Фашизм

Фаши́зм (итал. fascismo, от fascio — союз, пучок, связка, объединение) — обобщённое название крайне правых политических движений и идеологий, проповедующих форму правления диктаторского типа, характерными признаками которых называют милитаристский национализм (в широком понимании), антилиберализм, ксенофобию, реваншизм и шовинизм, вождизм, антикоммунизм, презрение к выборной демократии и либерализму, веру в господство элит и естественную социальную иерархию, этатизм и, в ряде случаев, синдикализм, расизм и политику геноцида.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Одними из главных тем, которые вызывали разногласия среди радикальных левых, были кемализм и революционный потенциал турецкой армии. Левые в 70-е гг. более критически стали относиться к кемализму, но тем не менее продолжали рассматривать его больше в положительном ключе. THKO и THKP-C критиковали национализм турецких военных и буржуазии, но признавали прогрессивность движения Ататюрка в период 1918–1924 гг. TKP/ML занимала более критическую позицию в отношении к кемализму, оно оценивало его как «фашизм», выражающий интересы буржуазных компрадоров и феодалов[224]. Их объединяла концепция сельской герильи, почерпнутая из революционных движений Латинской Америки и Юго-Восточной Азии. Города были тесно привязаны к империалистическим центрам, поэтому, по мысли турецких революционеров, вооруженная борьба должна была начаться в сельской местности с главной опорой на крестьян, но при общем руководстве рабочего класса[225]. Также сторонники трех выше названных партий больше не рассматривали армию как основной таран революционного выступления, рассчитывая на вооруженную борьбу собственных организаций. Перелом в оценке роли армии произошел после волны репрессий против левых в 1971 г., основным исполнителем которых стали именно вооруженные силы.

Максим Лебский, Курды. Потерянные на Ближнем Востоке, 2016

Так была ли ОУН фашистской организацией? Соответствует ли идеология украинского национализма идеологии фашизма? Существует множество определений фашизма[543]. Очевидно, что решение вопроса, относится или не относится ОУН к движениям фашистского типа, во многом зависит от того, какое из определений фашизма мы используем. Описывая итальянский фашизм, современный итальянский историк Э. Джентиле дал такое определение фашизма: «фашизм – это современный политический феномен, националистический и революционный, антилиберальный и антимарксистский, организованный посредством партийной армии, имеющий тоталитарную концепцию общества и государства, с активистской и антитеоретической, маскулинной, антигедонистической идеологией, сакрализированной как светская религия, основанной на мифическом фундаменте, утверждающей абсолютный приоритет нации, которая понимается как органическая этнически гомогенная общность, иерархически организованная в корпоративном государстве с воинственными призывами к политике величия, политике с позиции силы, завоевательной политике, стремящаяся к созданию нового порядка и новой цивилизации»[544]. Украинский национализм в конце 1930-х – начале 1940-х гг. обладал большинством указанных черт, поэтому можно осторожно утверждать, что украинский национализм к началу 1940-х гг. был явлением фашистского типа (в широком смысле слова), во всяком случае, профашистская направленность ОУН в этот период сомнений не вызывает.

Алексей Баканов, «Ни кацапа, ни жида, ни ляха». Национальный вопрос в идеологии Организации украинских националистов, 1929–1945 гг., 2014

Решение проблемы ленинизма как особой теории революционной модернизации традиционных обществ делает возможным сопоставление данной модификации марксизма с другими авторитарными идеологическими течениями, в частности, с фашизмом. Их объединяют не столько идеологические постулаты, сколько технология переворотов и обеспечения массовой социальной поддержки. Деятель международной социал-демократии Анжелика Балабанова была лично знакома как с Лениным, так и с Муссолини. Она оставила чрезвычайно ценные мемуары, доминирующей идеей которых стало сопоставление двух тоталитарных вождей, их воззрений на стратегию и тактику завоевания государства. Этот анализ стал возможен благодаря уникальной социологической подготовке, которую Балабанова получила в Свободном университете в Брюсселе, где она слушала лекции Г. Плеханова, М. Ковалевского, Э. Вандервельде, Элизе Реклю, а затем – политической практике, позволившей ей усвоить точку зрения других радикальных оппонентов большевизма, как, например, Роза Люксембург. Это дало возможность анализа сходных тенденций в развитии таких двух внешне противоположных течений, как ранний итальянский фашизм и русский большевизм. Установление тоталитарных режимов в Италии и России рассматривалось ею как проявление кризиса социал- демократического движения, а потому наибольшее внимание она обращает именно на вопросы стратегии и тактики борьбы за власть, видя в них основную причину торжества правого и левого экстремизма. Не отождествляя эти два типа политической идеологии, она тем не менее вскрыла ряд существенных общих для них тенденций.

