знаю я тебя собака, ты ж меня сожрешь, как только коснусь воды. Если тебе не надо, то я сейчас как закину его в пруд подальше, там твои подруги быстро к рукам приберут и больше я ничего тебе не должен. Она морду отвернула и сидит волосы чешет. Вижу, что хвост в озере мелькнул. Ещё один, потом ещё, другие русалки показались, руками машут и кричат: кидай мол, мы здесь. Он начал размахивать ожерельем, чтобы закинуть подальше, она гребень бросила и кричит: «все, поняла, не кидай, сейчас сама подплыву». Вынырнула на берег, он ей протягивает ожерелье, а она не берет, говорит: надень его сам на меня, мне так приятнее будет. Повернулась спиной, и пока он убирал ей волосы и застегивал ожерелье она сидела и пускала слюни. И мне так жутко стало и мерзко. И одна капля попала ему на руку, когда он ожерелье поправлял. Тут она, не попрощавшись нырнула обратно и была такова. А он даже не заметил. Идет как пьяный, думает о своем. Я ему говорю, красивая эта русалка, жалко хвост у неё там, а то я бы с ними поплавал ещё как. Он мне отвечает: ты дурак полный или прикидываешься хорошо? Я ему отвечаю, я-то не дурак, видел, как эта рыбина плюнула вам на руку. Он смотрит — где? Вытер быстро, занервничал и говорит — я до границы леса не дойду, беги за ребятами и несите меня к лекарю. Может это мой последний день. Прощай, говорит мне, руку жмет. И так торжественно, что аж дрожь меня пробрала. Неужели умирать собрался? Я не поверил конечно, но побежал за подмогой. Потом недели две его откачивали, с того света возвращали. Так что не верьте русалкам. Такие они твари, красивые, но ядовитые. Не знаю, что уж там с нагами делать… Никогда не видел их… — Он закончил рассказ, и все молчали, — ну вот и говорят, после того как он выжил, у него иммунитет к ядам и холод может любой выдерживать. Видимо от русалок передалось, они же зимой и летом в воде живут.

Тут за спинами служанок кто-то хмыкнул демонстративно прокашлявшись. Они разом взвизгнули, а компания солдатов за кустами притихла.

— Кто здесь? — крикнул солдат.

— Мариэ, вас зовет Владыка Селдрион. — Шепотом сообщил лакей, искавший девушку по всему замку уже минут двадцать.

— Эй вы там, выходите! У нас тут оружие! — Бравым голосом кричал другой солдат.

— И выпивка, — добавил третий смеясь.

— И женщины, — послышался четвертый голос.

— Да ну вас тогда, сидите там, нам и так хорошо! — грянул пятый, и вся компания загоготала. Пара самых смелых служанок вылезли из кустов и с криками «Попались!» присоединились к выпивающим под радостный свист. Марианна не знала, что было дальше, потому как была вынуждена вернуться со слугой в замок.

Черешневый взгляд

Впереди маячила спина лакея с волосами, собранными по вискам в косичку, тогда как остальные его светлые волосы аккуратно лежали на спине, словно были специально выпрямлены в салоне. Он всегда прятал от Марианны взгляд и раньше ее сильно волновало почему так происходит, сейчас же она была полностью невозмутима. Дорога на четвертый и самый верхний этаж в кабинет Владыки Селдриона заняла около пяти минут. Марианна думала о том, что ей уже доводилось видеть его таким, как описывала Амаиэль, и это не приносило радости. Еще меньше радовало то, что и в предыдущий раз случай был подобным. Прошлой осенью она расстроилась из-за отказа Владыки разрешить ей вернуться домой. Позволила себе не пойти на прием, в то время как ее ждала толпа приехавших со всей страны нильдаров и нильдарок самых благородных кровей. Да, случай был пренеприятным. Поведение ее можно было назвать подростковым бунтом, но сила гнева, которую Владыка обрушил на нее, мгновенно излечила Марианну от гордыни, показав, как подобает себя вести в высшем обществе, тем самым упростив ей жизнь во дворце. Слуга постучался и под окрик «Войдите!» отворил дверь.

— Владыка Селдрион, по вашему приказанию прибыла Мариэ, — представил он ее войдя.

— Пусть зайдет.

Слуга откланялся, не глядя на девушку, тихо прикрыл дверь за собой. Селдрион сидел за письменным столом, читая что-то под светом магического камня. Это был нехороший знак. Марианна уже выучила его особенность читать все подряд перед тем, как устроить бурю. Одет был по-праздничному, тиара из белого золота украшала его голову с распущенными волосами цвета утренней звезды, богато вышитый праздничный плащ был брошен на кресло неподалеку. Марианна топталась на месте, не решаясь сесть ни в одно из кресел. Он молчал, не давая знака садиться, и она знала, что в такие минуты, без разрешения лучше ничего не делать.

— Я полагаю, что ты позволяешь себе немного больше, чем следовало, — наконец начал он, не отрывая взгляда. Затем, окунув перо в чернильницу, начал что-то писать, как будто это было несомненно более важным, чем тот скандал, который он собирался устроить.

— Простите пожалуйста, мне не доложили. Новенькая служанка была смущена поведением одного из ваших солдат по дороге ко мне, поэтому забыла обо всем. Я ничего не знала, но прошу вас, не увольняйте ее.

— Ох уж эти служанки, — протянул он недоверчивым тоном, медленно поднимая на нее взгляд. Марианна поежилась. Вечер не предвещал ничего хорошего.

— Ну, а ежели предположить, что у тебя и своя голова на плечах имеется, то надо думать — раз приехало столько гостей, как ты сама видела днем, то тебе стоило хотя бы поинтересоваться тем, нуждаемся ли мы в твоей персоне?

— Простите меня. Я не подумала. Видно, вы правы, и я очень глупа. Прошу прощения.

Он по-прежнему не предлагал девушке присесть, и она начала чувствовать себя как на допросе в следственном отделе, где ей как-то приходилось бывать по истории, связанной с дебоширом из университета.

— Это только пол беды, Мариэ, что ты пока глупа. Надеюсь — это временно. Проблема еще и в том, что ты носишься по территории замка как ошпаренная, никто из моих слуг не может тебя вовремя найти и поймать. Поэтому пришлось просить эту недотепу. К тому же, мне уже стало известно, что ты взяла за привычку игнорировать мои приказы и постоянно сидишь с кухарками, швеями, садовниками и конюхами. Это что еще такое? Я запретил тебе это в прошлый раз. И мне казалось, что мы поняли друг друга. Но ты решила опять создавать мне проблемы. Никто из гостей никогда, я повторяю — никогда не поймет и не оценит то, что ты делаешь. Но пусть бы говорили о тебе, ведь не беда, ты покинешь нас через пару месяцев, но говорить будут обо мне, а я останусь. Кому объяснишь, что действуешь против моей воли. Подрываешь мой авторитет. Будто я приравниваю гостью из другого мира к служанке, заставляя отрабатывать свой хлеб. Или будто я настолько не указ для тебя, что мое слово ничего не значит и можно делать все что вздумается. О Богиня Алатруэ! Даже мои собственные дети так не вели себя со мной. Хватит меня позорить. Пока ты здесь, ходи и выгляди как благородная дама.

— Но я ведь не такая… — грустно ответила Марианна, — разрешите присесть, я весь день на ногах…

Селдрион кивнул на кресло нахмурившись.

— Позвольте мне сказать пару слов в свое оправдание, — Марианна глубоко вздохнула, решаясь, — Я не только из другого мира со своими обычаями, но с этой прической я совершенно не смогу выглядеть как благородная дама. Какие бы бриллианты вы мне не дали поносить, как на вечере у царя нагов, это меня не спасет. Благородства во мне нет и подавно. Да, мой отец из высокого сословия, но мать — обычная женщина. Всю свою жизнь я отрицала классовые и гендерные различия. Всю свою жизнь я пыталась бороться за равноправие. Поступила в престижный вуз, чтобы стать высококлассным специалистом и в своей же семье изнутри разрушив миф о том, что женщина может быть только женой и матерью. Все были против, но я сделала это. И я не слушала даже своего отца. А вы простите о таком… Я могу присутствовать на ваших балах и приемах, но буду делать что хочу, говорить, что считаю нужным и выглядеть ровно так как мне нравится. В прошлый раз вы грозились казнить меня за подобное, но теперь вам не стоит это делать самому. Пригласите вампира, и мы можем остановить эту войну. Убьем двух зайцев так сказать. Я уже пожила больше, чем мне отпущено судьбой, поэтому ни о чем не жалею. Смерть придет за всеми нами, и я больше не боюсь ее. И уж если я не боюсь самого страшного врага человека, то вам уж и подавно меня не запугать. Хочу выразить безмерную благодарность за ваш уютный дворец, вашу помощь, которую можно считать неоценимой, но прошу не мучьте меня своими нравоучениями. Я решила прожить подаренную мне часть жизни ровно так, как хочу. В соответствии со своими порывами души. Только теперь я ощущаю биение жизни, радость осознания каждого мгновения, неописуемое счастье от мелочей, происходивших со мной в течении дня. Испытываю благодарность всему что есть вокруг. Поэтому свои рамки и ограничения оставьте для себя, я больше в них не нуждаюсь. Вдобавок хочу сказать, что, если вы считаете, что хоть что-то может вас опозорить — это неправда. У вас всегда есть выбор принять или отвергнуть то или иное чувство. И если вы принимаете чувство позора, то становитесь опозоренным, а если не принимаете, то ничто не в силах опозорить вас, кто бы что не говорил.

Марианна прекратила свой нравоучительный монолог, в котором ее опять занесло не в ту степь, бесхитростно глядя в прекрасные глаза нильдара, в которых сейчас не отображалось ровным счетом ничего. Она пыталась прочесть его, но он был выше ее возможностей. Он не был зол, но и не радовался. Годы, проведенные на престоле, научили его скрывать движения души, и когда ему нужно было сделать паузу для размышлений, он делал ее, не давая противнику предугадать, с какой стороны последует удар. Марианна жила распахнутой глупой честностью для всего мира, он же был ее полной противоположностью. Наконец, смягчив взгляд, прищурился и на лице возникла потаенная улыбка, которая росла и разрасталась, пока смех его не начал отражаться от стен кабинета.

Не отрывая взгляд от гостьи, он встал, обошел вокруг стола и остановился напротив нее. Марианна не могла позволить себе сидеть рядом с ним стоящим поблизости, таким статным, высоким, задирая голову наверх, и поднялась. Когда она еще только входила, то заметила меч, поставленный к столу с противоположной стороны, поэтому радовалась, что он сейчас безоружен и не снесет ей голову здесь и сейчас за подобную дерзость. Хотя вряд ли бы он захотел пачкать ковры.

Он улыбался лукаво:

— Я вижу, амрита придает тебе сил и дерзости. И мне радостно слышать, что ты больше ничего не боишься. Бросаешь мне вызов…Что-то есть в этом. Такая сила… — он подошел ближе. — Ты даже пытаешься учить меня так, будто мы равны.

— А разве это не так? — С простодушием спросила Марианна. Он специально показал ей, что немного опешил, а потом рассмеялся.

— Бедняжка, ты видать лишилась разума после всего что на тебя свалилось! Готова расстаться с жизнью, бросаешь мне в лицо такие высокопарные фразы. И это довольно странно, потому как я не говорил ни единого слова о неравенстве, социальном или между мужчинами и женщинами. Я лишь указал тебе на твое неприемлемое поведение. Это значит лишь то, что в разных местах следует вести себя по-разному. Дома ты можешь ходить в грязном халате и стоптанных тапочках, но не стоит выходить так в свет. И тем более — отправляться в дальнюю дорогу. Всему на свете есть свое время и свое место. И как бы ты не старалась, ты рассуждаешь довольно упрощенно. Но тем не менее, неравенство существует. Мы не можем быть все равны. Что дозволено королю — запрещено подданным. Так было и будет всегда.

— Что ж, пусть будет по-вашему, — нежно улыбаясь ответила Марианна, — только о том, что мы равны говорю не я, а он.

— Кто он?

— Человек из моих снов.

— Ну вот, ты уже начинаешь меня пугать. Что опять с тобой происходит? — Он взял ее за предплечья, смеясь. — Может уже надо приглашать доктора?

— Жаль, что вам ничего не докажешь. — со вздохом Марианна высвободилась из его рук и прошлась по комнате, — Вы очень умный… не знаю, как сказать, ведь вы не человек… Вы очень умный нильдар, и я думаю, что у нас с вами получился бы очень интересный диалог, будь вы более открытым. Но вы все время прячетесь за масками, думая, что этого никто не видит. Пусть я и не умна как вы и не могу просчитывать сто ходов наперед, но считаю, что главное в людях — это честность и открытость. Именно так заводят друзей.

— Это очередной твой совет мне на сегодня? Завести друзей? Наш разговор превращается в карикатуру. Не стоит так быстро переходить на личности. Я с тобой на брудершафт не пил, — Артистично вскинув брови отвечал он удивленно.

— Это не совсем совет…Хотя даже если бы я предложила дружбу, то вы бы несомненно отказались, ведь по-вашему мы не равны. К чему вам поддерживать общение с человеком, тем более таким бесполезным. Это так сильно волновало меня раньше, но после пережитой смерти я освободилась от желаний и страхов. Они подобны пыли на дороге. Все желания, сомнения, иллюзии, как пыль липли ко мне, но теперь я чиста. В этот раз я говорила не о себе. Я говорила о вашем счастье. Я просто хочу, чтобы вы были счастливы. Скажите, сейчас, имея такое мнение о мире, о том, как «должно быть» вы счастливы?

— Как быстро ты перескакиваешь с темы на тему. Хочу вернуть тебя к реальности, поправив лишь тем, что не просил тебя давать мне советы. Здесь именно я в данный момент даю совет тебе спрятать подальше свое огромное самомнение и впредь поступать согласно правилам нашего этикета, соблюдать субординацию. Но я слишком сильно устал сегодня, чтобы, сидя здесь за полночь, препираться с невоспитанным ребенком, коим ты, несомненно, являешься.

Он отошел от нее и снова сел за стол. Вид его был и впрямь уставший. Он долго и внимательно смотрел на нее, но Марианна отвела взгляд, притворяясь что разглядывает мебель.

— Садись же, чего стоишь, — он махнул ей на кресло, но уже более дружелюбно, хотя с усталостью. — Ты затронула серьезную тему, над которой испокон веков бьются самые могучие умы нашего мира. И ты знаешь… у них до сих пор нет ответа. Напридумывали всякого. Не знают, как сделать так, чтобы и иерархию в обществе поддержать и вместе с этим уровнять всех и каждого. А я думаю, что это просто демагогия. — Он снял диадему, отложив ее в угол стола, как бы показывая, что разговор перешел в разряд неофициальных. Марианна уставилась на украшение, лишь бы не блуждать глазами по комнате. Селдрион закинул голову назад и глубоко вздохнул, после чего опять уставился на гостью. Заметив ее интерес, поднял палец вверх и как будто специально изображая шипящий акцент гида из царства нагов, отметил. — Это старинное украшение поистине уникально. Оно было создано во времена предыдущей династии и передано моим далеким предкам самой богиней Алатруэ. — И дружелюбно спросил, — Хочешь посмотреть поближе?

Марианна замялась, но ей было действительно интересно, поэтому она кивнула.

— Что ж, бери! — уверенно кивнул Владыка.

Девушка встала и уже потянулась рукой к диадеме, как на полпути он подпрыгнул с места и со смехом перехватил ее руку. Все еще крепко сжимая ее запястье, заботливым голосом проговорил:

— Ах ты ж святая простота! Тебя же четвертуют за это. Ха-ха! Священный символ царской власти. Эх ты… — он манерным жестом смахивал несуществующие слезинки смеха с глаз.

Марианна недовольно вырвала руку и села обратно насупившись. Повисло молчание. Селдрион поднес к сжатым в усмешке губам палец. Он говорил холодно и четко.

— Ничего ты не чиста, как ты тут имеешь смелость заявлять. Вся в налипшей грязи своих предубеждений. Говоришь освободилась от желаний и страхов… Ну, ну. Почему тогда в тебе возникло желание посмотреть это украшение поближе, а потом возник страх, когда я перехватил тебя, а сейчас ты лелеешь свою обиду, как ребенка. То, что тебя в последнее время распирает от эйфории — это амрита. Так что не учи ученого. Тебе больше было бы к лицу иметь скромность и застенчивость, от природы присущую вашему женскому роду, от того дарующую вам превосходство над мужчинами, а не хорохориться, как те солдаты, с которыми вы там пьете вино в подворотнях.

— Я ни с кем ничего не пила! — возмутилась Марианна. Селдрион осуждающе кивал головой.

— А в моей компании значит трезвенница…

Марианна с мольбой вскинула на него взгляд, прося остановиться. Это было в первый раз, чтобы она так долго и пристально смотрела ему в глаза, ведь раньше ей хватало мгновения, чтобы потом было стыдно на весь оставшийся день. Словесная борьба переметнулась во взгляды, но теперь Селдрион не видел в ней вызова, эта была молчаливая мольба о пощаде, это был взгляд беззащитной женщины, которая ищет у него защиту от него же самого, и глубокая нежность внезапно кольнула иглой его сердце. Стыд прокрался ночным вором, затаившись в глубине. Он недовольно отвел глаза первым. Поерзав несколько минут на кресле, Марианна поняла, что разговор затих сам собой и спешно откланялась, еще раз официально извинившись и пожелав ему приятных снов.

Спустя время, лежа на гигантской кровати с синим бархатным пологом вышитым золотом, потихоньку засыпая, он думал: «У нее глаза как черешня».

