В погоне за Зверем

Агата Рат, 2023

И тут ребёнок на моих руках начинает кричать нечеловеческим голосом и вырываться из последних сил. Я оборачиваюсь … и вижу Зверя. Я вижу это чудовище глазами маленькой девочки. Никогда не забуду это ни с чем не сравнимое чувство ужаса, медленно ползущее по моим венам. То чувство, которое заставляет встать дыбом каждый волосок на теле, а сердце замереть в груди, чтобы, не дай бог, не спугнуть готовящуюся взлететь к небесам душу. Ведь если она оторвётся, то уже никогда не вернётся обратно. Я испугалась, но испугалась не того, кого увидела перед собой. Я испугалась тьмы в его глазах. Я испугалась его звериной сущности и отступила, не готовая даже стрелять.

ГЛАВА 5. «А приехала я!»

ЭПИЗОД 1.

Спала, не спала? Не знаю. Вроде прикорнула часок на диване, скрутившись, как кошка, клубочком. Квартира хоть и не сырая, но запах затхлости впитался в постельное бельё так, что душил своей густотой, перекрывая ноздри. Меня хватило ровно на пять минут и, когда мой нос окончательно засопел, я перебралась в одном неглиже на диван и укрылась кителем. Он хоть и пропах дорогой, но в нём мне ничего не мешало дышать. Вот так и пролежала до первых петухов. С ними и вылезла из-под относительно тёплого кителя.

Устало пробежалась глазами по комнате и обескураженно вздохнула. Давно здесь не открывали окна. Да и слои пыли ясно давали понять, что влажную уборку не делали больше месяца, а то и дольше. Ночью в свете одной люстры пыль не так бросалась в глаза, а вот стоило лучам восходящего солнца пробиться сквозь шторы, как её клубы облаком роились в воздухе. И дышать стало ещё труднее. Глаза заслезились, а приступ кашля заставил подорваться с места и броситься к окну. Хлипкий шпингалет не сразу поддался. Пришлось повозиться с минуты две, прежде чем запустить в комнату поток свежего воздуха.

— Вот чёрт! — откашлявшись выругалась я.

Надо бы убраться, но когда? Времени совсем не было на обустройство нового гнёздышка для одинокой жизни. На часах без пяти шесть. Скоро приедет Доронин, а я не готова. Зевнув, побрела на кухню доедать вчерашнюю кашу и допивать холодный чай (заваривать новый не нашла в себе ни сил, ни желания).

Пока пихала в рот перловку, обдумывала с чего начну своё расследование.

Первое: затребую все дела. Второе… А вот на втором я впала в ступор. Вроде вчера так всё хорошо разложила по полочкам, что и как буду делать, но стоило немного вздремнуть, как мысли разлетелись кто куда. Похоже, придётся заново выстраивать цепочку действий. Думаю, в этом мне поможет Шумский. У него больше опыта в таких делах. Да и мыслишки у него кое-какие уже имелись раз закрыли в наших казематах, чтобы не мешался со своими доводами.

Судя по доносам, первый секретарь горкома — главный подозреваемый. А Маслов просто воспользовался сложившейся неоднозначной обстановкой и на скорую руку состряпал дельце о покушении. Разве первые люди города, да ещё такие важные, могут быть под подозрением? Конечно же, нет. Пересвистов испугавшись подписался помочь Маслову избавиться от недруга, а заодно обезопасить свою репутацию. Ведь первый секретарь у нас птичка высокого полёта с претензией на место в политбюро.

Если здесь мне всё было понятно, то в расследовании убийств детей нет. Семь жертв за год (пропавшую Тосю я пока не считала), и полное бездействие милиции! Один толковый следак, и того чуть не закрыли. Кто виноват, или что? Скудоумие людей в форме или всё-таки… Вот над этим «всё-таки» я решила поразмыслить в отделении милиции.