Андрей Медушевский, Социология права

Однако было бы неверно считать, что идеи и лозунги Тягнибока будут иметь успех только на Западе Украины. Действительно, в силу специфики исторического развития правая идеология доминирует в общественном сознании жителей этого региона. Но попытки представить его жителей едва ли не генетическими сторонниками фашизма беспочвенны – на что указывает все та же историческая традиция. В то время как все слои галицкого политикума, от ОУН до клерикалов и либералов, восхищались действиями франкистов во время гражданской войны в Испании, другие выходцы из Галичины и Волыни сражались с фашизмом в составе украинской роты республиканских интербригад.

Андрей Манчук, Кровь Донбасса, 2014

Итальянские коммунисты, давно уже вынужденные заниматься вопросом о фашизме, не раз протестовали против столь распространенного злоупотребления этим понятием. В эпоху VI конгресса Коминтерна Эрколи все еще развивал по вопросу о фашизме взгляды, которые теперь считаются «троцкистскими». Определяя фашизм, как самую последовательную и до конца доведенную систему реакции, Эрколи пояснял: «это утверждение опирается не на жестокие террористические акты, не на большое число убитых рабочих и крестьян, не на свирепость различных родов пыток, широко применявшихся, не на суровости приговоров; оно мотивируется систематическим уничтожением всех и всяких форм самостоятельной организации масс». Эрколи тут совершенно прав: суть и назначение фашизма состоит в полном упразднении рабочих организаций и в противодействии их возрождению. В развитом капиталистическом обществе этой цели нельзя достигнуть одними полицейскими средствами. Единственный путь для этого: противопоставить напору пролетариата – в момент его ослабления – напор отчаявшихся мелкобуржуазных масс. Именно эта особая система капиталистической реакции и вошла в историю под именем фашизма.

Лев Троцкий, Немецкая революция и сталинская бюрократия, 1932

Вторая мировая война, столкнувшая страны из всех названных групп, как через увеличительное стекло, показала некоторые противоречивые и отчасти негативные тенденции, которые следует преодолеть, если полагать, что ценности гражданского общества носят общечеловеческий характер. Пока же можно было увидеть и блокирование стран-союзниц из разных политических лагерей (СССР, Англия, США), и их далекие от демократии способы «дележа» мира в Тегеране, Ялте, Потсдаме, Вашингтоне. Становление гражданского общества в той или другой стране вовсе не означало, что эта страна, несмотря на громкие декларации, готова способствовать его распространению (США, где гражданское общество ушло вперед даже в сравнении с демократической частью Европы, являлись и являются самым ожесточенным конкурентом в борьбе за сферы влияния и гегемонию в мире. Значительная часть американского общества вплоть до Перл-Харбора отстаивала изоляционистские позиции в борьбе с фашизмом, а после войны США демонстрируют готовность «наказывать» Корею, Вьетнам, Ливию, Ирак и др.).

Коллектив авторов, Гражданское общество. Истоки и современность, 2006

Разгром гитлеровской Германии, фашистской Италии и их союзников во Второй мировой войне привел к ликвидации фашизма классического образца и запрету этой идеологии. Однако фашизм время от времени вновь дает о себе знать в виде неофашистских партий и групп в различных странах. Его появление провоцируется экономическими трудностями, межэтническими противоречиями и тому подобными явлениями. Неофашистские группировки пытаются заручиться поддержкой социально ущемленных слоев населения. Для них характерно применение так называемой стратегии напряженности, призванной создать впечатление о неспособности законно избранных правительств обеспечить общественный порядок и привлечь тем самым часть избирателей на свою сторону. Препятствием росту неофашистских тенденций является всемерное развитие принципов и институтов демократии.

В. А. Мельник, Основы идеологии белорусского государства, 2013

Долголетняя позиция мирового сообщества в плане оценки сущности фашизма достойна порицания. Одни отрицали международный характер фашизма, близоруко рассматривая однопартийный вождистский строй в Германии и Италии как сугубо местное явление. Другие слепо тянулись на поводу коммунистической демагогии, усматривая в фашизме «диктатуру буржуазии» – диктатуру справа, якобы стоящую в диаметрально противоположной позиции по отношению к «диктатуре пролетариата» – диктатуре слева. Последняя точка зрения получила почти повсеместное признание во время II мировой войны и непосредственно после неё, когда однопартийная вождистская и террористическая советская государственность выступила под маской защитницы демократии. Больше того, порой вместо реально существовавшей необходимости временного союза демократических стран с одной правящей кликой «вождей» для победы над другой, опьянённое войной мировое общественное мнение хотело видеть в этом альянсе прочный союз двух равноправных и одинаково жизненных форм демократии: западной и восточной. Война закончилась и действительность предстала во всей своей неприглядности: хотя одна фашистская клика и была разбита, фашистская идеология и фашистские методы угнетения продолжают смертельно угрожать миру.

