Неточные совпадения
Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие
лакеи поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением
посматривая на старого слугу.
Когда принесли два подноса различной еды
на тарелках, сковородках, в сотейниках, она,
посмотрев на все глазами знатока, сказала
лакею...
Ресторан уже опустел.
Лакеи смотрели на запоздавших гостей уныло и вопросительно, один из них красноречиво прятал зевки в салфетку, и казалось, что его тошнит.
Он снизошел до того, что сам, будто гуляя, зашел дома в два и получил отказ.
Лакеи смотрели на него как-то любопытно.
Доктор старался не
смотреть на Нила Андреича, а если
смотрел, то так же, как и
лакеи, «любопытно». Он торопился, и когда Тычков предложил ему позавтракать, он сказал, что зван
на «фриштик» к Бережковой, у которой будет и его превосходительство, и все, и что он видел, как архиерей прямо из собора уже поехал к ней, и потому спешит… И уехал, прописав Нилу Андреичу диету и покой.
Несмотря
на мой строгий взгляд и чрезвычайное мое возбуждение,
лакей лениво
посмотрел на меня, не вставая, и уже другой за него ответил...
Я велел
лакею о себе доложить, и, кажется, в немного гордых выражениях: по крайней мере, уходя докладывать, он
посмотрел на меня странно, мне показалось, даже не так почтительно, как бы следовало.
Веревкин только вздохнул и припал своим красным лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал себя совсем сытым, а в голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время от времени вопросительно
посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался
лакей с круглым блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно
на блюде лежал новорожденный...
Наступаю
на него и узнаю штуку: каким-то он образом сошелся с
лакеем покойного отца вашего (который тогда еще был в живых) Смердяковым, а тот и научи его, дурачка, глупой шутке, то есть зверской шутке, подлой шутке — взять кусок хлеба, мякишу, воткнуть в него булавку и бросить какой-нибудь дворовой собаке, из таких, которые с голодухи кусок, не жуя, глотают, и
посмотреть, что из этого выйдет.
— Об этих глупостях полно! — отрезала она вдруг, — не затем вовсе я и звала тебя. Алеша, голубчик, завтра-то, завтра-то что будет? Вот ведь что меня мучит! Одну только меня и мучит!
Смотрю на всех, никто-то об том не думает, никому-то до этого и дела нет никакого. Думаешь ли хоть ты об этом? Завтра ведь судят! Расскажи ты мне, как его там будут судить? Ведь это
лакей,
лакей убил,
лакей! Господи! Неужто ж его за
лакея осудят, и никто-то за него не заступится? Ведь и не потревожили лакея-то вовсе, а?
Старый
лакей, который служил здесь еще во времена крепостного права, знающий привычки старого барина, в известный час поставит перед ним столик с прибором и дымящейся серебряной миской и осторожно будит его,
посматривая на часы...
То и дело слышишь: «Что же ты, дурак,
смотришь?» Или: «Ничего ты не понимаешь, болван!» Как мало уважают здесь надзирателей, видно из того, что многие из них назначаются
на «несоответствующие служебному их положению наряды», то есть, попросту, состоят при чиновниках в качестве
лакеев и рассыльных.
Он вернулся через два часа и получил тот же ответ, причем
лакей как-то косо
посмотрел на него.
Ямщик повернул к воротам, остановил лошадей;
лакей Лаврецкого приподнялся
на козлах и, как бы готовясь соскочить, закричал: «Гей!» Раздался сиплый, глухой лай, но даже собаки не показалось;
лакей снова приготовился соскочить и снова закричал: «Гей!» Повторился дряхлый лай, и, спустя мгновенье,
на двор, неизвестно откуда, выбежал человек в нанковом кафтане, с белой, как снег, головой; он
посмотрел, защищая глаза от солнца,
на тарантас, ударил себя вдруг обеими руками по ляжкам, сперва немного заметался
на месте, потом бросился отворять ворота.
Николай отвечал, что дворня давно у него от рук отбилась и что это давно известно Прасковье Ивановне, а Михайлушка,
на которого я
смотрел с особенным любопытством, с большою важностью сказал, явно стараясь оправдать
лакеев, что это ошибка поваров, что кушанье сейчас подадут и что он не советует тревожить Прасковью Ивановну такими пустяками.
Она строго приказала мне ни с кем не разговаривать, не вслушиваться в речи
лакеев и горничных и даже не
смотреть на их неприличное между собой обращение.
Прошли они и очутились в картинной галерее, потом еще в какой-то комнате с шкафами с серебром, и в каждой комнате стояли ливрейные
лакеи и с любопытством
на них
посматривали.
Лакей остался в дверях и сонно
смотрел на Тетюева тупым нахальством настоящего
лакея, что опять покоробило будущего министра. «Черт знает, что такое получается? Уж не хочет ли Прейн расстроить аудиенцию разными махинациями?» — мелькнуло в голове Тетюева, но в этот момент появился Прейн. Ударив себя по лбу кулаком, он проговорил...
Лакей, сердито
посмотрев на него и отыскав, наконец, карты, грубо их подал.