Молодой Элихио

Бесконечные лабиринты потаенных дорожек, беседки, укрытые цветущими кустами, ограды, оплетенные плющом, журчащие ручьи, фонтаны, подсвеченные магическими камнями, огромные деревья, дающие широкую легкую тень, открытые поля для пикника — все это занимало несколько километров по периметру, но даже этого не хватало Марианне, чтобы укрыться от назойливых глаз. С тех пор, как начались состязания, и во дворец приехало множество высокопоставленных гостей, а солдаты установили шатры в полях недалеко от замка, ей не давали прохода. Привыкшая уже к своей незаметности, она была неприятно удивлена обилием мужского внимания. Сначала казалось забавным, когда тот знакомый солдат нашел ее и предложил прогуляться под луной, но потом она стала натыкаться на подобных ухажеров каждый раз при выходе в сад. Погода была чудесной, а сидеть в опостылевших за зиму комнатах, стало просто невыносимо. Работу в саду пришлось прекратить. Не только из-за недовольства Владыки. Размышляя над его словами, она все же решила не действовать наперекор и сделать так, как он хочет. Дело даже не в этом… Они следили за ней голодными взглядами, рвали цветы из этого же сада, чтобы подарить, посылали записки. Один даже пытался тискать ее в кустах. Девушка скорбела о тех счастливых временах покоя, когда она была никому не нужна, бродила как тень и общалась только со служанками. Да и им теперь не давали покоя. Но уйти, убежать, спрятаться как Марианна, они не могли, приходилось выполнять работу. Со смехом и одновременно сожалением Марианна наблюдала, сидя за чашкой чая в комнате для прислуги, как очередная молоденькая нильдарка бросала на стол огромную охапку тюльпанов, сорванных в их же саду, и плакала над тем, как эти озверевшие без женского внимания мужланы, вытоптали все клумбы, испортив весь ее труд. Дошло до того, что, написав коллективную жалобу, девушки отправились к Селдриону. Грозились вовсе не выходить на улицу до окончания состязаний и пусть эти животные растопчут сад ко всем чертям. Владыка иронично посмеялся, но нападения на служанок прекратились как по волшебству. Как всегда, нашлись и недовольные этими изменениями. Марианна видела, как младшая помощница швеи рыдала в тот же вечер и грозилась уйти со службы «этому извергу». Но ее никто не поддержал. Все вздохнули с облегчением. Солдаты так же разглядывали служанок, выходивших из замка, собирались толпами и ржали как кони в вечернее время, но клумбы никто не топтал, и за мягкие места не щипал. Поэтому она брала новую книгу, протискивалась через потайную дверь в противоположной от состязаний части замка, бежала быстрее по узким дорожкам вглубь сада. Дальше и дальше, под ароматные грозди цветущих глициний. Потом замедляла шаг наслаждаясь пением птиц. Листва распустилась. Теперь и без того изолированные тропинки стали вовсе недоступны для посторонних взглядов. Радовалась, что никто не увидит.

Сегодня небо было затянуто облаками с самого утра, иногда накрапывал дождь, в окрестностях замка стало безлюднее чем прежде. Марианна слышала вчера, что будут скачки. Военные уехали на ипподром, оставив лишь редкую охрану у шатров. Дождь начал накрапывать сразу после выхода. Девушка боялась испортить книгу. Прижав ее поплотнее к себе, она прорывалась сквозь кусты сирени и жасмина, обдающие ароматом поздней весны, к своей любимой беседке на окраине сада. Волосы уже успели отрасти до ушей и вчера ее подстригли по моде двадцатых. Никто из ее подружек служанок не умел этого делать, только Амаиэль взялась со словами, что портить тут уже нечего. Но проделанная работа всем понравилась, Марианна повязала кружевную ленту вокруг головы, заправила за ухо розовую веточку цветущей айвы, надела маленькие серьги. Получилась смесь двадцатых годов и романтики викторианской эпохи. И теперь полностью ощущая себя героиней старого романа, она склонилась над книгой стихов, сидя в беседке, пока дождь накрапывал все сильней и сильней. Блеснула молния, девушка вздрогнула, подняв глаза, гром грянул откуда-то справа. Дождь усиливался, крупные толстые капли с всплеском падали на круглые резные листочки, разбивали почву своей тяжестью. Над головой уже шуршал мерный поток, разбивающийся о крышу беседки. Вода стекала по желобам и уходила в землю. Снова сверкнула молния и оглушительный разряд грома разразился прямо над полем, скрытым от Марианны высокими деревьями. Ветер бушевал, с силой сотрясая ветки. Грянул ливень. Стало холодно, косые порывы то и дело задували потоки воды под крышу. Марианне пришлось встать в центе, в небольшом кружочке, остававшимся пока сухим. Тут она услышала быстрое шлепанье по лужам. Справа, со стороны леса кто-то бежал, ступая огромными шагами. Марианна повернула голову, то и дело ёжась от холода. Из темноты на тропинке показался силуэт вымокшего до нитки парня. Марианна узнала Фислара помощника по саду. Они встречались несколько раз, когда приходили с выполненными поручениями к строгой женщине, служившей главным садовником парка. Она радостно крикнула ему:

— Беги сюда, скорей!

Он вскинул взгляд из-под разметавшихся по лбу длинных мокрых волос пшеничного цвета и помахал ей рукой. Забравшийся под сень беседки промок насквозь. Марианна подвинулась, освобождая для него кусочек сухой земли. Парень ежился.

— Что ты там делал так далеко? — девушка пыталась перекричать потоки, падающие с небес.

— Да дерево упало, мне надо было его распилить и вывезти оттуда частями. Но когда пошел дождь я сначала думал подожду, но потом понял — надо убираться оттуда поскорее. А ты что здесь забыла? — крикнул он в ответ.

— Прячусь от солдат.

— А, да точно, сейчас же учения проходят или как там их, соревнования. Слышал, как повар жаловался. Его помощница каждый вечер убегает куда-то, похоже не спит все ночь, а потом как сонная муха ходит весь день. На других работу приходится перекладывать. А они и так все в мыле, столько гостей…Похоже ее скоро уволят.

— Когда это уже закончится? Эти соревнования. — Протянула Марианна.

— Да, последние пару дней вроде осталось.

Постояли немного молча. Обоим было неловко, поэтому Фислар спросил:

— Что читаешь?

— Стихи… автор… — Марианна повернула книгу обложкой на себя, — боже, ну и странное же имя, Всегзедмут, или Весьгд… да господи! Не могу выговорить! — она засмеялась, парень тоже.

— А ты давно здесь работаешь? — Марианна решила не рвать нить разговора. Дождь продолжал поливать, но уже не так ожесточенно.

— Я? Нет… недавно. Только устроился. Как весна началась, они набирают работников как обычно, на зиму всех сокращают. Такие дела, — они опять замолчали. Марианна металась умом от темы к теме, не зная о чем еще спросить, но Фислар сам продолжил, — Я ведь раньше тоже военным был. Служил в стрелковых войсках. — Заметив удивленный взгляд отвечал, — У меня это семейное. Отец, дядя, дедушка, все военные. Моя судьба была повторить их путь. — Тут он тяжко вздохнул и замолчал.

— Но теперь ты здесь — пилишь деревья?

— Да…

— Они против, да? — Понимающе продолжила она.

— Естественно, — Фислар собирал мокрые волосы на макушке в один пучок. Закатывал рукава мокрой белой рубашки, потирал руки согреваясь.

— А почему ты не захотел быть как они?

— Это долго объяснять… это все… вся эта служба… Как будто претит всему моему существу. Я могу хорошо стрелять на учениях, но в реальном бою, просто не представляю. Рука не поднимается. Вот такой я… Не знаю странный или слабый. Хотя родня считает, что скорее второе. В последний раз мне настолько было не по себе, что я попросил отставки. Все взбунтовались. В общем, это не очень приятно рассказывать, да и ни к чему тебе выслушивать ненужные проблемы, тем более сейчас все уже наладилось и я наконец нашел работу, — Фислар отвел взгляд зеленых глаз в сторону стихающей бури. Дождь прекращался, редкие раскаты грома были слышны вдалеке. Гроза перевалилась за реку и поливала теперь другую часть города.

— Я тебя понимаю. Недавно была свидетелем части соревнований, и это было ужасно. Просто бесчеловечно! Не представляю, как это может быть в живую, если там была симуляция. В нашем мире есть войны, но сейчас так никто никого не крошит. Стоит нажать на кнопку… Бух и все…Нет, нет, это все просто ужасно. И у нас, и у вас. Война — это то, чего не должно существовать. Как жаль, что я причастна ко всему этому.

— Не вини себя. Это все жадность нагов. Владыка должен был спасти тебя, ведь ты как-никак посол из другого мира. Наги должны были помочь в этом, хотя сейчас они против, но я думаю до них дойдет.

Так Марианна узнала общественную версию произошедшего. Выгодную для власти версию о величайшем спасении посла. За мир между мирами. Усмехнулась про себя. Все-таки Владыка всеми силами пытается убедить нагов в том, что они сами содействовали этому. Это тоже их заслуга. Пытается подписать мировое соглашение, а сам готовится к войне и наги это знают. Ей были непонятны эти противоречия.

Дождь закончился минут через пятнадцать. Они шли к замку, беззаботно болтая обо всем на свете. Разница между Фисларом и Селдрионом была огромной. Разговор с Владыкой, был подобен походу по минному полю. Его сложная, противоречивая личность подчас утомляла и отталкивала. Она мечтала никогда его больше не встречать, вплоть до возвращения. Одной рукой он бил ее кнутом, а другой — всегда протягивал руку с пряником. Тогда как с Фисларом разговор был подобен наблюдению за ручьем. Ты успокаиваешься, расслабляешься и сквозь тихую улыбку мирно наблюдаешь течение воды. Ничто не угрожает тебе, не пытается выбить из седла. Безмятежно болтая, они выяснили, что имеют множество тем для разговора. Тогда Марианна поняла, что, наконец, нашла свою отдушину в помощнике садовника. Столько времени в полнейшей изоляции. Девушек нельзя было назвать интересными собеседницами. Без образования, простые, лишенные замысловатости, они любили потрещать лишь о нарядах и мужчинах. Ей было ужасно скучно. Марианна же со школьных лет была влюблена в Шекспира, на распев читала стихи Цветаевой, бродила по картинным галереям, посещала концерты экспериментальной музыки. Мать привила ей высокий эстетический взгляд на реальность, который она постоянно подпитывала интересом к литературе и искусству. Благо Москва в изобилии предоставляла эти возможности. Дойдя до потайной двери, они распрощались на договоренности, что Марианна переведет ее любимые стихи на нильдари. Он же взахлеб трещал о том, как мечтает прикоснуться к поэзии другого мира. Следующая неделя пролетела для девушки на одном дыхании.

Обложившись словарями, часами ломая голову над синонимами, она переводила стихи, многие из которых знала наизусть. Это звучало иначе, но все же великолепно. Нильдари подходил для стихов, был певуч и богат. Но все книги, которые ей удалось прочесть, были неглубокого смысла. Поверхностно о чувствах, о красоте природы, любви, воспевание подвигов. В благословенном крае Богини Алатруэ было мало страданий. Тогда до нее дошло, что весь смысл, вся красота людского искусства состоит из противоречий, душевных мук, сложностей выбора. Основанием служила мимолетность жизни, непредсказуемость поворотов судьбы и прихода смерти. Здесь она не находила этого. Теперь же радовалась себе с восторженной улыбкой целуя исписанные страницы. Читала ему, когда сидели впотьмах: «Как звезда, обманувшая нас своим светом, пустым светом без звезды, который идет к нам, предлагая свою бесконечную катастрофу»¹⁴. Объясняла потом голосом лектора, что многие звезды уже давно мертвы, и мы видим только лишь свет, летящий к нам миллионы лет, а может в это время и звезд самих давно уже нет. И видела, как в его глазах загорается страстный огонь жажды знаний, который присущ неуемным существам, обреченным быть вечными путешественниками.

Видя это, она завершила свой рассказ стихотворением:

Есть звезды предсказатели, которые делают мир богаче

И падающие кометы, которые указывают нам путь

Есть сердца, блуждающие после сна,

И умы, светящиеся в такт с жизнью.

Есть руки, что вытягиваются навстречу бесконечности

И стопы, наделенные возможностью исследовать.

Мы вершина и бездна,

Мы основа и ничто. Солнце открывает наши тайны,

Луна оправдывает нас. Мы были химерой,

И свобода вдыхает в нас ветер путешествий.¹⁵

Спрыгнула со скамьи, опустилась мягко рядом с ним. Он сидел погруженный в свои мысли, глаза остекленели, глядя на звездное небо. Чувствуя будто, ступает по острию жизни, он понял, что не может больше жить как раньше. Как можно и дальше продолжать свое существование, когда есть неизмеримые миры, которые предстояло исследовать. Неужели он будет тратить свою жизнь на попытки заработать, встать на ноги, обеспечить себя едой, одеждой, купить дом, жениться, сделать детей, чтобы и их заставить крутиться в этом колесе? Ведь это все как пыль на дороге — не стоит и ломанного гроша. Он и раньше видел тщетность попыток своих родственников добиться уважения и почета. Постоянная погоня за богатством и славой. Это претило ему. Но судьбоносная встреча с Мариэ дала курс существованию. Подняв на нее восторженный искрящийся взгляд, он произнес:

— Скажи мне, Мариэ, разве достижимо познать все тайны мироздания?

С тех пор она стала называть его про себя «молодой Элихио»¹⁶.

Сон о золотом павлине

Синеглазый опять выхватил ее за руку из сна. Марианна огляделась. Они стояли у стен с множеством афиш в полумраке, пахло попкорном, издалека доносилась музыка.

— Привет! Пошли за мной, будет весело, — он повел ее за руку к кассе, по глянцевым коридорам.

Купив билеты, они прокрались в темный зал. Видимо опоздали к началу. Она не заметила, как они сели, но, когда повернула голову влево, он уже закидывал в рот порцию попкорна, щурясь на нее самым озорным образом. Тут она заметила, что от ее прежнего знакомого осталось только лицо и глаза. Он уже успел приодеться в модный прикид, а волосы были коротко подстрижены. Смотрел на экран с удовольствием похрустывая.

— Смотри, сейчас начнется.

Марианна последовала его совету. Начался фильм. Речь шла о золотом павлине необыкновенной красоты. Павлин был очень мудр и когда он понял, что отличается от остальных, то решил найти безопасное место для жилища. Каждый день он читал заговор, чтобы его не поймали охотники, и избегал общества других птиц. Однажды, жене царя привиделся сон о том, что некий золотой павлин рассказывает ей Истину. Она попросила царя найти павлина, но сколько бы тот не посылал охотников, никто не мог разыскать подобную птицу. Так она и умерла в тоске о несбывшемся. Царь разгневался и приказал оставить потомкам надпись, что где-то в горах живет золотой павлин. Тот, кто его съест не состарится и не умрет. Сменилось шесть поколений царей, но никто не мог отыскать павлина. Пока один охотник не приметил его. Он понял, что павлин живет в уединении и сила его в заклинании, которое тот читает. Тогда охотник нашел паву, обучил ее кричать по команде и подкинул ее павлину. Пава издала призывный крик. Павлин, живший в целомудрии семьсот лет, услышал ее призыв. Одурманенный страстью, позабыв все на свете, кинулся к ней. Тут-то и поймал его охотник. Тогда павлин начал говорить. Да, это был магический говорящий павлин. Марианна засмеялась, но ее сосед следил за действием с замершим дыханием, остановившись с рукой попкорна у рта. Павлин рассказывал, что пожалел о мимолетном влечении, за что был пойман и уговаривал охотника отпустить его. Таким образом они провели время в беседе, после которой охотник понял, что нельзя убивать такую мудрую птицу. Он осознал, что всю жизнь тратил на бесчестное занятие и после смерти его ждет наказание за это. Столько животных погубил! Тогда он решил освободить всех когда-либо пойманных птиц. Павлин дал ему заклинание. После чего все животные и птицы, пленные в неволе, оказались свободны. Экран потух, пошли титры.

Марианна следила за фильмом, будто была в нем. Когда все закончилось, она повернулась к синеглазому другу. Он вытирал слезы счастья и улыбался. На его лице было неописуемое отражение восторга. Обернувшись по сторонам, она заметила, что они опять стояли на безлесой равнине, а его черные волосы развевались на ветру. Он повернулся к ней со словами.

— Это была история о павлине из прошлого. Но он и сейчас живет в мире. Когда ты узнаешь его, то обретешь бесконечное счастье.

— Но кто он? Как его зовут? Где он живет. Я знаю его?

— Ты должна сама выяснить это. Обещай мне, что сделаешь это.

— Хорошо, — ответила она и взяв руку девушки, он по-дружески сжал ее. Сон растаял, а Марианна проснулась со слезами счастья на глазах.

Фатальная переписка

Красавица Клариэль бежала вверх по ступенькам сжимая в руках письмо. Ее полная грудь немного подпрыгивала при каждом шаге, длинные рыжие волосы скользили по плечам. Сердце трепетало радостным предчувствием. Уже представляла, как выведает у Мариэ все ее тайны о загадочном ухажере, передавшим письмо кухарке пол часа назад. Самого ухажера она не видела, но уже придумала шутку, над которой довольно хихикала минут пять. Разглядывая письмо, запечатанное сургучом, она сожалела лишь о том, что не умеет незаметно вскрывать такие печати. Опустив глаза к письму, чуть не врезалась в бесшумного Селдриона спускавшегося по лестнице.

— Что случилось? — от его резкого оклика она вздрогнула и спрятала письмо за спину.

— Ничего, Владыка, — Клариэль, как всегда, краснела при нем и его это порядком раздражало.

— Что у тебя в руке? Что ты там прячешь?

— Ничего, у меня ничего нет, — Клариэль спустилась на пару ступенек ниже. Ее сердце выпрыгивало из груди, она плохо владела собой, как было всегда при виде его бледного лица.

— Нехорошо мне врать, Клариэль, — он быстро вырвал письмо из рук. — Так… и что это? — он потряс конвертом в воздухе.

