Время шаманов

Аве Бак

История соединения и взаимодействия двух миров: реального и магического, рационального и мистического, мира людей и мира духов. В 50-е годы, сосланный в европейскую часть Союза, великий тунгусский шаман берёт к себе в ученики обычного подростка. Через некоторое время шаман и мальчик исчезают. Уже в наши дни происходит кража в краеведческом музее. Воруют старый шаманский бубен, дело поручают майору Колчанову. Простое дело оказывается многослойным пирогом, – три поколения шаманов ищут священный бубен «Огонь Хэглуна», родовая месть и кровная связь с семьёй Монастырёвых делает их заложниками пророчества Божественного Воина секты Молчащих, которая жаждет возрождения умирающего народа через новую Праматерь.

ОГРАБЛЕНИЕ

Ниже белого неба,

Выше белых облаков,

Ниже синего неба,

Выше синих облаков,

Взлетай в небо, о, птица!

(Ритуальное заклинание шаманского бубна).

Мирча Элиаде. Шаманизм

N-ский краеведческий музей шедеврами мирового искусства избалован не был. Да и откуда им взяться? Саму N-скую область образовали только в 1962 году, можно сказать, что совершенно волюнтаристски, но с благой, как обычно, целью, — объединить ряд территорий в единый народнохозяйственный комплекс. Времена те уж минули, всё-таки 1997 год на дворе, а область осталась. N-ск за этот период здорово разросся. Из тихого провинциального городка превратился в промышленный центр с пятьюстами тысячами народу. А музей остался сосредоточением произведений соцреализма с небольшими вкраплениями из сокровищниц народного творчества.

Директор музея, Ковров Иван Иванович, с самого начала рабочего дня отправился в традиционный обход экспозиции. Эти восемь залов он обходил ежедневно вот уже тридцать шесть лет, не спеша, по привычке, без эксцессов. Последним, восьмым залом, завершавшим путешествие, был зал необычных экспонатов, так его Иван Иванович для себя определял, а по документам значилось: «Зал № 8. Творчество народов России». Там выставляли всё, что тем или иным образом оказалось когда-то в N-ске и близлежащих территориях, и могло привлечь взгляд посетителя хоть ненадолго.

Сегодняшним утром, войдя в зал № 8, Иван Иванович был выбит наповал из ежедневной рутины. Он остановился посередине, и остолбенело, хватал ртом воздух, не в силах издать хоть какой-то звук. Самые интересные экспонаты, изюминка музея, наглым образом отсутствовали на своём обычном месте, да и похоже в музее вообще. Стенд с почти сказочным названием «Ритуальные атрибуты тунгусского шамана» был обескураживающе пуст. Исчезло всё.

«А-а-а!!!», — не своим голосом закричал директор и, потрясая животом, со всех ног бросился в кабинет к телефону.

— Алло, милиция! Срочно приезжайте в краеведческий музей! Срочно! У нас ограбление! Ясно? Ограбление! Кто звонит? Как кто! Директор музея! Да! Я, Ковров Иван Иванович! Да! Нахожусь на рабочем месте! Хорошо. Никого в музей не впускать. Понял. Жду!

Начальник Октябрьского райотдела милиции подполковник Шебекин вызвал к себе майора Колчанов Михаила Ивановича. Сказал просто и доверительно:

— Миша, тут музей краеведческий ограбили, хотя и не знаю даже, чего там грабить? Ты человек спокойный вдумчивый. Возьми это дельце, разберись. Группа уже там, давай подключайся.

— Удружили, Фёдор Ильич, мне ещё два дела по убийствам тянуть, а вы — музей! Нет никого что ли?

— Есть-то, есть. Да тут дело с культурой связано. Не каждый поймёт, что к чему. У кого понимания не хватит, у кого, этой самой, культуры, так что бери дело и всё тут.

— Слушаюсь.

