Неточные совпадения
— Сейчас, княгиня, переговорю с
коллегой и тогда буду иметь честь доложить вам свое мнение.
— Здесь, здесь, пожалуйте за мной, вертестер герр
коллега [Уважаемый
коллега (нем.).], — прибавил он по старой памяти.
В Государственной думе засядут
коллеги твои, адвокаты.
— Золотую медаль вам,
коллега! Ибо, сохранив жизнь сего юноши, вы премного способствовали усугублению ерундистики российской…
— Идешь, студент? Ну?
Коллега?
— А знаете, — сказал он, усевшись в пролетку, — большинство задохнувшихся, растоптанных — из так называемой чистой публики… Городские и — молодежь. Да. Мне это один полицейский врач сказал, родственник мой.
Коллеги, медики, то же говорят. Да я и сам видел. В борьбе за жизнь одолевают те, которые попроще. Действующие инстинктивно…
—
Коллеги! Среди нас — агент охраны.
Надоедал Климу студент Попов; этот голодный человек неутомимо бегал по коридорам, аудиториям, руки его судорожно, как вывихнутые, дергались в плечевых суставах; наскакивая на
коллег, он выхватывал из карманов заношенной тужурки письма, гектографированные листки папиросной бумаги и бормотал, втягивая в себя звук с...
Университет, где настроение студентов становилось все более мятежным, он стал посещать не часто, после того как на одной сходке студент, картинно жестикулируя, приглашал
коллег требовать восстановления устава 64 года.
Закурив папиросу, Макаров дожег спичку до конца и, опираясь плечом о косяк двери, продолжал тоном врача, который рассказывает
коллеге историю интересной болезни...
— Я приветствую прекрасную речь многоуважаемого учителя и
коллеги, но, приветствуя, должен…
О гуманитарном интересе Марины он сказал с явным сожалением, а вообще его характеристики судебных дел Марины принимали все более ехидный характер, и Самгин уже чувствовал, что
коллега Фольц знакомит его не с делами, а хочет познакомить с почтенной доверительницей.
— Что же? Очень хорошо. Я — рад помочь
коллеге. Иван Матвеич подробно рассказал мне… Я отберу дела, которые требуют… То есть несколько залежались… Пожалуйста.
— Воспитывает. Я этого — достоин, ибо частенько пиан бываю и блудословлю плоти ради укрощения. Ада боюсь и сего, — он очертил в воздухе рукою полукруг, — и потустороннего. Страха ради иудейска с духовенством приятельствую. Эх,
коллега! Покажу я вам одного диакона…
— Н’нет, не жирно. А говорили про него — р’радикал. Вы,
коллега, не из Новгорода? Нет? Ну, все равно, будемте знакомы — Попов, Николай.
— Вы что же,
коллега? Требуйте!
А сегодня, в тревожном шуме речей
коллег своих, он вдруг поймал себя на том, что, слушая отчаянные крики фрачников, он ведет счет новым личностям, которые неприемлемы для него, враждебны ему.
— Bien, très bien, cher collègue! [Хорошо, очень хорошо, дорогой
коллега! (фр.)] — отвечал Шарль, трепля его по плечу.
— Это Бе, почтеннейший человек, — сказал Фанарин Нехлюдову и, познакомив его с своим
коллегой, рассказал про предстоящее очень интересное, по его мнению, дело, которое должно было слушаться.
Он был очень толст, страдал подагрой. И. С. Тургенев ему говорил: «Мы
коллеги по литературе и подагре».
Этот дал себе волю и в отместку отодрал
коллегу так жестоко, что у того, по рассказам, до сих пор гноится тело.
— Видишь ли, князь, — сказал он, в смущении вертя пуговицу на тужурке товарища и не глядя ему в глаза,ты ошибся. Это вовсе не товарищ в юбке, а это… просто я сейчас был с
коллегами, был… то есть не был, а только заехал на минутку с товарищами на Ямки, к Анне Марковне.
— Нет, это уж не модель, ангел мой! У меня здесь есть один
коллега. Я к нему и пойду ночевать. Сию минуту я вернусь.
А сделал ли кто-нибудь из
коллег какой-нибудь действительный шаг к освобождению женщины от гибели?
— Ну, какой же я ваш
коллега, — добродушно засмеялся репортер. — Я был только на первом курсе и то только полгода, вольнослушателем. Получите, Онуфрий Захарыч. Господа, прошу…
— Ну, что хорошего? — мрачно говорил он порою своим
коллегам по профессии.
