Неточные совпадения
— Положим,
княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в том дело — и он опять обратился к генералу,
с которым
говорил серьезно, — не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
Агафья Михайловна
с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась.
Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной,
говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
— Я нахожу, что это очень благородно, —
говорила про это Бетси
с княгиней Мягкою. — Зачем выдавать на почтовых лошадей, когда все знают, что везде теперь железные дороги?
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену,
с которою он только что виделся, и поздоровался
с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив
с дамами и перекинувшись приветствиями
с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зa
говорил с ним.
Со времени того разговора после вечера у
княгини Тверской он никогда не
говорил с Анною о своих подозрениях и ревности, и тот его обычный тон представления кого-то был как нельзя более удобен для его теперешних отношений к жене.
Все,
с кем
княгине случалось толковать об этом,
говорили ей одно: «Помилуйте, в наше время уж пора оставить эту старину.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь
с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог
говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
Княгиня начала
говорить ему, но он не слушал ее. Хотя разговор
с княгиней и расстраивал его, он сделался мрачен не от этого разговора, но от того, что он видел у самовара.
Узнав все эти подробности,
княгиня не нашла ничего предосудительного в сближении своей дочери
с Варенькой, тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые хорошие: отлично
говорила по-французски и по-английски, а главное — передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться
с княгиней.
Когда же Левин внезапно уехал,
княгиня была рада и
с торжеством
говорила мужу: «видишь, я была права».
И она стала
говорить с Кити. Как ни неловко было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но
княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему.
— Уморительны мне твои engouements, [увлечения,]] — сказала
княгиня, — нет, пойдём лучше назад, — прибавила она, заметив двигавшегося им навстречу Левина
с своею дамой и
с немецким доктором,
с которым он что-то громко и сердито
говорил.
— Ну, на что ты накупил эту бездну? —
говорила княгиня, улыбаясь и подавая мужу чашку
с кофеем.
— Вот он! — проговорила
княгиня, указывая на Вронского, в длинном пальто и в черной
с широкими полями шляпе шедшего под руку
с матерью. Облонский шел подле него, что-то оживленно
говоря.
— Были, ma chère. Они нас звали
с мужем обедать, и мне сказывали, что соус на этом обеде стоил тысячу рублей, — громко
говорила княгиня Мягкая, чувствуя, что все ее слушают, — и очень гадкий соус, что-то зеленое. Надо было их позвать, и я сделала соус на восемьдесят пять копеек, и все были очень довольны. Я не могу делать тысячерублевых соусов.
— Со всеми его недостатками нельзя не отдать ему справедливости, — сказала
княгиня Сергею Ивановичу, как только Облонский отошел от них. — Вот именно вполне Русская, Славянская натура! Только я боюсь, что Вронскому будет неприятно его видеть. Как ни
говорите, меня трогает судьба этого человека.
Поговорите с ним дорогой, — сказала
княгиня.
—
Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума…
Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала
с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил
княгине, хотя знал, что она
говорит вздор.
—
Княгиня, — сказал я, — мне невозможно отвечать вам; позвольте мне
поговорить с вашей дочерью наедине…
— Мы ведем жизнь довольно прозаическую, — сказал он, вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно
говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только
княгиня Лиговская
с дочерью; но я
с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
— От
княгини Лиговской; дочь ее больна — расслабление нервов… Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее.
Княгиня мне
говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Ей все этот старичок рассказал… как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки
с Грушницким в ресторации. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся, вас ушлют куда-нибудь.
— Послушай, —
говорила мне Вера, — я не хочу, чтоб ты знакомился
с моим мужем, но ты должен непременно понравиться
княгине; тебе это легко: ты можешь все, что захочешь. Мы здесь только будем видеться…
Княгиня очень много
говорила и по своей речивости принадлежала к тому разряду людей, которые всегда
говорят так, как будто им противоречат, хотя бы никто не
говорил ни слова: она то возвышала голос, то, постепенно понижая его, вдруг
с новой живостью начинала
говорить и оглядывалась на присутствующих, но не принимающих участия в разговоре особ, как будто стараясь подкрепить себя этим взглядом.
Когда
княгиня выслушала стихи и осыпала сочинителя похвалами, бабушка смягчилась, стала
говорить с ней по-французски, перестала называть ее вы, моя милая и пригласила приехать к нам вечером со всеми детьми, на что
княгиня согласилась и, посидев еще немного, уехала.
