Дело наследника цесаревича

АНОНИМУС (2023)

Наши дни. Во Франции жестоко убит бывший российский гражданин. Французские власти подозревают, что дело не обошлось без так называемой русской мафии и хотят привлечь к расследованию специалиста из российского Следственного комитета. Старший следователь СК Орест Волин отправляется в командировку во Францию, захватив с собой очередную порцию дневников Загорского. 1890 год. Наследник русского престола Николай Александрович Романов отправляется в большое восточное путешествие. По плану он должен посетить ряд государств: Грецию, Индию, Египет, Цейлон, Сингапур, Яву, Сиам. Последними в ряду будут Китай и Япония. В феврале 1891 года тайный советник С., патрон Нестора Васильевича Загорского, сообщает Загорскому, что, возможно, в Японии наследнику может грозить опасность. Не исключено, что на жизнь его будет совершенно покушение. Поэтому он просит Загорского отправиться в Японию и охранять цесаревича. Загорский, однако, предполагает, что нападение может произойти раньше, еще в Китае. Следовательно, надо успеть попасть в Гонконг до того, как там появится цесаревич. Однако у них остался всего месяц. Как добраться до Гонконга из Петербурга за месяц, если учесть, что Транссибирская магистраль еще только в планах? Дело кажется почти невозможным, но только не для Нестора Васильевича…

Глава третья

Опасный драгоман

Фрегат «Память Азова» с русским цесаревичем на борту медленно подходил к берегам Гонконга. Утро было пасмурным, и после экваториальной вечнозеленой пышности Бангкока и Сиама китайский остров смотрелся смутно и даже почти уныло. Скалистые берега казались желтовато-серыми, вдалеке поднимался дым от заводов, которых с корабля было не разглядеть. Туман покрыл горы, и на пике Таймошань не было видно британского флага, хорошо различимого при ясной погоде.

Следом за наследником на палубу высыпала его свита и сопровождающие. Одни с легким разочарованием смотрели в сторону острова, другие с гораздо большим интересом поглядывали на цесаревича — в каком он пребывает настроении, и как ему показалось новое место?

Его императорское высочество выглядел усталым. Однако то была не настоящая усталость, скорее, пресыщенность. После древних развалин Греции, пирамид Египта, чудес Индии и Цейлона, темных богов Явы чем мог удивить его Гонконг, как мухами обсаженный иностранными концессиями и фирмами, остров, в котором, верно, китайского осталось меньше, чем европейского?

Наследник посмотрел на князя Ухтомского, который среди аристократов слыл человеком ученым и знающим многое из того, чего не знают другие. Впрочем, тридцатилетний Ухтомский не только слыл ученым, он и был таковым. Еще обучаясь на историко-филологическом факультете, он увлекся ориенталистикой и буддизмом и, следуя своим интересам, неоднократно бывал уже в Монголии и Китае.

— Что скажешь, Эспер Эсперович?

Ухтомский тонко улыбнулся в усы. Известно, что первое впечатление бывает обманчиво. Особенно это касается таких удивительных стран, как Китай. Впрочем, откровенно говоря, таких стран, как Китай, пожалуй, больше и не найдешь. Богатство и разнообразие Поднебесной затмевает любые иные страны, даже Индию, не говоря уже о Японии, которая есть лишь маленькая бледная копия тысячелетнего колосса. Все сколько-нибудь интересное, что имеет в себе Страна восходящего солнца, заимствовано было из Срединного царства, заимствовано и доведено до крайней степени, до Геркулесовых столбов. Нет, разумеется, в Японии должно быть свое очарование, но сравнивать Японию с Китаем — все равно, что сравнивать цветок, пусть красивый и нежный, с ботаническим садом Петра Великого.

Что же касается Гонконга, тут действительно есть свои особенности. Отчасти они связаны с проживающими здесь племенами, отчасти — с засильем британцев, отчасти — с многолетними пиратскими традициями, которые живы и до сих пор. Сложно сказать, сколько осталось в Гонконге собственно китайского, если учесть, что он уже давно является британской колонией. Однако ведь в Гонконг они только заглянут с визитом вежливости, а подлинное путешествие — плавание по рекам континентального Китая — начнется завтра. И вот тут-то воображение наследника, без всяких сомнений, будет потрясено, как потрясен был когда-то сам князь Ухтомский.

А на Гонконг все же стоит посмотреть. Соблюдая, разумеется, все меры предосторожности. Местное население сильно недолюбливает белый элемент, или, проще сказать, иностранцев. Иностранцы сами же первые в этом и виноваты. Не говоря уже о совершенно бесстыжей эксплоатации азиатов, тут имеет место и прямое попрание их человеческих прав. До сих пор отсюда в Америку регулярно вывозят несчастных кули-простолюдинов, которые строят там железные дороги и выполняют другие непосильные работы.

