Верну твою любовь вопреки

Агата Невская (2024)

Я много раз слышала на сессиях с клиентами их истории измен и говорила, что если они не готовы простить и работать с этим, то развод — это лучший выход. И вот я сама оказалась в такой ситуации. Можно ли простить того, кто предал? Не уверена, что у меня на это хватит сил. И если простить, то как снова научиться доверять? Но что делать, если он не отпускает меня, а сердце никак не может забыть того, кто всегда был так близок?

Глава 10

Проснулась я неожиданно бодрой. Я прислушалась к себе. Внутри было пусто и тихо. Тошноты больше не было, как и головной боли. Может, меня сегодня отпустят домой? В принципе, у меня ничего не болело, переломов не было, а лежать и глотать препараты я могла и дома. И я вдруг осознала, что дома у меня больше нет. Ведь то, что я вспомнила и увидела, не предполагало того, что я вернусь домой. А тогда куда? Надо, наверное, найти квартиру, вяло промелькнула мысль. Но сил думать об этом не было, и я трусливо оставила ее на потом. Посмотрела на часы на мобильнике, — 8 утра.

В палату вошла все та же медсестра.

— Вас сегодня переведут в общую палату, — радостно сказала она, освобождая мою руку от катетера. — Лев Александрович придет чуть позже, у него обход в 9 утра обычно.

— А есть вероятность того, что меня выпишут? — я с надеждой посмотрела на девушку.

— Это может определить только врач, — развела она руками.

Ну, собственно, другого ответа я и не ждала.

Привезли завтрак, осторожно водрузили мне на подносе прямо на кровати. Может, не стоит торопиться выписываться? Идти некуда, а здесь спишь и ешь, красота, невесело хмыкнула я про себя. Я вяло ковыряла кашу, есть не хотелось совершенно. Мне вспомнилось, как я вчера тут рыдала и изливалась в присутствии Льва и мне стало так стыдно, что захотелось спрятаться под одеяло. А ведь он сейчас придет и придется смотреть ему в глаза. И стоило вспомнить свидетеля моего позора, как он стремительной походкой вошел в палату.

— Доброе утро! — весело приветствовал он меня. Он вообще источал такую бодрость, море обаяния, что своей харизмой заполнил всю небольшую палату. Если бы тут была та молоденькая медсестра, то, наверное, упала бы в обморок от выброса феромонов. Но на счастье харизматичного врача тут была только я и становится жертвой харизмы Льва не собиралась.

— Как себя чувствуете, Дарья? — Лев взял меня за руку, считая пульс, ногой пододвинул к себе стул, перевернул его спинкой вперед и оседлал его, по-другому не скажешь. Он совершенно выбивался из образа врача, слишком уж нетипичное поведение и внешность. Я могла легко представить за рулем какого-то спортивного автомобиля или даже мотоцикла, настолько его образ не вязался с образом врача-нейрохирурга.

— Сегодня намного лучше. И вы знаете, я даже готова ехать домой сегодня, — я запнулась и исправилась. — Ну то есть я готова выписаться.

Ото Льва не укрылась моя запинка и он внимательно посмотрел на меня.

— Сегодня по плану у нас не выписка, а всего лишь пока перевод в общую палату. Все-таки вы долго пробыли без сознания, поэтому нужно еще понаблюдать вас. Вас больше не тошнит?

Я покраснела и покачала головой. Вот мог бы не напоминать.

— Голова не болит? — продолжил расспрашивать Лев.

Я опять покачала головой.

— Память возвращается? Удалось еще что-то вспомнить?

— Удалось. Почти все помню, — я решила не вдаваться в подробности.

Лев понял, что я не собираюсь продолжать и пересел ко мне поближе на кровать.

— Мне нужно посмотреть зрачки, — сказал он, доставая фонарик. Я послушно смотрела ему прямо в лицо, а он уже привычно посветил мне в глаза. На мгновение я ослепла и прикрыла глаза, возвращая зрение. А когда открыла, то наткнулась на взгляд Льва.

— Все-таки у вас удивительные глаза, Даша, очень необычного яркого оттенка, — он смотрел пристально, даже не пытаясь отвести взгляд и скрыть своего интереса. А мне стало не по себе, так, что я поежилась.

— Простите, Дарья, — спохватился Лев. — Не хотел вас смущать. Что ж, на первый взгляд все хорошо, еще сделаем КТ, но это скорее перестраховка.

Он встал, спрятал фонарик в карман.

— Медсестра вам поможет перебраться в палату, я к вам попозже еще зайду. А сейчас я вынужден вас покинуть, у меня обход. Отдыхайте, — он кивнул мне и ушел.

Медсестра действительно помогла мне перебраться в палату, где, кроме меня, была еще одна девушка с перевязанной головой. Но она спала, отвернувшись к стенке. Из вещей у меня, собственно, был только телефон.

И тут я вспомнила, что Влад обещал прийти сегодня. Я не представляла, что ему говорить, как вообще с ним общаться. Я не хотела его видеть. Но это была неизбежность. К тому же, он принесет мне вещи и сумку. А в ней мой блокнотик, в который я наверняка вписала все события. Льву я сказала не всю правду. Я вспомнила не все, например, я вспомнила, как пришла в офис к Владу, но что было потом — не помню. И надеялась на свои записи, которые должна была сделать. Я всегда так делала.

Я лежала и с тоской смотрела в небо, затянутое тучами. Похоже, собиралась гроза. Очень правильная погода для моего состояния. Похоже, что погода взяла на себя смелость отразить все мои эмоции, которые у меня как раз сейчас были как будто заморожены. Неожиданно открылась дверь и под возмущенные возгласы медсестры «сейчас не приёмные часы, немедленно выйдите» в палату вошел Влад.