Время в раздумьях за чашкой холодного чая пролетело незаметно и резкое дзынь-дзынь ударило по ушным перепонкам, как молотом по наковальне, почти оглушив. Доронин. Приехал недовольный сыч. Его бурчание я расслышала даже через закрытую дверь. Но стоило мне выйти, как он притих и всю дорогу до местного отделения милиции не проронил ни слова. Всё ещё обижался за несостоявшийся ужин. Потом, как выяснилось, спать он лёг не такой уж голодный. Добрые люди в барачной коммуналке подкормили, а обижался он больше для виду. Мол, могу себе позволить не говорить с начальством. Вот такой Доронин важный человек. Правда, его показательная обида вызывала во мне лишь усмешку. Вроде взрослый мужик. Седина на висках, а манерничает, как школьница.

Ладно, Доронин Дорониным, а в отделении милиции уже все бегали, готовясь к встрече важного гостя из Москвы. И какво же их было удивление, когда из машины вышла женщина! Милиционеры, стоящие на крыльце, сначала растерялись, но, быстро сообразив, подтянули животы, приветствуя. Дежурный подскочил с места так, что стул с грохотом упал на пол, и сразу же в отделении повисла звенящая тишина. Будто всё замерло в одночасье. Стоят и молчат, переглядываясь друг с другом. Самой стало как-то не по себе от этих взглядов. Но эту тишину кто-нибудь должен был нарушить. Мир же не остановился только потому что в Заболотинск приехала я.

— Сержант, где находится кабинет начальника милиции? — спокойно, но чётко спросила я, хлопающего ресницами мальчишку.

— То-то-товари-ищ ка-апитан гос-с-сбезопасн-ности, — заикался обескураженный сержант, отдавая честь, — каб-бин…

— Спокойно, сержант, я не кусаюсь, — улыбнувшись, перебила я его, а то малец совсем потерялся.

Милиционеров не моё звание испугало и даже не ведомство, в котором я числилась. Кого испугают капитанские лычки и звёздочки на рукавах? Только врага народа. Их выбил из привычной колеи тот факт, что ждали человека из ГБ, а приехала женщина. И сейчас эта женщина будет раздавать им люлей, отчитывая за плохую работу. Обидно. Ох, как обидно. Это с мужиком было бы проще ту же самую критику принимать. А вот с женщиной как себя вести? И хоть советская власть уравняла женщин в правах с мужчинами, но предрассудки патриархального общества всё ещё отравляли людские умы. Особенно это чувствовалось в провинции. Баба? Значит, годна только рожать детей и ублажать мужа. Наверное, сменится ещё не одно поколение, прежде чем изменится мир вокруг нас. А пока этого не произошло такие женщины, как я, будут будоражить устоявшийся уклад провинциальной жизни.

— Так где, говоришь, его кабинет?

Сержант отдышался.

— Кабинет подполковника Глыбы на втором этаже, от лестницы сразу налево, — уже более внятно сказал дежурный.

Я ещё раз улыбнулась парнишке и под шёпот немного осмелевших сотрудников милиции направилась к лестнице.

— А она точно оттуда?

— Оттуда.

— А Маслов останется или?

— Или, или.

— Не к добру гэта, хлопцы.

— Не каркай! — ляпнул кто-то громко, закрывая тему начинавшегося разговора милиционеров.

И этот кто-то только вошёл в отделение. Я не стала оборачиваться, чтобы посмотреть кто это такой громкий и авторитетный, хотя мелькнула такая мыслишка.

ЭПИЗОД 2.

Глыба Пётр Петрович — начальник Заболотинского отделения милиции. Резкий мужик. Его басистый голос донёсся до меня ещё на подступах к кабинету. Отчитывал во всю подчинённого и не просто подчинённого, а Шумского. Называл Евгения Ивановича безмозглым увальнем и сетовал, что вместо своих прямых обязанностей тот лезет куда его не просят, вот и щёлкнули по носу обнаглевшего следака. Где это видано, на первого секретаря горкома бочки катить?! Чем, вообще, Шумский думал?! Ну и всё в таком плане. Получал мой капитан нагоняй по полной. Прям жалко его стало и я, резко рванув на себя дверь, вошла внутрь кабинета.