— Не могу знать…

— Опять вранье! — он нависал над ней, и служанка чувствовала это всем телом. Возбуждение резануло низ живота. Она теряла контроль над собой каждый раз, когда он кричал на нее. Тогда как у Марианны подобное отношение вызывало негодование, Клариэль таяла как липкое мороженное на солнце. Странным образом ей хотелось, чтобы их разговор длился как можно дольше, и ругался он сильнее и сильнее. Но Селдрион прищурился, будто почувствовав это и сменил тон, — Почему не хочешь говорить? Тебе кто-то заплатил? Кому письмо? Ладно, молчи, сам узнаю. Все иди, иди по своим делам, работай. Свободна! — крикнул ей, видя, как она стоит на месте в беспамятстве.

***

Дойдя до кабинета, Селдрион опустился в кресло, поддев кончиком ногтя печать, открыл конверт. В нем лежал свернутый в четверо одинокий лист с немного детским почерком. Это была без сомнения Мариэ. Еще не научилась красиво писать на нильдари. Также лежал вкладыш на кусочке бумаги, на котором размашисто было написано только одно слово: «Спасибо». На листе он прочитал:

Вселенная шумит и просит красоты,

Кричат моря, обрызганные пеной,

Но на холмах земли, на кладбищах вселенной

Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я — только краткий миг

Чужих существований. Боже правый,

Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,

И дал мне ум, чтоб я его постиг!¹⁷

Он перечитал несколько раз. Высокий слог и великолепие вселенной, передаваемое автором стиха, осадило его негодование, ком подступил к горлу, и он оторвал взор от бумаги. Совладал с собой. Сделал вид, что ничего не произошло. Потом помрачнел, задумавшись. Бросил письмо на стол. Кому оно было адресовано, кто благодарил за это? Что-то происходило в замке, ускользающее от его всевидящего ока. Контроль, которым он привык окружать всю свою жизнь, распространявшийся на его подданных, детей, слуг, и все окружение, давал трещину. Из-за этой непослушной девчонки. Селдрион недовольно скривился. Как она посмела писать кому-то такое… Зависть мрачной тучей проникла в его мысли. Не желая признаваться себе в том, что всеобщее почитание, поощрение стало его наркотиком, он винил во всем незваную гостью из другого мира… Так привык потреблять восторженные взгляды дам, и молчаливое почтение мужчин, что даже не верилось, что кто-то в мире, кроме него, достоин получить в дар такую красоту. Обидней было еще то, что сам он не получал такого никогда. НИ РАЗУ! В письме не было ни слова про любовь, чувства и прочую лабуду, к которой он так привык, в очередной раз сжигая навязчивые записки тайных поклонниц, которые участились после смерти жены. И что естественно ожидал увидеть здесь. Но тут было нечто на порядок выше. Нет, это не могла написать Мариэ, видно переписала чей-то стих. С кем еще здесь можно было так запросто делиться вечностью? Он немедленно захотел увидеть этого подонка. Почему он сразу подумал, что она писала мужчине. В сердце будто укололи тупой булавкой. Опять, как тогда… Настроение испортилось. Была еще куча дел, но он совсем не хотел ими заниматься. А может это все-таки не Мариэ писала? Может не для нее был этот ответ «Спасибо». Но факты говорили об обратном. Клариэль боялась сказать, значит это точно Мариэ. Они избегают говорить о ней в его присутствии, знают об их неприятном разговоре. Подслушали опять. Эта Мариэ и так не выходила у него из головы последние две недели, а теперь еще и это. Она хорошела на глазах, и он больше не узнавал ту девушку, которую солдаты привели в его дворец почти год назад. Она уже не была прежним запуганным грязным зверьком. С каждым разом ее ответы были более дерзкими. От нее веяло свободой, что бы он не делал, не мог установить над ней контроль. Она совершенно не слушалась. Бродила где хотела, брала лошадь без разрешения, общалась с кем-то за его спиной. А между прочим, это он, именно он содержал ее, кормил и одевал. Только благодаря ему, его деньгам, она знает язык, умеет ездить на лошади, общается со всеми, живет ни в чем себе не отказывая. А тут такая дерзость. Даже служанку, эту дурочку Клариэль подкупила. Но ничего, скоро она уйдет отсюда. С глаз долой! Селдрион торопливо постукивал длинными пальцами по столу, размышляя. Почему она не выходит из головы? Мешает думать. Столько всего нужно одновременно решать… Надо было искать чародеев и испортить погоду — по засухе наги вряд ли выдвинутся раньше времени, а пока можно было исполнить обещание данное Харше. Подготовка сына на царство…та еще проблема… А тут еще и она, вечно смеющаяся с кем-то, пока он не видит, бойкая, смелая, стриженная так коротко. Ее смуглое лицо будто бархатное, так хотелось дотронуться до него. Огромные черные глаза с длинными ресницами все время словно насмехались над ним. А когда побеждал ее в споре, как смущалась, краснела, опускала глаза стыдливо. Он еще хотел проводить ее тогда… убежала, скрылась. Избегает его теперь. Обиделась, прячется. Но кто же знал, что она так похорошеет. Теперь пишет кому-то. Своему любовнику, вероятно. Разве кто-то еще здесь может быть достоин такой красоты? Ведь все лучшее должно доставаться только ему. И он имеет на это полное право. Кто если не он? Но ничего. Это все исправимо. Все они любят деньги, власть, силу, которой обладают мужчины. Еще ни одна женщина в его жизни не отказывалась от подарков. Всегда принимают. А принимая, попадают на крючок долга. И потом делай с ними что хочешь. Как он проглядел возникновение этой одержимости, ведь можно было сходить к танцовщицам, отвлечься. Заработался, пропустил момент…, и эта Мариэ теперь плотно засела в его мыслях. Быстрей, быстрей, долой ее и за работу!

***

Облака быстро проносились по темному небосклону, то накрывая половинку луны, то освобождая ее из ватного плена. Отблески костра пылали на смуглом лице с глазами черешнями. Марианна смотрела на пламя, подперев рукой подбородок. Ее хрупкая согнутая фигурка издалека была похожа на мираж. Фислар расслабленно полулежал вдоль костра закидывая в рот орешки. Лошади жевали траву неподалеку. Девушка сняла с палки кусок подрумянившегося хлеба, который жарила над огнем, разломила надвое, обжигаясь и дуя на пальцы протянула юноше. Ее распирало желание рассказать о сне. Но она не могла. Поэтому приходилось только гадать: кто же есть золотой павлин? Сейчас ее сомнения пали на Фислара.

— А сыр? — спросил тот.

— Точно, — опомнилась она, ища кусок в сумке. Они решились уехать из замка, где она изнывала под неусыпным бдением слуг, приставленных Селдрионом следить за ней. Но наверняка они уже в курсе, что она опять сбежала.

— Можно я буду звать тебя Элихио? — спросила она.

— А что, с моим именем проблемы? — повернулся тот.

— Нет, просто у меня такие ассоциации. В одной книге был такой же как ты персонаж. Его не устраивала его жизнь, и он нашел мага, чтобы тот научил его своему искусству. Из-за своей чистоты и силы отречения, он быстро преуспел в этом и смог творить всякие вещи, которые другим казались нереальными.

— Плохие вещи?

— Нет, почему же. Хорошие. Он обладал силой. Подобной не было у других. Мог путешествовать между мирами, обрел свободу. Он был очень добрым парнем и очень несчастным, пока не встретил того мага. Скажи у тебя есть девушка?

— Нееет… А почему спрашиваешь?

— Еще один пунктик в копилку Элихио. А маги здесь есть?

— Да, конечно. Только занимаются не пойми чем. Ты так говоришь об этом восторженно, а мне все это кажется полным бредом, потому как магов я не уважаю и не хочу быть причастен к этому. Поэтому я не Элихио, ты уж прости, — он вежливо засмеялся. — У нас они служат власти, заклинают погоду, чтобы жабы всякие с неба падали. Могут сжечь лес, отравить воду и все такое. Мне кажется это не очень хорошо. Но ты описываешь ваших магов как добрых, не так ли?

— Ох, я вообще не знаю существуют ли они… Это была книга, часть из которой правда, а часть вымысел и все запутанно настолько, что уже не отличишь.

— Тогда это правда. Маги они такие. Путают следы. Но я бы хотел, конечно, встретить кого-то такого, необыкновенного, чтобы научил меня чему-то. Но не тому, чтобы лягушками войска закидывать. Чему-то более глубокому. Как ты рассказывала, про звезды, которые давно потухли, про то, что мы как зеркало… и так далее.

Они замолчали. Марианна жевала бутерброд, Фислар откинулся на спину и смотрел на звезды. Ветер прогнал тучи и теперь только луна мешала, ослепляя своим светом.

— Все-таки хорошо, что мы выехали. Эта каморка так угнетает. Лучше уж спать под открытым небом.

Марианна вспомнила его комнату, узкую и темную, из-за того, что окно выходило прямо на стену, покрытую плющом. Солнце не проникало внутрь весь день, лишь зимой по вечерам, поэтому холодная сырость всегда окружала живущего в ней. Ее сердце сжалось, когда она сравнила свои покои на четвертом этаже.

— Я тогда буду звать тебя — Круглоглазик. Раз уж мы придумываем прозвища.

— Почему это? — Марианна захихикала, легонько стукнув его по плечу.

— Потому что глаза у тебя такие огромные, черные, похожи на ягоды. Черешню например…Ох, так ягод захотелось, надо бы на рынок смотаться…

— А меня раньше обезьяной обзывали. В школе.

— Кошмар! Ты не похожа на обезьяну. — Он с протестом кинул орехи обратно в мешочек и перестал жевать.

— Нет, похожа. Владыка тоже так считает.

— Сам говорил?

— Я слышала его разговор обо мне. Было обидно.

— В топку его! Не обижайся на Круглоглазика. Я шутя. Не буду так больше говорить.

— Нет, нет, можешь называть. Это очень милое прозвище. Мне нравится. На нильдари звучит очень прелестно. Да и по-русски…

Опять замолчали. Марианна постелила себе рядом с ним и тоже легла смотреть на луну. Теплый ветер нежно обдувал их, а костер, не подпитываемый дровами, стихал, понемногу угасая. Так что скоро, они оба лежали, поглощенные ночной темнотой. Повсюду раздавались шорохи ночных животных, с хрустом трескались ветки, редкие птицы издавали пронзительные пугающие крики. Решив нарушить тишину, Марианна прочитала свой любимый отрывок:

…Над садом

Шел смутный шорох тысячи смертей.

Природа, обернувшаяся адом,

Свои дела вершила без затей.

Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы,

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы.

Природы вековечная давильня

Соединяла смерть и бытие

В один клубок, но мысль была бессильна

Соединить два таинства ее.¹⁸

Она замолчала. Фислар с сожалением произнес.

— Почему в наших книгах такого нет? Никто не пишет о подобном. Все избегают темы смерти, хотя на полях боев постоянно кто-то гибнет. По вине этих мошенников, называющих себя правителями. Нам положено жить до пяти тысяч лет, но никто не проживает свой срок. Погибают от ран, отравления, диких животных, колдовства. Один этот, мать его, Владыка, живет и здравствует как ни в чем не бывало. Дольше всех прожил, наверное, за исключением магов. Потому что солдат вместо себя посылает на войну. Сам только перед зрителями, да дамами может мечом махать. Чего бы и не помахать, если знаешь, что противник тебя и убить-то не может. У меня брат двоюродный погиб в его проклятом последнем походе. Что б его, беловласка! — Фислар стиснул зубы. Марианне стало не по себе, что пробудила такие воспоминания, но тот продолжил уже другим тоном, — это, кстати, похоже на тот стих, что ты присылала мне.

— Тебе понравился?

— Да. Очень сильные, смелые слова. Так хотелось бы жить так, сильно и смело, не только на бумаге. Я переписал его и отправил обратно с Клариэль. Она передавала?

— Нет. Она ничего не передавала. Я даже не видела ее уже несколько дней.

— Жаль… похоже ее перехватили.

— Может себе оставила?

— Нет, я бы знал, что она знает. Но она просто молчит и прячется. Стоило догадаться.

— Может ли это значить, что Селдрион тайком читает нашу почту…?

— Ха! Вот подлец. Но этого стоило ожидать. Держит руку на пульсе. Властный живодер. — Фислар перевернулся на живот, потянулся за бревном и подбросил в костер. Вдруг его сердитое лицо озарила лукавая улыбка и он медленно заговорил, — Я думаю, Мариэ, что нам стоит его проучить. Нельзя же читать чужую почту. Ты согласна со мной?

Марианна кивнула.

— И как же?

— Будем писать друг другу такие вещи, что у него глаза выпадут. Самые гадкие гадости, на которые способны. А для передачи выберем Клариэль, раз она так любит тереться у его кабинета.

Марианна села. Предложение Фислара было таким подростково-компрометирующим, что ей стало смешно, но сладкое предчувствие совершения розыгрыша подбадривало ее согласиться. Она быстро прикидывала, что же можно будет написать, чтобы сильнее посмеяться.

— А если он не будет читать?

— Будет, будет, такого любопытного лжеца еще поискать.

Ей вспомнился разговор в беседке, где она поняла, что сам Владыка разыграл ее тогда, прикинувшись больным дядей Харши, и ответила:

— Он, кстати, и сам не прочь разыграть других, не обращая внимания на их чувства. Только за это ему стоит вернуть долг.

— А еще обезьяной тебя называл, — поддакивая кивал головой Фислар.

— Хорошо, но ты смотри. Я девушка испорченная. Такие вещи могу написать, что у тебя самого кровь из глаз пойдет, — Мариэ артистично подмигнула, а Фислар стукнул себя по бедру и захохотал.

— Ничего подобного. Тебе меня не переплюнуть. Вот видишь, Мариэ, что я совсем не Элихио. Доброты во мне нет и подавно.

«А может ты — золотой павлин?» — Марианна осторожно вглядывалась в его лицо, сияющее в темноте.

***

Прошло пару недель переписки. Парочка решила действовать изощреннее, в письмах постепенно раскрывая историю любви без возможности встретиться. Они на время перестали убегать, чтобы никто не подумал ничего. Марианна видела, что письма ей приносят немного помятые, а Фислар говорил, что они доходили до него с переделанной печатью. Владыка не старался вскрывать их особо аккуратно и потому Фислар написал, наконец, самое похотливое и грязное письмо из всех возможных. А сразу же следом за ним послал извинения, будто бы не хотел подобного и отправил его по глупой случайности. Сделали паузу, сымитировав недоумение Марианны. Потом и она прислала подобное письмо в ответ. Как же они долго смеялись над этим в его каморке, почти без звука, задыхаясь и падая с края кровати. После чего последствия не заставили себя ждать. Фислара нагрузили работой так, что он просто перестал бывать дома. Уходил с рассветом и возвращался задолго после заката. Работал в лесу, пилил деревья, стер ладони в кровь. На территории парка его больше не было. В замке снова появилась Тиаинэ, учившая Марианну нильдари первые пять месяцев. Опять начала сопровождать ее повсюду. Вроде как подруга, но ощущалось не так… И больше ее не оставляли без присмотра. Они лишь обменивались редкими взглядами и подмигиваниями. Владыка знал все, и было непонятно, поверил ли он в розыгрыш или нет, но после такой нелепейшей шутки они получили по полной. Марианна сто раз пожалела об этом, видя истощенное, по-глупому счастливое лицо Фислара. Чему он радовался было неясно, ведь в итоге, все последствия легли только на него одного. С тех пор переписка прекратилась.

Зря Марианна думала, что произошедшее отразилось лишь на ее друге. Ярость бурлила в сердце Селдриона, отравляя каждый новый день. Сначала он даже хотел незамедлительно сжечь письмо наглого мальца, и только здравый смысл мог остановить его. Хотел залепить Марианне пощечину, за то, что ответила так, придушить ее, заставить молить о пощаде. Чтобы пожалела, да, чтобы сожалением этим растоптать ее, подчинить наконец. Он постоянно боролся между желанием увидеть ее лицо, почувствовать ее запах и желанием принизить, полностью уничтожить ее как личность. Из-за нее только настроение портится. Наглая девчонка. Она еще получит. Пусть думает, что все идет как ей хочется, но это он будет ее вести за собой, а не она его.

В один из дней, неожиданно для нее самой, Марианну позвали пройти к Владыке. Слуга опять смотрел куда-то вправо, не касаясь глазами. Проводил по обыкновению.

Когда он постучал, Владыка сам открыл дверь, щелкнув ключом в замке. Поблагодарив провожатого, он снова закрыл дверь на ключ. Марианна сочла это немного странным. Его огромная приемная была залита светом, который искрил, отражаясь от глянцевого каменного пола. Предложил ей присесть на диван, напротив резного журнального столика. Девушка вспомнила их первый разговор в этой зале, при тусклых отблесках костра. Как до чертиков боялась его. Еще плохо владела языком, а он всё пытался заставить ее напиться вместе. Но и сейчас радостное солнце не могло развеять ее мрачное настроение.

— Как жизнь? Чем занимаешься? Мы давно не разговаривали. Все дела, дела, — начал он, опускаясь в кресло напротив. Марианна отметила его неожиданно доброе расположение духа.

— Да особо ничем, бездельничаю, как всегда. Что тут в замке еще делать?

— Ну, конечно. Опять сидишь целыми днями в библиотеке за скучными книжками? Видя, как ты страдаешь, решил позвать Тиаинэ обратно. Ты рада видеть ее?

— Конечно, очень рада. Но у меня такое ощущение, что само существование Тиаинэ всегда служит для меня наказанием. В прошлый раз, вы выгнали ее, когда она была мне так нужна, теперь обратно зовете.

— Никакого наказания! Не говори так. Ты же знаешь, что в прошлый раз твое обучение подошло к концу. А теперь я просто вижу, что ты скучаешь, у тебя нет подруг.

— Конечно, после того как вы запретили мне общаться со слугами.

