Неточные совпадения
В ожидании выхода старца мамаша сидела на стуле, подле кресел дочери, а в двух шагах от нее стоял старик
монах, не из здешнего монастыря, а захожий из одной дальней северной малоизвестной
обители.
— И быть бы мне
монахом, черной божьей звездой, — скороговоркой балагурил он, — только пришла к нам в
обитель богомолочка из Пензы — забавная такая, да и сомутила меня: экой ты ладной, экой крепкой, а я, бает, честная вдова, одинокая, и шел бы ты ко мне в дворники, у меня, бает, домик свой, а торгую я птичьим пухом и пером…
Когда первая суматоха прошла, хватились Охони, которой и след простыл. Все сестры сразу поняли, куда девались ряска и клобук черного попа Пафнутия: проклятая девка выкрала их из игуменской кельи, нарядилась
монахом, да и вышла из
обители, благо темно было.
Кто научил глупую девку, как уйти из
обители, нарядившись
монахом?
Вверх по реке, сейчас за Служней слободой, точно присела к земле своею ветхой деревянною стеною Дивья
обитель, — там вся постройка была деревянная, и давно надо было обновить ее, да грозный игумен Моисей не давал старицам ни одного бревна и еще обещал совсем снести эту
обитель, потому что не подобало ей торчать на глазах у Прокопьевского монастыря: и
монахам соблазн, да и мирские люди напрасные речи говорили.
— У нас — не строго. У нас — трудно. Даже и пьяницы завелись с той поры, как народ усердно стал посещать
обитель. Пьют. Что делать? Дышит мир и отравляет.
Монахи — тоже люди.
В
обители св. Сергия тоже знали эту вторую версию и едва ли не давали ей больше веры, чем первой. Брянчанинов и Чихачев были огорчены погибелью молодого человека, одного с ними воспитания и одних и тех же стремлений к водворению в жизни царства правды и бескорыстия.
Монахи считали гибель Фермора тяжким преступлением для всех русских, бывших на пароходе. По их понятиям, эти господа могли меньше говорить о том, как им близок бедняк, о котором заботился их государь, но должны были больше поберечь его.
Как только минуло мне девять лет, он поместил меня в Академию художеств и, расплатясь с своими должниками, удалился в одну уединенную
обитель, где скоро постригся в
монахи.
А тут явился ещё один сударь — вдруг, точно мяч через ограду перескочил — крепкий такой попрыгун, бойкий, маленький. Глаза круглые, как у совы, нос горбом, кудри светлые, бородка пушистая, зубы блестят в постоянной улыбке. Веселит всех
монахов шутками, про женщин похабно рассказывает, по ночам водит их в
обитель, водки без меры достаёт и во всём удивительно ловок.
Не прошло трех ночей, как высокий курган
Воздвигся с крестом и чалмой,
И под ним тот пришлец из восточных стран
Зарыт — но не силой земной!
И с тех пор, каждый год, только месяц взойдет,
В
обитель приходит мертвец,
И
монахам кричит (так молва говорит),
Чтоб крестили его наконец!..
В ту же нощь
монах некий, Феоктист именем, поревновав Иуде Искариотскому, возвестил игемону, ратию святую
обитель обложившему, что в стене монастырской есть пролаз…
Келейные матери и белицы были почти изо всех
обителей, иноков мало, и то все такие, что зовутся «перехожими» [Перехожими старцами зовут старообрядских
монахов, живущих не в монастырях, а по домам в селениях.
И
монахи и бельцы получали от
обители пищу и одежду, но каждый имел и свои деньги.
В Княж-Хабаровой
обители жил рясофорный
монах.
Набеги разбойников и нередко бунтовавших инородцев, нескончаемые поземельные тяжбы, а больше всего непорядки, возникшие с тех пор, как люди из хороших родов перестали сидеть в настоятелях
обители Всемилостивого Спаса, а в
монахи начали поступать лишь поповичи да отчасти крестьяне, отъем населенных не одною тысячью крестьян имений — довели строенье князя Хабарова до оскуденья; затем в продолжение многих десятков лет следовал длинный ряд игумнов из поповичей, как всегда и повсюду, мало радевших о монастырских пользах и много о собственной мамоне и кармане.
— Кто бы это? — проворчал сквозь зубы вошедший. — Да это соловецкий пришелец,
монах тамошней
обители, все оттягивает у легковерной бабы льготы от земель ее на свой монастырь. Ну, я выжму ж его от нее… Он что-то мне подозрителен, — продолжал он вслух высказывать мысли, направляясь к крыльцу терема.
А с ним сбежали или им сведены той же
обители иноки: «
монах Малх да иеродиакон Марко», — оба по приметам люди непоказные: иеродиакон Марко «росту мал и косноязычен», а инок Малх имел «волосы долги, но речь гнусявую».