Михаил Иванович вышел из кабинета начальника отнюдь не в приподнятом состоянии духа. «Не зря сон такой дурацкий ночью приснился: бежит за ним огромная чёрная клыкастая собака, прямо тебе баскервильская, и вот-вот за задницу ухватит. Хорошо, что проснулся. Но, значит, ухватила, раз музей подкинули».

Он бывал в этом музее, правда, давно очень. Водил по разнарядке молодых милиционеров для знакомства с историей области. «Что ж такое могло преступника привлечь? Хотя, сейчас крадут всё подряд. На месте разберёмся».

В здании краеведческого музея уже работала группа, ну, не группа, а так, один на протоколе, другой на осмотре, как обычно. Криминалист где-то задерживался и приехал одновременно с Колчановым.

Михаил Иванович подошёл к совершенно растерянному директору музея.

— Здравствуйте, Иван Иванович!

— А, Михаил Иванович, как хорошо, что вы приехали! Вот, видит бог, что не зря соседствуем и в одном доме живём. Вас и прислал.

— Ну не бог прислал, а начальство. Рассказывайте, что тут у вас пропало.

— Пропажа, точнее, украдена группа экспонатов, объединённая одной темой «Ритуальные атрибуты тунгусского шамана», которая состоит…. состояла из бубна, шаманского колпака и двух резных деревянных палок с конскими головами и хвостами. Всё это размещалось вот тут.

Директор указал на пустующий стенд обтянутый голубым бархатом.

— Бубен и палки висели на стене, а колпак лежал вот на этой подставке.

— Всё?

— Всё? А разве мало?

— Я имею в виду — больше ничего не пропало.

— Кажется, нет, но это были наши самые экзотические экспонаты.

— Сочувствую, Иван Иванович, искренне. Скажите, драгоценные металлы и камни использовались как инкрустация в этих вещах?

— Нет, что вы! Боже мой! Как раз все материалы очень простого состава. Кожа, дерево, медь, железо, пучки конских волос… и всё.

— Я помнится, видел эти вещи у вас много лет назад. Фотографии пропавших экспонатов есть?

— Конечно! Сам делал. Соня! — Крикнул директор сотрудницу, — принесите фотоальбом музея.

— Дима, — обратился Колчанов к одному из оперов, — есть следы проникновения, взлома?

— Нет, Михаил Иванович, ничего. Замки на входных дверях и пожарном выходе целы, а окна, кажется, сто лет не открывались.

— А сигнализация?

— Тут она только на входных дверях и окнах. Не срабатывала.

— Да, — снова вступил в разговор директор, — у нас на стендах и в залах сигнализации нет. Никогда и не думали, что может пригодиться, да и со средствами на установку плохо.

— Ясно! — Колчанов уже разглядывал фото в альбоме. — Любопытные штучки, только на карнавале прыгать. Мы сделаем себе фотокопии и вернём. Кому ж могли понадобиться такие странные вещи? Как думаете, Иван Иванович?

— Я в растерянности. Ума не приложу.

— Может быть, подростки решили побаловаться? Школы-то на экскурсии ходят?

— Да, да! Совершенно верно, Михаил Иванович, как я сразу не додумался. Ну, зачем взрослому человеку бубен и палки. Незачем. Мальчишки. Точно они. Два дня назад у нас школа № 8 на экскурсии была, два десятых класса. Могли присмотреть.

— Могли… — задумчиво согласился Колчанов, — могли. Только нетронутые окна и двери меня сильно смущают. Но версия имеет право на жизнь. Дима, школа № 8 за тобой. Учителя, родители, дети: кто, что домой притащил, кто дома не ночевал или очень поздно вернулся. Трудные подростки, — особенно внимательно.

— Ясно, товарищ майор.

— Есть что, Сергей? — Обратился Колчанов к криминалисту.

— Ничего особенного. Есть, конечно, пальчики на тумбочке, но очень много. Наверное, экскурсанты залапывают.

— Залапывают. Ты снимай, снимай отпечатки-то.

— Снимаю. Вот на полу интересное….

— Что там?

— Да шерсть рассыпана, видите три крупных клочка, похоже на собачью.

— Собака в музее есть, — повернулся майор к директору, — или кошка?

