Неточные совпадения
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно
увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем
серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое
серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не
видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Но цветы стояли в тяжелых старинных вазах, точно надгробных урнах, горка массивного старого
серебра придавала еще больше античности комнате. Да и тетки не могли
видеть беспорядка: чуть цветы раскинутся в вазе прихотливо, входила Анна Васильевна, звонила девушку в чепце и приказывала собрать их в симметрию.
Подняли крышку и
увидели в нем еще шестой и последний ящик из белого лакированного дерева, тонкой отделки, с окованными
серебром углами.
Интересно и приятно было
видеть, как она отирала пыль с икон, чистила ризы; иконы были богатые, в жемчугах,
серебре и цветных каменьях по венчикам; она брала ловкими руками икону, улыбаясь, смотрела на нее и говорила умиленно...
В зале они
увидели параднейшим образом накрытый стол с чаем и легким ужином. Это все устроила та же Катишь: она велела ключнице вынуть
серебро, лучший чайный сервиз, прийти прислуживать генеральше всей, какая только была в Воздвиженском, комнатной прислуге.
В-пятых, прежде правосудие предоставлялось уездным судам, и я как сейчас
вижу толпу голодных подьячих, которые за рубль
серебра готовы были вам всякое удовлетворение сделать. Теперь настоящего суда нет, а судит и рядит какой-то совершенно безрассудный отставной поручик из местных помещиков, который, не ожидая даже рубля
серебром, в силу одного лишь собственного легкомыслия, готов во всякую минуту вконец обездолить вас.
Разговаривая с ней за ужином, я
вижу, как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль
серебром.
— Да вот, например, объясните: сейчас Фома Фомич отказался от пятнадцати тысяч
серебром, которые уже были в его руках, — я
видел это собственными глазами.
Прошел час; выходит ко мне прекрасная барышня, дочка, и с заплаканными глазками говорит, что маменьке ее, изволите
видеть, полегче (верно, помирились) и что теперь они изволили заснуть и не велели себя будить, «а вас, говорит, приказали просить в контору, там вам завтрак подадут», и с этим словом подает мне рубль
серебром в розовом пакетике.
Не воскреснуть Игоря дружине,
Не подняться после грозной сечи!
И явилась Карна и в кручине
Смертный вопль исторгла, и далече
Заметалась Желя по дорогам,
Потрясая искрометным рогом.
И от края, братья, и до края
Пали жены русские, рыдая:
«Уж не
видеть милых лад нам боле!
Кто разбудит их на ратном поле?
Их теперь нам мыслию не смыслить,
Их теперь нам думою не сдумать,
И не жить нам в тереме богатом,
Не звенеть нам
серебром да златом...
— Любавка! — сказал однажды Маякин, придя домой с биржи. — Сегодня вечером приготовься — жениха привезу! Закусочку нам устрой посолиднее…
Серебра старого побольше выставь на стол, вазы для фруктов тоже вынь… Чтобы в нос ему бросился наш стол! Пускай
видит, у нас что ни вещь — редкость!
Вот прозрачный камень цвета медной яри. В стране эфиопов, где он добывается, его называют Мгнадис-Фза. Мне подарил его отец моей жены, царицы Астис, египетский фараон Суссаким, которому этот камень достался от пленного царя. Ты
видишь — он некрасив, но цена его неисчислима, потому что только четыре человека на земле владеют камнем Мгнадис-Фза. Он обладает необыкновенным качеством притягивать к себе
серебро, точно жадный и сребролюбивый человек. Я тебе его дарю, моя возлюбленная, потому что ты бескорыстна.
Насилу дотолкался,
вижу, пуртупьянщик и есть; я его признал да и говорю: «Ну, брат, куда девал
серебро?
— Нет, не стопку, а что-то такое вроде бокала, что ли? Решительно не помню. Сами посудите: может быть, тому уже несколько лет; помню только, что
видел преинтересную большую серебряную вещь. У вас есть
серебро?
Фамусов хочет быть «тузом» — «есть на
серебре и на золоте, ездить цугом, весь в орденах, быть богатым и
видеть детей богатыми, в чинах, в орденах и с ключом» — и так без конца, и все это только за то, что он подписывает бумаги, не читая и боясь одного, «чтоб множество не накопилось их».
Май, окно открыто… ночь в саду тепло цветами дышит… яблони — как девушки к причастию идут, голубые в
серебре луны. Сторож часы бьёт, и кричит в тишине медь, обиженная ударами, а человек предо мной сидит с ледяным лицом и спокойно плетёт бескровную речь; вьются серые, как пепел, слова, обидно и грустно мне —
вижу фольгу вместо золота.
Ераст. Нет, зачем же-с! Да мне ни
серебра, ни золота, никаких сокровищ ка свете не надо, только б ласку
видеть да жалел бы меня кто-нибудь. Вот теперь ваш подарок, конечно, я очень чувствую; а ведь для души тут ничего нет-с. Для меня только ласковое слово, совет, наставление для жизни в тысячу раз дороже всяких подарков. А ежели пожалеть, утешить в горе, заплакать вместе… об таких предметах зачем и мечтать! Потому этого никогда не дождешься…
Вошли мы с братом в кладовую. Уже разделились кое-какими вещами, оставляя по несколько и на часть братьям, разумеется, всего, как отсутствующим, и меньше счетом и полегче весом. Вдруг брат Петрусь
увидел мои связки, повертел их и спросил:"Что это за
серебро?"Я сказал о воле маменькиной.
