Неточные совпадения
На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»;
на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона;
на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся
горы все синее и туманнее, а
на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом…
От реки Цимухе Такема делает крутой поворот
на запад и проходит по ущелью между
гор, состоящих из полевошпатового порфира с включениями хлорита; с правой стороны наблюдаются обнажения фальзитов и кварцевого порфира с эпидотом.
На западе медленно угасала заря. Посиневший воздух приобрел сонную неподвижность; долина приняла угрюмый вид и казалась глубокой трещиной в
горах.
Утро 4 декабря было морозное: — 19°С. Барометр стоял
на высоте 756 мм. Легкий ветерок тянул с
запада. Небо было безоблачное, глубокое и голубое. В
горах белел снег.
Кулему, длиной 40 км, течет с
запада и имеет истоки в
горах Сихотэ-Алиня, а Ханьдахеза — 20 км; по последней можно выйти
на реку Сицу (приток Санхобе), где в прошлом году меня застал лесной пожар.
От столовой
горы Тянь-чин-лаза Сихотэ-Алинь идет сначала к северо-востоку, а затем поворачивает
на северо-запад.
Он долгое время течет к северу, потом
на северо-запад и, обойдя справа невысокий, сильно размытый хребет Самур (слева гранитные
горы Гуми и Бакумана с вершиной Десидинза — большая западная вершина), круто поворачивает
на запад.
По наблюдениям староверов, если
на западе в
горах небо чистое — погода будет тихая, но если с утра там поднимаются кучевые облака — это верный признак сильного северо-западного ветра.
27 сентября было посвящено осмотру реки Найны, почему-то названной
на морских картах Яходеи-Санка. Река эта длиной 20 км; истоки ее находятся в
горах Карту, о которых будет сказано ниже. Сначала Найна течет с севера
на юг, потом поворачивает к юго-востоку и последние 10 км течет к морю в широтном направлении. В углу, где река делает поворот, находится зверовая фанза. Отсюда прямо
на запад идет та тропа, по которой прошел А.И. Мерзляков со своим отрядом.
От Олона до Табандо около 40 км. Здесь река прижимается к правому краю долины, а слева тянется огромное болото.
Горы отходят далеко в сторону и теряются в туманной дали
на юго-западе.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны.
На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху
на Бикин. В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие
горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они шли куда-то
на север и пропадали в туманной мгле.
На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали
на юге — синее море.
Километрах в 10 от реки Соен тропа оставляет берег и через небольшой перевал, состоящий из роговообманкового андезита, выходит к реке Витухэ — первому правому притоку Кусуна. Она течет в направлении с юго-запада
на северо-восток и по пути принимает в себя один только безымянный ключик. Окрестные
горы покрыты березняком, порослью дуба и сибирской пихтой.
В полдень мы дошли до водораздела. Солнце стояло
на небе и заливало землю своими палящими лучами. Жара стояла невыносимая. Даже в тени нельзя было найти прохлады. Отдохнув немного
на горе, мы стали спускаться к ручью
на запад. Расстилавшаяся перед нами картина была довольно однообразна. Куда ни взглянешь, всюду холмы и всюду одна и та же растительность.
Слово «картун», вероятно «гао-ли-тунь», означает «корейский поселок». Рассказывают, что здесь в протоках раньше добывали много жемчуга. По другому толкованию «картун» означает «ворота». Действительно,
на западе за Картуном долина опять суживается. С левой стороны к реке подходят
горы Хынхуто [Хен-ху-дао — обычный тигровый путь.], а справа длинный отрог Вамбалазы.
На юго-западе виднелся лесистый бассейн Пхусуна [Пу-сун — обширный кедровник.],
на юго-востоке — море, а
на западе — еще какие-то
горы.
К востоку от водораздела, насколько хватал глаз, все было покрыто туманом. Вершины соседних
гор казались разобщенными островами. Волны тумана надвигались
на горный хребет и, как только переходили через седловины, становились опять невидимыми. К
западу от водораздела воздух был чист и прозрачен. По словам китайцев, явление это обычное. Впоследствии я имел много случаев убедиться в том, что Сихотэ-Алинь является серьезной климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых притоков Уссури.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого моря.
На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду
гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
Одна была та, по которой мы пришли, другая вела в
горы на восток, и третья направлялась
на запад.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная
гора, где мы находились в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к
западу тянулась высокая гряда, падавшая
на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и
на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные
горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между собой. Сухие дрова
горели ярким пламенем. Камыши качались и шумели, и от этого шума ветер казался сильнее, чем он был
на самом деле.
На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды. С озера до нас доносился шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь ветер дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
С Крестовой
горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности. В одну сторону шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие
горы. К северо-западу протянулась река Арзамасовка. Она загибала
на север и терялась где-то в
горах. Продолжением бухты Тихой пристани является живописная долина реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
На горе мы пробыли довольно долго. Незаметно кончился день. У облаков, столпившихся
на западе, края светились так, точно они были из расплавленного металла. Сквозь них прорывались солнечные лучи и веерообразно расходились по небу.
На востоке высился высокий водораздел между бассейном Лефу и водами, текущими в Даубихе. Другой горный хребет тянулся с востока
на запад и служил границей между Лефу и рекой Майхе.
На юго-востоке, там, где оба эти хребта сходились вместе, высилась куполообразная
гора Да-дянь-шань.