— Нет. Ни собаки, ни кошки. И у нас не живут, и в музей с животными не пускаем.

— А дома у кого-то из сотрудников, может, к одежде прилипла, а в музее осыпалась?

— У меня нет. У Сони, сотрудницы, кажется тоже. Уборщица наша, баба Клава, в частном секторе живёт, наверняка есть какой-нибудь бобик во дворе.

— Хорошо уточним. Сергей, посмотрите по другим залам, есть ли ещё где шерсть на полу. Дима, когда будешь школу отрабатывать обрати внимание на пацанов у которых дома есть собаки, особенно если, как говорится, неразлучные друзья. Таскают с собой собаку повсюду. Собака предположительно тёмно-рыжего цвета, судя по клочкам. Ну что, Иван Иванович, а теперь каждый работник музея, включая вас, расскажет моим ребятам, где был и что делал прошедшим вечером, ночью, утром. Такова процедура, извините.

Колчанов привычным движением потянул вверх за пояс брюки, съехавшие с небольшого брюшка и, не спеша стал бродить по другим залам. Ничего интересного. «Как бледно и казённо подаём свою историю» — мелькнуло в голове — «вот в результате и никакого уважения к ней и трепета, в хорошем смысле слова, от тех же мальчишек, если это, конечно, они».

Задержался в зале истории города N-ска. Неторопливо переходил от одного творения местных живописцев к другому. «Хорошо, что рисовали старый город. Многих районов уже и нет. Вот, например, Соломенная слобода, большой был старый район, а теперь уж от него и следа не осталось. Всё покрыто новостройками». Михаил Иванович уж было начал двигаться к следующему экспонату, как взгляд его задержался на полу перед картиной. «Не может быть!» На ковровой дорожке прямо перед носками его туфель лежал малюсенький клочок шерсти.

— Сергей! Давай сюда! Смотри, что по твоему? Та же или нет?

— Очень, очень похоже, что та. Беру с собой. А я больше нигде не нашёл.

— Не нашёл…. Я ещё и сам всё осмотрю. Но, пока, отметим себе, что шерсть животного происхождения обнаружена возле ограбленного стенда и на полу у картины Ревсмана Н.К. «Соломенная слобода». Иван Иванович, в каком году нарисована картина?

— Эта? А, да я точно помню, в 1953 году. Точно.

— Репродукция картины есть?

— Нет, к сожалению не имеем-с.

— Серёжа, а можно как-то эту картину заснять на цифровое фото, чтобы потом внимательно разглядеть каждую деталь. Не могу объяснить для чего, но интуиция требует. — Улыбнулся Колчанов.

— Можно, товарищ майор. Но завтра. Аппаратуру привезу и щёлкну.

— Добро.

Больше клочки шерсти нигде в помещениях музея обнаружены не были. Когда опрос сотрудников был практически завершен, Колчанов, как бы невзначай, спросил Коврова.

— А скажите, Иван Иванович, есть ли какой-то забытый, брошенный ход в эти помещения? Может, заложенный камнями или затопленный, ну, не знаю…, как ещё сказать.

— Понял, понял, Михаил Иванович! Вы совершенно правы! Так как здание очень старой постройки, ещё дореволюционной, то не раз предпринималась внутренняя перепланировка, что-то ломали, что-то достраивали. Вот, например, хранилище музея — это пристройка, переделанная в 58 году. Готовили как один из залов, но помещение получилось такое…, как бы правильно сказать, мрачноватое и со временем решили использовать его, как склад для невыставленных экспонатов. Говорили, что там когда-то был ход в подвал, но я ничего такого не видел. Сплошной бетонно-каменный мешок.

— Хотелось бы взглянуть.

— Конечно! Пройдёмте.

Ковров скорым шагом повёл майора по музею и в зале № 2 подошёл к двери, которая была декорирована бледно-салатовой тканью в тон стенам, что делало её для невнимательного взгляда совершенно незаметной. Директор открыл на себя дверь, вошёл первым и щёлкнул выключателем справа. Тусклый свет явил вошедшим неприглядное серое хранилище. У стен стояли ряды прислонённых одна на одну картин, на полках притаилась керамика, в дальнем углу на полу — большая группа бюстов и скульптурок политических вождей прошлых времён.

