Неточные совпадения
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом
чащей дремучею, потом перелесочком, да и вывел прямо на поляночку, а посередь той поляночки
князь сидит.
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал
князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну
часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Появление Левина в начале зимы, его
частые посещения и явная любовь к Кити были поводом к первым серьезным разговорам между родителями Кити о ее будущности и к спорам между
князем и княгинею.
Я уже сообщал во второй
части моего рассказа, забегая вперед, что он очень кратко и ясно передал мне о письме ко мне арестованного
князя, о Зерщикове, о его объяснении в мою пользу и проч., и проч.
— Право, не знаю, как вам ответить на это, мой милый
князь, — тонко усмехнулся Версилов. — Если я признаюсь вам, что и сам не умею ответить, то это будет вернее. Великая мысль — это
чаще всего чувство, которое слишком иногда подолгу остается без определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.
— Белинский, вторая
часть! Это — новость; просветиться желаете? — крикнул я
князю, и, кажется, очень выделанно.
— Кабы умер — так и слава бы Богу! — бросила она мне с лестницы и ушла. Это она сказала так про
князя Сергея Петровича, а тот в то время лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная история! Какая вечная история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им хоть
часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
«Одним из тех ужасных, редких явлений в природе, случающихся, однако же,
чаще в Японии, нежели в других странах, совершилась гибель фрегата «Диана». Так начинается рапорт адмирала к великому
князю, генерал-адмиралу, — и затем, шаг за шагом, минута за минутой, повествует о грандиозном событии и его разрушительном действии на берегах и на фрегате.
Он принадлежал вдове какого-то
князя, проигравшегося в карты, и отдавался особенно дешево оттого, что был далек, неудобен, а главное, оттого, что княгиня выговаривала небольшую
часть его, ничем не отделенную, для своего сына, баловня лет тринадцати, и для его прислуги.
В старину Заболотье находилось в полном составе в одних руках у
князя Г., но по смерти его оно распалось между троими сыновьями. Старшие два взяли по равной
части, а младшему уделили половинную
часть и вдобавок дали другое имение в дальней губернии.
Оно принадлежало троим владельцам, из которых матушка и
князь Г. владели равными
частями (приблизительно по тысяче двести душ каждый), а граф З. — меньшею
частью, около шести сот душ (впоследствии матушка, впрочем, скупила эту
часть).
Даже участие таких людей, как С. Булгаков и
князь Е. Трубецкой, которые составляли большую
часть документов собора, не могло поднять уровня.
Иван Федорович говорил на другой же день
князю Щ., что «с ней это бывает, но в такой степени, как вчера, даже и с нею редко бывает, так года в три по одному разу, но уж никак не
чаще!
Дня два после странного приключения на вечере у Настасьи Филипповны, которым мы закончили первую
часть нашего рассказа,
князь Мышкин поспешил выехать в Москву, по делу о получении своего неожиданного наследства.
Частые припадки его болезни сделали из него совсем почти идиота (
князь так и сказал: идиота).
Минутами бывал весел, но
чаще задумывался, сам, впрочем, не зная о чем именно; вдруг начинал о чем-то рассказывать, — о Епанчиных, о
князе, о Лебедеве, — и вдруг обрывал и переставал совсем говорить, а на дальнейшие вопросы отвечал только тупою улыбкой, впрочем, даже и не замечая, что его спрашивают, а он улыбается.
Князь большею
частью не бывал дома и возвращался к себе иногда очень поздно; ему всегда докладывали, что Коля весь день искал его и спрашивал.
Мало-помалу, когда постепенно она перестала стесняться
князя, они все
чаще и
чаще пели вместе.
Тогда
князь сзывал к кому-нибудь из товарищей (у него никогда не было своей квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором пели грузинские песни и, конечно, в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый гость ниспослан богом, какой бы ни был он страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей
части говорил сам Нижерадзе.
Чаще других приходили к Володе адъютант Дубков и студент
князь Нехлюдов.
Я отправился прямо к Алеше. Он жил у отца в Малой Морской. У
князя была довольно большая квартира, несмотря на то что он жил один. Алеша занимал в этой квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне
чаще, особенно сначала, в первое время его связи с Наташей.