— Почему в тебе сидит такое стойкое желание, даже больше — стремление искать общества простого народа? Не хочешь проводить время с образованными нильдарами и нильдарками, не посещаешь ужины и балы, где предоставляется такая возможность, — Марианна вежливо молчала, зная, что любой ответ не понравится. Селдрион продолжал. — Вспоминаю иногда наши зимние вечера, столько занятных историй ты мне рассказывала о своем мире. Надо бы возобновить эту традицию, пока ты не уехала.

— Ну нет, что вы, — Марианна небрежно махнула рукой, — Мой детский лепет не стоит вашего времени.

Селдрион вскинул на нее быстрый взгляд стальных глаз, в котором она заметила угрюмую раздражительность.

— О, как мне жаль, — говорил медленно, стараясь придать голосу трагичности, не соответствующей взгляду. — Как я мог так ранить тебя, что ты до сих пор вспоминаешь?

— Нет, нет. Все в порядке, — отмахнулась девушка. — Сама ляпнула, не знаю зачем. — Но он встал и принялся расхаживать по комнате.

— Возможно, мы оказали тебе не такой хороший прием, как могли. Я и сам, лично, совершил несколько непростительных ошибок, признаю. — Он положил руку на сердце, опершись о спинку кресла. Его глубокий приятный голос в очередной раз успокаивал Марианну. Теперь она не смотрела на него, а просто слушала, уткнув взгляд в подлокотник кресла, понимая, что не имеет возможности так просто уйти от разговора.

— Я даже не знаю, как исправить мне то, что уже сделано. Это увы, непоправимо. — Он вздохнул и повернулся к окну.

— Ничего страшного, я скоро уйду, будет у вас одной заботой меньше.

— Вот, в том то и дело…Что ты будешь делать там? В вашем мире. Ты думала об этом?

— Конечно думала, — уверенно отвечала она, — Закончу учебу, построю карьеру, объеду весь мир, возможно, встречу свою любовь, и так далее и много разных житейских дел. Может буду работать в посольстве, тем более что такой опыт уже имеется, — она скромно засмеялась.

— Посольство, карьера, любовь… понятно, понятно. Значит еще не встретила? — Он кольнул ее взглядом, чтобы она осознала, как проговорилась. Поджала губу. Увидев этот жест Селдрион, засмеялся внутри себя, вспоминая свой гнев. Письмо-то ненастоящее. — Так значит если ты еще одинока, — он опять поставил акцент на последнем слове, — то конечно необходимо и справедливо искать свою любовь. Все это мне понятно, но что ты будешь делать потом?

— Что потом?

— Что ты будешь делать после всего этого?

— Как понять? Как все люди, полагаю. Состарюсь, выйду на пенсию, буду нянчить внуков, потом умру. Все как у всех. Не думаю, что я особенная. — Селдрион мягко улыбнулся, садясь обратно в кресло.

— Ты еще не поняла, что ли? — он смотрел очень дружелюбно, в то же время как бы гипнотизируя Марианну. — Ты не состаришься и не умрешь, по крайней мере своей смертью. И если у нас, нильдаров, есть конечный срок жизни, хоть он и несравним по длительности с жизнью человека, то твой срок жизни теперь приравнивается к длительности жизни Вселенной.

Марианна усмехнулась. Что за чушь он несет?

— Ты не веришь? Ну посмотрим… — он быстро пересел на диванчик рядом с ней, — Ты не сможешь усвоить амриту, пока у тебя не хватает заслуг для этого, но все же будешь жить с ней. Она будет хранить твою жизнь. Вот такой подарок преподнесла тебе Харша. Она всегда так щедра во всем, — в его словах звучал сарказм. — Возможно ее будут пытаться отнять у тебя, такие как Аймшиг. Но не только он может чувствовать ее внутри тебя. — Тут он протянул руку, положив ее на плоский живот девушки в районе пупка, продолжая гипнотизировать ее глазами. Это длилось всего несколько мгновений, и Марианна не успела сообразить, что происходит. Аккуратно погладив ее живот, он так же быстро убрал руку и продолжил, — Поэтому ты иди, иди в свой мир, но ты уже не принадлежишь ему. И думаю, что вернешься обратно. Наиграешься и вернешься. — Он откинулся на спинку, закинув ногу на ногу, как бы всем телом договаривая не сказанную фразу, что обязательно дождется того момента, когда она наиграется миром людей и вернется сюда. — Поэтому я хотел бы преподнести тебе дар. Лично от себя. Как символ перемирия, символ извинений за былое, символ нашей будущей долгой дружбы. Ведь если ни ты, ни я не умрем насильственной смертью, то несомненно, еще увидимся. Время — странная штука скажу тебе. Поэтому прошу, пройдем со мной, твой подарок лежит у меня в комнате. — Он легко поднялся с кресла, протянув руку. Марианна вложила в нее свою маленькую ладошку.

Селдрион повлек ее в конец приемной, к незнакомой двери. Марианна сомневалась идти или нет, но что-то мешало ей быстро соображать. Покорно следуя за ним, она зашла в похожую, также богато обставленную комнату меньших размеров. В углу стояла резная кровать темного дерева с синим балдахином. Марианна испуганно прерывисто вздохнула. Это была спальня.

Он выпустил ее руку, девушка осталась стоять в дверях как вкопанная. Прошел к стеклянному шкафу в углу, вынул с одной из полок широкую бархатную шкатулку. Вернувшись, раскрыл, демонстрируя содержимое и Марианна увидела необыкновенной красоты комплект из ожерелья, серег и диадемы. Витиеватые, сложной и тонкой работы из золота с красными и синими камнями. От увиденного она немного отпрянула назад, ощущая, что не заслуживает такого. Сколько он наговорил красивых слов, пока была здесь. Теперь стала понимать — это совсем не тот Владыка Селдрион, которого знала прежде, что-то изменилось. Да и знала ли она его прежде… Все это сильно настораживало.

— Ну что ты, примерь. Это тебе. — Ласково подбадривал он, протягивая открытую коробку. Марианна смотрела с тревогой, будто внутри спряталась кобра, — Ну ладно, давай помогу. Тебе все равно не справиться, — он опять мягко взял ее руку и подвел к огромному зеркалу во весь рост. Положил коробочку на крошечную тумбочку с высокими ножками, стоящую рядом. Марианна поспешно стягивала с ушей свои сережки. Ей было так неловко, как в тот раз с дядюшкой Харши, и она опять не могла отказать, ощущая, что в противном случае разыграется скандал.

Селдрион застегнул на ней ожерелье, как бы невзначай коснувшись открытой части спины, пока Марианна одевала серьги. Приложил ко лбу диадему, плавными движениями поправляя волнистые темные волосы. Скользнул пальцем по уху, затем ниже, по линии шеи. Долго смотрел на нее в зеркале. Марианна нечаянно подняла взгляд, столкнувшись с ним глазами сквозь отражение. Бросило в жар. Живот скрутило предчувствием опасности. Лихорадочно соображая, что же делать дальше, отступила на пару шагов в сторону. Селдрион улыбнулся. Он не хотел давить, но и не желал упускать свой шанс.

— Тебе очень идет. Сначала хотел заказать из белого золота, но понял — оно просто потеряется на фоне твоей яркой красоты.

— Спасибо, это очень неожиданно для меня, получить такой дорогой подарок. — Улыбаясь натянутой вежливостью, она отступила еще на пару шагов. В то же время он приблизился.

— Не говори ерунды, ты достойна этого.

Марианна удивлялась, краем сознания замечая, как умел он менять тембр голоса, желая создать нужную атмосферу. Ей не хотелось смотреть в его сторону, но каким-то образом получалось, что она пятилась в дальний угол комнаты, все дальше от двери и ближе в кровати. Хотелось ответить строго или язвительно, чтобы он больше не вздумал так открыто флиртовать с ней, но не могла подобрать слова. Досада осознания примитивности своего словарного запаса на нильдари, чтобы достойно оппонировать, ощущение полнейшего неравенства с мужчиной, которое выводило ее из себя на протяжении всей жизни — все это придавало ей холодной злости, как раз в тот момент, когда это было так необходимо. «Хочет купить меня. Не на ту напал Владыка нильдаров».

— Очень вкусно пахнешь, что за парфюм? Стоило бы наградить парфюмера. — Он по-лисьи улыбнулся, возвращая подаренную ему преждевлюбленной Марианной фразу, отчего та вздрогнула, почувствовав укол, — Но издалека сложно различить, — тут он наклонился над ней, обхватив талию рукой, чтобы не улизнула, и глубоко вдохнул за ее ухом. Провел носом вдоль сгиба шеи. Длинные белые волосы упали на декольте девушки, украшенное новым ожерельем небесной красоты. В это время Марианна упиралась обеими руками в его грудь, отталкивая с силой, отворачиваясь, кривя губы. Но смелости залепить пощечину этому фарфоровому лицу с наглыми царскими замашками у нее не хватало.

— Кто бы знал, что в такой миленькой маленькой головке умещается целая гора грубости и пошлости. Я действительно удивлен, считал тебя зашоренной скромницей, — шептал ей на ухо, — ты ведь знала, что я все узнаю, и делала все специально, для меня, да? Хотела, чтобы я прочитал, так ведь? Тебе нравится говорить такое мужчинам? Ты хотела сказать это мне? — он держал ее стальной хваткой, не давая шелохнуться. — Не понимаю я тебя, сначала говоришь, что желаешь мне счастья, а спустя несколько дней радуешься моим страданиям. Но в итоге больше всех пострадал твой безмозглый дружок. Не знаю, что случится первым — сорвет он себе спину или уволится. Тут уж я не буду ничего предпринимать. Но могу гарантировать тебе осуществление всех упомянутых в письме желаний.

— Это не я, мы просто решили пошутить. — Она быстро оправдывалась, продолжая безуспешно отталкивать его.

— Строишь из себя недотрогу, но ты не такая. Уж я-то вижу.

— Ничего вы не видите.

— О нет, не обращайся ко мне на вы больше, мы же равны. — Он опять уколол девушку ее же словами. — Так я тебя спрашиваю, любишь говорить такое? Хотела бы мне сказать это! Все что ему писала? — Он с силой сжал ее плечи, и Марианна заскулила.

— Прошу, отпустите, — в ее голосе впервые послышался страх.

— Нет, не отпущу. — Селдрион обхватил ее талию, опуская руки все ниже, сжимая ее тело, дыша ею, — Это белая акация…пахнешь белой акацией, никак не мог вспомнить этот запах. Просто сводишь меня с ума. Нельзя тебя отпускать. Ты никуда не пойдешь, и пусть эта гадюка провалится со своими клятвами.

Тут в дверь кабинета постучали. Марианна вздрогнула, а Селдрион выругался и ослабил хватку. Воспользовавшись заминкой, оттолкнувшись, она выскользнула из его рук и быстро вышла в кабинет, снимая на ходу диадему, расстегивая ожерелье и серьги. Трясущимися руками аккуратно сложила украшения на его стол, немного подождала в кабинете, поправляя волосы. Селдрион вышел за ней, бросив быстрый взгляд на оставленные украшения, затем открыл дверь. Там стоял Советник. Коротко поклонившись, бледная от волнения Марианна вышла за дверь. В коридоре ей чуть не стало дурно. Тот, кого она больше всех презирала, спас ее честь, сам того не подозревая.

Сита Дэви Московской губернии

Она все не могла унять дрожь, открывая дверь в свою комнату, бросаясь из угла в угол, как животное, лишившееся рассудка в тесной клетке. Руки еще жгло от боли. Должно быть останутся синяки. Он был так близко… взгляд жуткий. Теперь не отделаешься. На глаза попался край зеркала на туалетном столике в углу. Плюхнулась на пуф рядом с ним. Наконец посмотрела на себя. Совсем забегалась, это легко сказать, в комнате своей бывая лишь под вечер, забывала смотреть в зеркало. Теперь же, глядя в отражение, недоумевала. Это было уже не лицо прежней Марианны Рой, которой она себя знала. Из зеркала смотрела во всем своем блеске — Сита Дэви¹⁹. Ни одной черты не осталось от черной обезьянки, которой ее дразнили в детстве. Марианне стало жутко. Мурашки по телу, страшно было видеть незнакомку вместо себя. За неполных два месяца амрита полностью изменила ее тело и лицо. Прежняя Марианна уже не придет, и только ум еще не успел поменяться, все по привычке цепляющийся за обидное прозвище.

Девушка поспешно побежала в ванную, скинула одежду. Стояла нагая, недоумевая. Зеркало врало, этого не может быть. Это не с ней. Такого не бывает. Зачем?! О боги! Зачем Харша спасла ее таким образом. Это уже не спасение, а наказание. Такая красота опасна, ее можно приравнять к смертоносному оружию, яду, болезни. Она сеет раздоры между женщинами, вселяет похоть в сердца мужчин. Как это уже произошло с ним… Эта красота равна проклятию. Тому проклятию, о котором говорил Селдрион тогда, за одним лишь исключением. Он мог извлечь выгоду из своей красоты, а она — нет. Никто из безнадежно влюбленных в него женщин не подверг бы его насилию. И даже если бы одна из них была могучей амазонкой, все равно бы не вышло. Он убивает в танце, его не победить…Как же теперь добираться домой? По пустынным станциям железной дороги ближе к вечеру бродят невнятные тени, бывшие уголовники, пьяницы, цыгане. Как добираться домой? Сидя одной в поезде с пьяными дембелями, наглыми малолетками, которые ничего не боятся. Слышать отовсюду свист, отбиваться от настойчивых ухажеров. Это все одной. Харша скорее всего покинет ее сразу же после прохода через портал. Как жить дальше, как доехать до Москвы? Даже денег то нет, и кто их даст здесь? Можно было продать эти украшения или откупиться от насильников, если бы она не вернула их обратно. Просить у Владыки. Нет, нет, только не это. Да здесь и не пользуются ничем кроме золота и серебра для оплаты. Конечно, есть еще медь… Но кто купит у нее это золото, даже если Владыка даст его. И не просто так…Он уже не будет давать ничего просто так. Соображай, соображай. Нужен телохранитель. Может нанять какого-нибудь боксера и пусть охраняет. А если не выйдет. Где брать деньги на все это? Видимо ей придется стать женщиной бандита, богатого бандита, ведь только он сможет защитить ее. Тогда в чем разница между здесь и там. Богатые бандиты забирают себе самых лучших женщин. Как же это ужасно, отвратительно, как не хочется делать это…Может он прав, она будет чужой в том мире. Если здесь даже искушенный в прелестях жизни король покусился на нее из-за красоты, то чего стоит ожидать в мире людей. И это он, сравнивавший ее с приматом, теперь сходит с ума! Единственное решение — это обезобразить себя, исполосовать лицо лезвием, облить кислотой…А может стать мастером кунг-фу, чтобы в любой момент суметь постоять за себя. Одеть паранджу…Так постойте. Не слишком ли платье облепляло фигуру? Может надеть на себя мешок, обернуться простынями. Она лихорадочным быстрым шагом мерила пространство своей комнаты накинув халат. Волосы на голове растут по пять сантиметров в неделю. Но теперь и бритье головы не оттолкнет от нее поклонников. Каким сложным начало казаться возвращение домой, в свой мир, к родным, по которым она так тосковала, сидя здесь взаперти. Так плакала, когда Совет запретил ей возвращаться и вроде бы смирилась, что ей придется умереть здесь, но судьбоносная Харша вмешалась. Как вернуться туда, куда страшно возвращаться? Если здесь безопасней. Единственная опасность от Селдриона, да и можно ли назвать это опасностью. Ведь она не в девятнадцатом веке родилась. Нет уже у нас понятия о бесчестье. И что с того, чтобы позволить ему… Но нет, фу, он противен, такой двуличный, хитрый и скользкий как угорь. Не может разговаривать без того, чтобы не уколоть, задеть, обидеть старается все время. И взгляд его сейчас был таким…что может быть хуже. А если закрыть глаза, в принципе сойдет. Ведь любила его когда-то, с ума сходила. Почему же сейчас ровно с той же силой ненавижу. Нет, это не ненависть, это только отвращение. Столько гордыни в нем, высокомерия. Увидела все это, и красота его внешняя поблекла. Нет этой красоты больше. И что такое красота? Сосуд, в котором пустота или огонь, пылающий в сосуде? Надо бы спросить его об этом. Как он отвертится, ведь глупой обезьяной меня считал, значит для него это лишь сосуд. Не огонь. Как с таким дальше жить. Ведь намекал, что надолго все, долгосрочная дружба намечается, так вроде бы сказал. Куда мне с моими Мандельштамами и Маяковскими. Только деньги и власть, власть и деньги… Скука смертная и никакой поэзии. Странно одно, что Фислар ничего не говорил о том, как изменилась. Не замечал. Был равнодушен к красоте, не смотрел похотливо, не пачкал душу маслянистым взглядом. Может женщины его не интересуют… Это был бы лучший исход событий. Золотой павлин, это он, да, я точно знаю. Не может быть кто-то другой. Взять бы его с собой. Может защищал бы…

Бал

Две следующие недели прошли в настороженном ожидании. Владыка уехал, как говорили, на переговоры с нагами. Последние тревожные переговоры перед предстоящей войной. Марианна была неспокойна. Все не могла перестать винить себя в войне, которая начинается из-за нее, но она ничего не может сделать. Около месяца оставалось до июньского полнолуния, того часа, когда по заверению Харши, они трое должны были покинуть мир богини Алатруэ через портал. Никаких вестей не было от принцессы все это время. Селдрион обещал провести их туда, но Марианна все равно была не уверена, что он сдержит обещание.

Было видно, как слуг угнетала приближающаяся война, как затихли песни, и радостный щебет на кухне, и как мрачны глаза двух лакеев, прислуживавших Владыке. В саду уже никто не собирался по ночам распивать дешевое вино, и весь город как будто застыл в ожидании. Словно мрачная туча накрыла окрестности. Марианна уже не могла плакать. Она просто сидела и ждала свою судьбу смирившись. Ей не дано было ничего изменить. Никому не рассказывала о произошедшем тогда, даже Фислару. Только заботливый взор Тиаинэ, как всегда, различил тяжелые думы девушки. Когда она настояла, заставила рассказать все, то Марианна разрыдалась. Долго сидели обнявшись, пока Тиаинэ не предложила пожить у нее, если будет совсем тяжко.