Моё внезапное появление и секундная тишина с переглядами друг на друга сменилась напряжением. Подполковник Глыба нахмурил свои мохнатые брови, сведя их к переносице.

М-да, мужик он, конечно, видный, хоть и невысокий. Вместо подтянутого тела чуть выступающее пузико на относительно коротких, но крепких ногах. Широкие плечи немного не вписывались в общую картину. А так всё гармонично в коренастом подполковнике милиции.

— Я так полагаю, капитан Лисовская, — он не спрашивал, а констатировал факт.

Похоже, о том, что приедет женщина, Глыба был в курсе, но не распространялся. Попросили его, что ли? Только зачем? И, кстати, привычной мне суеты в тоне его голоса я не уловила. Всё чётко. Спокойно.

— Правильно полагаете, Пётр Петрович, — таким же тоном отпарировала я, пройдя дальше в кабинет.

Стул мне подполковник не предложил. Привык начальник отчитывать своих по стойке смирно. Шумский тому пример. Стоял выпрямившись, как мог после общения с моими коллегами, и покорно принимал критику начальства. Не из страха молчал капитан, а из уважения. Это я сразу поняла, как только посмотрела на Евгения. Пётр Петрович здесь авторитет не по званию, а по заслугам. Строгий, но справедливый. Да и было за что отчитывать Шумского. Не посоветовавшись с Глыбой полез к Пересвистову.

— Никита Андреевич мне сообщил о вашем приезде.

Никита Андреевич… Не подполковник Пичугин, а по имени отечеству. Близкие у них тут отношения. Словом, одна большая деревня. Я не удивлюсь, если Глыбе и история мой ссылки известна во всех подробностях. Отсюда и пренебрежительный тон начальника милиции. Будь я мужиком и отношение ко мне было бы другое. Уважения и страха побольше. А так баба, да ещё без пяти минут вдова с влиятельным любовником. В общем, несознательная гражданка, хоть и при погонах. Ну и что она тут нарасследует? Совсем несерьёзно.

Не подавая виду, что растеряна предвзятым приёмом в Заболотинске, я решила перейти сразу к сути моей, так сказать, вынужденной командировки.

— Давайте обойдёмся без взаимных любезностей, товарищ подполковник, и перейдём сразу к делу, — сказала я, обходя Шумского.

Я специально сделала вынужденную паузу, бросив беглый взгляд на Евгения. Сон явно пошёл ему на пользу. Выглядел он получше, чем вчера. И хоть синяки ещё долго будут сходить с лица, но оно у него уже приобрело более отчётливый рельеф.

— Чтобы командировка не затянулась на неопределенный срок, что, кстати, не хотелось бы ни вам, ни мне, расставим приоритеты здесь и сейчас. — Подполковник ухмыльнулся, но перебивать не стал, давая тем самым понять, чтобы я продолжала. И я не заставила его ждать. Пока ехала до отделения, вспоминала ночные мысли. — Мне нужен отдельный кабинет. Просторный на четыре стола. Туда же все дела по убитым детям и пропавшим за последние лет пять. Товарища Шумского я забираю к себе. А ещё предоставьте мне двоих сотрудников для работы с документами и архивами. Ну и следовательно для мелких поручений.

— Это всё? — продолжая ухмыляться, спросил Глыба.

Вот подходит ему фамилия. Глыба, как пить дать, глыба. Твердый камень.

— Пока всё. Если мне ещё что-нибудь понадобится, я сообщу.

— Не сомневаюсь, — буркнул Пётр Петрович и кивнул Шумскому. — Женя, в своем кабинете размещай. Два стола я распоряжусь принесут. Новикову возьми, — и поиграв усами, добавил. — Сам знаешь почему. И этого малого Гончара. Вроде шустрый парень. Ну и всё, работайте.