Ну что? не видишь ты, что он
с ума сошел?
Скажи сурьезно:
Безумный! что он тут за чепуху молол!
Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!
А ты меня решилась уморить?
Моя судьба еще ли не плачевна?
Ах! боже мой! что станет
говоритьКнягиня Марья Алексевна!
— Я так и знала; уж я уговаривала, уговаривала бабушку — и слушать не хочет, даже
с Титом Никонычем не
говорит. Он у нас теперь, и Полина Карповна тоже. Нил Андреич,
княгиня, Василий Андреич присылали поздравить
с приездом…
— Ну, здравствуйте, мой друг, садитесь и рассказывайте, — сказала
княгиня Софья Васильевна
с своей искусной, притворной, совершенно похожей на натуральную, улыбкой, открывавшей прекрасные длинные зубы, чрезвычайно искусно сделанные, совершенно такие же, какими были настоящие. — Мне
говорят, что вы приехали из суда в очень мрачном настроении. Я думаю, что это очень тяжело для людей
с сердцем, — сказала она по-французски.
Он не шатался, не
говорил глупостей, но был в ненормальном, возбужденно-довольном собою состоянии; в-третьих, Нехлюдов видел то, что
княгиня Софья Васильевна среди разговора
с беспокойством смотрела на окно, через которое до нее начинал доходить косой луч солнца, который мог слишком ярко осветить ее старость.
Корчевская кузина иногда гостила у
княгини, она любила «маленькую кузину», как любят детей, особенно несчастных, но не знала ее.
С изумлением, почти
с испугом разглядела она впоследствии эту необыкновенную натуру и, порывистая во всем, тотчас решилась поправить свое невнимание. Она просила у меня Гюго, Бальзака или вообще что-нибудь новое. «Маленькая кузина, —
говорила она мне, — гениальное существо, нам следует ее вести вперед!»
Офицер очень деликатно устранился.
Княгиня была поражена, оскорблена и решилась узнать, в чем дело. Сестра офицера,
с которой
говорила сама Natalie и которая дала слово брату ничего не передавать
княгине, рассказала все компаньонке. Разумеется, та тотчас же донесла.
Визиты
княгини производили к тому же почти всегда неприятные впечатления, она обыкновенно ссорилась из-за пустяков
с моим отцом, и, не видавшись месяца два, они
говорили друг другу колкости, прикрывая их нежными оборотами, в том роде, как леденцом покрывают противные лекарства.
Княгиня Марья Алексеевна Хованская, родная сестра моего отца, была строгая, угрюмая старуха, толстая, важная,
с пятном на щеке,
с поддельными пуклями под чепцом; она
говорила, прищуривая глаза, и до конца жизни, то есть до восьмидесяти лет, употребляла немного румян и немного белил.
— Видишь, — сказал Парфений, вставая и потягиваясь, — прыткий какой, тебе все еще мало Перми-то, не укатали крутые горы. Что, я разве
говорю, что запрещаю? Венчайся себе, пожалуй, противузаконного ничего нет; но лучше бы было семейно да кротко. Пришлите-ка ко мне вашего попа, уломаю его как-нибудь; ну, только одно помните: без документов со стороны невесты и не пробуйте. Так «ни тюрьма, ни ссылка» — ишь какие нынче, подумаешь, люди стали! Ну, господь
с вами, в добрый час, а
с княгиней-то вы меня поссорите.
Это,
говорит, не тебе чета, это,
говорит,
княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет
с Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь не знает, потому совсем то есть лет достиг настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге хочет.
— Нет, генерал! Я теперь и сама
княгиня, слышали, — князь меня в обиду не даст! Афанасий Иванович, поздравьте вы-то меня; я теперь
с вашею женой везде рядом сяду; как вы думаете, выгодно такого мужа иметь? Полтора миллиона, да еще князь, да еще,
говорят, идиот в придачу, чего лучше? Только теперь и начнется настоящая жизнь! Опоздал, Рогожин! Убирай свою пачку, я за князя замуж выхожу и сама богаче тебя!