— Он не отпустит меня…он не отпустит.

— Мариэ, тебе надо протянуть всего месяц, а потом он обязан отпустить тебя. Если это правда, и он поклялся Харше в этом. Будь хитрее, не действуй прямо. Стань капризной, делай все так, чтобы запутать и измучить его. Оскорби на крайний случай. Рассказывай сказки. Не оставайся одна, везде ходи с кем-то, не приходи к нему в комнаты, заболей, одевай много одежды. Есть же много разных способов.

— Но это же Владыка… ему ничего не помешает. Конечно, после того как я побуду его игрушкой, ему обязательно надоест, и он оставит меня никому не нужной. Но я не хочу этого. Терпеть его не могу.

— А я помню, — скорбно улыбалась Тиаинэ, и взгляд ее карих глаз потух, — я помню, как ты смотрела в заснеженную даль с тоской, и все думала о нем. А что я тебе говорила тогда?

— То же что и Клариэль, — угрюмо отвечала Марианна.

— Верно. Что это самое плохое — влюбится в него. А ты еще и призналась ему тогда. Теперь он от тебя точно не отстанет. Скажи, что тебя тошнит от него. Скажи как можно грубее, но только если другие способы не помогут. Лучше прояви хитрость, капризничай, стань несносной.

— У меня этого никогда не было. Хитрости. Я не умею…

Так и закончился разговор, но Тиаинэ не пожелала забрать назад свое приглашение погостить, уж если что случится.

***

Но вскоре радостные вести пробежали по городу и дошли до замка. Войны не будет. Наги пошли на мировую. Вопли второго лакея, читавшего вслух последние новости, наполнили комнаты слуг счастьем. И вот они уже кружились в танце с кухаркой, а сердце Марианны выпрыгивало от волнения. Войны не будет, не будет! Как он смог? Как у него получилось договориться с подобными упрямцами. Дворецкий закрыл глаза на всеобщее веселье и пьянство во внутреннем дворике. Амаиэль рыдала от счастья, ее новый жених будет жить. Он не уйдет на войну. И нильдарские девы не лишатся своих братьев и отцов. Не постигнет их участь брата Фислара. В радостном энтузиазме все носились по дому, погруженные в работу. Марианне удалось увидеться с Фисларом, и они вновь стали проводить вечера вместе. Правда уже не уезжали никуда.

— Я буду тосковать, когда ты уйдешь, — говорил он, поджимая губы с досадой. — Кто мне будет стихи читать… ты столько всего знаешь интересного, эти бесконечные истории под звездным небом. Я уже заранее скучаю. — Он неловко засмеялся.

— Так пойдем со мной, — Марианна сияла.

— Ты приглашаешь?

— Конечно, я так хотела бы, чтобы ты пошел.

— Я подумаю. — Внезапно он насупился, обратив взгляд в даль.

***

К прибытию Владыки отдраивали все комнаты, ставили свежие цветы, проветривали закоулки. Ожидался приезд множества гостей. Грядет роскошный бал. Ровно так, как девушка радовалась мировому соглашению, ровно так же печалилась о бале. Но ее желания здесь никто и никогда не слушал, пора было свыкнуться с этим. Уже начали шить новое праздничное платье. Швеи суетились, снимая мерки и щебеча между собой как проворные птички. Царевна Харша со свитой тоже обещала посетить этот бал.

— Но я так не хочу туда, — ныла Мариэ, пока портниха закалывала на ней платье для примерки.

— Вот вы скажите! Что за глупости? Как можно не хотеть идти на бал?

— А вот и так. Я интроверт.

— Что за слово вы выдумали. Говорите так лишь бы я отстала, да?

— И зачем мне еще одно платье, у меня и так целый шкаф, но я ношу только два. Зря Владыка тратит на меня деньги.

— Ничего не зря. Бриллианту нужна достойная оправа, это он верно делает. — Поддакивали швеи.

Вплоть до назначенного дня Марианна старалась не выходить лишний раз из комнаты, чтобы не встретить какого-нибудь герцога или барона. Владыка не вызывал ее, и только отослал украшения, которые и раньше давал во временное пользование, ибо она сама с жаром убеждала не покупать для нее ничего. Быть все время обязанной ему, угнетало. Амаиэль убирала в прическу ее отросшие уже до плеч черные волнистые волосы. На лоб водрузили диадему и все как обычно, чтобы она опять начала чувствовать себя елкой на новогоднем празднике. В этот раз ее послушали хотя бы с цветом платья. Нежное, воздушное, цвета кофе с молоком, со множеством жемчужин, очень хорошо оттеняло цвет ее лица. Портниха вздохнула с завистью и восторгом от проделанной работы.

— Мне сделали слишком глубокое декольте, — возмущалась Марианна, — такое чувство, что сегодня мне никто не будет смотреть в глаза.

— Да, ладно вам. Не притворяйтесь, что это плохо. Ведь вы будете самая красивая. Помните ту стервозную сестру северного короля? Она еще мечтала раньше выйти замуж за нашего Владыку. Я могу точно сказать — он на нее даже и не взглянет. Вы затмите всех. — Хихикала Амаиэль.

«Этого-то я и боюсь» — подумала Марианна. Хотя, по правде, часть ее все-таки хотела отомстить всем этим заносчивым особам, которые каждый раз макали ее лицом в грязь на прошлых приемах. Другая же часть боялась реакции мужчин.

— Она что не знает о его клятве никогда больше не жениться?

— Знает. Но не сдается, верит, что она-то уж точно растопит его сердце! — Амаиэль залилась смехом, — Вот дура то! Прям не такая как все!

Руки дрожали, когда шла к лестнице, где наткнулась на Селдриона, который уже ждал ее. Он застыл на несколько секунд, осматривая наряд, и как она и предполагала задержал взгляд на декольте. Молча протянул руку, и они пошли вниз вместе, как будто уже были парой.

— Как настроение? — спросил он наконец.

— Все отлично, я так рада, что войны не будет. Я была готова отдать жизнь за то чтобы был мир, но оказалось — никому моя жизнь не нужна, всё и так наладилось.

— Мне нужна, — отвечал он не глядя. Марианна вздрогнула, как будто наступила на шип.

— Почему же такая грустная? Радоваться надо.

— Хорошо, буду, — она натянуто засмеялась.

— Учти, я не заставляю, — мягко заметил он.

— Не очень люблю балы… Столько людей, все смотрят, как будто на сцене себя чувствуешь.

— Привыкай, — ответил он, уже улыбаясь гостям. Все зааплодировали.

«К чему привыкать?» — так и не поняла ничего. После приветственной речи, в течении которой Марианна несколько раз краснела и опускала глаза, пряча взгляд от толпы богатейших нильдаров и нильдарок, чья родословная велась более пятидесяти тысяч лет, грянул бал. Владыка потерялся, обещав позже забрать у нее танец, а ее начали выхватывать за руки, улыбаться, заискивать, флиртовать, льстить и прочее, и прочее. Она уже устала танцевать, благо, что все выученное когда-то на курсах вспомнилось. В тот раз, она так и не попала на ночной маскарад с Румлисом из королевской стражи, который приглашал ее. Ради этого училась. Но вот теперь пригодились знания. Она картонно улыбалась, похожим друг на друга как близнецы, знатным нильдарам. Не успевала видеть женские взгляды полные смеси восторга и ревности. Голова кружилась, хотелось пить, но слуги разносили лишь алкоголь. Она пыталась ухватить взглядом столы, чтобы понять, где же можно найти воду и ее снова и снова ловили. Вырвавшись наконец, она поймала официанта и попросила воды. Она знала его, работал на кухне, поэтому очень обрадовалась, увидев знакомое лицо. Не имея познаний в этикете, не могла вежливо отделаться от надоедливого ухажера, поэтому приходилось выслушивать бесконечные россказни, пока Владыка сам не выдернул ее из общества какого-то зануды.

— Я так устала, можно мне пойти? Уже часа три здесь танцую. Все ноги болят, — она с мольбой сложила брови домиком.

— А мой танец, дорогая. Я же ждал, — И она снова поймала его глаза в районе декольте.

— Хорошо, — обреченно согласилась.

Танцевали, Марианна краем глаза постоянно ощущала его пронзительный пристальный взгляд. Он не отпускал ее как минимум еще час, повсюду таская за собой, знакомя со всеми. Уже успел напиться. Харши не было, как не было и других нагов. Царевна пожелала прибыть позже, поэтому еще не выезжала. Ноги девушки уже немели, просто стоя рядом с ним, она переминалась, не давая боли проникнуть в ступни, несколько раз обращалась к нему, просила разрешения покинуть бал. Немного погодя, он все же сжалился над ней и разрешил. Было уже около часа ночи. Амаиэль не спала, как и все остальные в доме. Помогла снять украшения, набрала ванну. Около двух ночи Марианна уже погрузилась в сон младенца. Весь замок, не спавший до пяти утра, в конце концов утихомирился. Слуги разбрелись кто-куда. Некоторые так и заснули пьяные там, где стояли. Гости расположились по своим комнатам на третьем и втором этажах. Ранние птицы приветствовали солнце. Марианна спала настолько глубоко, что не слышала, как в замочной скважине повернулся ключ. Проснулась она лишь когда чьи-то руки зажали ей рот. Кто-то лежал сзади. Марианна взбрыкнулась в ужасе. Страшная ночь с Аймшигом давала о себе знать. Послышался вкрадчивый шепот Селдриона.

— Тише, тише. Это я. — Он убрал руку от ее рта, крепко обхватывая ее талию, покрытую тонким летним одеялом. Прижавшись к сбоку, впился носом в ее волосы, целуя шею и спину. Марианна брыкалась, отталкивая его.

— Зачем вы пришли? Уходите немедленно! — шипела яростно, толкая его локтями.

— Я так соскучился по тебе. Ну не прогоняй меня. У меня голова идет кругом от того насколько ты прекрасна. Как же вкусно ты пахнешь…

— Да, а от вас наоборот разит вином за километр.

— Ну перебрал чуток, что делать. — Он развернул ее на спину, пытаясь поцеловать, но встретил отпор.

— Хватит, прекратите немедленно, — все так же шепотом отвечала она. Борьба продолжалась какое-то время. Перехватывали руки друг друга, Марианна безуспешно пыталась оттолкнуть его от себя, но не выходило. Выкручивалась как угорь, залепила ему пощечину. Это остановило его на какое-то время, подержав руку у лица он так же шепотом воскликнул:

— Какая дерзкая! — после чего начал действовать с силой. Девушка поняла, что до этого он просто играл с ней. За пару мгновений он сломил ее сопротивление, пригвоздив руки к кровати, придавив весом ее тело, так что она не могла больше двигаться. Пытался поймать ее губы, но она уворачивалась, а рук, чтобы держать еще и ее лицо, уже не хватало. Марианна была в панике, от его веса и парализованности у нее началась клаустрофобия. Жадно глотая воздух, она шептала.

— Пожалуйста, остановитесь. Хватит, хватит, хватит… Стой! — Выкрикнула она последнее слово. Он остановился. В пьяном взгляде читалось недоумение.

— Что случилось?

— Как это что случилось? Ты собираешься взять меня силой, и я еще не должна сопротивляться?

— Сопротивляйся, — усмехнулся Селдрион.

— Стой, подожди. Я хотела тебя спросить, — Марианна жадно хватала воздух, — Что такое красота? Сосуд, в котором пустота или огонь, пылающий в сосуде?

Он нахмурился, разыскивая скрытый мотив, как всегда. Потом ответил, глядя в ее глаза так близко, что она смогла рассмотреть радужку его серых глаз, обрамленных темно русыми прямыми ресницами.

— Огонь. Это огонь. Глупый вопрос. Кому нужен пустой сосуд, — потом прищурился, — Зачем спрашиваешь? Запутать меня хочешь или время тянешь? Хитрюшечка.

— Тогда зачем пришел ко мне? Я же просто пустой сосуд. Никому не нужный сосуд для амриты. Пойте дифирамбы напитку богов!

— Не городи глупостей. — Презрительно хмыкнул, но тревога пробежала по лицу.

— Насколько помню ты сам говорил принцессе, что я была похожа на обезьяну. Гадал, есть ли среди людей более симпатичные или все такие же уродливые как я. Как ни странно, теперь не говоришь такого. Ты много раз указывал на то, что я ничего из себя не представляю, глупая, бесполезная, ничего не понимающая в жизни. Поэтому я лишь сосуд. Красивый снаружи, но совершенно пустой внутри. Поэтому не говори мне, что я красивая. Ты лгун. Это амрита, а не я. И раз ты хочешь меня, то ничем не отличаешься от прочих жаждущих моего тела нильдаров, с которыми ты милостиво заставил меня танцевать весь вечер. Ты — просто животное. Никак не представитель высшей расы. И уж точно никак не лучше людей. И как же мне так повезло провести свою первую в жизни ночь с пьяным скотом! — Марианна отвернулась парализованная, едва сдерживая слезы, нагнетенные собственной тирадой.

Пока она говорила, его лицо менялось. С грусти, перемешанной с сожалением, оно сменилось на колючую обиду, а потом в недоумение. Будучи столь пьяным, он уже не мог так хорошо контролировать себя как раньше. Отпустив ее руки, он склонился к ней бессильно уткнувшись лбом в щеку. Марианна испугалась. Слишком перестаралась следовать советам Тиаинэ. Он водил кончиком носа по ее скулам и молчал.

— Ты что девственница? — спросил наконец.

— А что, при изнасиловании это имеет значение?

— Просто… я не мог такое предположить после твоего письма. Ты так писала, я думал ты в курсе, но оказалось…У нас девушки не могут знать таких подробностей до брака.

— Да, я просто из двадцать первого века, — сожаление навалилось как мешок со старыми костями, о которых они с Фисларом не могли тогда знать, — но у меня отец очень строгий, и к тому же я книжный червь, поэтому как-то так получилось… Я еще и красавицей никогда не была, поэтому не особо за мной ухаживали. Все время занята была и даже на свидания редко ходила. — Она непрерывно оправдывалась, не успевая понять зачем это делает. Селдрион молчал, с грустью гладя ее волосы.

— Ты слышала наш разговор. Я даже не помню, что говорил тогда. Столько выпил, а еще сома.

— Не надо было столько пить, — сухо ответила она отворачиваясь.

— Как же ты права… это все после ее ухода. Я не был таким раньше. Прости меня, Мариэ, — он зарывался лицом в ее волосы словно ища поддержку. Ее сердце дрогнуло, когда она слышала, как бывший всегда сильным голос сорвался, как будто в темноте пропустил ступеньку.

— Да, ты права, — наконец сказал он, прижимаясь к ней крепче, — но мне так хотелось бы остаться. Разреши мне, Мариэ. Мне так не хватает женского тепла. Твоего тепла. Просто остаться с тобой…

— Может вам к наложницам сходить? У нильдаров они вообще бывают? Или все вокруг до брака ни о чем не догадываются? Мне казалось, что среди здешних служанок я видела довольно смышленых в этих вопросах, зря вы так. Так что сходите, сходите, вдруг поможет.

— Мне не помогает. Хотя и ходить никуда не надо, сами придут. С чего ты вообще взяла… — Тут он запнулся, глядя на нее с непонятным смешком, — Какая у тебя странная забота. И опять ко мне на «вы». Только когда злишься можешь меня на «ты» называть, да? — горькая нежность изливалась из его глаз, заполняя Марианну. Ей стало очень жаль, что она не сдержала свой язык. Видимо вспорола его словами, как и он тогда, в беседке, — так ты разрешишь мне остаться? — Марианна отвела взгляд и обреченно вздохнула. — Это значит «нет». — Понял он. Спросил безнадежно, — Любовь прошла? — Марианна медленно сомкнула веки, слабо кивнув головой и Селдрион разжал свои объятья. Сел на кровати.

— Что ж, хорошо. Я уйду. Прости меня, спасибо за вечер. — Сказал он не глядя и ушел, так и не заперев за собой дверь на ключ.

Марианна смотрела стеклянными глазами в потолок. Ее оставили в покое, но покоя не было. Яркий луч прорезал штору, засветившись на нижней границе двери. Он все поднимался и поднимался выше, разрастаясь, как будто хотел указать на что-то, то, чего она не видела. Все равно не смогла бы снова заснуть, поэтому поднялась на кровати, бесцельно глядя по сторонам. Луч шевелился от марева разогреваемого воздуха, осторожные пылинки поблескивали в его толще. Она молча следила за ним в полной тишине. Казалось, все звуки прекратились и птицы за окном замолкли. Только звук дыхания. Поверхностный и легкий. Должно быть радоваться надо было, но не получалось. Он как будто оставил за собой кровавый след, и она чувствовала свою сопричастность к его страданиям. Но ничего, пусть знает, что и ей было так же больно когда-то. Хотя лучше бы молчала. Лучше перетерпеть только свою боль, чем удвоить ее, ранив другого. Но как еще она могла защитить себя. Может не надо было защищать. Полежать, посмотреть в потолок равнодушно. Но этим все бы не закончилось. И что за стокгольмский синдром²⁰ у нее появился? Но уже ничего не изменить. Да и не хотела менять. Пусть будет так как есть. Вспомнился синеглазый с модной прической и попкорном. Такой счастливый всегда, никогда не печалится… Поэтому и существует только во снах. Что он говорил…постой. Может это… Все сложилось. Марианна наконец поняла. Сначала не поверила самой себе, но все эти события, и даже сам луч солнца указывающий туда, где скрылся он, говорили об этом, и она уже не могла отрицать — «Так это ты — тот самый золотой павлин…».