Я сохну и смотрю: теперь я
вижу, что за скалой Лягушка — еще вода, много, чем дальше — тем бледней, и что кончается она белой блестящей линеечной чертою — того же
серебра, что все эти точки на маленьких волнах. Я вся соленая — и башмаки соленые.
Он похож на человека, который всю жизнь играл в ералаш по половине копейки
серебром; посадите этого искусного игрока за партию, в которой выигрыш или проигрыш не гривны, а тысячи рублей, и вы
увидите, что он совершенно переконфузится, что пропадет вся его опытность, спутается все его искусство; он будет делать самые нелепые ходы, быть может, не сумеет и карт держать в руках.
Именье, однакож, принял и потом,
видевши большие во всем запущения, только, знаете, хотел было немного поустроить, не тут-то было: через месяц какой-нибудь получаю от них письмо, умоляют, чтобы прислал тысячу рублей
серебром.
Открываю,
вижу бритвенный прибор: двенадцать английских бритв, серебряная мыльница, бритвенница, ящик черного дерева,
серебром кругом выложен.
— Нет, послушай меня, ты выслушай —
видишь что: каким он образом может со мною расстаться… Нет, ты только выслушай, выслушай. Ведь я все исполняю рачительно; ведь он такой добрый, ведь он мне, Аркаша, ведь он мне сегодня дал пятьдесят рублей
серебром!
А вот,
видишь ли, я все
серебро беру на себя! я вам ведь обязан сделать подарочек, — это честь, это мое самолюбие!..
— На то глаза во лбу да ум в мозгу, чтоб не обидели, — отвечал Стуколов. —
Видишь ли: чтоб начать дело, нужен капитал, примером тысяч в пятьдесят
серебром.
Решив таким образом, он
увидел, что и Андрей Ефимович, тот самый маленький, вечно молчаливый лысый человечек, который помещался в канцелярии за целые три комнаты от места сиденья Семена Ивановича и в двадцать лет не сказал с ним ни слова, стоит тут же на лестнице, тоже считает свои рубли
серебром и, тряхнув головою, говорит ему: «Денежки-с!
Царю хотелось доискаться, много ли подмешано
серебра в короне, и он велел ее перетопить, чтобы
видеть середину.
Тут все блистало бархатом и позолотой: точеный орех и резной дуб, ковры и бронза, и
серебро в шкафах за стеклом, словно бы на выставке, и призовые ковши и кубки (он был страстный любитель рысистых лошадей), дорогое и редкое оружие, хотя сам он никогда не употреблял его и даже не умел им владеть, но держал затем единственно, что «пущай, мол, будет; потому зачем ему не быть, коли это мы можем, и пущай всяк
видит и знает, что мы все можем, хоша собственно нам на все наплевать!».
Воротился на родину. Не пешеходом с котомкой за плечами он домой воротился — три подводы с добром в Сосновку привел. Всем было то видимо, а про то, что Герасим был опоясан чéресом и что на гайтане вместе с тельником висел у него на шее туго набитый бумажник, того никто не
видел. Много ли зашито
серебра и золота в чéресе, много ль ценных бумаг положено в бумажнике, про то знал да ведал один лишь Герасим. И после никто никогда о том не узнал.
День только что кончился. Уже на западе порозовело небо и посинели снега, горные ущелья тоже окрасились в мягкие лиловые тона, и мелкие облачка на горизонте зарделись так, как будто они были из расплавленного металла, более драгоценного, чем золото и
серебро. Кругом было тихо; над полыньей опять появился туман. Скоро, очень скоро зажгутся на небе крупные звезды, и тогда ночь вступит в свои права. В это время я
увидел удэхейца Маха, бегущего к нам по льду реки. Он был чем-то напуган.
— Боже, он не слышит! Да пойми же ты, истукан, что я сейчас
видела, как к нам в кухню полез какой-то человек! Пелагея испугается и… и
серебро в шкапу!
В это время услыхали они, что митрополит Гавриил раздает помощь бедным. Крайность принудила обратиться к милостыне. Они отправились в Лавру, где было много бедных. Доложили преосвященному, что дворянин желает его
видеть; он, выслушав о несчастном их положении, отправил к казначею, где им был выдан рубль
серебром.
Его глазам представлялись пачки бумаг, груды золота и мешки с
серебром, которые он
видел ночью — только
видел.
Герцог недолго заставил себя дожидаться. В дежурной комнате два пажа,
увидев в замочную скважину, что он приближается, в одно мгновение ока растворили перед ним обе половины двери, важно вытянулись и в пояс ему поклонились. Герцог ласково кивнул им, вынул кошелек и, оделя их по горсти мелкого
серебра, примолвил...
— А может быть, везут его припрятать в надежное место от зорких глаз москвитян. Только едва ли удастся что спрятать от них: говорят, они сквозь землю
видят, как сквозь стекло, да и чутье у них остро к злату и
серебру, — заметил Чурчила.
— А быть может, везут его припрятать в надежное место от зорких глаз москвитян. Только едва ли удастся что спрятать от них: говорят, они сквозь землю
видят, как сквозь стекло, да и чутье у них остро к злату и
серебру, — заметил Чурчило.
— Каково, брат, угощенье? Всё на
серебре, — сказал один. — Лазарева
видел?