— То, что держим здесь, поверьте мне, не представляет никакой художественной ценности. Но не выбрасываем. То киношники попросят, то в театр областной для декораций выдаём. Думаем вот для почитателей и собирателей политического кича советской эпохи аукцион провести.

— Понятно. М-м…да…. Действительно мрачновато. А что, говорите, был ход в подвал?

— Слышал о таком, но посмотрите сами Михаил Иванович, пол-то какой! Плиты бетонные. Старого производства, полтора на полтора. Говорят здесь же на стройке их и изготавливали. Если и был ход, то где же он? Человеку такой плиты не поднять.

— Верно, верно. Весят они немало.

Колчанов медленно стал обходить хранилище по периметру, старательно оминая стоящие и лежащие экспонаты. В левом дальнем углу резко остановился и аккуратно поёрзал подошвой правой туфли. Присел на корточки и собрал с пола пальцами щепотку какой-то пыли с песком.

— Песок? С кусочками не то раствора сухого, не то бетон пооткалывался. Прибирают тут регулярно?

— А как же. Убираем, но не так часто как в залах и остальных помещениях. Раз в неделю обязательно.

— Свет плохой. Есть какое-нибудь освещение поярче?

— Нет, другого нет. — Вздохнул директор. — Можно лампу яркую включить через переноску.

— Включите!

Минут через десять усилиями директора и сотрудницы Сони была найдена яркая лампа и провод-переноска. Колчанов, подсвечивая себе, шаг за шагом вновь повёл осмотр хранилища.

Плиты плотно лежали одна к другой, никаких нарушений в швах, ни отколов, ни трещин. Не было и видимых следов, что пытались хоть одну из них приподнять или сдвинуть.

— Да-а-а…. Полы вне подозрений. А что тут за потолок? Из чего?

— Да, обычный потолок. Доски, дранка, штукатурка.

— На вид как-будто целый. А за потолком?

— Наверное, чердак.

— Чердак, чердак. Чердаки, Иван Иванович, очень непредсказуемые архитектурные сооружения. Ход-то есть туда?

— Ход с улицы. Лестницу надо приставлять. Но дверца наглухо забита.

— И никакой сигнализации!

— Да какая может быть, Михаил Иванович, сигнализация на чердаке. Мы же не Кремль!

— Вот и я о том же. Идёмте на улицу. Лестницу приставлять.

Группа во главе с Колчановым и недоумевающим директором двинулась во внутренний хозяйственный дворик музея. Там и обнаружили лежащую у стены длинную выдвижную лестницу, которую подняли и установили ко входу на чердак.

— Увлекался я когда-то альпинизмом, — ухмыльнулся майор, — а вот в цирке работать не довелось. Держите крепче это чудо техники! Ну, с богом!

Аккуратненько, не торопясь, Колчанов подобрался к дверце. Левой рукой крепко взялся за последнюю перекладину лестницы, а правой с силой надавил на дверцу. Она скрипнула и легко распахнулась вовнутрь.

— А вы говорили заколочена! Чуток только гвоздиком прихвачена, чтоб ветер не телепал. Сергей, давай сюда. Фонарик найди что ли?

Первое, что почувствовал майор, ступив за порог чердака, запах. Запах, который он прежде, кажется, нигде в городе не встречал. Незнакомый, тревожный, чужой. В музее такого не было. Он соединял в себе аромат травяного благовония, резких выделений крупного хищного зверя и крови. Как пахнет кровь и только пролитая, и запёкшаяся, и протухшая, Михаил Иванович знал хорошо, всего повидать пришлось. В проходе появился Сергей.

— Ох, и вонь! Рыгнуть можно.

— Ты только попробуй мне изгадить место преступления! — отозвался Колчанов.