Сборник статей, Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев», 2008

Конечно, современный фашизм в Европе сильно отличается от немецкой, итальянской или испанской версий прошлого века. Европейские национальные государства, войдя в Евросоюз, по сути, ушли в прошлое. На роль ведущей политической силы Европы, легко подавляющей попытки национальных государств хотя бы частично восстановить свой суверенитет, выдвинута евробюрократия. За ней стоит тот же крупный транснациональный капитал, что и за политическим классом США. Именно этот капитал способствовал «мирному» объединению Европы, именно он владеет монополией на эмиссию денег, информации и «общеевропейских» законов. Именно при его поддержке во всех конфликтах с национальными государствами последнего десятилетия евробюрократия неизменно выходила победителем, навязывая европейским нациям свои технические правительства и свою политику. Последняя отличается последовательным отрицанием всех национальных традиций, начиная от норм христианской морали и заканчивая венгерскими шпикачками.

С. Ю. Глазьев, Последняя мировая война. США начинают и проигрывают, 2016

На митингах и в брошюрах, как и в своей программе, наци не щадят капитализма. Но, всматриваясь ближе в их высказывания, анализируя наиболее ответственные их заявления, приходишь к выводу, что их идеология, поскольку о ней можно серьезно говорить, развивается в том же направлении, по которому с гораздо большим блеском шел итальянский фашизм. Ее антикапитализм – относителен, условен. В сущности, она приближается к той идеологии промышленного «этатизма», конкретный облик которого достаточно ясно обрисовался уже к началу нашего века: сначала теоретически, а в послевоенную эпоху отчасти и практически. Государство – верховный контролер экономической жизни общества, государство – регулятор, государство – «огонь Весты». Для того чтобы реально стать им, оно вынуждено произвести внутреннюю реконструкцию: от старой формальной демократии к новой современной национальной диктатуре плебисцитного типа. Собственность – не священное право, а социальная функция. Труд – всеобщая обязанность. Свобода – в пределах, диктуемых благом целого и целям государства. Широкое социальное законодательство. Экономический парламент. «Связанное» хозяйство, возрастающая роль планового начала. И, наконец, расширение государственного сектора хозяйства, рост прямой предпринимательской деятельности государства: «холодная социализация».

Н. В. Устрялов, Германия. В круговороте фашистской свастики, 1933

Судя по всему, именно в подчеркнутой поддержке Западом нацизма и фашизма следует ожидать новую фазу развития революционного процесса на постсоветском пространстве. Соответственно, и в России главная роль в революции перейдет, вероятно, от либерального к националистическому сегменту. Низкий рейтинг либеральной идеологии и рост популярности радикального национализма в молодежной среде создают подходящие условия для такой переориентации. Есть основания считать, что рост количества националистических организаций в значительной мере управляется извне. Использование «русской темы» в этом случае затемняет антироссийские целевые ориентиры и способно увлечь за собой в «походе на Кремль» определенные слои населения, что уже не под силу либерализму. Сообразно с традицией использования «цветочной» терминологии новый этап «цветных революций» может быть определен как «неокоричневый».

В. Э. Багдасарян, Мир под прицелом революции, 2017

Более того, элита советских коммунистов, получившая в 30-е годы образование, основанное на прогрессистских постулатах Просвещения (в версии исторического материализма), долго не могла поверить, что в Европе может произойти такой сдвиг в сфере сознания. Это не позволило осознать угрозу фашизма в полном объеме. Это особо подчеркивает Л. Люкс: «После 1917 г. большевики попытались завоевать мир и для идеала русской интеллигенции – всеобщего равенства, и для марксистского идеала – пролетарской революции. Однако оба эти идеала не нашли в «капиталистической Европе» межвоенного периода того отклика, на который рассчитывали коммунисты. Европейские массы, прежде всего в Италии и Германии, оказались втянутыми в движения противоположного характера, рассматривавшие идеал равенства как знак декаданса и утверждавшие непреодолимость неравенства рас и наций. Восхваление неравенства и иерархического принципа правыми экстремистами было связано, прежде всего у национал-социалистов, с разрушительным стремлением к порабощению или уничтожению тех людей и наций, которые находились на более низкой ступени выстроенной ими иерархии. Вытекавшая отсюда политика уничтожения, проводившаяся правыми экстремистами, и в первую очередь национал-социалистами, довела до абсурда как идею национального эгоизма, так и иерархический принцип».