К полудню мы поднялись
на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока
на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то
горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Река Кулумбе течет по широкой заболоченной долине в направлении с востока
на запад. Тропа все время придерживается правой стороны долины. Лес, растущий в
горах, исключительно хвойный, с большим процентом кедра, в болотистых низинах много замшистого сухостоя.
Рано мы легли спать и
на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины
гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала
на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз
на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только траву и болото. Далеко
на западе чуть-чуть виднелись туманные
горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
Теперь перед нами расстилалась равнина, покрытая сухой буро-желтой травой и занесенная снегом. Ветер гулял по ней, трепал сухие былинки. За туманными
горами на западе догорала вечерняя заря, а со стороны востока уже надвигалась холодная темная ночь.
На станции зажглись белые, красные и зеленые огоньки.
Вдали
на севере и востоке
горы: вдали
на востоке и юге, подле
на западе, море.
Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы, лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше,
на краю горизонта к северо —
западу, двойной хребет высоких
гор. Вершины
гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь, все дни их проходят, день за днем, в ласках и песнях любви.
В этом обществе была та свобода неустоявшихся отношений и не приведенных в косный порядок обычаев, которой нет в старой европейской жизни, и в то же время в нем сохранилась привитая нам воспитанием традиция западной вежливости, которая
на Западе исчезает; она с примесью славянского laisser-aller, [разболтанности (фр.).] а подчас и разгула, составляла особый русский характер московского общества, к его великому
горю, потому что оно смертельно хотело быть парижским, и это хотение, наверное, осталось.
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой
запалит. Старику все это казалось обидным, и он с
горя отправился к попу Макару, благо помочь подвернулась. В самый раз дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он
на дне морском сыщет.
Должно быть, солнце только что скрылось за горизонтом, потому что
на западе по ту сторону
гор зарделась вечерняя заря.
Тяжелые, лохматые, они двигались куда-то
на юго-запад, взбирались по распадкам, обволакивали мысы и оставляли в поле зрения только подошвы
гор.
Красивое это озеро Октыл в ясную погоду. Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну рыба ходит. С
запада озеро обступили синею стеной высокие
горы, а
на восток шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились белые чайки-красноножки. Нюрочка была в восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее за руку, точно боялась, что она от радости выскочит в воду.
На озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
На западе громоздились и синели
горы с своими утесистыми вершинами, а к востоку местность быстро понижалась широким обрывом.
Флора здешняя, то есть Западной Сибири, несравненно беднее Восточной: там и местность, и растительность, и воды совсем другие. От самого Томска
на Запад томительная плоскость; между тем как
на Востоке
горы, живописные места и самое небо темноголубое, а не сероватое, как часто здесь бывает.
Небо было чисто, и только
на западе, над кривой линией
гор, ярко блистала гряда пушистых облаков, точно свод небесный был обложен волнами белоснежного дорогого меха.
На западе ежесекундно в синей судороге содрогалось небо. Голова у меня
горела и стучала. Так я просидел всю ночь и заснул только часов в семь утра, когда тьма уже втянулась, зазеленела и стали видны усеянные птицами кровли…
Опять шел Ромашов домой, чувствуя себя одиноким, тоскующим, потерявшимся в каком-то чужом, темном и враждебном месте. Опять
горела на западе в сизых нагроможденных тяжелых тучах красно-янтарная заря, и опять Ромашову чудился далеко за чертой горизонта, за домами и полями, прекрасный фантастический город с жизнью, полной красоты, изящества и счастья.
На западе за городом
горела заря.
Он ясно видит, как
горит и пламенеет этот восток, и совсем не замечает, что
на самом деле и восток и
запад, и север и юг — все кругом охвачено непроглядной тьмою.
— Ну, теперь мы — вольные птицы! — воскликнула Марья Николаевна. — Куда нам ехать —
на север,
на юг,
на восток,
на запад? Смотрите — я как венгерский король
на коронации (она указала концом хлыста
на все четыре стороны света). Все наше! Нет, знаете что: видите, какие там славные
горы — и какой лес! Поедемте туда, в
горы, в
горы!
— Стало быть, жарко! — отвечал парень. — Как опричники избу-то
запалили, так сперва стало жарко, а как сгорела-то изба, так и морозом хватило
на дворе!
Живёт в небесах
запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе,
горит ярый бой света и тьмы, а
на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени,
на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
На западе красно
горит окуровское солнце, лишённое лучей.
Это наше общее, общерусское: у народа мысль
на восток заскакивает, а у нас, образованных, вперёд,
на запад, и отсюда великое, не сознаваемое нами
горе, мучительнейшее
горе и стояние
на одном месте многие века.
(Прим. автора.)] в роскошной долине в живописном беспорядке теснилась эта деревушка
на подошве
горы Байрам-тау, защищавшей ее от севера;
на запад возвышалась другая
гора Зеин-тау, а
на юго-восток текла речка Уза, покрытая мелким лесом; [Тау значит
гора, Бай рам — праздник.
Яик, по указу Екатерины II переименованный в Урал, выходит из
гор, давших ему нынешнее его название; течет к югу вдоль их цепи, до того места, где некогда положено было основание Оренбургу и где теперь находится Орская крепость; тут, разделив каменистый хребет их, поворачивает
на запад и, протекши более двух тысяч пятисот верст, впадает в Каспийское море.