Княгиня-то и отпустила
с ними нашу Марью Николаевну, а то хоть бы и ехать-то ей не
с кем:
с одной горничной
княгиня ее отпустить не желала, а сама ее везти не может, — по Москве,
говорят, в карете проедет, дурно делается, а по здешним дорогам и жива бы не доехала…
Имплев не знал, куда себя и девать: только твердое убеждение, что
княгиня говорит все это и предлагает по истинному доброжелательству к нему, удержало его от ссоры
с нею навеки.
Все, что он на этот раз встретил у Еспера Иваныча, явилось ему далеко не в прежнем привлекательном виде: эта
княгиня, чуть живая, едущая на вечер к генерал-губернатору, Еспер Иваныч, забавляющийся игрушками, Анна Гавриловна, почему-то начавшая вдруг
говорить о нравственности, и наконец эта дрянная Мари, думавшая выйти замуж за другого и в то же время, как справедливо
говорит Фатеева, кокетничавшая
с ним.
— Забыл! — сказал он, — сегодня ко мне мажордом приходил — знаете, тот самый, что за"покушение войти в незаконную связь
с княгиней Т***"к нам сослан."А что,
говорит, не махнуть ли и мне, Петр Васильич, в ополчение?
Скажите, какой вред может произойти от того, что в Петербурге, а быть может, и в Москве, явится довольно компактная масса женщин, скромных, почтительных, усердных и блюдущих казенный интерес, женщин, которые, встречаясь друг
с другом, вместо того чтоб восклицать:"Bonjour, chere mignonne! [Здравствуйте, милочка! (франц.)] какое вчера на princesse N. [на
княгине N. (франц.)] платье было!" — будут
говорить: «А что, mesdames, не составить ли нам компанию для защиты Мясниковского дела?»
Я не мог слышать, о чем
говорила матушка, да и мне было не до того; помню только, что по окончании объяснения она велела позвать меня к себе в кабинет и
с большим неудовольствием отозвалась о моих частых посещениях у
княгини, которая, по ее словам, была une femme capable de tout.
Однако, как бы ты думал?
говорил он,
говорил со мною, да вдруг, так, знаешь, в скобках, и дал мне почувствовать, что ему такой-то действительный статский советник Стрекоза внучатным братом приходится, а
княгиня, дескать, Оболдуй-Тараканова друг детства
с его женою, а вчера, дескать, у них раут был, баронесса Оксендорф приезжала…
Та отвечала на это каким-то звуком и сама вся покраснела.
Поговорив с девицами, он обратился к самой
княгине...
— А! Да это славно быть именинником: все дарят. Я готов быть по несколько раз в год, —
говорил князь, пожимая руку мистрисс Нетльбет. — Ну-с, а вы, ваше сиятельство, — продолжал он, подходя к
княгине, беря ее за подбородок и продолжительно целуя, — вы чем меня подарите?
— А ты еще не одет, а тебе надо ехать, — тотчас же после этого начала
говорить ему
княгиня сердитым тоном, который, видимо, был ей привычен в отношении
с домашними, — опять чтоб на тебя сердились, опять хочешь восстановить против себя.
Вошла
княгиня; та же маленькая, сухая женщина
с бегающими глазами и привычкой оглядываться на других, в то время как она
говорила с вами. Она взяла меня за руку и подняла свою руку к моим губам, чтобы я поцеловал ее, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал.
— Вы позволите мне отлучиться на десять минут? Я от вас не скрою, что пойду
говорить по телефону
с княгиней Верой Николаевной. Уверяю вас, что все, что возможно будет вам передать, я передам.
— А вы, генерал, встречали этого Хаджи-Мурата? — спросила
княгиня у своего соседа, рыжего генерала
с щетинистыми усами, когда князь перестал
говорить.
— Нет, — возразил Передонов, — мне выгоднее на Варваре жениться. Ей
княгиня протекцию обещала. Она даст мне хорошее место, —
говорил Передонов
с угрюмым одушевлением.
Время шло, а выжидаемая день за днем бумага о назначении инспектором все не приходила. И частных сведений о месте никаких не было. Справиться у самой
княгини Передонов не смел: Варвара постоянно пугала его тем, что она — знатная. И ему казалось, что если бы он сам вздумал к ней писать, то вышли бы очень большие неприятности. Он не знал, что именно могли
с ним сделать по княгининой жалобе, но это-то и было особенно страшно. Варвара
говорила...
— Да вам она
говорила это, княгиня-то?
С ударением на слове «вам».