Мама для дочки босса

Адалин Черно (2024)

От нового босса, который возглавил нашу компанию я ожидала чего угодно, но никак не того, что он сначала назначит меня своей помощницей, а затем вручит ребенка и прикажет быть няней. А дальше что? Какие еще испытания выпадут на мою долю от Матвея Громова? Замуж? Родить еще одного ребенка? Ну уж нет, дорогой босс, я на такое не подписывалась! Или все же подписывалась? В том контракте, например, который подписала, почти не читая?

Глава 8

— А я, стало быть, на диване в гостиной.

— Хорошо устроились, — тут же парирую. — Спихнули своего ребенка на бедную помощницу и сбежали спать в гостиную, чтобы не слышать криков. Имейте в виду, я собираюсь не давать вам спать, если мне потребуется ваша помощь.

— Все так серьезно?

— Это ваш ребенок!

Меня от негодования едва ли не рвет на части, а он, кажется, даже не замечает. Спокойненько планирует себе отсыпаться в гостиной. А дальше?

— Вы будете искать няню?

— Я нет, няню будешь искать ты, — снова рассказывает мне о моих непрямых обязанностях, потому что в прямые входит совсем другое и никак не поиск нянь, но за пятнадцать лишних процентов я могу даже маму для ребенка поискать. Где, кстати, она?

— А что с мамой Булочки? — спрашиваю.

— Нет у нее мамы. Не будет, точнее, скоро.

— Это как? — ужасаюсь, не представляя себе жизнь без мамы.

Я злилась на отца, потому что его не было рядом с нами, потому что маме не было на кого положиться в тяжелые времена. Но представить себе жизнь только с отцом я не могу. А как же то самое материнское плечо? Поддержка? Для девочки это по-особенному важно. И никакая няня этого не заменит.

— Вот так. Бросила она дочку.

Статьи в интернете говорят как раз об обратном. Что это господин Громов бросил и ребенка и актрису, потому что не признал, якобы, что беременность от него. Но ребенок в моих руках говорит об обратном.

— И что… теперь вы будете ее воспитывать?

— А что? Думаешь, не справлюсь? — хмурится, глядя на меня явно недовольно.

— Пока не производите впечатления человека, который может справиться с ребенком.

— Это пока. Я научусь. Я ведь не умею ничего, мне даже на руки ее страшно брать, чтобы ненароком не придушить, но в будущем, когда она подрастет…

— Ага, да… станет старше, пойдет, заговорит, научиться сама есть и говорить, что у нее болит, — перечисляю. — А первые два года вы как собираетесь участвовать в жизни дочери? Материально?

— Слушай… — он явно недоволен тем, что я устраиваю ему допрос, да я и сама не рада этим вопросам, потому что обычно я себя так не веду. Это все маленькие глазки-бусинки, глядевшие на меня так проникновенно, что сердце сжималось ещё несколько минут назад. — Я знаю, что не произвожу впечатление классного папы, но я им быть и не планировал. По крайней мере, так скоро. Я вообще не знаю, мой это ребенок или нет.

— То есть как?

Он приподнимает одну бровь и смотрит на меня, по всей видимости, своим фирменным взглядом «Да ладно?!».

— Тебе ли не знать, как это происходит?! — ерничает.

— В каком смысле?

— Ты сейчас где быть должна? У жениха своего, если не ошибаюсь. А ты в моем номере ребенка нянчишь.

— И при чем тут…

— При том… Я не идиот же, прекрасно понимаю, почему вдруг посреди ночи ты оказалась в отеле. И даже не думай говорить, что это не то, что я подумал и ты просто не застала жениха дома — не поверю, — добавляет, замечая, что я собираюсь что-то сказать. — С другой его застукала?

— Как вы хорошо разбираетесь в мужских изменах! — не удерживаюсь от колкости. — Наверняка, на личном опыте знаете, но женщины… женщины не такие, как вы!

— Да ладно?! — обмирает Матвей. — Ты же несерьезно!

— Еще как серьезно и вообще…

— Женщины изменяют так же, как и мужчины, — хмыкает. — Если не чаще.

— Я в своей жизни никогда никому не изменяла!

— Это исключение из правил, — хмыкает. — Ты не показатель. У тебя работа другая, а Эвелина — селебрити. Вокруг нее множество соблазнов. Вряд ли она хранила мне верность.

— Вот, значит, у вас как… если есть возможность, то все обязательно изменяют, а если нет, то…

— Отчасти, так и есть.

— Знаете, Матвей Романович! А спокойной ночи! — отправляю его в гостиную, чтобы не мельтешил у меня перед глазами и не нервировал меня. Если еще хоть немного с ним поговорю, то не выдержу и перейду с шепота на крик, а нам уж точно не стоит будить Булочку.

Босс уходит в гостиную, тихо прикрывает дверь, а я еще некоторое время лежу на кровати и трясусь от негодования. Какой же он все-таки! Нахал! Вот точно маме девочки стоило держаться от его наглой морды подальше, глядишь, и семья была бы счастливая, а не вот так… Булочка такая хорошая, маленькая и вкусно пахнущая. Не представляю себе, как ей будет сложно, если родители не смогут поладить. А если это правда, и ее мама действительно от нее отказалась? Надеюсь, у Матвея хватит ума не рассказывать дочери об этом. Уж лучше придумать легенду о том, что мама где-то далеко-далеко, но не может приехать, чем вот так погружать ребенка во все тяготы этого мира.

Ночью мне приходится только раз проснуться и готовить для Булочки смесь, но благодаря тому, что я заранее приготовила кипяченую воду, теперь достаточно ее только нагреть и быстренько все сделать, так что я даже Матвея не заставляю помогать, хотя обещала.

Так получается, что я один раз просыпаюсь ночью, следующий в шесть утра, а вот на третий раз я распахиваю глаза не от детского плача, а от женского крика и стука в дверь. Первого не слишком слышного, зато второго очень отчетливого. Булка рядом тихо сопит, а стуки всё не прекращаются.

Я наспех поднимаюсь с кровати и, укутавшись в халат, выскакиваю вначале в гостиную, а затем и в прихожую, где у двери, стоит Матвей. Значит, он слышит стуки и вопли женщины, но не открывает? Наконец, до меня долетают сказанные ею слова:

— Впусти меня, скотина, я хочу забрать своего ребенка!