— Здесь и без меня уже, кажется, так нагадили….

— Фонарик взял?

— Взял.

— Свети! Сюда, сюда иди, свети в тот угол!

Свет фонарика выхватил из темноты примятую груду опилок, которыми был засыпан чердак.

— Видишь! Специально кто-то сгрёб, лежанку сделал, — пояснил Михаил Иванович, — и сидел тут, а, может, даже и спал в ожидании. Свети ближе.

На горке опилок валялись белые птичьи перья, на большинстве которых запеклись тёмные пятна крови.

— Жрать что ли бомж готовил, а? Михаил Иванович?

— Не похоже, совсем не похоже на бомжеское хозяйство. Тут не сготовишь. Смотри! — Колчанов вытянул из опилок плоский камень размером с небольшую тарелку.

Камень был щедро залит кровью, а к ней налипли пушинки от перьев.

— Собирай-ка всё это, Серёжа, собирай. Будем определять, чьи перья, чья кровушка горячая тут лилась. Вон её сколько под опилками.

Действительно, под отгребёнными вручную опилками, на досках тёмной лужей лежала запёкшаяся кровь.

— Странно всё это, товарищ майор!

— Очень, ты правильно заметил, коллега, странно и даже чересчур. Если вспомнить что именно украли, странность плавно переходит в охренение. Ты не стой! Делай как я, шеруди граблями-то под опилками.

Колчанов медленно на полусогнутых ходил по чердаку. Прощупывал руками каждый сантиметр.

— Михаил Иванович! Опять! Опять нашёл.

— Что опять?

— Шерсть. Очень большой клок. Вот.

— Где нашёл? В каком месте чердака?

— Тут.

— Разгребай опилки, ещё!

Маленькая, выпиленная в полу чердака, ляда попала в луч фонаря.

— Как, ход в погреб.

— Не в погреб, а в музей. — Колчанов стал нащупывать пальцами, за что бы зацепиться и открыть её.

— Помоги.

— Не спешите, она на вбитых гвоздях лежит. Видите.

— Точно.

Выпиленный квадрат держался на вбитых в срезы длинных гвоздях и лежал себе как крышка на кастрюле.

— Поднимаем, кладём. Свети туда!

Луч фонарика высветил прямо под самодельным входом глиняные горшки, вазочки, тарелки.

— Полки с керамикой в хранилище. Теперь нам ясно как грабитель проник в музей. Но входец явно маловат. Мне, например, не пролезть. — Признался майор.

— Я, наверное, смогу, если будет очень нужно.

— Значит, грабитель был худощавый. Это как версия. А? Или использовал помощника, которого мог опустить на верёвке до полки-стеллажа с посудой. Кстати, из хранилища мы и не могли увидеть, что потолок повреждён. Во-первых, плохое освещение, во-вторых, полки, вернее стеллажи, с керамикой, подняты почти впритык к потолку, закрывали от нас эту его часть.

— Не могли. Стеллажи где-то метра полтора в ширину.

— Хорошо. Теперь, Сергей, бери-ка фотоаппарат с мощной вспышкой и обфотографируй тут всё. Всё подряд.

— Да, Иван Иванович, — сказал Колчанов, стоя возле лестницы, отряхивая костюм от опилок, — оказывается, сигнализация на чердаках нужна не только в Кремле. Поеду-ка я домой, переоденусь, пообедаю заодно.

* * *

Елизавета Аркадиевна открыла мужу дверь.

— Боже мой, Миша, где ты так вывалялся, прямо как партизан из лесной засады.

— Почти угадала, но засада была на чердаке. — Согласно поддержал иронию супруги Колчанов. — Зато вырвался пообедать, эксклюзивная ситуация!

— Иди, обмывайся, герой нашего времени, я разогрею обед. Тебе другой костюм подгладить или в джинсах пойдёшь?

— В джинсах, в джинсах! — Отозвался Михаил Иванович из ванной.

— Слышу, не кричи.

Уже за столом, выждав, когда Мишенька утолит основные претензии разгулявшегося аппетита, жена, провоцируемая любопытством и переживаниями, робко поинтересовалась:

— Что-то серьёзное?