— Так; давно, как-то мельком слышал, к одному делу приходилось. Ведь я уже говорил тебе, что знаю
князя Валковского. Это ты хорошо делаешь, что хочешь отправить ее к тем старикам. А то стеснит она тебя только. Да вот еще что: ей нужен какой-нибудь вид. Об этом не беспокойся; на себя беру. Прощай, заходи
чаще. Что она теперь, спит?
Разбитной. Сколько я могу понимать,
князь, его план составлен несогласно с правилами по искусственной
части…
— М… н… н… это не равно-с, какой выход задастся: иногда пьешь, пока все пропьешь, и либо кто-нибудь тебя отколотит, либо сам кого побьешь, а в другой раз покороче удастся, в
части посидишь или в канаве выспишься, и доволен, и отойдет. В таковых случаях я уже наблюдал правило и, как, бывало, чувствую, что должен сделать выход, прихожу к
князю и говорю...
Благодаря их ходатайствам, Капотт был зачислен на службу разом по трем ведомствам: у старого
князя Букиазба по
части изобретения пристойных законов, у маркиза де Сангло — по
части распространения пристойного просвещения и у генерала Белокурова — по какой-то не вполне ясной
части, в титуле которой можно было, однако ж, разобрать:"строгость и притом быстрота".
Всему этому, конечно, большая
часть знакомых
князя не верила; а если кто отчасти и верил или даже сам доподлинно знал, так не считал себя вправе разглашать, потому что каждый почти был если не обязан, то по крайней мере обласкан им.
В остальную
часть вечера не случилось ничего особенного, кроме того, что Полина, по просьбе
князя, очень много играла на фортепьяно, и Калинович должен был слушать ее, устремляя по временам взгляд на княжну, которая с своей стороны тоже несколько раз, хоть и бегло, но внимательно взглядывала на него.
Князь все еще был в щеголеватом бархатном халате; чистая рубашка его была расстегнута и обнаруживала
часть белой груди, покрытой волосами; словом, при этом небрежном туалете, с выразительным лицом своим, он был решительно красавец, какого когда-либо содержали тюремные стены.
«Прощайте, позвольте и прикажите Сусанне Николаевне писать мне
чаще в Петербург обо всех вас. Адресуйте письма на имя
князя Александра Николаевича, с передачею мне. Непременно же пишите, иначе я рассержусь на вас на всю жизнь».
Елена исхудалою рукой подняла черную ткань, закрывавшую верхнюю
часть ее лица, и
князь увидел ее тихие глаза, красные от слез, и встретил знакомый кроткий взор, отуманенный бессонными ночами и душевным страданием.
Остальные
части церкви казались от этого еще мрачнее; но кое-где отсвечивали ярким блеском серебряные яблоки паникадил, венцы на образах да шитые серебром кресты, тропари и кондаки на черном бархате, покрывающем гробницы
князей Воротынских, основателей монастыря.
Разговоры становились громче, хохот раздавался
чаще, головы кружились. Серебряный, всматриваясь в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от медведя.
Князь спросил об нем у соседей, но никто из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив голову на руки, сидел в задумчивости и не участвовал в общем веселье.
Князь хотел было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
Чаще всего он показывал этот фокус на книге
князя Мышецкого «Виноград Российский», — он особенно хорошо знал «многотерпеливые и многомужественные страдания дивных и всехрабрых страдальцев», а Петр Васильев все старался поймать его на ошибках.
Со времен Петра Великого они были употребляемы в большой
части главных военных действий России, как-то: в 1696 под Азовом; в 1701, 1703, 1704 и 1707 против шведов; в 1708 году 1225 казаков были опять посланы для усмирения башкирцев; в 1711 году 1500 человек на Кубань; в 1717 году 1500 казаков пошли с
князем Бековичем-Черкасским в Хиву; и так далее» (г. Левшин).
В первый день решительной битвы русских с гетманом Хоткевичем, то есть 22 августа 1612 года, около полудня, в бывшей Стрелецкой слободе, где ныне Замоскворечье, близ самого Крымского брода, стояли дружины
князя Трубецкого, составленные по большей
части из буйных казаков, пришедших к Москве не для защиты отечества, но для грабежа и добычи.
