Неточные совпадения
Ни дать ни взять юродивый,
Стоит, вздыхает, крестится,
Жаль было нам глядеть,
Как он перед
старухою,
Перед Ненилой Власьевой,
Вдруг
на колени пал!
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо
старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела
на толстом бревне, облокотясь
на свои
колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
— Я не лгу никогда, — шептала, едва осиливая себя,
старуха, — ты это знаешь. Солгу ли я теперь? Я грешница… грешница… — говорила она, сползая
на колени перед Верой и клоня седую голову ей
на грудь. — Прости и ты меня!..
— Нельзя, Бог велит! — говорила
старуха, стоя
на коленях у постели и склонив голову.
Там, в церкви, толпилось по углам и у дверей несколько стариков и
старух. За колонной, в сумрачном углу, увидел он Веру, стоящую
на коленях, с наклоненной головой, с накинутой
на лицо вуалью.
Не помню, как я очутился в комнате матери у бабушки
на коленях, пред нею стояли какие-то чужие люди, сухая, зеленая
старуха строго говорила, заглушая все голоса...
Старуха села
на лавку, посадила внучку
на колени и принялась ласкать ее с каким-то причитаньем. Таисья притащила откуда-то тарелку с пряниками и изюмом.
Наверху покойник, внизу сонные дети и плачущая
старуха пред образом
на коленях.
— Матушка! друг мой! послушайся няни, — умоляла, стоя у кровати
на коленях, со сложенными
на груди руками,
старуха.
Тут. Я увидел: у старухиных ног — куст серебристо-горькой полыни (двор Древнего Дома — это тот же музей, он тщательно сохранен в доисторическом виде), полынь протянула ветку
на руку
старухе,
старуха поглаживает ветку,
на коленях у ней — от солнца желтая полоса. И
на один миг: я, солнце,
старуха, полынь, желтые глаза — мы все одно, мы прочно связаны какими-то жилками, и по жилкам — одна общая, буйная, великолепная кровь…
Молящихся было немного: две-три старухи-мещанки, из которых две лежали вниз лицом; мужичок в сером кафтане, который стоял
на коленях перед иконой и, устремив
на нее глаза, бормотал какую-то молитву, покачивая по временам своей белокурой всклоченной головой.
На другой день за вечерним чаем он особенно тщательно сметал со стола и с
колен крошки хлеба, отстранял от себя что-то невидимое, а
старуха хозяйка, глядя
на него исподлобья, говорила снохе шепотом...
Мое ближайшее начальство — сестра бабушки, шумная, неукротимо гневная
старуха, вставала рано, часов в шесть утра; наскоро умывшись, она, в одной рубахе, становилась
на колени перед образом и долго жаловалась богу
на свою жизнь,
на детей,
на сноху.
Дабы дать исход этим рвавшимся из души его воплям, он пел «Святый Бессмертный, помилуй нас», но пел с такой силой, что слепая столетняя
старуха, которую при приближении печального шествия внуки вывели за ворота поклониться гробу, вдруг всплеснула руками и, упав
на колени, воскликнула...
Одна
старуха Патимат — мать Хаджи-Мурата, не вышла, а осталась сидеть, как она сидела, с растрепанными седеющими волосами,
на полу сакли, охватив длинными руками свои худые
колени, и, мигая своими жгучими черными глазами, смотрела
на догорающие ветки в камине.
Дядя и Настя, еще не взглянув друг
на друга, испуганные и, кажется, не понимавшие, что с ними делается, упали
на колени перед генеральшей; все столпились около них; но
старуха стояла как будто ошеломленная, совершенно не понимая, как ей поступить. Фома помог и этому обстоятельству: он сам повергся перед своей покровительницей. Это разом уничтожило все ее недоумения. Заливаясь слезами, она проговорила наконец, что согласна. Дядя вскочил и стиснул Фому в объятиях.
И долго бы еще выла и завиралась
старуха, если б Перепелицына и все приживалки с визгами и стенаниями не бросились ее подымать, негодуя, что она
на коленях перед нанятой гувернанткой. Настенька едва устояла
на месте от испуга, а Перепелицына даже заплакала от злости.
Дядя остолбенел, видя
старуху мать, своевольную и капризную, перед собой
на коленях. Болезненное ощущение отразилось в лице его; наконец опомнившись, бросился он подымать ее и усаживать опять в кресло.
Зотушка только покачал своей птичьей головкой от умиления, — он был совсем пьян и точно плыл в каком-то блаженном тумане. Везде было по
колено море. Теперь он не боялся больше ни грозной
старухи, ни братца. «Наплевать…
на все наплевать, — шептал он, делая такое движение руками, точно хотел вспорхнуть со стула. — Золото, жилка… плевать!.. Кругом шестнадцать вышло, вот тебе и жилка… Ха-ха!.. А старуха-то, старуха-то как похаживает!» Закрыв рот ладонью, Зотушка хихикал с злорадством идиота.
Он несколько раз наступал
на Татьяну Власьевну с угрозами и проклятьями, но
старуха покорно отмалчивалась; убитый Гордей Евстратыч иногда принимался умолять ее
на коленях, со слезами
на глазах, но
старуха оставалась по-прежнему непреклонна.
Старуха бросилась было за сыном; но ноги ее ослабли. Она упала
на колени и простерла вперед руки.