— Не знаю, пока ещё точно не знаю, но думаю, что да. И ожидаю продолжения марлезонского балета.

— И что ж там такое, если не секрет?

— Ну почему секрет. Ограбили музей краеведческий, кража необычная, да и украденное — сплошная экзотика. Бубен тунгусского шамана похитили.

— Бубен? Кому он мог понадобиться?

— Это и для меня загадка. Но ограбление продуманное, можно сказать, тонкое, со следами каких в обычной краже не ожидаешь.

— Что именно?

— Кровь, перья, клочки шерсти. Как тебе?

Елизавета Аркадиевна задумалась.

— Миша, я медик, а не следователь, но попробуй выслушать меня внимательно. Кража продумана — это первое, есть странные находки — второе, предмет кражи — культовый ритуальный инструмент. О чём это свидетельствует?

— Правильно думаешь, Лиза, верно. Вещь потребовалась специалисту в этом деле, в шаманском. Тревожный случай.

— Не торопись. А если это заказ богатого коллекционера, а все остальное для отвода глаз. Может такое быть?

— И такое может быть! Но! Если взял коллекционер, то на этом всё прекратится и бубен уже далеко за пределами области. Если же дело хуже, а я думаю, что версия «коллекционер» лучшее, что может быть; то грабитель ещё даст о себе знать. Или в N-ске, или ещё где-то. Вот так.

— Миша, тебе нужна консультация специалиста. Специалиста в области мифологии или культурологии, такого, который может объяснить, например, для чего служит бубен, что им делают, кто может им владеть и так далее. Ты слушаешь меня?

— Да, Лиза, очень внимательно. Где ж взять-то у нас такого консультанта?

— Где? А я хочу тебе заметить, любящий отец, что если бы ты чаще да подольше разговаривал с собственным сыном, то знал бы, что он в восторге от лекций по культуре, которые ему читает в университете какой-то новый доцент. И вся их студенческая журналистская братия ходит на его занятия в полном составе. Правда, что-то он им рассказывал про африканских колдунов, но попытка не пытка.

— Ладно! — проворчал Колчанов. — Идти пора. Доцент, доцент. Сами разберёмся.

— Разберётесь-то, разберётесь. Но ты вспомни, как вам при похищении жены банкира экстрасенс помог. Помог же?

— Ну, помог. Что ж раньше времени хлопотать? Потребуется, тогда обратимся. Пока!

Через двое суток после происшествия к концу рабочего дня на мобильник Колчанову позвонил Сергей — криминалист.

— Можете зайти? Любопытные моменты экспертиза даёт.

— Сейчас подойду, Серёжа, подожди!

Колчанов закрыл кабинет и поспешил в лабораторию. «Волшебное местечко, — думал себе майор, — как без него может любое дело обойтись, никак! Качественная экспертиза лучший подарок следователю. А! Как сказал! Хоть лозунгом на стене вывешивай».

— Просвещай, Сергей Фёдорович, заждался уж я.

— Побойтесь бога, Михаил Иванович, и так работаю с космической скоростью. Признаюсь, что самому интересно. Итак, перья и кровь принадлежат обычной курице бройлеру белого цвета. Камень речной, предположительно из быстрой мелководной речки. Теперь самое сенсационное. Шерсть! — Эксперт замер в торжественном молчании.

— Не томи. Карты на стол! — Поторопил майор.

— Есть! Первые же анализы показали, что это животное не из наших мест. В составе волокон обнаружены вещества, которые в нашем городе и в природе вокруг нет. Дальше у меня закралось подозрение, что это и не собака вовсе. И неожиданно сомнения подтвердились. У меня сосед охотник и старый собачник. Я ему говорю: «Михалыч, посмотри! Собачья шерсть?» А он свистнул своих спаниеля и таксу, и дал им понюхать клок. Так они как зарычат, и давай лаять во всё горло, прыгать за его рукой, чтоб клок ухватить. Концерт подняли необыкновенный. Пришли в себя собачки, когда я с шерстью вышел за дверь. Весело?