Двадцать лет назад два европейца жестоко, как собаку, убили в Гонконге слугу-китайца. Случай этот вызвал такое возмущение, что британским властям пришлось казнить убийц. Но мира между народами это не установило, местные проявляли такое буйство и непокорство, что для усмирения их из Индии были выписаны суровые пенджабцы и отважные сикхи, которые образовали тут отдельные подразделения полиции — как морской, так и сухопутной.

Под грохот приветственного салюта русская эскадра в составе фрегата «Память Азова» и шести военных кораблей причалила к пристани. Ухтомский знал, что первыми на борт явятся русские официальные лица, которые будут сопровождать его императорское высочество на земле Китая. Сопровождающих должно быть трое: русский военный агент, полковник Главного штаба Дмитрий Васильевич Путята, а также два молодых драгомана-синолога Александр Вахович и Дмитрий Покотилов.

По расчетам Ухтомского, вся русская делегация должна была быть уже на пристани. Однако как он ни всматривался, никак не мог различить в снующей по пристани толпе китайцев и европейцев ни полковника, ни драгоманов. Между тем приближался уже час, когда на борт поднимется губернатор Гонконга, сэр Джордж Вильям Де Вё. И хотя встреча должна пройти в рамках протокола, то есть вполне бессодержательно, но до нее неплохо было бы перекинуться парой слов с людьми, знающими обстановку.

Что же задержало военного агента полковника Путяту, какие непредвиденные обстоятельства, и отчего он запаздывал с визитом на фрегат «Память Азова»?

Обстоятельство, надо сказать, было одно, но весьма неожиданное. Небольшая процессия из трех китайских рикш, которая везла самого полковника и двух драгоманов, внезапно была остановлена на полпути. Дмитрий Васильевич нахмурился и выглянул из-за рикши, пытаясь понять, что стало причиной внезапной остановки.

Его рикша, скроив жалобное лицо, стоял перед обтрепанным господином с небольшой, но весьма неухоженной черной бородой. Поначалу полковник принял его за индуса, но, приглядевшись, понял, что имеет дело с европейцем, вот разве что явным брюнетом, да еще и загорелым к тому же. Именно это и ввело Путяту в заблуждение, заставив подумать, что перед ним индус.

— В чем дело, любезный? — окликнул его полковник по-английски. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

Бородач поднял глаза на Путяту и негромко сказал на чистом русском языке.

— На два слова, Дмитрий Васильевич. Дело не терпит отлагательств…

Услышав этот голос, а главное, разглядев физиономию незнакомца, Путята вздрогнул и спрыгнул с рикши. Менее всего ожидал он увидеть этого человека здесь, в Гонконге. Впрочем, а почему нет, как сказали бы наши заклятые друзья англичане? Это лицо можно было встретить практически в любом уголке земного шара, куда простирались интересы русской короны. В последний раз Путята видел его в 1883 году в Туркестане, где сам он при штабе округа исполнял обязанности офицера для поручений.

Путята, убедившись, что перед ним точно Загорский, велел рикше ждать за углом, следом отправил и драгоманов, которые уже с любопытством рассматривали бородача из своих тележек. Сам же отвел коллежского советника в сторону, подальше от шныряющих по улице китайцев.

— Милостивый государь Нестор Васильевич, — проговорил он, сердито глядя на Загорского, — потрудитесь объяснить, что вы делаете в Гонконге и почему силком остановили мою коляску?

— Делаю я тут то же самое, что обычно, — безмятежно отвечал Загорский, — то есть выполняю особые дипломатические поручения.

Путята нахмурился.

— Знаю я вашу дипломатию, — сказал он, нервно оглядываясь по сторонам — нет ли поблизости европейцев. — У меня до сих пор сердцебиение делается при воспоминании о той дипломатии, которую вы навели при нашей прошлой встрече в Туркестане.

— Что поделаешь, любезный полковник, лес рубят — щепки летят, — заметил коллежский советник. — В нашем деле без эксцессов нельзя, сами знаете.

Полковник сердито засопел.

— Должен заметить, что место для эксцессов вы выбрали неподходящее. Известно ли вам, что сегодня сюда прибывает с визитом его императорское высочество?

— Как раз поэтому я тут и оказался, — отвечал Загорский и вкратце разъяснил собеседнику ситуацию.

Слушая его, полковник только хмурился и крякал.