С. Г. Кара-Мурза, Правильная революция!, 2009

Что же касается западной науки, то здесь однозначного определения фашизма вообще не утвердилось. Его применяли к различным ультраправым учениям, пытавшимся одновременно противостоять как коммунизму, так и либерализму. Однако само слово «фашизм» превратилось в ругательный ярлык, и зарубежные политики, журналисты, демагоги (а в постсоветские времена – и их российские последователи) применяют его к широкому спектру самых разнообразных явлений. Фашизм стало принято отождествлять с диктатурой. Либералы клеят этот ярлык к попыткам укрепления централизованной власти. Сепаратисты – к попыткам удержать государственное единство. Ну и наконец, в нынешнюю эпоху глобализации стало модным подгонять под фашизм любые националистические силы (даже либеральные).

В. Е. Шамбаров, Фашистская Европа, 2014

Целесообразность установления диктатуры Федотов обосновывал также необходимостью сохранять единство России. «Вот почему, – писал он, – Россия не может в ближайшие годы позволить себе роскошь свободной политической борьбы, которая на ее еще горячей почве всегда рискует превратиться в междоусобие». Он признавал три вида диктатуры: единоличную, партийную и монархическую. Под партийной диктатурой Федотов имел в виду диктатуру коммунистической партии, которая при определенных условиях может продлиться и в постбольшевистское время. Здесь же Федотов замечал, что партия уже «износилась как самостоятельная политическая форма», превратилась в единоличную диктатуру и функционирует как политический аппарат. Советскую власть и фашистский режим он объединял понятием идеологической диктатуры, их общей чертой считал удушение свободы и творчества. Однако, фашизм как «самый вредный вариант», по его мнению, был неприемлем для России, в то время как советский строй мог составить определенную основу для новой постбольшевистской России.

М. Г. Вандалковская, Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.), 2015

Такая сила, присущая молодежи во всех революциях, и была использована национал-социализмом с самого начала. «Новые люди» геройского типа служили молодежи образцами для подражания, погибая в борьбе с такими врагами, как Шлагетер, или выполняя ответственное задание, как Тодт. Да и нацистское руководство было молодым: Гитлер пришел к власти в сорок четыре года. Более того, нацисты понимали: если молодежь окажется в плену их мировоззрения, их будущее обеспечено. И снова мы находим пример, типичный для всех революций. Во всех странах фашизм становился фетишем молодежи. Какой контраст они составляли по сравнению с маститыми политиками, заседавшими в парламентах, или бюрократами, стоявшими у власти и управлявшими народами (и политическими партиями) в Европе. Нацисты извлекали политический капитал из неудовлетворенности молодежи, из ее стремления к бунту против родителей и школы. Даже в конце прошлого века большая часть буржуазной молодежи проявила желание отделиться от «респектабельного» общества, к которому принадлежала по рождению. Гитлер показал им путь, и многие молодые люди (но только не из числа безработных) устремились в ряды партии, привлеченные активностью нацистов, их приверженностью героическим поступкам и их четко обозначенными целями. Они могли критиковать «буржуазию», подразумевая собственных родителей и придерживаясь в то же время глубоко укоренившихся предрассудков. Многие из них вначале, ослепленные идеалами движения и возможностями приключений, не осознавали, что было правильно и что неправильно в стоявших перед ними задачах. Выдержка из мемуаров Инги Шолль отчетливо показывает это. Так, ее собственный брат, утратив первоначальный энтузиазм и потеряв прежние иллюзии (что все же не характерно для большинства молодежи), вступил в ряды антинацистского сопротивления, что привело его к смерти.

Джордж Моссе, Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма, -1

Несмотря на патетическую риторику, итальянские власти не собирались поддерживать национальные меньшинства. Их деятельность была направлена на уничтожение всего, что имело инонациональный характер. Италия осталась недовольна итогами войны, и идея реванша витала в воздухе. Более 300 тыс. словенцев оказались бесправными заложниками этой ситуации. Власти делали все, чтобы искоренить иное национальное самосознание, уделяя особое внимание воспитанию детей и молодежи в духе итальянского фашизма. Впоследствии, во время Второй мировой войны после оккупации и аннексии части словенских земель Югославии, итальянские власти применяли те же методы, уже опробованные в межвоенный период.