— Я же сказал — не томи.

— Ладно. Михалыч за мной. «Это, — говорит, — Серёга, не собачка. Это, брат, запах какого-то дикого зверя, но, что за зверь, сказать не могу. Не лиса, не хорёк, не волк. Гарантирую. Съезди ты к моему приятелю, директору городского зоопарка. К Евдокимову. Он на этих зверях пуд соли съел. Может и определит».

— А ты?

— А я, буду здоров сто лет, так и поступил, товарищ майор. Поехал к Кириллу Александровичу Евдокимовну. И он меня, кстати, принял и помог. «Шерсть, — говорит, — животного, которое мы относим к куньим. Но не куница. Оставляйте-ка мне клочок на денёк, и я попробую выйти на более-менее точный ответ». Я оставил, а минут двадцать назад он мне позвонил и сказал, что по внешним признакам, по окрасу, по структуре это.… Ну, отгадайте?

— Нашёл пионера на утреннике, массовик-затейник. Говори!

— Росомаха! — Выдохнул Сергей и у него таинственно заблестели глаза.

— Ну и дела. — Колчанов и сам обомлел.

— Причём, — продолжил Сергей, — клок не выпал от линьки, а был выдран, более того, это или живой зверь или свежеснятая, ещё невыделанная шкура.

— В зоопарке определили?

— Да! И напишут заключение на основе анализов в своей лаборатории. А если разрешим ему клочок шерсти отослать на недельку-другую к товарищам в НИИ, то нам дадут абсолютно точный ответ.

— Отсылай! Чем скорее, тем лучше. А в зоопарке росомаха есть?

— Нет.

— Посмотреть бы. Никогда не видел.

— Как поймаете вора, вместе посмотрим.

* * *

Михаил Иванович вечером попросил сына залезть в Интернет и найти ему информацию о росомахах. В результате прочитал, что росомаха — крупный хищник, размером тела до 70 см, имеет окрас от тёмно-коричневого до палевого. Ареал обитания, практически, вся Сибирь и Дальний Восток. Мех у неё жёсткий, но тёплый, поэтому применяется народами Сибири в хозяйственных целях, например, эвенками (тунгусами). Стал читать про эвенков и узнал, что значительная часть эвенков, наряду с православием хранит и традиционные верования, среди которых шаманизм занимает одно из главенствующих мест.

«Вот, тебе бабушка и Юрьев день, — почесал кончик носа Колчанов, — тунгусы, шаманы, росомахи и всё на мою седую голову. Значит всё же пора искать консультанта».

— Алексей, — позвал он сына, — что там у вас за любопытный доцент, мать говорила, про колдунов увлекательно рассказывает?

— Да, папа, есть такой преподаватель. Кторов Виктор Игоревич. Действительно, очень глубоко разбирается в мифологии. А что?

— Да, сынок, думаю познакомиться с ним. Ну, не завтра, а так…. Если что, представишь?

— Я? Ну, можно конечно, — с сомнением потянул Алексей, — хотя моё протежирование будет как-то несолидно?

— Ты не сомневайся. Только подведи к нему, а дальше я сам.

— Хорошо.

* * *

Отчёт перед начальством о проведённом расследовании получился какой-то очень нелогичный, особенно в завершении.

— Ты, Михаил Иванович, в мистику-то не впадай. — Сказал Шебекин. — Какие, к чертям, у нас могут быть шаманы! Иди, продумай всё спокойно, факты набранные сопоставь, и не сбрасывай со счетов, что грабитель мог оказаться большим шутником. Накидал всякой гадости, чтобы следы запутать. Вот и всё.

Колчанов решил, что следует ещё раз побеседовать с директором музея.

— Иван Иванович, — начал майор, расположившись с чашкой чая на диване в кабинете директора музея, — я хотел спросить вас вот о чём. Не известно ли вам как попали в наш музей эти шаманские бирюльки?