— Однако, — сказал он наконец, — вот оно, наше стратегическое планирование. Одна рука не знает, что делает другая, а голова вообще занята посторонними делами. Если все так, как вы говорите, почему меня не предупредили депешей?

Нестор Васильевич отвечал, что появление его рядом с наследником — дело чрезвычайно секретное и о прибытии его не должен был знать никто. Исключая, разумеется, самого полковника. Если бы послали депешу телеграммой, ее бы наверняка прочитал кто-то еще, да хотя бы принимающий чиновник. А это в данных обстоятельствах совершенно лишнее.

— Для вас же, дорогой полковник, имеется у меня отдельное послание, — Загорский вытащил из кармана пиджака конверт и подал его собеседнику. Конверт содержал приказ начальника Главного штаба Обручева, который предписывал ему, Путяте, оказывать подателю сего, коллежскому советнику Загорскому, всемерную помощь и поддержку во всех его начинаниях.

— Во всех начинаниях, — поморщился полковник. — А если, простите, вам придет на ум посетить публичный дом, я тоже должен будут вас поддерживать в этом душеспасительном предприятии?

— Полагаю, что да, — безмятежно отвечал Нестор Васильевич. — Если речь идет о государственных интересах, меня не остановит никакой публичный дом. Однако не волнуйтесь, так далеко мои планы не простираются.

— Чего же вы хотите?

Загорский хотел оказаться рядом с государем цесаревичем в его дальнейшем путешествии. Но оказаться так, чтобы не вызвать ни у кого никаких подозрений и не привлечь к себе лишнего внимания. Дело осложнялось тем, что по Китаю наследник должен был плыть не на фрегате «Память Азова», а на китайском пароходе, на котором имелась уже своя команда. Это значило, что на пароход попадут далеко не все, кто находится на фрегате. Надо было, во-первых, ввести Загорского в окружение цесаревича, во-вторых, угадать так, чтобы его взяли в путешествие по Китаю.

— Однако вы задали загадку, — полковник хмурил брови, раздумывая. — Сами понимаете, в свиту наследника ввести я вас не могу, к высшей аристократии, насколько я знаю, вы не принадлежите. В каком же качестве вас представить его императорскому высочеству?

Он задумался и молчал, наверное, с полминуты. Затем лицо его просветлело.

— На «Азове» есть оркестр, который Николай Александрович наверняка возьмет с собой в плавание по Китаю. Я полагаю, военно-морская форма будет вам к лицу. Вы умеете играть на музыкальных инструментах?

Нестор Васильевич отвечал, что играет на фортепьянах, хотя и довольно посредственно. Путята усмехнулся — на фортепьянах! Где он видел, чтобы в военном оркестре играло фортепьяно? Нет-нет, речь, разумеется, идет о духовых и ударных инструментах, всяких там трубах, валторнах, флейтах и тамбуринах.

Загорский покачал головой: нет, на трубах он не играет, а равно и на тамбуринах. Да и вообще идея с оркестром не кажется ему удачной. Придется подчиняться военно-морской дисциплине, ходить на репетиции, а ему нужна свобода действий.

— Уж и не знаю тогда, что вам предложить, — ядовито отвечал Путята. — Разве что переодеть вас китайской певичкой и подсунуть наследнику.

Нестор Васильевич посмотрел на полковника задумчиво: цесаревич интересуется китайскими певичками? Тот хмыкнул: цесаревич вообще интересуется женским полом, и китайские певички — не исключение. Загорский покачал головой — это плохо. Это образует огромную брешь в их обороне. Ничего нет проще, чем подобраться к объекту через женщину. Вот так лишний раз убеждаешься, что сладострастие — тяжелый и опасный порок. Как жаль, что им заражен августейший наследник.

Полковник только головой покачал укоризненно: это уж чересчур, Нестор Васильевич, все же вы о будущем государе говорите!

— Государем он станет, только если наша миссия завершится благополучно, — отвечал Загорский. — В противном случае Николай Александрович отправится к праотцам, так и не познав всех радостей самодержавной власти. Впрочем, вы правы, нас это не касается, наше дело — по мере сил исполнять свой долг. Скажите, а что это за молодые люди ехали с вами?

Путята объяснил, что это здешние синологи, драгоманы, которые будут сопровождать его императорское высочество в путешествии по Китаю. Коллежский советник обрадовался: идеальный вариант прикрытия. Раз так, он тоже будет драгоманом, сопровождающим наследника по Китаю.

Но тут уже воспротивился полковник. Три драгомана — это чересчур, это вызовет удивление.

— Хорошо, — кротко сказал Загорский, — оставьте одного драгомана здесь, я поеду вместо него.

— Вы шутите? — ошеломленно спросил Путята.