Незнакомка во тьме

Прошла неделя после бала, когда царевна Харша наконец прибыла в замок. Все шло своим чередом и первым делом она двинулась на прием к Владыке. Ее лицо без того худое, выглядело еще более измученным и ослабшим. Гибкие движения, которые так восхищали Мариэ, будто принадлежавшие танцовщице, теперь как бы поломано застывали в воздухе. Изящество, окружавшее ее тонкий обнаженный стан исчезло, ребра прорисовывались на спине. И как всегда увешанная драгоценностями с кончика хвоста и до макушки, частично скрывающими ее наготу, она была жутко голодна, но не признавалась в этом. Тем не менее слуги принесли ей нарезанное филе сырой рыбы и вино, а Селдрион с тоской наблюдал, как она жадно глотает целые куски почти не жуя. Нильдары не ели ни рыбы, ни мяса, поэтому это блюдо было специально для Харши. Когда она наелась, вздохнула облегченно, вытирая рот салфеткой. Довольная улыбка затеплилась в уголках глаз нагини, и только теперь она заметила, как мрачен был Селдрион, хотя и пытался это скрыть.

— Ну что ж, я рада, что ты смог заключить договор с отцом.

— Это не я, все само произошло, видимо из-за того что твои братья затеяли свору.

— Да, точно. Но нам на руку, — Харша цедила белое вино, — Их слишком много. Все хотят власти. Всё — как всегда. Осталось меньше месяца и мне нужно обсудить с Мариэ подготовку к путешествию, возможно подучить язык.

— Ты не выучишь язык за три недели.

— Ну и ладно, что с того, — цокнула она, закатив глаза.

— О тебе ничего не было слышно. Где ты была все это время? — Спросил Владыка поднимая на нее внимательный взгляд.

— Пряталась в лесах, — Харша говорила бегло, не глядя на него, — потом отец поймал меня, посадил в тюрьму. Но когда эти идиоты чуть не поубивали друг друга на свадьбе, он забыл обо мне, освободил наконец.

— Это ты за решеткой так отощала?

— Нет, в лесах… — Харша натужно вздохнула.

— Харша, если тебе положено есть мясо, то не мучай себя. У тебя тело не приспособлено к другой еде…

— Все хватит об этом, — прервала его нагини, — я ем рыбу, доволен. Это тоже еда. Давай лучше пригласим сюда Мариэ, пообщаемся. Давно ее не видела. Как она?

— Лучше не бывает.

— Мне нужна ее консультация, срочно… Сил, давай уже не тяни, позови слугу, пусть передаст, чтобы подошла.

Селдрион молчал, стиснув зубы. Харша подождала ответа, но приметив его кислую мину спросила.

— Что случилось?

— Она ушла.

— Что?! Куда ушла? — ее хриплый голос почти сорвался на шепот.

— Не ори ты так.

— Сил, объясни мне, черт побери, что здесь происходит?! — Она приподнялась с диванчика, стоя на хвосте.

— У нас тут случился инцидент, и она ушла жить к своей подруге. По иронии судьбы, я сам свел их.

— Что за инцидент и почему ты не запретил? Почему позволил ей уйти? — Он молчал, Харша продолжала возмущаться, — Я пожертвовала всем ради того, чтобы спасти ее, а ты просто так взял и упустил!

— Я не упустил. Она просто живет теперь в другом месте. Так же как жила бы в замке, только теперь у подруги.

— Но почему? — ее глаза округлились от удивления.

— Она сказала, что устала жить здесь. Хочет последние дни перед отъездом провести в компании близких ей людей.

— И ты отпустил? Ты что, с ума сошел? Да как она посмела так дерзить. Ты же Владыка нильдаров, чтоб тебя! Почему не приказал. Как нам теперь видеться? Мне что к ней каждый день ходить? Самой? Ты слабак! Слышишь, ты провалил мое задание. Я хотела, чтобы ты помог нам перейти в другой мир, но ты не смог позаботиться даже о девчонке, не говоря уже обо мне.

— Ты сама не захотела оставаться, — уставшим голосом отвечал он. Ее оскорбления пролетели мимо ушей. — Я был готов защитить тебя и даже этого вампира.

— Тогда почему дал ей уйти?! — истерически кричала Харша.

— Успокойся, она никуда не ушла, все так же под опекой, просто живет в другом доме.

— Но как мне к ней ходить? Обращаться в нильдарку что ли? Все время?!

— А как ты собираешься жить в их мире? Тебе все время придется быть человеком, — едко подметил Селдрион.

— А я знаю, знаю, как буду ходить к Мариэ, раз ты не смог удержать ее. Это ты виноват. Ты виноват! Как можно было доверить тебе такое дело. Вот увидишь, что я сделаю. — И она обратилась в прекрасную деву с длинными золотистыми волосами, на концах, свивающихся в кудри, с серебряной диадемой на лбу. Селдрион поднял взгляд.

— Не смей! — угрожающе зарычал он. Его лицо налилось кровью. — Не смей, гадюка!

На него смотрели любимые голубые глаза, но мягкий овал лица, ее нежное очертание носа, прекрасные губы, что светились раньше приятной сердцу улыбкой, теперь были маской, надетой на монстра. Глаза уже не источали доброту, а губы искривились ядовитой усмешкой.

— Харша, — резко крикнул он, поднимаясь, а светловолосая дэви попятилась назад.

— Ты мне ничего не сделаешь, не сделаешь, — ее руки тряслись, — Ты даже девчонку не смог удержать.

— Я и не держал ее. Я хотел, чтобы ей было только лучше.

— Ей лучше было сидеть здесь! А обо мне ты подумал? Так и буду ходить туда, так и буду, — шипела она со злобой.

— Харша, хватит маскарада, иначе я задушу тебя прямо здесь, — он подпер ее к стене, — ее облик не поможет тебе сохранить жизнь. Она уже мертва, а ты еще нет. Подумай.

В его голосе металлом отчеканивала железная суровость так, что даже принцесса струхнула. Она уперлась спиной в стену, шаря руками позади себя, взгляд заметался и она приняла свою форму.

— Значит будешь ходить? — Строго спросил он проверяя.

— Значит буду ходить, — тихо ответила пряча взгляд. После продолжительного молчания он оперся на стену и устало произнес:

— Как же вы, женщины, умеете больно бить. Такие слабые, но слова ваши подобны кинжалам. — Воспользовавшись моментом нагини выскользнула из комнаты.

***

В этом сне он опять бежал вслед за ней. Мариэ изредка поворачивалась, смеялась и манила рукой. Ее белое как снег платье развевалось на ветру. Она звала его куда-то, и он спешил, бежал за нею, но никак не мог догнать. Они были в безводной горной местности, где не росло ни травинки. Красные как глина утесы окружали их со всех сторон, и тишина поглощала все звуки. Как будто это была просто картинка, не живое место, то, чего никогда не было и быть не могло. Вдалеке показалась хижина. Ветхий домишко с прогнившей крышей и пустым окном. Шторки, продуваемые ветром изнутри, то и дело вылетали наружу. Марианна добежала до дома, остановилась и вновь помахала рукой, позвав его по имени, но имя у него было совсем другое. Он бежал со всех ног, но никак не мог приблизится. Дорога как заколдованная, никогда не заканчивалась, а ноги плохо слушались. Как будто бежишь в густом киселе. Сердце тревожно билось из последних сил. Марианна постучала в дверь, а потом повернулась и помахала рукой. Он различал ее белозубую улыбку даже издалека. Но вот ей наконец открыли, она поклонилась кому-то, но он не видел никого за открытой дверью. Лишь ветер поднимался все сильнее и сильнее. Ветер мешал бежать и Селдриона охватывал панический ужас, когда он глядел в эту пустую черноту комнаты, с которой беседовала Мариэ. Вдруг горы потряс оглушительный звук рога. Первые камни посыпались с гор, он понял, что будет обвал, хотел предупредить, спасти, но тут заметил Харшу, стоящую в дверях внутри дома. Камни цепляли за собой валуны, глыбы гор и падали, разбивая землю. В этих ямах зияла тьма, и весь мир начал проваливаться под землю. Он остановился на жалком кусочке земли, пока все вокруг погружалось в бездну. Но тут и под ним земля начала рушиться, уходя из-под ног. Все проваливалось глубже и глубже, и казалось, что никакая сила его уже не спасет. Он уже не видел хижины и гор, падал в темноту. Тут сверху полетела веревка, схватился за нее. Кто-то тянул наверх. В конце концов, уже почти подобравшись к краю обрыва он увидел своего спасителя. Прекрасная женщина с белоснежной кожей и черными волосами, одетая в темно-зеленое невесомое платье. Она улыбалась и протягивала руку. В тот момент, когда он ухватился за нее, то успел различить чудесную синеву ее глаз. Великое сострадание он различил в них, безмерный океан мудрости. Такого взгляда никогда и нигде не видел. Этот взгляд затмил весь страх, озарив его светом счастья. Тут он проснулся.

***

Пролежав несколько минут ошарашенный дивным сном, он никак не мог прийти в себя. Было как-то странно душно, комнату окутывало марево влажной летней ночи. Свесив ноги с кровати, он кое-как поднялся. Продираясь сквозь темноту, прошел к столику с графином воды. Зажег ночник, осветивший комнату неярким теплым светом. По мере того, как восторженность сна растворялась, он начал сильнее ощущать тот грязный булыжник, который был теперь вместо сердца. Булыжник давил и болел, было гадко. Очень гадко и стыдно за ту ночь, но ничего нельзя было поделать. Меньше месяца оставалось, и она уйдет, покинет его теперь уже навсегда. Он не удивился и не противился, когда на следующий день она попросилась переехать погостить к Тиаинэ, под предлогом их вечной дружбы. Он не просил прощения, но и не был резок. Она даже не смотрела ему в глаза. Ужасно стыдно. Он со вздохом повалился на софу, стоящую почти в центе комнаты, окруженную мягкими креслами с резными орнаментами на подлокотниках. Уставившись невидящим взглядом на причудливые фигуры деревьев и птиц, выступающих из темного дерева, так что казалось — они всегда там были, жили своей жизнью, а никак не вырезаны чьей-то умелой рукой, в глубине сердца он отчаянно взывал к ней. Пусть она передумает и вернется, пусть простит и никуда не уходит, пусть ей хотя бы приснится сон, где он приносит свои извинения именно так, как это нужно, нужными словами и голосом, пусть все измениться, пусть хоть что-то произойдет в конце-то концов, ведь больше нет сил терпеть этот однообразный плен своих мыслей, пронизанных печалью.

Ровно на этих раздумьях его застал врасплох необычный шорох за дверью. Он прислушался. Кто-то приближался крадучись на цыпочках по мягкому красному ковру, лежащему в коридоре. Было далеко за полночь, из окна не доносилось не звука, весь дворец был погружен в оцепенение, жаркое марево ночи запускало свои щупальца в каждое раскрытое настежь окно. Шаги отвлекли Селдриона от мрачных дум и теперь он ждал, что же будет, краем глаза примеряя расстояние до клинка, стоящего в ножнах недалеко от кровати. Но было слишком далеко. Ближе к двери, в нескольких шагах от софы, на стене располагалась коллекция кинжалов. Он бесшумно поднялся и медленно вытянул один из них. Несмотря на осторожность, кинжал издал предательский металлический гул. Шаги за дверью остановились. Селдрион чувствовал, как тело наполняется пружинистостью, ум холодеет, а время замедляется. Так было всегда во время боя. Он не двигался. Кто-то стоял прямо за дверью. Кто-то небольшой, легкий. Было похоже, что невысокая женщина или ребенок-подросток. В уме одна за другой проносились догадки: Харша? Нет, она обиделась и весь день не разговаривала с ним из-за случившегося. Может пришла мириться? Хочет выпить? Тогда зачем делать это сейчас, посреди ночи? К тому же в его части дворца стоит охрана, которая вряд ли пропустила бы ее без того, чтобы доложить. Может Клариэль? И опять сожаление терпкой горечью сжало сердце. Не стоила того короткая интрижка, чтобы эта одержимая теперь преследовала его. Хотел отвлечься от мыслей о Мариэ, горькая желчь разъедала однообразные будни, ревность от дурацкой переписки… а она возьми, да и разбей чайный сервиз, прямо на ковре, который достался их династии от дальней тетушки из восточных провинций. Между прочим, редкая работа, чистый шелк. Тогда он был так зол, и чувствовал, как ей это нравится, и что она так близко, что стоит только щелкнуть пальцами… «Ай-яй-яй… — он прицокнул, глядя как она ринулась к разбитым чашкам, — Я думаю, что ты должна быть наказана. — Произнес тихо, присев на корточки и нависая, пока она дрожащими руками убирала осколки. — Если ты считаешь себя заслуживающей наказания, то сходи поверни ключ в замке, а если нет, тогда вычтем из твоей зарплаты». И когда она дошла до двери, то замерла на секунду с поднятой ладонью у ручки двери, а потом решительно повернула ключ в замке. Если бы он знал тогда, что это не поможет даже на время. Чувства терзали, а отвлечься не получалось. Это все амрита, наверное… что же еще привело его к такой одержимости? И это точно не любовь. Он решил, что не согласен влюбляться как мальчишка, поэтому это просто желание, неудовлетворенное желание. С того дня Клариэль ходила за ним как тень с таким мерзким раболепным видом, что при одном воспоминании об этом, хотелось отвесить ей пощечину. Но нет, не стоит, ей бы это понравилось…

За дверью послышалось всхлипывание, прервавшее поток воспоминаний. Он понял, что уже совсем забыл о тех шагах в коридоре и зачем стоит посреди комнаты с кинжалом. Коротко, тихо постучали. Он так же бесшумно подошел к двери и встал рядом, прижавшись спиной к стене. Всхлипывания продолжались, и он решил спросить.

— Кто здесь? — голос прозвучал гулко, как в пещере. Пространство комнаты как будто сузилось начиная давить.

— Это я, Мариэ, — сквозь всхлипывания раздался тихий голос Марианны. Селдрион не верил своим ушам, с настороженным прищуром шарил глазами по комнате, ища ответ.

— Я не верю тебе. Мариэ уехала отсюда почти неделю назад. Кто бы ты ни была, как ты прошла мимо охраны?

— Это я, правда, — всхлипывал голос, — мне очень нужна ваша помощь, пожалуйста, пустите меня. Со мной произошла беда, я не могу доверять никому кроме вас. Пожалуйста. — Молил голос за дверью.

Селдрион напряженно соображал, что же спросить у нее, в доказательство ее подлинности, но она опередила его.

— Если вы не верите мне, то спросите о чем-то, что можем знать только мы вдвоем.

Тут он понял, что не может и припомнить даже одной вещи, которую точно могли бы знать только они вдвоем. Их совершенно ничего не связывало. Все, что происходило раннее, ему было либо неловко припоминать, если бы это была Харша, либо эти вещи могло знать большее количество людей. Да, это Харша. Она приняла ее облик и теперь разыгрывает комедию. Это не может быть Мариэ

— Ну что же вы молчите! — взмолился отчаянно голос, — Мне некуда больше идти. Если вы меня не пустите, то я спрыгну с обрыва. Мне незачем больше жить. — Она отчаянно стукнула кулаком по двери и уже развернулась уходить, как дверь медленно отворилась.

Марианна боязливо прошла внутрь, и когда она зашла, Селдрион громко захлопнул дверь. Она растерянно повернулась. Владыка нильдаров грозно нависал над ней.

— Какого черта, Харша? Теперь ты решила прикинуться ею? — Он сверлил ее взглядом. Взгляд ночной гостьи отражал полное непонимание. На ней была кружевная шаль, наброшенная на невесомую длинную белую ночную сорочку, на ногах простенькие шлепанцы, создавалось ощущение, что она выбежала из дома Тиаинэ в чем была и так добралась до замка. Все бы ничего, но пешком сюда добираться больше часа. Конечно, он не поверил. Грубо взял ее руки — ладони были теплыми, разворачивал их, провел рукой по предплечьям — все так же, ледяной кожи нагини здесь не было, а было обычное человеческое тепло.

— К стене, — скомандовал Владыка по-военному. Девушка испугалась и не двигалась. — Я сказал к стене, — рявкнул он еще более отрывисто, после чего пришедшая повиновалась, — руки на стену, — он быстро провел по ней руками на наличие оружия, краем ума отмечая очертания тела.

— Что происходит? Я боюсь. Можно я лучше пойду? — Девушка начала опять всхлипывать. — Я ничего не понимаю. Что с вами?

— Ты что, правда Мариэ?

— Конечно. Вы что думаете, что я шпион? Вы меня не узнаете? Почему вы сказали, что я — это Харша? — Она засыпала его вопросами.

— Тогда спрошу по-другому, какого черта, Мариэ? — Спросил, пытаясь быть строгим как прежде, но голос все равно уже смягчился. — Прости, прости, я думал, что это Харша опять пришла разыгрывать меня, или кто-то из ее свиты. Это случалось, к сожалению, уже неоднократно, поэтому не поверил. Знаешь, ведь они все могут превращаться… Садись, прошу тебя, прости. Ты заявилась так внезапно. Ты хоть думаешь какой сейчас час? И как же кстати я не спал, поэтому смог услышать тебя. Ты так тихо стучала. Такой сон приснился и я.… — Он остановился, поймав себя на том, что бесконечно оправдывается, теряя все больше власть над ситуацией. Голова шла кругом, его немного мутило и мысли рождались со скрипом ржавого колеса. Одна его часть продолжала считать происходящее жутким фарсом, а другая прыгала со щенячьей радостью, от одного только присутствия Марианны. И он продолжил.

— Что случилось? Как ты здесь оказалась?