Там встретила его смешная
старуха с длинным крючковатым носом и большим ртом без зубов. Высокая, сутулая, одетая в серое платье, с седыми волосами, прикрытыми черной шелковой головкой, она сначала не понравилась мальчику, даже испугала его. Но, когда он рассмотрел
на ее сморщенном лице черные глаза, ласково улыбавшиеся ему, — он сразу доверчиво ткнулся головой в ее
колени.
Умаслив таким образом
старуху, Елпидифор Мартыныч поехал к Елене, которая в это время забавлялась с сыном своим, держа его у себя
на коленях. Князь сидел невдалеке от нее и почти с пламенным восторгом смотрел
на малютку; наконец, не в состоянии будучи удержаться, наклонился, вынул ножку ребенка из-под пеленки и начал ее целовать.
Оказалось, что барышни, хотя до сих пор не говорили со мной ни одного слова, давно полюбили меня за мою скромную наружность и что наказание, которое они и
старуха, их мать, находили незаслуженным и бесчеловечным, возбудило в них также ко мне участие, что они неотступно просили Ивана Ипатыча меня простить и что сестра Катерина даже плакала и становилась перед ним
на колени.
— Со мною, да, со мною! — лепетала Софья Карловна. — Да, да, ты со мною. А где же это моя немушка, — искала она глазами по комнате и, отпустив Иду, взяла младшую дочь к себе
на колени. — Немуша моя! рыбка немая! что ты все молчишь, а? Когда ж ты у нас заговоришь-то? Роман Прокофьич! Когда она у нас заговорит? — обратилась опять
старуха к Истомину, заправляя за уши выбежавшую косичку волос Мани. — Иденька, вели, мой друг, убирать чай!
Старуха вскочила, хотела бежать, но вдруг крепко закружилась голова, и она упала. Ледяная дорожка обмокла, была скользкая, и
старуха никак не могла подняться: вертелась, приподнималась
на локтях и
коленях и снова валилась
на бок. Черный платок сполз с головы, открыв
на затылке лысинку среди грязно-седых волос; и почему-то чудилось ей, что она пирует
на свадьбе: женят сына, и она выпила вина и захмелела сильно.
И всегда он видел, что после насыщения жалобами отцом овладевает горячий зуд, беспокойное желание обижать людей, издеваться над ними. Он шёл к
старухе жене, сидевшей у окна в сад, положив
на колени ненужные руки, уставя пустые глаза в одну точку; он садился рядом с нею и зудел...
Он задумался
на мгновение и полез в карман, достал новый сложенный платок, полотенце, которым он был подпоясан под шинелью, торопливо снял с шеи красный платок, скомкал всё и сунул в
колени старухе.
Старуха внесла самовар и, посмотрев
на гостью круглыми черными, как у мыши, глазами, исчезла, сердито фыркая, толкая
коленями мебель по дороге.
Служба только что кончилась; церковь была почти совсем пуста, и только две
старухи стояли еще
на коленях у входа.
Ордынов протеснился сквозь густую массу нищих,
старух в лохмотьях, больных и калек, ожидавших у церковных дверей милостыни, и стал
на колени возле незнакомки.
(Из зала сквозь толпу появляется Ольга Чугунова, древняя
старуха, в тёмных очках, её ведут под руки сын Софрон, лет за 50, и другой, Константин, приблизительно такого же возраста. Оба в длинных, ниже
колен, сюртуках, в нагольных сапогах.
На публику эти мрачные фигуры действуют подавляюще.)
Дал ей образ, встал он перед ней
на колена, слезы вижу и у него
на глазах; благословила его, знаете, но как только образ-то принял у нее, зарыдала, застонала; он ту же секунду драла… в повозку, да и марш; остался я, делать нечего, при
старухе.
Бросила горшки свои Фекла; села
на лавку и, ухватясь руками за
колена, вся вытянулась вперед, зорко глядя
на сыновей. И вдруг стала такая бледная, что краше во гроб кладут. Чужим теплом Трифоновы дети не грелись, чужого куска не едали, родительского дома отродясь не покидали. И никогда у отца с матерью
на мысли того не бывало, чтобы когда-нибудь их сыновьям довелось
на чужой стороне хлеб добывать. Горько бедной Фекле. Глядела, глядела
старуха на своих соколиков и заревела в источный голос.
Пришла
старуха мать. Увидев его сморщенное лицо и большие глаза, она испугалась, упала
на колени пред кроватью и стала целовать его лицо, плечи, руки. И ей тоже почему-то казалось, что он худее, слабее и незначительнее всех, и она уже не помнила, что он архиерей, и целовала его, как ребенка, очень близкого, родного.
Анна Филатьевна при этих словах
старухи поднялась с пола, но продолжала стоять
на коленях, опустив низко голову.
Глаза бабушки обращаются к висевшему в углу киоту (единственное сокровище, оставшееся от прежней жизни), и она продолжает молиться за Верочку. За себя ей, бабушке, нечего молиться. Ей немного надо. Угол в богадельне, койка и все. Ее песенка спета. А вот Верочка… Верочка… С трудом
старуха опускается
на колени. Больные ноги что-то плохо сгибаются в суставах.
Старуха помогла ей встать с
колен, и они отправились в обратный путь.
На душе у Татьяны Петровны стало как-то спокойнее, светлее…
— Это за то тебе, что ты меня не беспокоил, — добавила
старуха, бросив ему
на колени перстень.