Коллектив авторов, Словенская литература ХХ века, 2014

Как видно, новый Генеральный секретарь ЦК КПСС деятельно формировал команду, которая вместе с ним могла бы стать активным проводником политики перестройки, особенно при принятии кардинальных решений, в том числе связанных с коренными изменениями в политической системе, экономике и идеологии. А такие решения были заготовлены заранее. Через 10 лет после крушения СССР А. Н. Яковлев писал: «Большевизм и фашизм – две стороны одной и той же медали… Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще. Начался новый виток разоблачения «культа личности Сталина». Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущев, а с четким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна»[68]. Разумеется, для претворения своих замыслов в жизнь «архитекторам» перестройки нужна была надежная команда. И она постепенно формировалась.

Д. А. Лукашевич, Юридический механизм разрушения СССР, 2016

Из тоталитарных режимов наиболее обстоятельно исследован классический фашистский режим (Германия, Италия, Испания). Для «классического фашизма характерно установление однопартийной системы и слияние партийного и государственного аппарата в один, строго централизованный сверху донизу аппарат, функционирующий по своим собственным канонам, живущий своей особой внутренней жизнью и абсолютно неконтролируемый теми народными массами, от имени которых он действует»[137]. Своеобразие германского и итальянского фашизма состояло в том, что они имели свою специфическую массовую базу и свои организации. Либерально-демократические концепции индивидуализма фашизм подменяет теорией единой нации, коллективные интересы которой преобладают над интересами отдельных личностей. Вместо классов фашизм вводит понятие корпоративизма, провозглашающего «сотрудничество труда и капитала». Фашизм отличают социальная демагогия и прежде всего проповедь «национального социализма»[138].

Ю. А. Кудрявцев, Государственные режимы, 2012

На Западе после победы над фашизмом «консервативную революцию» загнали в подполье, «правые» в собственном смысле оказались дискредитированы (хотя это и нельзя признать оправданным и справедливым в отношении «правых», отнюдь не тождественных фашистам). Поэтому традиционную политическую нишу занял либеральный консерватизм, впоследствии узурпировавший право отождествить себя с неоконсерватизмом вообще и выступивший на парламентском поле как второй полюс по отношению к социал-демократии. Либеральный консерватизм лег в основу современных версий идеологии английских тори, американских республиканцев, немецких христианских демократов. Но у нас-то, не пройдя через «консервативную революцию» и первоначальный либерализм, невозможно прийти и к органическому либерал-консерватизму. Скорее наоборот – в силу того, что Россия вкусила и «революции» (не консервативной), и «либерализма» (сначала радикально-социалистического, затем радикально-рыночного), теперь по закону маятника настает очередь какого-то нелиберального и нереволюционного консерватизма.

В. В. Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

Этот признак был характерен для итальянского фашизма, но не является обязательным для фашистской идеологии. Тем не менее, весь ход событий после государственного переворота на Украине демонстрирует строгое соблюдение принципов построения корпоративного государства. В Европе со времен Гитлера и Муссолини не было никого, кто совмещал бы одновременно функции глав исполнительной и законодательной власти. Турчинов возродил эту историческую модель, став одновременно и спикером Рады, и исполняющим обязанности президента. Одним из первоначальных лозунгов Евромайдана была борьба с олигархами. Наверное, поэтому олигарх Коломойский был назначен губернатором Днепропетровской области и активно взялся за борьбу с «сепаратизмом», спонсируя радикальные неонацистские группировки, вооружая подразделения Национальной гвардии и назначая награды за головы ополченцев. В Харьковской и Донецкой областях также были назначены губернаторы-олигархи – Балута и Тарута. Президентом страны стал главный олигарх, конфетный король Петр Порошенко. В фашистских Германии и Италии ведущую политическую роль играл промышленно-финансовый капитал, а на Украине – олигархат, в этом вся и разница.

Алексей Кочетков, Кровавые преступления бандеровской хунты, 2015

Контекст этого личного и исторического беспамятства – агрессивный национализм в Восточной Европе, Прибалтике и на Кавказе, поддержанный США в качестве инструмента «сдерживания России». Этот агрессивный национализм в Литве, Латвии, Эстонии, Грузии, Молдавии и на Украине строит свою «историческую политику» именно на уравнивании гитлеризма и коммунизма, по единому плану создавая «музеи оккупации». Его главным инструментом давно уже стала реабилитация восточноевропейских союзников Гитлера, соучастников геноцида, в частности Холокоста, коллаборационистов, участников национальных формирований гитлеровских войск СС. Однако США – и особенно в последнее время, по мере роста этого профашистского национализма, в дни, когда президент Украины награждает званием Героя Украины и делает выразителем официального исторического мифа одного из гитлеровских сподвижников по Второй мировой войне, – благосклонны к прибалтийскому, украинскому, румынскому и другим фашизмам.