— Как же неизвестно, Михаил Иванович, очень даже известно, поскольку сам я их в музей и принёс. Было это в 1972 году. У нас тогда работала уборщицей пожилая женщина, бабка Матрёна. Как-то приходит и говорит мне: «Иван Иванович, у меня соседка умерла, Анна Карасёва, совсем одинокая была. Перед смертью очень просила меня мешок сберечь с чужими, говорит, вещами. Когда Анну схоронили, я мешок и забрала. Вот он лежал, лежал месяца два, я про него уж и забыла. А как днями стала по двору прибирать, наткнулась на него в сарае. Открыла, а там барабан какой-то да шапка с рогами. То видно осталось ей от постояльца, что жил у неё давно ещё. Может, глянете, что в музей подойдёт?» Представьте себе, каково было моё удивление, Михаил Иванович, когда я заглянул в этот мешок. Там хранился тот самый шаманский ритуальный набор, что выкраден из музея.

— Да, занимательно. А о каком постояльце покойной Карасёвой шла речь?

— Насколько я понял, когда-то у Карасёвой квартировал приписанный властями житель Сибири, который уехал потом, после смерти её сына Николая. Вещи свои оставил и просил Анну их беречь. Матрёна говорила, что Анне, дед Борька, так его называли, обещал, что кто-то за этим мешком вернётся и заберёт.

Колчанов вытянулся лицом и привстал в кресле.

— А может быть, это и было возвращение за оставленными вещами?

Ковров тут же поперхнулся чаем.

— Неужели? — Прошептал он, глядя на майора округлившимися глазами.

— Спокойно. Бабка Матрёна жива?

— Да уж лет пятнадцать как померла.

— Так. Хорошо. А где она жила, в каком районе?

— Где-то на Соломенной слободе, но её дом полностью снесли, там теперь микрорайон из многоэтажек.

— Слишком, слишком много совпадений. — Пробормотал себе под нос Колчанов.

— Что вы сказали, Михаил Иванович?

— Да это я о своём. О своём ли? — Засобирался майор. — Как вы сказали, фамилия была Матрёны?

— Беспалова. Беспалова Матрёна Сидоровна.

* * *

К концу рабочего дня майор собрал в своём небольшом кабинете почти весь отдел. Старшего лейтенанта Дмитрия Колобкова, капитанов Армена Шаганяна и Леонида Цапкина.

— Вот что, товарищи офицеры или господа, как вам больше нравится, будете мне активно помогать. Думаю, что дело это с ограблением музея только на первый взгляд незначительное и, как бы, проходное потому, что похищенное не является высокохудожественной ценностью, и значительного ущерба не нанесено. Я думаю, что следует отнестись к нему очень серьёзно. Почему так думаю, объяснить до конца не могу и себе самому, но опыт подсказывает, что по своей сложности это дело может переплюнуть многие другие. Поэтому распределим обязанности таким образом:

— Ты, Армен, установишь по паспортным и жилищным архивам, где именно на Соломенной слободе проживали Карасёва и Беспалова. Куда переехали дети и внуки Беспаловой, их соседи и что они помнят и знают о проживавшем некогда у Анны Карасёвой жителе Сибири или Дальнего Востока. Короче, о некоем уехавшем после смерти её сына Николая человеке.

Ты, Дима, займёшься следующим. Я так полагаю, что участковый, который в те времена был на Соломенной слободе, обязан был о таком постояльце знать. Выясни, кто был там участковым, жив ли сам или кто из родни, что известно по этому делу. Проверь наши архивы, так как его могли в те времена, предположительно между сорок пятым и сорок восьмым годами, принудительно прислать в N-ск на выселение.

Лёня, разыщи одноклассников, учителей, друзей покойного Николая Карасёва. От чего умер, при каких обстоятельствах, где захоронен? По записям в кладбищенских конторах поищи.

В этом, орлы, необходимо тщательно разобраться. А вот когда у нас будет целостная картина событий тех лет, легче будет двигаться дальше. Чем быстрее, тем лучше. Через пару дней жду результаты.