И Марианна долго и сбивчиво принялась рассказывать, как на нее напали прямо в доме Тиаинэ. Некто проник в открытое окно, когда она была в доме одна. По странному стечению обстоятельств Тиаинэ и вся ее семья покинули дом, чтобы посетить священную рощу, но Марианна приболела, поэтому осталась. Услышав скрип двери внизу и незнакомые голоса, вылезла из окна и по крыше беседки смогла осторожно спуститься. Затем ее довез на повозке один добрый торговец. Ей некуда было идти, а обратно было страшно возвращаться. Потом она пряталась в комнатах прислуги, куда ее пустили, потому что хорошо знали и любили и пообещали помочь, но когда пришла ночь, ей стало страшно и показалось, что преследователи опять догнали ее и одетая в ночную сорочку одной из горничных, прибежала прямо к нему, зная, что только он сможет ее защитить, особенно после случая с вампиром, когда никто больше не помог бы ей. Никакой охраны, про которую говорил Селдрион не было и она не знает почему. Когда она говорила, невольная улыбка все сильнее расползалась по его лицу. Он торжествовал. Наконец-то судьба дает ему шанс, рыба сама выпрыгивает из воды прямо в руки, успевай хватать. На фоне срывающей голову радости, он не особо раздумывал над правдивостью истории, как сделал, если бы кто-то другой говорил ему это. Но нет, это была она. Она сидела рядом на диване и прятала взгляд как обычно, смущаясь, краснея. От нее необыкновенно сильно пахло незнакомыми духами и этот факт тихим эхом отозвался во внимании, но он оправдал её тем, что скорее всего, это из-за одежды горничной. Даже показалось, что он вспомнил как подобный запах оставался в комнатах после уборки. Тут она поежилась. Несмотря на мягкость ночного тепла, куталась в шаль.

— Тогда почему ты не пришла ко мне сразу? Еще вечером, когда это случилось. — Все еще проверяя, спросил он.

— Я боялась, что вы больше не захотите меня видеть. Ведь с самого начала нашего знакомства, вы проявляли ко мне столько доброты, а я так неблагодарно ее отвергала.

Селдрион напрягся. Ему не верилось, что Мариэ могла бы сказать нечто подобное, хотя говорила как обычно. Подозрения еще оставались, но ему так не хотелось верить во что бы то ни было, кроме того, что она настоящая, что с каждой минутой он старался вымести из мыслей подобный сор. «Это просто паранойя какая-то, — говорил он себе, — обожжешься на молоке — дуешь потом на воду. Все, проверяю последний раз, и если она ответит верно, то больше никаких подозрений».

— Скажи мне, Мариэ, — начал он издалека, — не смотри, что я так груб с тобой, ведь если это на самом деле ты, то надеюсь простишь мне подобное. Твое появление здесь, после всего что произошло, настолько странно, хотя в твою историю сложно не поверить, и я даже хотел бы поверить в нее, будь я уверен в том, что это действительно ты. Поэтому я задам тебе один лишь вопрос, ответ на который знают только трое человек, ты, я и тот, кто даже под пытками не раскроет секрета. Ты как-то приходила ко мне, мы беседовали здесь, в моей спальне и стояли прямо вот у того зеркала, — он махнул рукой в сторону, — и в тот момент некто постучал в дверь кабинета. Скажи мне, кто это был? Я думаю, что ты должна помнить, потому что отчетливо видела этого человека, когда он зашел.

Марианна насупилась. Она долго сидела неподвижно, разглядывая свои руки. Потом начала чаще дышать, все громче и громче, пока опять не начала всхлипывать. В конце концов, яростно всплеснув руками в воздухе, сорвалась с места с громкими рыданиями.

— Я не помню, — всхлипывала она, истерично ломая ключ, — зачем так мучить меня, если от того, что сегодня произошло, от этого страха, я даже вчерашний день не могу вспомнить!

В тот момент Селдрион и вправду решил, что перегнул палку. Он спешно подошел к ней, заботливо обнял. Марианна продолжала рыдать, но не сильно, как будто просто для приличия. Наконец, она успокоилась и обняла его в ответ.

— Я так боюсь, так боюсь, — шептала она, — после того как Айм напал на меня, я боюсь оставаться одна.

— Ты не одна, — он почувствовал, как шаблонная фраза эхом разнеслась в опустевшей голове, но ничего не мог с собой поделать. От одного ее присутствия рядом, вся кровь из головы уходила вниз, и он снова захотел уткнуться носом в ее черные вьющиеся волосы, желая впитать знакомый запах белой акации, похожий на смесь спелого черного винограда и конфет, который появился у нее при контакте с амритой и сопровождал ее повсюду. Но этого не было. Вместо этого, он чуял только приторные духи горничной. Тем временем ее гибкие руки вскарабкались на плечи, и она почти повисла на нем, желая дотянуться до поцелуя. И тут сквозь почти ощущаемое кожей облако приторного фруктово-цветочного аромата, к его ноздрям пробился тихий едва уловимый запах тины и улиток. Это было так, будто стоишь рядом с речной запрудой, заросшей камышами и сочной осокой, и вся растительная масса, смешанная с сыростью, рыбами, моллюсками, обитающими в недрах заиленного грунта, вдруг врывается в ноздри предзакатной свежестью отступающего лета. Селдрион схватил пришелицу за плечи и рывком прижал к стене. Та грубо стукнулась головой об стену и недовольно нахмурилась.

— Ах ты сука! — Сквозь зубы процедил он. Гневные вены проступили на его лице и шее, и взгляд тут же похолодел, прорезая ее насквозь. — Я тебе что, дойная корова что ли?

— Как ты понял? — спросила Харша понурившись, стоя в своем обычном облике, но без хвоста, стараясь спрятаться от его стального взгляда.

— Ты воняешь как жаба. — Бросил он отрывисто, отворачиваясь от нее с презрением.

— Старалась как могла.

— Плохо старалась. — Он схватил ее левой рукой, одновременно пытаясь открыть замок, с силой заламывая ей руки, будто желая отплатить за причиненное болезненное разочарование, вышвырнул за дверь.

Некоторое время он стоял, бессильно опершись о стену. Потухший взгляд не сдвигался с одной точки на мраморном полу, и он всем телом ощущал, как падает в бездну горя. Мариэ не придет… больше никогда не придет… Эта окончательность существования окутывала темным дымом всю комнату, а в его сердце снова врывалась меланхолия. Харша поцарапала дверь как кошка, на время вырвав его из тягучей смолистой жижи.

— Прости меня, Сил. Мне просто так нужна твоя энергия. Я настолько истощена, что зачастую бывает сложно двигаться. Только ты можешь мне помочь, тебе что трудно что ли? Нам обоим от этого только лучше станет. Поэтому я решила, раз уж ты так запал на эту девчонку, то… Я не знала, что ты… — она замялась, — что ты так к ней относишься. Прости меня. О боги, я не должна была этого делать, но дай мне хотя бы своей крови. Я совершенно обессилена.

Селдрион медленно отлепился от стены и прошел к кровати с пустым взглядом небрежно подхватив меч, стоявший в ножнах. Когда дверь отворилась, Харша отступила на пару шагов назад, слыша, как звенит сталь, освобождаемая из плена. Острие древнего клинка уперлось в ее горло. Нагини нервно сглотнула, когда встретилась с ним взглядом. Этот взгляд она уже видела много лет назад. Мурашки пробежали по коже, она зашептала:

— Прости, прости меня. Ну что ты так разошелся, ведь я думала просто помочь тебе, я просто хотела…

— Пошла вон. — Равнодушно отвечал Селдрион и ни одна жилка на его лице уже не дрогнула.

Харша молча развернулась. Селдрион смотрел как удаляется, извиваясь волной, ее трехметровый питоновый хвост. Она не обернулась. В конце коридора дремали магическим сном два стража.

Перемены

Фислар стоял у гранитной плиты, с высеченными на ней письменами. Сжимая рукой несчастный букет, он не знал куда себя деть на этой многолюдной площади. Казалось, что все следили за ним и показывали пальцем. Впереди высилось огромное здание суда, выполненное в форме подковы. Деревья спасали от палящего солнца, и внимательно читая и перечитывая надписи, он все пытался поймать постоянно ускользающую тень. Весь день бродил бесцельно. Сбежал с работы, на которую этот изверг обрекал его последние три недели. Кожа на ладонях практически не заживала, лицо обгорело под палящим солнцем и спина больше не разгибалась. Когда Мариэ ушла, он стал ощущать себя чужим в этом доме, никому не нужной вещью, которой попользуются и потом выбросят. А что, если можно все изменить? Что делать здесь, в том месте, где никто не ждет. Семья отреклась от него, отец запретил матери и сестрам даже писать ему. Они потеряли наследника. Все из-за его упрямства. Надо было пойти по стопам кузена. Ах, вот и его имя. Фислар положил скомканный букет полевых цветов под табличку мемориала. Гордость семьи…отец бы с радостью усыновил его, если бы не столь печальный исход. Хотя он и так был его племянником. Фислар задумался, застыв перед каменной плитой. Он не обратил внимания, как две молодые женщины с цветами в руках подошли к камням и тоже начали искать имя, переговариваясь шепотом. Одна из них, белокожая с веснушками, бросала быстрые взгляды на бывшего садовника. Наконец дамы поравнялись с Фисларом и тот очнулся вздрогнув.

— Ой, мы не напугали вас? — Спросила веснушка.

— Нет, нет, простите, сам виноват. — Он смутился, опустив глаза отошел в сторону.

Вторая, высокая с тонким носом, внимательно читала списки. Веснушка опять заговорила.

— Вы пришли к кому-то?

— Да, к брату, точнее к кузену, но он был мне как брат… — Фислар торопливо отвечал, путаясь, и снова поймав ее взгляд, почувствовал неловкость.

— Мне так жаль…

— Мне тоже жаль, вы ведь тоже не просто так сюда пришли.

— Да…у нас тоже погиб дорогой человек. Жених моей кузины, — она зашептала со скорбным видом, — Как же хорошо, что Владыка Селдрион заключил перемирие с этими злобными нагами. Я так рада, что будет меньше таких женщин как мы.

— Тише ты, хватит отвлекать незнакомцев. — Остроносая схватила ее за рукав, пытаясь вежливо улыбаться Фислару, но в ее голубые глаза были как будто потеряны где-то в дали, в другом месте в другое время.

— Простите что помешал. — Фислар спешил откланяться, но веснушчатая не унималась.

— Нет, нет, это вы нас простите, я такая болтушка. Позвольте спросить, как звали вашего брата, точнее кузена? В следующий раз мы принесем цветы и для него.

— К сожалению, цветы ему больше ни к чему.

— Но как же? Богиня Алатруэ говорит, что…

— Не слушайте эти россказни. — Резко перебил ее Фислар. — Они обычно передаются через тех, кто не чист на руку. Она что, вам лично говорила?

— Нет, но все же, все так говорят. И все знают это. Вера говорит нам, что она общается с нами… — замялась веснушка, — что общается с нами через доверенных лиц.

— Я вот вам так скажу — на вашем месте я бы не стал верить всему что говорят эти «доверенные лица». И, в частности, тому, что исходит от Владыки Селдриона.

— Но как же так… — глаза девушки округлились.

— А так, что я у него работал и лично знаю, что больше половины из этих «доверенных лиц» или «официальных источников» просто слухи, разносимые слугами.

— Хотите сказать это и о перемирии? — Вмешалась остроносая кузина.

— Да, точно также.

— И вы знаете правду?

— Может я и не знаю всего до конца, но у меня есть знакомая, из-за которой чуть не началась эта война и она мне рассказывала, что причина нападения нагов была совсем иная, поэтому то же самое может быть и с перемирием.

— Вы знакомы с Мариэ? — глаза девушке округлились и Фислар пожалел, что гордыня заставила его сболтнуть лишнего.

— Простите, но мне пора, — он поклонился и резко повернувшись пошел прочь, не обращая внимания на их протесты.

— Но куда же вы? — Кричали вдогонку любопытные девушки, но он уже успел пересечь площадь.

«Черт бы меня побрал так сплетничать о Мариэ. Зачем ее сюда привлекаю. Ведь не знал же совсем, кто они. Там ведь имена только членов знатных семей. Сейчас пойдут всем расскажут. И слухи по городу разнесутся».

Он пошел бродить по улицам, пряча взгляд от прохожих, свернул у светло-голубого домика и направился к дальнему парку, как вдруг заметил знакомую фигуру. Девушка в нежно розовом платье, несла корзинку в руках. На ней была светлая накидка, скрывающая ее от солнца. Черные кудри вырывались плотным снопом, это не могла быть какая-то случайная прохожая. Это была Мариэ. Он побежал по улице и свернув за ней, наконец нагнал, схватив ее за руку. Та обернулась.

— Это ты! — заверещала Мариэ, бросаясь на шею Фислару, как только распознала его.

— Какая встреча! Как странно, что именно здесь тебя нашел, ведь не искал совсем. Даже адреса твоего не знал. — Фислар крепко сжал ее в объятьях ощущая мягкое давление ее груди, от чего сразу ощутил неловкость и отпустил.

— Тебе даже было не интересно, куда я переехала? — она нахохлилась как сова.

— Ты так уехала, не сказав ни слова, не попрощалась. Я думал, что ты в обиде на меня за тот розыгрыш, из-за которого мы оба поплатились. — Фислар поджал губы виновато.

— Нет, я не обижаюсь. Случилось то, что случилось. — С беззаботной веселостью хлопнула его по плечу. — Но мы должны жить дальше, к тому же мне совсем скоро уезжать. И теперь я не мучаюсь от скуки в этом тысячелетнем склепе. Тот дворец, ты знаешь… Он как могила воспоминаний какая-то. Какие они там все занудные. — Она смешно хлопнула себя по лицу и закатив глаза открыла рот, словно умирает. Фислар улыбнулся. — Это так выматывает. Единственное, что развлекало меня, так это все вы. Все, кто работал там, стали моей семьей. Иногда я думаю, что мне так жаль уезжать…

— Правда? Я думал, что ты хотела уехать.

— Да, я уже порядком к этому привыкла. Если бы не Владыка с его тиранскими замашками, то осталась бы здесь. А ты как? Не думал над моим предложением?

— Пойти с вами?

— Конечно.

— Если честно, как раз шел и размышлял об этом.

— И? — протянула Мариэ и ее круглые глаза загорелись.

— Ты — Круглоглазик, — его легкий смех разнесся по узкой мощеной улочке, — не могу смотреть в твои черешневые глаза, сразу улыбка расползается.

— Так что, решил?

— Я пойду. — Вдруг сам для себя резко решил Фислар, прямо в эту же секунду озарение проявилось в его уме, стоило вспомнить о коллективном надгробии с именем брата. — Мне так все здесь опостылело. Скука одолевает. Никто мне уже не читает стихи, и я прямо не знаю, что делать! — Он изобразил безнадегу и вздохнул, пожав плечами, даже немного переигрывая.

— Ой, ну хватит! — Она толкнула его в плечо шутливо. А потом вдруг остановилась и смех исчез с ее лица, стала серьезной, заглянула в его глаза и спросила. — Ты ведь не из-за меня хочешь поехать?

— А что? — удивился ее перемене Фислар.

— А то, что я хотела бы тебе сразу сказать, что ты мне как брат. Понимаешь? — Ее взгляд пытался проникнуть в мысли.

— Конечно. — Улыбался он, прижимая ее за плечо, — Конечно сестра.

— Тогда ладно, — снова повеселела, — я сейчас иду в булочную, а потом домой. Я живу у Тиаинэ сейчас. Может зайдешь на чай?

— Звучит превосходно! — ответил Фислар. При одной мысли о предстоящем путешествии его сердце наполнилось радостным предчувствием. Как будто в груди надули воздушный шарик. Перемены. Перемены!

И я уйду…

Вот как бывает… И днем нет покоя и ночь не мила. Отключится. Как выключить этот мир? Но неуемно нарастает, таится в каждом шорохе. Он — прозрачный, невидимый, проникающий во все вокруг. Несущий страданье, ведь нет ничего теперь кроме страдания. Где же то счастье, что казалось так близко? Где же та вершина, на которую стремился попасть. И вот уже на вершине, понимаешь, что здесь только холод и одиночество. Нет и никогда не было ничего, кроме этого, ни на одной из вершин. Бывает смотришь снизу, и вот он далекий край, кажущийся чудесным, и стоит только чуть-чуть постараться, чтобы достать рукой. Как луна, ведь вот она, протяни руку… Но недостижима. И теперь один, как всегда, на этой безлюдной макушке горы, овеваемый холодными ветрами гордости и отчаяния. Вино не поможет, ничто не поможет. Уж лучше отречься от престола сразу, чем ждать пока подданные сами того захотят. Алвин способный, он сможет. Ну, а потом куда? Некуда… неужели сидеть здесь до скончания веков… разъедаемый молью сожаления. Каждый шаг — ошибка, каждое движение приводит к нерушимым последствиям и все до последнего плохи. Неужели это старость? А в ней столько жизни, энергия бьет ключом, весь мир ей в новинку. О, как же замылен взор… не видел и не вижу никого кроме себя. Только один здесь на этой холодной горе. Овеваемый ветрами сожаления.

Селдрион бесшумным шагом ступал сквозь ночь по мягкости ковров, одинокий, босой, невидимый никем. Туда, где жила мечта, которая давала силы и надежду. Но теперь там пусто. Как поздно понял это. Ушла и не поймать ее, никаким арканом не затащить, а затащишь и пожалеешь, потому как захиреет и умрет от тоски, как было с той, другой. Никто не знает, почему умерла, почему оставила его здесь одного. Знала ли она сама? Не хочется верить.

Только он было прикоснулся к ручке двери, где жила Марианна, как услышал голоса. В комнате кто-то был. Селдрион подошел ближе, прислушиваясь. Различил голос Харши, она говорила на языке нагов. Из-за этого было хуже слышно. Тихий, шелестящий язык.

— Я не сбежала, Аймшиг. Меня отец выпустил. Сначала он хотел убить меня. Морил голодом почти два месяца.

— Как ты попалась? Почему этот идиот не защитил тебя.

— Сама виновата. Он дал мне жилье, секретное место, о котором никто не знает, но я ушла оттуда.

— Почему же?