— Ничуть не бывало, — и Нестор Васильевич кивнул на конверт с приказом, который полковник все еще держал в руках. — Вы, надеюсь, помните: всемерная помощь и поддержка во всех начинаниях.

Несколько секунд Путята буравил коллежского советника грозным взглядом, потом все-таки сдался.

— Ладно, — сказал он нехотя, — я поговорю с драгоманами.

Нестор Васильевич кивнул: прекрасно. Да, и вот еще что. Его надо представить как китайско-японского драгомана, ему ведь еще сопровождать наследника в Стране восходящего солнца. Полковник прищурился: а господин Загорский знает японский язык? Не знает, отвечал тот, да это и не нужно. В Японии будут свои, штатные драгоманы. Для него же главное — на законных основаниях пребывать рядом с цесаревичем.

Путята неожиданно ухмыльнулся: в нынешнем его виде это будет трудновато. Для начала хорошо бы сбрить бороду и купить приличный костюм.

— Костюм — да, — сказал Загорский, оглядывая себя. — Мне, видите ли, пришлось путешествовать в неординарных условиях. Не понимаю, однако, чем вам не нравится моя борода?

— Это не борода, а недоразумение, — со злорадным удовольствием заметил полковник. — Вы в ней похожи не на драгомана, а на какого-то индуса.

Но Нестор Васильевич неожиданно воспротивился. На его взгляд, борода хорошо маскировала его истинный облик — на тот случай, если встретится какой-то знакомец.

— И вообще, — добавил Загорский, — я, пожалуй, возьму имя одного из ваших драгоманов. Кого вы планируете оставить на берегу?

Полковник поразмыслил немного и решил, что на борт фрегата вместе с ним взойдет более молодой Покотилов, а Ваховича придется оставить в Гонконге. Вахович к тому же был примерно одних лет с Загорским, так что подмена будет менее заметной.

Уличный китайский цирюльник привел растительность на лице новоявленного драгомана в более или менее божеский вид, затем они зашли в британский магазин одежды — и спустя полчаса Путята в сопровождении Загорского и Покотилова подплывал на катере к фрегату «Память Азова».

Покотилов, сам состоявший на службе в министерстве иностранных дел, к замене одного драгомана другим как будто отнесся спокойно. Однако, пока они плыли на катере, не удержался и вставил шпильку.

— Синологом, милостивый государь, быть не так-то просто, — заметил он негромко. — Особенно если вы «ли» от «цзю» не отличаете^[6].

Коллежский советник промолчал, как будто ничего не слышал, и только глядел на приближающийся серый борт фрегата. Пока они плыли, Путята вкратце рассказал Загорскому биографию Ваховича, чтобы тот случайно не проговорился в беседе с кем-нибудь на борту фрегата.

Наследник принял рапорт полковника, а затем с интересом посмотрел на стоявших за его спиной Покотилова и Загорского. Путята поспешил представить их августейшему собеседнику как молодых драгоманов-китаистов.

— Молодых? — удивился двадцатидвухлетний цесаревич. — Сколько им лет — тридцать, тридцать пять?

Однако полковник ловко выкрутился.

— У нас, ориенталистов, есть поговорка: главные трудности в китайском языке начинаются после первых пятнадцати лет изучения. Так что этих господ вполне можно считать молодыми китаистами, хотя люди они вполне уже зрелые.

Наследник засмеялся и благосклонно кивнул драгоманам — каждому в отдельности.

После этого «молодые» синологи были представлены их сиятельному коллеге князю Ухтомскому. Перебросившись с ними несколькими общими фразами, он отошел с Путятой в сторону — о чем-то переговорить.

— Поздравляю, господин Загорский, — негромко, но ядовито заметил Покотилов. — Теперь ваше существование на фрегате можно считать узаконенным.

Нестор Васильевич бросил на него быстрый взгляд.

— Не знаю, сказал ли вам полковник, что я выполняю очень важное и очень секретное государственное поручение, — проговорил он так же негромко. — Всех деталей я вам раскрыть не могу, но могу сказать одно: если вы, Дмитрий Дмитриевич, еще хоть раз назовете меня Загорским, вас повесят.

С этими словами он растворился в воздухе, оставив Покотилова в полнейшем оцепенении. На горизонте сгущались темные грозовые облака.

Примечания

6

Покотилов имеет в виду иероглифы «сила», 力, и «девять», 九, которые внешне похожи и начинающие изучать китайский язык иногда их путают. Покотилов тут демонстрирует Загорскому кастовую спесь синологов, которые часто не верят, что другие способны в должной мере освоить столь трудный язык, как китайский.