Можно было и права покачать, потребовав уважения к своим погонам, но только зачем всё это? Не понаслышке знаю, что уважение невозможно добиться среди мужиков одними угрозами. Они, может, и станут следовать субординации, приветствовать по уставу, но вот за спиной обольют помоями с нотками жёсткой пошлятины. Поэтому ничего не сказав, я пошла работать. Шумский поплелся за мной.

— Леся, ты на Петровича не злись. Он мужик хороший, — уже в коридоре вступался за начальника капитан. — Допекли его эти убийства. Каждый день по шапке отгребает от председателя горкома, потом от председателя обкома. Наши ему тоже звонят. Хорошо хоть Пичугин мозг не колупает. А тут ещё Тося пропала. Мать девочки — одноклассница дочки Петровича. Настя совсем плоха, как Тося пропала. Говорят в больницу забрали в беспамятстве.

— Когда девочка пропала?

Шумский остановился, задумавшись на секунду, будто вспоминал все события, происходившие в городе, пока его не было.

— Четыре дня назад во дворе собственного дома, — как-то неуверенно сказал он. — Я ещё не успел ознакомиться с заявлением Настиного мужа. Знаю только то, что тётка вчера рассказала.

— Настиного мужа? — переспросила я для уточнения.

Настин муж? Не отец Тоси, а, именно Настин муж. То есть отчим. Может случиться так, что это дело не придётся связывать со Зверем. Отчимы нередко были причастны к исчезновению детей от первого брака своих жен. Так уж вышло, что не все мужики принимают чужое потомство. У них порой и к своим детям отцовские чувства напрочь отсутствуют, что тут говорить про пасынков с падчерицами.

— Да. Мишка женился на Насте, когда та овдовела. Тосе около годика было. Но к девочке он относился, как к родной! — тут же подметил Шумский, уловив в моих глазах интерес к персоне отчима.

— Вот именно, как к родной, а не к родной, — высказала я свои сомнения капитану.

— За Мишку я ручаюсь! — выпалил Евгений, развернув меня к себе. — Он не мог! Ясно, не мог!

— Без истерик, Шумский, — спокойно прошипела я, медленно переведя взгляд с наливающихся злостью глаз капитана на своё плечо, в которое впились его пальцы.

Шумский глубоко вдохнул и, разжав ладонь, отступил от меня.

— Прости, — прошептал Евгений, давя в себе злость. — Это не он. Правда не он. Я с детства знаю Мишку. Он котят со щенками домой таскал, которых в речке топили. Птенцов выхаживал. Лесь, он за Настей со школьной скамьи бегал. Да он бы её любую взял. Да хоть с тремя детьми, лишь бы она с ним была. Но нельзя так всех подозревать. Нельзя, Леся.

— Это моя работа всех подозревать, — буркнула я защитнику и подалась чуть вперёд, чтобы заглянуть в его глаза.

— И меня будешь подозревать? — закипал Шумский, пульсируя черными зрачками.

— Буду.

— И себя? — уже чуть ли не скрежеща зубами, возмутился капитан.

— И себя, если понадобится! А теперь хватит в гляделки играть, где твой кабинет?

— А тама, у тебя за спиной, Алеся Яновна, — кивнул мой помощник, отступая в сторону.

— Вот и отлично, Евгений Иванович, — сказала я и, отвернувшись от него, дёрнула за ручку, открывая дверь. Прежде чем войти в кабинет, громко кинула капитану через плечо, — Мишку своего сюда ко мне. Ясно?

— Ясно! — сквозь зубы прошипел Шумский и зашагал прочь, будто я его друга заочно под расстрел подвожу.

ЭПИЗОД 3.

Я ещё толком не успела оглядеться, где предстоит работать, а в кабинет притащили недостающие два стола и стулья. Помощники тоже пришли. Гончар первый притопал, сопя словно бык. Встал в дверном косяке и, сверля глазами пол, теребил папку с бумагами.

— Ну и чего стоим смотрим, товарищ Гончар? — спросила я, пристально изучая уже знакомого мне парнишку.