— Не выдержала. Из-за меня чуть не начали войну. Я решила, что могу упросить отца простить меня, но какой-там. Он пообещал заморить меня голодом, если не верну амриту. И морил. Я и так вечно голодная хожу, а тут так жестоко. Сначала я держалась, но дошло до того, что хотелось впиться зубами в хвост стражника, маячивший у моей клетки, и напиться его крови. Это стало невыносимым.

— Понимаю тебя. — Тихо отвечал Аймшиг.

— Решила пойти на мировую, потому как могла сойти с ума еще до смерти. Он кидал мне мох, только мох, представляешь, но мне приходилось есть и это. Тогда я пообещала, я поклялась, что верну амриту, вынуждена была пообещать, чтобы выжить. Но попросила одно условие.

— Какое?

— Мы должны будем иметь возможность беспрепятственно проникнуть в тот мир и когда мое дело будет завершено, ты заберешь амриту назад и вернешь ее отцу. Поэтому он и подписал мировую с нильдарами.

— А если она успеет усвоить ее до того, как…

— Не успеет, люди не могут этого сделать. По крайней мере не слышала о таких случаях.

— Понял тебя, принцесса. Справлюсь.

— Хорошо, что хоть тебе можно доверить такое дело. Сил мне больше не нужен.

Владыка слушал у двери ловя каждое слово и теперь разговор приближался к концу. Тихо отошел, молниеносно вернувшись в свою комнату. Он и так слышал достаточно.

***

До отъезда оставалось совсем немного времени, и Марианна была рада тому, что Харша наконец пожаловала к ней. Теперь у Тиаинэ, она чувствовала себя в безопасности, с удовольствием помогая по хозяйству. Лето было таким молодым, а соловьи в маленьком дворике так сладко пели по ночам, что ностальгия охватывала девушку и она подолгу сидела у открытого окна, мечтательно глядя на новую луну. Не хотелось уходить, покидать этот благодатный край, где все было в сотню раз прекрасней, чем у нее дома. Но она не могла отказать. Второго шанса вернуться не было. Никто не знал, откроется ли еще раз этот портал. Сначала Владыка хотел платить Тиаинэ за проживание Марианны, но та отказалась. Девушка была рада этому. Наконец можно вздохнуть свободно. И как вздохнуть. На улицах зацвели липы. Днем медовый дурман залетал в окна маленького домика, где жили Тиаинэ с супругом и матерью. Все они были очень добры к Марианне, но не очень любили нагини, как бы не нахваливала ее девушка. Им уже подготовили одежду, в которую они должны были переодеться перед пересечением портала. Харша могла принимать любой облик и пока еще не решила кем будет. Узнав о том, что Фислар идет с ними, принцесса была недовольна, хотела воспротивиться, на что получила резкий ответ, что и сама Мариэ в этом случае никуда не пойдет. Тогда замолчала, притихла. Едва успели сшить и на него одежду, больше соответствующую миру людей, как пришло время выезжать. Марианна уже сложила вещи для похода, сидела на чемоданах, как в комнату вошла встревоженная Тиаинэ. Она сообщила, что Владыка Селдрион ожидает ее собственной персоной на улице.

Марианна поспешно выбежала. Предчувствие закралось в ее сердце, но нет. Не может быть, чтобы он пришел за ней, чтобы нарушить клятву, данную Харше. Он стоял у ворот, слишком высокий и статный для такого места. Совсем не вписывались его серебряные волосы, украшенные диадемой, в маленький, набитый горшками с петуньями дворик. И гордое лицо, как будто высеченное из белого мрамора. Как у статуи. Не вязалось оно с беспорядочно свисающими виноградными лозами и посеревшем от старости деревом беседки. Вот он здесь, печальная страница прошлого, навсегда уходящая от нее, как движущийся поезд, как песок сквозь пальцы. Вскинул темные прямые брови, увидев ее. Как-то радостно и печально одновременно. И стальные глаза сверкнули непонятным блеском уходящего солнца. Как жаль, что все сложилось именно так. Камень застрял в груди Мариэ, не желая покидать ее. Сердце как будто потяжелело. Она подошла к нему, стараясь улыбаться приветливо. Он тоже улыбался в ответ, но не так, по-другому. Будто вековая река тоски вышла из его глаз и хлынула во все направления. Затопила маленький уютный дворик, вылилась за забор и проследовав по улице, нагнала убегающих горожан, наполнила собой весь город, а потом дальше и дальше, все леса и поля, озера и реки вечной страны богини Алатруэ затопила печаль. Они молчали. Неловко расставшись, уже не могли будто и говорить нормально. Марианна решилась нарушить это глупой повседневной фразой, но он просто взял ее за руку и медленно повел в сторону ворот. Там ждали лошади.

— Прогуляемся? — Предложил он. И видя эту реку печали, текущую прямо от ее ворот, Марианна не могла отказать.

Оседлали лошадей. Он погнал рысью, прочь из города, за ворота, далеко, так, что Марианна начала мерзнуть от луговой сырости. Близился закат. Теперь солнце садилось поздно, не спеша, ему торопиться было некуда, в отличие от всадников. Марианна понятия не имела, куда они едут. Владыка лишь изредка оборачивался, проверяя, успевает ли она за ним. Доехали до заливного луга с сочной яркой травой. Слева виднелся город, справа вдалеке темный лес. Пасторальная идиллия семнадцатого века. Он спрыгнул с лошади, подал ей руку, и потащил зачем-то в сторону заката по совершенно грязной проселочной дороге. Она бежала следом, чуть не падала, путаясь в длинной юбке, едва успевая перепрыгивать лужи, оставшиеся после недавней грозы, по которым он шел не глядя. Наконец, остановился просто посреди поля, бросил ее руку, с особенным чувством, словно боролся с собой, пытаясь отречься. У этой прогулки нет и не было никакой цели и смысла. Марианна растерянно оглядывалась по сторонам. Лошади медленно брели за ними, словно боясь отстать, изредка останавливались, косились глазом. Молча смотрел на нее, она улыбалась крохотно, из вежливости, пытаясь скрыть от себя самой неловкость момента. Вместе с заходящим солнцем в его глазах отражалась ярость, переходящая в отчаяние.

— Я требую, чтоб ты осталась.

— Зачем вы так? — Спросила она опять официально, мысленно чертыхнувшись своей ошибке. — Я не могу. Я уже пообещала всем.

— Ты не понимаешь… ты не знаешь всего что тут происходит. — Он ходил из стороны в сторону, метался, втаптывая грязь сапогами. Потом отрезал официальным тоном, не терпящим возражений. — Ты должна остаться. Это приказ.

— Вы запрещаете мне покидать эту страну? — Марианна уточнила внимательно его разглядывая. Он молчал. Она добавила. — Но ты же поклялся. Харша столько раз мне про это говорила…

— Ах, эта чертова гадюка и мне об этом твердит без устали. Годами. Сколько уже можно? Пусть идет сама, а ты оставайся. Пусть она хоть под землю провалится, нам-то до этого какое должно быть дело?

— Но мои родители? — Марианна поднесла ладонь ко рту. — Они же там… Они же остались одни… Думают, наверное, что меня сожрал медведь или убил маньяк какой-нибудь. Я ведь исчезла так внезапно. Ведь они вообще бог знает что могли подумать за тот год, пока меня нет. Я должна, нет, я просто обязана вернуться, чтобы сказать, доказать им, что все в порядке.

Он смотрел на нее с горечью, поджимая губы. Марианна отвела взгляд, не в силах выдержать давления ситуации. Сразу же вспомнилась та ночь после бала. Ведь может он говорил искренно, хоть и был пьян. Но это все равно ничего не меняет. Всего лишь обезьяна не по праву завладевшая напитком бессмертия. И нет ей места в мире богов. Ведь столько раз ей показывали, обличали, всеми силами доказывая ее никчемность, что она уже успела в это поверить. А та влюбленность ей просто почудилась. Все это был просто сон.

Они стояли посреди этого поля как два идиота. Вся ситуация казалась иррациональным выдуманным бредом. Пасторальная идиллия. Ха, просто картинка. Она ощутила себя как на сцене, отыгрывающей комично-любовную сцену в одной из комедий Шекспира. Ей вдруг стало до ужаса смешно. Очень легко и смешно. И он показался просто смешным. Вот дурак-то. Живет уже две с половиной тысячи лет, а никак не поумнеет. Зачем только им дана столь долгая жизнь? Они оба молчали. Селдрион заметил, что она улыбается.

— Смеешься? Рада что покидаешь меня? — Проговорил с вызовом отчеканивая слова.

— Нет, — отвечала она, отвернувшись, — просто вспомнила одно стихотворение. Ты сам говорил мне, что мне еще жить и жить, целую вселенскую вечность. Вот я и не понимаю, зачем ты так расстраиваешься. Мы еще много раз можем встретиться и даже успеем надоесть друг другу. — И она прочитала стих, подойдя к нему ближе, глядя обычной повседневной ласковостью.

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.²¹

Он долго держал ее руку, но она не сжимала пальцев в ответ, а просто стояла, холодная как статуя. Словно издевалась надо всем вокруг. Высмеивала жизнь глупыми стишками. Смеялась над этим полем, небом и грязной дорогой, над любопытными лошадьми и своим испачканным платьем. И конечно же над ним. Смеялась, чтобы легче было отказаться, отвергнуть. Ведь то счастье, что он обещал, было таким неуловимым, словно замки, построенные из облаков.

— Ах, ты, несносная! — Он в гневе бросил ее ладонь и опять принялся расхаживать вокруг. Она смотрела на него. Мучается. Ведь он мучается. Холодная гордая королева, что было поселилась в ее сердце мгновение назад, уже сдавала свои позиции. Она не могла вытерпеть, когда рядом кто-то мучился. Сразу же хотелось обнять и пожалеть. Сделать все, чтобы этого не было. Но если сейчас поступить так, то расставаться будет в разы больней.

— Прости меня, Сил.

— За что я должен тебя прощать? — Остановился и опять впялился своим немигающим взглядом, как коршун, высматривая в ее черешневых глазах хоть чуточку прежней доброты, жаждя ее, как путник жаждет воды в пустыне.

— За все, конечно же. За то что ухожу. За то, что выгнала тебя тогда. — Она засмеялась, хлопнув себя ладонью по лбу. — Ох, не надо было говорить такого. Не надо было.

Он развел руками словно в бессилии.

— Вот если бы давали приз за непоследовательность, то у тебя было бы первое место. Что вообще все это значит? Хочешь надо мной поиздеваться напоследок?

Повисло молчание. Она помрачнела. Последний раз взглянув в ее сторону, он бросил отрывистое «Поехали» и пошел навстречу лошадям. Марианна плелась следом, подбирая юбки. Ей вдруг стало больно. Это все было серьезно, так серьезно, что не высмеять и от того еще больнее. Так сильно больно, словно в груди застряла пущенная стрела. С тяжким прерывистым вздохом она согнулась. Селдрион остановился.

— Что случилось? — спросил недовольно.

— Ничего, сердце болит. Наверное, я просто умираю от разлуки с тобой. — Она резко истерично рассмеялась, а потом закашлялась, и замолкла, снова согнувшись, хватаясь за грудь. Подняв глаза, часто заморгала пытаясь скрыть слезы и снова тихо, с надрывом в голосе рассмеялась. Он подошел ближе, почти вплотную, чуть не касаясь рукой ее согнутой спины, прячущей невидимую рану.

— Я тоже. — Произнес он тихо. И подняв на него взгляд, Марианна опять засмеялась, но глаза ее были раскрасневшиеся и влажные. Рот постоянно расползался в улыбке, кривой и болезненной, как у паяца, которого заставляли плясать на собственной казне. Смех тихий, как сухой кашель, срывающийся, истеричный все сотрясал ее, а Селдрион стоял рядом, не в силах решиться дотронуться до нее. Она наконец ответила.

— Что ж, мы все умрем рано или поздно. Разве имеет значение — от чего? — Марианна повернулась к уходящему солнцу пряча слезы. Губы невозможно было контролировать, они то и дело разбредались по сторонам, обнажая зубы, и насильно поджав их, в конце концов совладала с собой. — Знаешь… Тебе ведь известно, как я люблю стихи. — Она опять как-то наигранно хлопнула себя по лбу, словно совершила великое открытие. Селдрион смотрел на нее с плохо скрываемой грустью. — Точно, я ведь сегодня уже один стих прочитала. Так вот, раз я так сильно люблю и ценю поэзию, то всегда планировала, ты знаешь, это может звучать странновато, но не отрицаю, что я немного с приветом. Так вот, я планировала и выбирала какой же стих будет написан на моем надгробии. Это вроде памятника над могилой. Я не знаю делают ли у вас такие. И все, что мне раньше встречалось, все это было не то. Пока я не нашла его. Это просто шедевр. — Ее глаза горели. Селдрион улыбнулся такой перемене. Так мечтательно говорила о смерти. Романтизировано. — Так вот, — она продолжала, вскинув на него быстрый взгляд, словно опять начала стесняться его как раньше, — Если я вдруг умру, там, в нашем мире, от тоски или чего-то еще, и мы больше не сможем встретиться в той далекой вечности, что ты обещал мне, то мне бы хотелось, чтоб ты знал, что будет написано на той гранитной плите. — Она опять не смогла сдержать истерического смешка. Чтобы успокоиться отвела глаза и щурилась вдаль, на закат, который давно уже прекратился и солнце, скрывшись за горизонтом, окрашивало небо вместе с застывшими гроздьями облаков в розовый, оранжевый, пурпурный и сизый. Словно вся палитра цветов разлилась в небе в сегодняшний вечер только ради них двоих. Она стояла, собираясь с силами, и наконец отпустила себя, словно прыгнула со скалы в бездну уходящей с каждой секундой красоты. В бездну покидающего навсегда счастья. И как-то по-особенному горделиво зачитала слова со своего воображаемого надгробья.

И я уйду. А птица будет петь

как пела, и будет сад, и дерево в саду,

и мой колодец белый.

На склоне дня, прозрачен и спокоен,

замрет закат, и вспомнят про меня

колокола окрестных колоколен.

С годами будет улица иной;

кого любила, тех уже не станет,

и в сад мой за беленою стеной,

тоскуя, только тень моя заглянет…

И я уйду; одна — без никого,

без вечеров, без утренней капели

и белого колодца моего…

А птицы будут петь и петь, как пели.²²

Примечания

1

Отрывок из песни украинской группы Flёur «Отречение», исполняющей музыку в стиле приближенном к дарквейв, барокко-поп. Сами характеризуют свой стиль как кардиовейв

2

Наги — змееподобные существа в индуизме и буддизме с верхней половиной тела человека и хвостом змеи. Обитают в пещерах, водоемах. Являются хранителями несметных сокровищ скрытых под землей, а также тайн и мудрости. Самыми известными считаются тысячеголовый змей Шеша олицетворяющий вечное время и царь змей Васуки, которого боги использовали для пахтания Великого океана.

3

Сома — опьяняющий напиток богов в индуизме.

4

Нильдары — класс низших боги (полубогов) с продолжительностью жизни 5000 лет своего измерения. Они лишены страданий старения и болезней, поэтому выглядят молодо до самой смерти. У мужчин нильдаров нет растительности на лице. Перед смертью их ожидают, как и других богов, особые знаки — появляется запах от тела, цветы вокруг них начинают увядать, а сиденье даже на самой мягкой подстилке кажется мучительно твердым. Близкие умирающего, видя эти признаки, пугаются и оставляют его в полном одиночестве. Нильдари — язык нильдаров.

5

Амрита — напиток бессмертия в индуистской мифологии, полученный богами при пахтании Великого океана.

6

Гаруда — мифический царь птиц, получеловек, полуптица. Ездовое животное Господа Вишну в индуизме. Гаруды считаются непримиримыми врагами змеев-нагов, в схватке с которыми наги всегда проигрывают.

7

Брахма — один из трех верховных богов в индуизме. Считается богом-творцом Вселенной.

8

Ссылка на пастушек из Вриндавана и мальчика играющего на флейте, относится к жизнеописанию лил (божественных игр) Господа Кришны, полной аватары (воплощения) Господа Вишну в индуизме. Вриндаван — небольшая деревня, где Господь Кришна провел свое детство. Обладая всеми признаками богов, он имел ко всему прочему запах тела сандалового дерева, что считалось одним из священных деревьев. Благодаря множеству великолепных качеств, обладал также способностью влюблять в себя окружающих.

9

Якша — мифическое существо, разновидность демонов-вампиров владеющих силами природы. Могут существовать либо как злые духи, ракшасы, либо быть на стороне порядка и служить воле богов. В сутрах буддизма упоминается, как многие якши принимали священные обеты охранять Дхарму (Учение Будды) и его последователей.

10

Чапати — индийские бездрожжевые лепешки. Дал — индийское острое блюдо из бобовых.

11

Махашиваратри — один из самых крупных праздинков в Индии, когда отмечается день свадьбы Господа Шивы и Дэви Парвати. В эти дни проходят крупные массовые шествия и богослужения. Время проведения приходится на февраль-март.

12

Отсылка к молитвам маленькому пастушку все так же относится к культу Господа Кришны, распространенному в разных регионах Индии. По приданиям цвет его тела был темно-синим, почти черным, цвета грозовой тучи. От этого и произошло его имя — Кришна, переводящееся как «черный».

13

Веды — сборник священных писаний индуизма.

14

Стихотворение Хосе Горостриза.

15

Хуан Антонио Дельгадо Сантана «Сверху вниз».

16

Элихио — один из персонажей книг Карлоса Кастанеды. Особо одаренный на Пути Знания ученик Дона Хуана.

17

Николай Заболотский «Во многом знании — немалая печаль»

18

Отрывок из стихотворения Николая Заболотского «Лодейников».

19

Сита Дэви — супруга Господа Рамы одного из воплощений Вишну в индуизме.

20

Стокгольмский синдром — термин в психологии описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения, применения угрозы или насилия.

21

Сергей Есенин «…До свиданья друг мой…»

22

Хаун Рамон Хименес «Конечный путь».