Модест Колеров, День катастрофы-888. Остановленный геноцид в Южной Осетии, -1

Наконец, автор выходил за рамки чисто русских интересов и поднимался до уровня историософских идей, объясняя упадок цивилизаций чисто биологическими причинами – вырождением, ярким выражением которого для него служила демократия (Слово 1981: 107–108). Он патетически обращался к мировому сообществу, говоря об угрозе «биологической дегенерации» белой расы вследствие распространения «демократических космополитических идей». Он призывал к «национальной революции», «чтобы побудить любого человека ощутить свою ответственность перед своей нацией и своей расой». Итогом указанной революции должно было быть возникновение мощных национальных государств, одним из которых и должна стать Россия. При этом автор подчеркивал, что русские должны играть в ней роль правящей нации, и оговаривался, что под русскими он разумел «настоящих русских по крови и по духу» (Слово 1981: 131). Тут же он требовал положить конец «случайной гибридизации», окончательно раскрывая свою откровенно расистскую позицию. Эта, по определению А. Янова (Yanov 1987: 155–165), черносотенная ментальность, смыкающаяся с фашизмом, выступала особенно явственно в полной русской версии этого документа, опубликованного в эмигрантском журнале «Вече» в 1981 г., где прямо говорилось об угрозе белым со стороны черной и желтой рас. Там же констатировался упадок либерального Запада, беспечно допустившего захват власти небелым населением. Автор пугал мир возможностью превращения США в «орудие для достижения мирового господства черной расы» и отмечал особую миссию России по спасению мировой цивилизации (Слово 1981: 113). Отмечу, что этот пафос спасения индустриальной цивилизации от «цветных» до боли напоминал некоторые памфлеты, ходившие в Германии на рубеже 1920-х – 1930-х годов (см., напр., Hermand 1992: 129).

В. А. Шнирельман, Русское родноверие. Неоязычество и национализм в современной России, 2012

Здесь он был элементом, который обеспечил идеологическую платформу для фашизма Муссолини и для подъема нацистской партии в Германии. Его влияние также сильно ощущалось в ультранационалистических партиях Польши, Венгрии, Румынии и Югославии. Поскольку интегральный национализм по определению скорее движение отдельных наций, чем универсальная идеология, и потому, что его сторонники отвергают систематические рациональные программы, трудно определить его точную природу. Следующие характеристики, однако, выделяются: 1) вера в нацию как высшую ценность, которой все другие должны быть подчинены, – по существу, тоталитарная концепция; 2) обращение к мистически постигаемым идеям сплоченности всех индивидуумов, составляющих нацию, обычно при условии, что биологические характеристики или необратимые результаты общего исторического развития сплавили их в одно органическое целое; 3) подчинение рациональной, аналитической мысли «интуитивно правильным» эмоциям; 4) выражение «национальной воли» харизматическим лидером и элитой националистических энтузиастов, организованных в единую партию; 5) прославления активного действия, войны и насилия как выражения высшей биологической живучести нации.[30]

Джон Армстронг, Украинский национализм. Факты и исследования, 2008

Таким образом, профессор Ткаченко подчёркивает: «Идеология украинского национализма имеет фашистское основание. Данный факт признают сами оуновцы. К примеру, Луцкий (бывший член Центрального провода ОУН) справедливо отметил: «Идеология ОУН формировалась в период германского национал-социализма и итальянского фашизма. Именно потому что украинский национализм развивался под влиянием этих течений, между украинским национализмом и германским национал-социализмом так много общего».

О. С. Смыслов, Степан Бандера. «Икона» украинского национализма, 2014

Был и еще один – возможно, главный – источник беспокойства американцев за судьбы демократии в своей стране: «великая депрессия», потрясшая общество и державшая его в напряжении на протяжении нескольких лет, и «новый курс», провозглашенный Франклином Делано Рузвельтом в ответ на эту депрессию. Немалая часть американской общественности отвергала его, особенно в первое время. Одни видели в нем чуть ли не путь к фашизму, другие полагали, что он служит «прологом к коммунизму в Америке»[103]. Но и те, и другие полагали, что «новый курс», делавший ставку на усиление роли государства в жизни общества (а, значит, и расширение функций аппарата исполнительной власти, и без того ставшего разбухать после Первой мировой войны) и расшатывавший основы старой идеологии «твердого индивидуализма», ограничивал права и возможности «простого человека» и подрывал основы демократии.