Сначала я испугалась. Я морально никак не была готова сейчас ни видеть его, ни разговаривать с ним. Но Влад уже был здесь и нужно было собраться с мыслями. Дать ли ему понять, что я все помню? К счастью, не пришлось ничего изображать. Влад только взглянул на меня и сразу же все понял. Радостная улыбка померкла, рука с букетом роз безвольно опустилась.

— На этот раз без ромашек? — я не хотела язвить, но слова сами вырвались.

Влад подошел к кровати, мельком взглянул на соседку, которая все так же тихо лежала, отвернувшись к стене и, казалось, крепко спала. Швырнул букет на тумбочку.

— Вспомнила, значит? — скривил губы Влад.

— Не все, но основное — да, — не стала я отпираться. — Фотография помогла восстановить ход событий.

Влад сверлил меня взглядом и не знал, что сказать. Я тоже молчала. Не буду же я ему помогать. Честно говоря, мне было все равно. Хотелось только одного — чтобы он ушел. Приступ что ли какой разыграть? Тогда его выгонят, а я попрошу пока его не пускать ко мне. Но тогда мне лучше всего оставаться пока в больнице и за это время быстро найти, где жить.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока я смотрела в совсем еще недавно близкое и любимое лицо. Влад же огляделся в поисках стула и не найдя, сел прямо на кровать. Я отодвинулась. Он, заметив это, поморщился.

— Даш, ну что за детский сад?

— Ты мне противен, я даже рядом не хочу с тобой находится, — я понимала, что все мои слова звучат по-детски, беспомощно, что я для него — открытая книга, и надо было, наверное, схитрить, чтобы усыпить бдительность. Но я не могла так. Не выносила ложь в любых ее проявлениях. И Влад это прекрасно знал. А зная это, как он мог пойти на обман и предательство?

— Дашуль, ну давай мы все наши отношения выясним дома, когда ты вернешься? — Влад покосился на соседку. — Тебе нужно еще восстановиться, окончательно прийти в себя после травмы, — Влад взял меня за руку, которая безвольно лежала поверх одеяла, погладил ее, проникновенно глядя мне в глаза.

— Я не вернусь, Влад. И дома у меня больше нет. Дом — это где есть семья, а мы с тобой больше не семья, ты разрушил все то, что у нас было, — я старалась говорить спокойно, не допуская дрожи в голосе. И, кажется, у меня неплохо получилось. Все-таки сказалось умение говорить непростые вещи своим клиентам, когда они вываливали на меня ворох своих бед.

— Ты. Приедешь. Домой. Ты поняла меня? — наклонившись к моему лицу, почти прорычал Влад. — И ты никуда не денешься от меня, я тебя не отпущу, даже не надейся.

Лицо Влада покраснело от гнева, и в этот момент я поняла выражение «глаза метали молнии». Его глаза сейчас были именно такими, бешеными, почти черными от расширившегося зрачка, пронизывающими.

Если он думал меня напугать, то ошибся. Я, наоборот, преисполнилась уверенности, что все делаю правильно и нисколько не испугалась его вспышки и тона. Поэтому, когда Влад грозно навис надо мной, я даже не дрогнула и не сделала попытки отодвинуться, а с вызовом посмотрела на него. А он вдруг успокоился, так же резко, как и вспылил.

— Детка, запомни, ты — моя жена. И это ничего не изменит. Хочешь испытать меня на прочность и узнать силу моего гнева? — он холодно улыбнулся. Вот сейчас передо мной сидел тот Влад, каким он всегда был со своими партнерами. Расчетливый и холодный делец, просчитывающий каждый свой шаг.

— Влад, прекрати. И ты же знаешь, я терпеть не могу такое обращение. Оно больше подходит твоей пассии, — сказала я. — К тому же, я — не твои деловые партнеры, не нужно так себя со мной вести, пожалуйста. Я все равно не смогу жить с тобой после того, что узнала.

— Странно, — тонко улыбнулся он. — Раньше жила и даже радовалась.

— Что? — губы меня плохо слушались, в висках застучало. Влад же смотрел жестко, холодно.

— Ты все правильно поняла, — припечатал он.

А мне стало нечем дышать, я задыхалась, ловила ртом воздух, пытаясь вдохнуть хоть глоток кислорода, и не получалось. Я схватилась за горло, из которого вырывалось сипение.

— Ты больной, да?! — вдруг фурией накинулась на него моя соседка, которая, оказывается, проснулась, и лежала, слушала нас. Она спихнула Влада с кровати, и откуда только силы нашлись. — Придурок, она задыхается, а он смотрит сидит, козлина!

Она бросилась к двери, распахнула ее и заорала:

— Помогите!

— Что здесь происходит? — в палату ураганом ворвался Лев, за секунду оценил обстановку, кинулся к окну, распахнул его нараспашку, потом подбежал ко мне, приподнял повыше, подкладывая подушки под спину.

— Дышите, Дарья, постарайтесь успокоиться, считайте вместе со мной — один, два, три, умница моя, вот так, — он говорил ласково, не прекращая действовать. Пока он успокаивающе что-то говорил, его руки набирали лекарство в шприц, находили вену, вкалывали. Я постепенно успокаивалась, а вместе с этим восстановилось и дыхание. Я уже не задыхалась, но накатила слабость.

— Ну вот и умничка, — улыбнулся мне Лев и повернулся к Владу.

— Вы нарушили режим посещений. Я запрещаю вам посещать Дарью до полного ее выздоровления. Вон отсюда, — он говорил четко и жестко. Мне показалось, что он сдерживал злость, которая так и рвалась наружу. Но он все-таки был профессионалом и привык к разному за время совей практики. И только побелевшие костяшки на руке, которую он сжимал в кулак и которую я видела, выдавали его истинные чувства.