— Я… я… — опять заикался он.

Так захотелось передразнить его в рифму. Сдержалась, хоть и с трудом.

— Да ты, сержант, садись уже. Я же сказала, что не кусаюсь. Или страшная такая, что речь забываешь? — улыбалась я, скрестив руки на груди.

— Нет, ну что вы?! Я так… я просто…, — глаза быстро оторвались от пола, правда, уже забегали по мне, пока их хозяин искал подходящие слова. — Вы очен-н-нь краси-и-и-ивая.

И тут же щёки сержанта покраснели, а взгляд снова упал на пол. Невинный скромник. Ну какие его годы? Через пару лет оперится из птенца в сокола и поминай как когда-то мило смущался в присутствии женщины.

— Садитесь уже за свободный стол, сержант, — наигранно вздохнула я, всё-таки приятно услышать комплимент от мужчины, пусть ещё и очень молодого.

Парень ломанулся к столу у самого входа и носком сапога споткнулся о шляпку гвоздя в деревянном полу. Благо стол сыграл роль небольшого препятствия в его свободном падении. Гончар упёрся руками о столешницу, уронив папку, бумаги из которой разлетелись вокруг него.

— Ой! — воскликнул испуганно сержант и бросился собирать, ползая по неровным доскам.

— Что-то очень важное? — медленно подходя, спрашиваю.

Помогать ему я, конечно же, не горела желанием, но спросить-то надо было. Да и вроде парнишка неплохо и сам справлялся.

— Это по пропавшей на днях девочке. Товарищ Маслов просил вам передать. Дело на его контроле было, но раз вы приехали, — тараторил сержант, сгребая листы бумаги, и даже ни разу не заикнулся.

Похоже, дефектов с речью у него нет. Заикается, когда нервничает. Или смущён…

Собрав листы в стопку, Гончар передал их мне:

— Вот, пока немного. Опросили только тех, кто был во дворе. Родителей, — осекся, нахмурившись. — Мать только не смогли. Ей плохо стало.

— Ладно, сержант, разберёмся, — перекладывая одно за другим показания свидетелей, сказала я и кивком указала ему на место. — Посиди пока занятие тебе не найду.

Он нечленораздельно промычал, соглашаясь со мной, и быстренько примостил свою тощую пятую точку на стул. Создал бы видимость работы, но, к сожалению, на только что принесённом столе не было ни одной письменной принадлежности. Так что мой новый помощник сидел, рассматривая причудливые узоры штукатурки на стене, пока в кабинет не пропихнулась Жанна со стопкой пухлых папок.

— Здравствуйте, я…

— Жанна Новикова, — перебила я её.

— Угу, — немного смущённо, мыкнула она, прижав посильнее папки. — Меня…

— Прислали разбирать архивы и бумаги, — снова я договорила за неё.

Девушка кивнула, соглашаясь, и огляделась в поисках свободного места. Такое как раз было возле Гончара. Парень, поняв куда сейчас направится Жанна, нервно задёргал ногой. Благо это было заметно только с моей стороны и смущение сержанта осталось для красавицы не замеченным.

Красавица Жанна Новикова, она же камень преткновения Шумского с Масловым, оказалась обычной провинциальной девушкой. Почему-то моё первое впечатление о ней это «пышная сдобная булочка». Такая, знаете ли, кругленькая со всех сторон девчушка, со щёк которой не сошёл детский румянец. А ещё эти огромные голубые глаза и две белокурые косички с красными ленточками завершали образ наивного ребёнка. И что мужики в ней нашли? Ладно, вон Гончар, как-никак ровесник.

Ровесник… ровесники…

Смотрю на них и понимаю, как я попала! Детский сад! Ей богу, детский сад! С кем мне предстоит работать? Со вчерашними школьникам. Ладно, хоть Шумского сама выбрала, а то, глядишь, мне бы в команду ещё какого-нибудь сопливого определили бы. Хотя… молодо-зелено, а энтузиазма у молодежи с вагон и маленькую тележку.