Э. Я. Баталов, Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века, -1

В работах философов Франкфуртской школы (прежде всего М. Хоркхай-мера, Т. Адорно, В. Беньямина, Г. Маркузе) отражается судьба целой эпохи. Находясь в оппозиции к европейским научным институтам, эти философы и теоретики общества смогли перешагнуть границы, поставленные официальной наукой. Представители Франкфуртской школы активно выступали против фашизма, участвовали в дискуссии о философских рукописях «молодого» К. Маркса[39], писали гневные эссе против дегуманизации культуры. Несмотря на глубокие сомнения относительно духа Просвещения[40], франкфуртцы сохранили верность идеалу гуманистического общества. Ими были исследованы социальные корни и природа авторитаризма (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Э. Фромм), психология нацизма. Например, Герберт Маркузе выступил против попыток использования нацистами философии Гегеля в защиту своей античеловеческой идеологии[41]. Когда в Германии к власти пришли национал-социалисты, франкфуртцы были вынуждены эмигрировать в США[42].

В. В. Бурматов, Современные революционные технологии. Стратегия, технология и тактика «цветных» революций, 2011

Особое место отведено разоблачению буржуазной демократии, как исторической форме политической диктатуры капитала. Автор категорически отвергает даже само подобие мысли, будто буржуазная демократия способна иметь надклассовый характер. Он с негодованием пишет, что двадцать пять лет тому назад коммунисты нашей страны проявили неспособность защищать классовые интересы пролетариата, «заслушавшись концертом погремушек про общечеловеческие ценности»[3]. Весьма своевременно и актуально звучит напоминание о том, что именно буржуазная демократия породила фашизм и расчистила ему в ряде стран путь к власти. Современные события одно за другим подтверждают данный факт. Достаточно напомнить, что нынешний процесс империалистической глобализации породил новый центр реакции и мирового фашизма в лице Соединённых Штатов Америки.

В. А. Бударин, …Истина дороже! Полемические очерки, 2017

Коммунистическая партия Советского Союза, комсомол, профсоюзы и все массовые и общественные организации систематически вели антифашистскую пропаганду среди населения. Советский народ с гордостью сознавал, что только его страна ведет неустанную и последовательную борьбу против фашистской агрессии, за организацию ей коллективного отпора. В те годы редко кто не знал выступлений М. М. Литвинова в защиту мира, против фашизма. Огромную роль в утверждении антифашистского настроения советских людей сыграли поджог гитлеровцами рейхстага в Берлине и последовавший затем процесс в Лейпциге над славным деятелем болгарского и международного рабочего движения Георгием Димитровым. Оправдание Димитрова и приезд его в Советский Союз были восприняты как триумф мирового пролетариата. В 1935 г. в Москве происходил VII конгресс Коммунистического Интернационала. Не говоря уже о замечательных решениях конгресса, которые не утратили своего значения и по сей день, следует напомнить о том неизгладимом впечатлении, которое сохранилось в сердцах многих людей от встреч с делегатами конгресса, борцами за коммунизм в своих странах, подпольщиками, многие из которых с риском для жизни приехали в Москву.

А. М. Некрич, 1941. 22 июня, 1965

По итогам форума активисты из Украины, России, Белоруссии, Приднестровья и Южной Осетии выступили с открытым обращением к руководителям своих стран. В нём подчеркивалось, что строительство Евразийского союза будет способствовать политическому урегулированию вопросов, связанных с существованием «непризнанных» государств, образовавшихся в результате распада СССР. Кроме того, молодёжь выражала беспокойство по поводу роста националистических, неонацистских и профашистских сил в странах СНГ. «Мы решительно выступаем против осквернения и разрушения памятников советским воинам-освободителям, попыток реабилитации фашизма и коллаборационизма», – говорилось в документе.

Алексей Чадаев, Путин. Наши ценности, 2018

В работе «О фашизме» И. А. Ильин пишет: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах: в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. Так было в Древнем Риме, так бывало в новой Европе, так будет и впредь. Выступая против левого тоталитаризма, фашизм был, далее, прав, поскольку искал справедливых социально-политических реформ. Эти поиски могли быть удачны и неудачны: разрешать такие проблемы трудно, и первые попытки могли и не иметь успеха. Но встретить волну социалистического психоза – социальными и, следовательно, противосоциалистическими мерами – было необходимо. Эти меры назревали давно, и ждать больше не следовало. Наконец, фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру» [313].