Может быть, я бросился бы догонять его и наговорил бы ему еще грубостей, но в это время тот самый
лакей, который присутствовал при моей истории с Колпиковым, подал мне шинель, и я тотчас же успокоился, притворяясь только перед Дмитрием рассерженным настолько, насколько это было необходимо, чтоб мгновенное успокоение не показалось странным.
На другой день мы с Дубковым встретились у Володи, не поминали об этой истории, но остались
на «вы», и
смотреть друг другу в глаза стало нам еще труднее.
Мне казалось, что и старый швейцар, который отворил мне дверь, и
лакей, который снял с меня шинель, и три дамы и два господина, которых я нашел в гостиной, и в особенности сам князь Иван Иваныч, который в штатском сюртуке сидел
на диване, — мне казалось, что все
смотрели на меня как
на наследника, и вследствие этого недоброжелательно.
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело
смотрело: натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило солнце и играло
на листьях тропических растений, которыми уставлена была гостиная;
на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные канделябры со множеством восковых свечей;
на мраморной тумбе перед средним окном стояли дорогие бронзовые часы;
на столах, покрытых пестрыми синелевыми салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной — дорогим английским ситцем; даже
лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в неделю устраивались у Лябьева.
Наконец застучали ложки, ножи, тарелки;
лакей Степан пришел в столовую и кинул скатерть
на стол. Но, казалось, частица праха, наполнявшего Иудушку, перешла и в него. Еле-еле он передвигал тарелками, дул в стаканы,
смотрел через них
на свет. Ровно в час сели за стол.
— Так этот галстух аделаидина цвета? — спросил я, строго
посмотрев на молодого
лакея.
Глафире Львовне с первого взгляда понравился молодой человек;
на это было много причин: во-первых, Дмитрий Яковлевич с своими большими голубыми глазами был интересен; во-вторых, Глафира Львовна, кроме мужа,
лакеев, кучеров да старика доктора, редко видала мужчин, особенно молодых, интересных, — а она, как мы после узнаем, любила, по старой памяти, платонические мечтания; в-третьих, женщины в некоторых летах
смотрят на юношу с тем непонятно влекущим чувством, с которым обыкновенно мужчины
смотрят на девушек.
Странное положение Любоньки в доме Негрова вы знаете; она, от природы одаренная энергией и силой, была оскорбляема со всех сторон двусмысленным отношением ко всей семье, положением своей матери, отсутствием всякой деликатности в отце, считавшем, что вина ее рождения падает не
на него, а
на нее, наконец, всей дворней, которая, с свойственным
лакеям аристократическим направлением, с иронией
смотрела на Дуню.
На следующий день я, конечно, опять не застал Райского; то же было и еще
на следующий день. Отворявший дверь
лакей смотрел на меня с полным равнодушием человека, привыкшего и не к таким видам. Эта скотина с каждым разом приобретала все более и более замороженный вид. Я оставил издателю письмо и в течение целой недели мучился ожиданием ответа, но его не последовало.
— Стакан чаю, — приказал Пепко грязному
лакею и
посмотрел на него таким вызывающим взглядом, точно спросил яду.
— Ну, у нас
на этот счет просто: вы вот сегодня при мне нанимали себе в деревню
лакея, и он вам, по вашему выражению, «не понравился», а завтра можно напечатать, что вы
смотрите на наем себе
лакея с другой точки зрения и добиваетесь, чтоб он вам «нравился». Нет, оставьте их лучше в покое; «с ними» у нас порядочные люди нынче не знакомятся.
Появление этого свидетеля моего комического ползания
на четвереньках меня чрезвычайно сконфузило… Лакей-каналья держался дипломатическим советником, а сам едва не хохотал, подавая чай, но мне было не до его сатирических ко мне отношений. Я взял чашку и только внимательно
смотрел на все половицы, по которым пройдет
лакей. Ясно, что это были половицы благонадежные и что по ним ходить было безопасно.
Где-то щелкали бильярдные шары, в соседнем номере распевал чей-то надтреснутый женский голос бравурную шансонетку, а Гордей Евстратыч
смотрел кругом —
на спавшего
на диване Михалку,
на пестрые обои,
на грязные захватанные драпировки,
на торчавшего у дверей
лакея с салфеткой, и думал — нет, не думал, а снова переживал целый ворох разорванных в клочья чувств и впечатлений.
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей,
лакея Петра, письменный стол; он с недоумением
посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он живет теперь не
на даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные облака пыли и играют
на рожке.
Заметив, что
на него
смотрят, седой вынул сигару изо рта и вежливо поклонился русским, — старшая дама вздернула голову вверх и, приставив к носу лорнет, вызывающе оглядела его, усач почему-то сконфузился, быстро отвернувшись, выхватил из кармана часы и снова стал раскачивать их в воздухе.
На поклон ответил только толстяк, прижав подбородок ко груди, — это смутило итальянца, он нервно сунул сигару в угол рта и вполголоса спросил пожилого
лакея...
И когда я стоял у двери и
смотрел, как Орлов пьет кофе, я чувствовал себя не
лакеем, а человеком, которому интересно все
на свете, даже Орлов.