Совсем другая участь постигла остальную
часть гарнизона, вышедшую под начальством пана Струса на сторону
князя Трубецкого: буйные казаки, для которых не было ничего святого, перерезали большую
часть пленных поляков и ограбили остальных.
Казаки столпились вокруг своих начальников; но большая
часть из них явно показывала свою ненависть к нижегородцам, и многие решительно объявляли, что не станут драться с гетманом. Атаманы, готовые идти на помощь к
князю Пожарскому, начинали уже колебаться, как вдруг один из казаков, который с кровли высокой избы смотрел на сражение, закричал...
Будь
князь понастойчивей, он, может быть, успел бы втолковать ей и привить свои убеждения, или, по крайней мере, она стала бы притворяться, что разделяет их; но
князь, как и с большей
частью молодых людей это бывает, сразу же разочаровался в своей супруге, отвернулся от нее умственно и не стал ни слова с ней говорить о том, что составляло его суть, так что с этой стороны княгиня почти не знала его и видела только, что он знакомится с какими-то странными людьми и бог знает какие иногда странные вещи говорит.
Князь принялся, наконец, читать. Елена стала слушать его внимательно. Она все почти понимала и только в некоторых весьма немногих местах останавливала
князя и просила его растолковать ей. Тот принимался, но по большей
части путался, начинал говорить какие-то фразы, страшно при этом конфузился: не оставалось никакого сомнения, что он сам хорошенько не понимал того, что говорил.
— От него-с! — отвечал Миклаков. — Мы с
князем весьма еще недолгое время знакомы, но некоторое сходство в понятиях и убеждениях сблизило нас, и так как мы оба твердо уверены, что большая
часть пакостей и гадостей в жизни человеческой происходит оттого, что люди любят многое делать потихоньку и о многом хранят глубочайшую тайну, в силу этого мы после нескольких же свиданий и не стали иметь никаких друг от друга тайн.
— Хороши и русские по этой
части есть! — возразил ему
князь, прямо разумея в этом случае самого Елпидифора Мартыныча.
Скрыть это и носить в этом отношении маску
князь видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую
часть ночи, а когда на другой день случайно увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное лицо, то почти не узнал себя.
— У Миклакова свое есть, а княгине я отдал третью
часть моего состояния, — отвечал
князь.
Гнев на Елену, на которую он очень рассердился, а
частью и проходившие в уме
князя, как бы против воли его, воспоминания о том, до какой степени княгиня, в продолжение всей их жизни, была в отношении его кротка и добра, значительно смягчили в нем неудовольствие против нее.
— А вот подруга моя, Оля, не так поступила, как
князь: помнишь, я думаю, жену покойного сенатора Круглова?.. Она мне
часть долга уплатила!
— Я нарочно Маремьяшу услала, — продолжала Аделаида Ивановна лукавым голосом, — она и брат Александр непременно хотят посадить
князя в тюрьму… Вы его попугайте, что вот что ему угрожает… Пусть бы он хоть
часть мне уплатил, а остальное я подожду.
— Никак нет-с; Дарья Михайловна рассказывают, что, напротив, светский человек в нем сейчас виден. О Бетховене говорил с таким красноречием, что даже старый
князь почувствовал восторг… Это я, признаюсь, послушал бы: ведь это по моей
части. Позвольте вам предложить этот прекрасный полевой цветок.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских
князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей
части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Так как литературные интересы в то время далеко затмевались кулинарными, то по причине
частого поступления дворовых мальчиков в Москву на кухни Яра, Английского клуба и
князя Сергея Михайловича Голицына, — прекрасных поваров у нас было много.
С каждым днем узнавая короче этого добродушного, горячего до смешного самозабвения и замечательно талантливого человека, я убедился впоследствии, что одну половину обвинений он наговорил и наклепал сам на себя, а другая произошла от недоразумений, зависти и клеветы петербургского театрального мира, оскорбленного, раздраженного нововведениями
князя Шаховского: ибо при его управлении много людей, пользовавшихся незаслуженными успехами на сцене или значительностью своего положения при театре, теряли и то и другое вследствие новой системы как театральной игры, так и хода дел по репертуарной
части.