И. В. Котляров, Социология политических партий, 2011

Первоначально обвинения арестованным сводились к следующему. На рубеже 1920-х и 1930-х годов в Москве под руководством академика М.Н. Сперанского группа славистов якобы начала готовить свержение советской власти и восстановление монархии. Среди арестованных были лица только со славянскими фамилиями. «Инородцев» в связях с монархистами не подозревали. В своих действиях группа Сперанского руководствовалась-де указаниями «закордонного русского фашистского центра, объединяющего эмигрантские группы и возглавляемого князем Н.С. Трубецким». Имелись в виду, конечно же, евразийцы. Обнаруженное во время ареста у одного из обвиняемых собрание статей Н.С. Трубецкого «К проблеме русского самопознания» (Париж, 1927) расценивалось как «платформа русского фашизма». Координация действий московского и венского центров была инкриминирована члену-корреспонденту АН СССР Н.Н. Дурново, который в середине 1920-х годов находился в заграничной командировке, его сын к тому же стал родственником князей Трубецких.

А. И. Вдовин, Подлинная история русских. XX век, 2010

В интерпретации социальных функций большевизма российскими политическими партиями прослеживается три устойчивых направления. Во-первых, большевизм первоначально (в условиях Октябрьского переворота 1917 г. и Гражданской войны) предстает как выражение русского традиционализма – анархического крестьянско-солдатского бунта в стиле пугачевщины или более рафинированных ее форм (анархизм или нечаевско-бабёфовская программа). Во-вторых, прослеживается постоянное проведение аналогии между большевизмом и якобинством с несостоятельным прогнозом о Термидоре и крушении революции (меньшевики, эсеры и другие левые партии в период Кронштадтского восстания). В-третьих, представлена интерпретация большевизма как бонапартизма или фашизма (в период НЭП). Эта линия интерпретации, выдвинутая либеральными критиками, доминировала затем в отношении сталинизма (и представлена в том числе в троцкистской его интерпретации как «бюрократического перерождения» революционной власти). Все три теории оказались несостоятельны: тезису о традиционализме противостояла большевистская программа массовой мобилизации и модернизации; тезису о якобинстве – отсутствие термидорианского перерождения (как возвращения к буржуазному строю); тезису о бонапартизме – нереализованность коммунистическим режимом его гражданско-правовой программы (национализм и защита частной собственности) и политических форм (военная диктатура).

А. Н. Медушевский, Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке, 2017

Как понимать его категории и термины? «Все пространство Советского Союза – зона отсутствия общества»! Это что – аллегория, художественная метафора или новая оригинальная трактовка понятия общество? Как бы удалось в СССР провести индустриализацию, победить мощную систему фашизма в войне и развить науку, сравнимую с западной, не имея ни государственности, ни общества? А ведь М.К. Мамардашвили в лекциях ратовал за строгость мышления, у него даже есть популярное эссе под названием «Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно». Вот дьявол и сыграл с нами злую шутку с этим «новым мышлением» перестройки.

С. Г. Кара-Мурза, Русский путь. Вектор, программа, враги, 2014

22 июля 2011 г. в европейскую историю было вписана новая беспрецедентная страница. Имя Андерса Брейвика стало не просто известным, а нарицательным. Для одних европейцев оно стало символом фашизма, правого экстремизма и крайнего национализма, а для других – олицетворением идеи «спасения Европы от ислама».

В. В. Сахарова, Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада, 2011

В этой книге я постараюсь дать нейтральный, максимально широкий взгляд на идеологию. При этом я буду придерживаться исключительно своего предмета и не стану вдаваться в более широкие вопросы философского плана. Идеологией может считаться любая система политических убеждений, вне зависимости от ее конкретного содержания, если ее структура и функции подходят под описание характерных черт идеологии. Аналитик остается нейтральным, он не выносит суждений о правильности и ложности, абсолютной или относительной, тех или иных идеологий. Если суждения такого рода появятся в аналитической работе – в данном случае в моей, – это будет означать некое отклонение. Пусть марксистские теоретики выводят марксизм из ряда прочих идеологий или, в лучшем случае, придают ему привилегированное положение (Ларрен 1979; Иглтон 1991). Нейтральная концепция рассматривает марксизм наравне с либерализмом, фашизмом и любыми другими учениями. Точно так же нейтральный исследователь держится в стороне от тех противников марксизма, которые рассматривают марксистское идеологическое построение как экстремистское, тоталитарное, утверждая при этом, что некоторые политические доктрины качественно отличаются от идеологий и превосходят их. По сей день остается красноречивым пример Майнога (1985, 1993) и Селиджера (1977,1976), продемонстрировавших анализ негибких марксистских и немарксистских идеологических концепций.

Кристофер Флад, Политический миф. Теоретическое исследование, -1