А Маклаков
смотрел на них и молча крутил усы. Внесли обед, и вместе с
лакеем в комнате явился круглый рябоватый и скромный человек. Он благожелательно улыбнулся всем и сказал...
— Митька, лошадей! — крикнул он как-то грозно своему
лакею, и, когда кони его (пара старых саврасых вяток) были поданы, он гордо сел в свою пролетку, гордо
смотрел, проезжая всю Сретенку и Мещанскую, и, выехав в поле, где взору его открылся весь небосклон, он, прищурившись, конечно, но взглянул даже гордо
на солнце и, подъезжая к самому Останкину, так громко кашлянул, что сидевшие
на деревьях в ближайшей роще вороны при этом громоподобном звуке вспорхнули целой стаей и от страха улетели вдаль.
Зашитые в галуны
лакеи, неся за ними их зонтики и турецкие шали,
посматривали спесиво
на проходящих простолюдинов, которые, пробираясь бочком по краям бульвара, смиренно уступали им дорогу.
Раздавшееся шушуканье в передней заставило генерала вскочить и уйти туда.
На этот раз оказалось, что приехали актриса Чуйкина и Офонькин. Чуйкина сначала опустила с себя бархатную,
на белом барашке, тальму; затем сняла с своего рта сортиреспиратор, который она постоянно носила, полагая, что скверный московский климат испортит ее божественный голос. Офонькин в это время освободил себя от тысячной ильковой шубы и внимательно
посмотрел, как вешал ее
на гвоздик принимавший платье
лакей.
Офонькин, оглядевший убранство стола и стоявших у стен нескольких ливрейных
лакеев, остался заметно доволен этим наружным видом и протянул было уже руку к ближайшему стулу к хозяину; но генерал очень ловко и быстро успел этот стул поотодвинуть и указать
на него Бегушеву,
на который тот и опустился. Офонькин таким образом очутился между старичком и Долговым и стал
на обоих
смотреть презрительно.
Помню, когда я приезжал домой из корпуса, то
лакей стаскивал с меня сапоги, я капризничал в это время, а моя мать
смотрела на меня с благоговением и удивлялась, когда другие
на меня
смотрели иначе.
Паркер был
лакей, — я видел такую одежду, как у него,
на картинах. Седой, остриженный, слегка лысый, плотный человек этот в белых чулках, синем фраке и открытом жилете носил круглые очки, слегка прищуривая глаза, когда
смотрел поверх стекол. Умные морщинистые черты бодрой старухи, аккуратный подбородок и мелькающее сквозь привычную работу лица внутреннее спокойствие заставили меня думать, не есть ли старик главный управляющий дома, о чем я его и спросил. Он ответил...
Лакей начал убирать валявшиеся
на столе вещи; жандарм, с окружавшими его,
посмотрел еще одну минуту в комнату и отошел, сказав бывшим при нем людям, что это не их дело.
Лакей, которого Бенни спросил о причине появления здесь жандарма и полицейских, объявил, что это комиссия, которая ищет каких-то двух приехавших
на ярмарку петербургских мошенников, — тем вся эта передряга и окончилась, и Бенни с Ничипоренкою остались спокойно досыпать свою ночь.
Всякий восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые
лакеи во фризовых шинелях
смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и
посмотреть,
на что он
смотрит.
В числе их был Красинский: прижавшись к стене, он с завистью
смотрел на разных господ со звездами и крестами, которых длинные
лакеи осторожно вытаскивали из кареты,
на молодых людей, небрежно выскакивавших из саней
на гранитные ступени, и множество мыслей теснилось в голове его.
Он недоумевал и с нетерпеливым любопытством
смотрел на пришедшего
лакея.
Официант
посмотрел на меня, видит, с двумя
лакеями приехал — и говорит: „Раненько изволили пожаловать, князь не встает раньше десяти, а в десять я, мол, камердинеру доложу“.
Беклешов. Да не в том дело, батюшка. Не купеческая это свадьба, и уж
на то так придумано, что из-под венца в экипаж, и едут за границу. (К
лакею.)Что, заложены, что ль? Да
смотри ключ в передок положи. А сало? Вот не подумай за них! Да вот чемодан бери. (К родственнику.)Ах, вы! только мешаетесь тут!.. и к чему белый галстук надели, крест!.. все это смешно. Видите: я в сюртуке, и жених в сюртуке.
Смотрите: туш, как войдут (
лакеям), а ты с шампанским, да чтоб подавать сейчас же рыбу и… идут! (Берет хлеб, оправляется и выходит
на середину.)
Перед ужином, как водится, была подана водка.
Лакей поднес ее, между прочим, и к Рымову. Комик
смотрел несколько времени
на судок с нерешительностию; наконец, проворно налил себе самую большую рюмку и залпом выпил ее. Сели за стол. Рымов очутился против Никона Семеныча. Ужин до половины шел как следует и был довольно молчалив. Хозяин первый заговорил во всеуслышание...
Андашевский. Ну и хорошо!.. Спасибо! (
Смотрит с нетерпением
на часы.) А Ольги Петровны все еще нет! (
Лакею.) Поди приведи мне извозчика к дому графа.