— Нет, уж так нельзя… вы — наш гость,
коллега, — возразил Лихонин.
В то время, когда его
коллеги занимались вперемежку политикой, любовью, театром и немножко наукой, Рамзес весь ушел в изучение всевозможных гражданских исков и претензий, в крючкотворные тонкости имущественных.
— По секрету скажу вам — это не у вас одного. Мой
коллега недаром говорит об эпидемии. Вспомните-ка, разве вы сами не замечали у кого-нибудь похожее — очень похожее, очень близкое… — он пристально посмотрел на меня. На что он намекает — на кого? Неужели —
И возлежал на лоне у начальника края, и был отметаем от оного; был и украшением общества, и заразою его; и удачи, и невзгоды — все испытал, что можно испытать на страже обязательной службы, среди не особенно брезгливых по служебной части
коллег.
— Да-с, а потом ваш
коллега вам десять тысяч отсчитает…
— Получил, между прочим, и я; да, кажется, только грех один. Помилуйте! плешь какую-то отвалили! Ни реки, ни лесу — ничего! «Чернозём», говорят. Да черта ли мне в вашем «чернозёме», коли цена ему — грош! А
коллеге моему Ивану Семенычу — оба ведь под одной державой, кажется, служим — тому такое же количество леса, на подбор дерево к дереву, отвели! да при реке, да в семи верстах от пристани! Нет, батенька, не доросли мы! Ой-ой, как еще не доросли! Оттого у нас подобные дела и могут проходить даром!
— Да ничего, — отвечает отец Иван, — мы между собой стараемся, чтобы ладно… только вот отец Маркел у нас…
коллега очень щекотисты…
Я читаю в предстании здесь секретаря и соборного протодьякона. Пишет, — это вижу по почерку, —
коллега мой, отец Маркел, что: «такого-то, говорит, числа, осеннею порою, в позднее сумеречное время, проходя мимо окон священника такого-то, — имя мое тут названо, — невзначай заглянул я в узкий створ между двумя нарочито притворенными ставнями его ярко освещенного окна и заметил сего священника безумно скачущим и пляшущим с неприличными ударениями пятами ног по подряснику».
Схватило. Вот черт! Экзотическое растение. Граф,
коллега! Знаете что, времени у нас вагон, до прихода гостей прошвырнемся в «Баварию». Пиво при тоске прямо врачами прописано.
— Сто не сто, а двадцать еще хватит, — утешал Хоботов. — Ничего, ничего,
коллега, не унывайте… Будет вам тень наводить.
Все было в нем противно Андрею Ефимычу: и сытое лицо, и дурной, снисходительный тон, и слово «
коллега», и высокие сапоги; самое же противное было то, что он считал своею обязанностью лечить Андрея Ефимыча и думал, что в самом деле лечит.
— Пора, пора поправляться,
коллега, — сказал Хоботов, зевая. — Небось вам самим надоела эта канитель.
Хоботов внимательно слушал своего
коллегу и вдруг спросил...
— А я к вам по делу,
коллега. Пришел приглашать вас: не хотите ли со мной на консилиум, а?
Два-три раза приходил к Андрею Ефимычу
коллега Хоботов; он тоже советовал оставить спиртные напитки и без всякого видимого повода рекомендовал принимать бромистый калий.
В больнице он бывает два раза в неделю, обходит палаты и делает приемку больных. Совершенное отсутствие антисептики и кровососные банки возмущают его, но новых порядков он не вводит, боясь оскорбить этим Андрея Ефимыча. Своего
коллегу Андрея Ефимыча он считает старым плутом, подозревает у него большие средства и втайне завидует ему. Он охотно бы занял его место.
Хоботов считал своим долгом изредка навещать больного
коллегу.
— Что,
коллега, смотрите, как вашего Молоха упитывают? — услышал Бобров за своей спиной веселый, добродушный голос.
—
Коллега, вы еще не все знаете, — шепнул Андреа. — Послушайте-ка, я сейчас скажу пару теплых слов.
Вот почему я не разделяю мнения, выраженного моим почтенным
коллегой, господином Фарром.
— Очень рад быть полезным,
коллега, — говорю я, — но давайте сначала споемся относительно того, что такое диссертация. Под этим словом принято разуметь сочинение, составляющее продукт самостоятельного творчества. Не так ли? Сочинение же, написанное на чужую тему и под чужим руководством, называется иначе…
Выхожу я от Кати раздраженный, напуганный разговорами о моей болезни и недовольный собою. Я себя спрашиваю: в самом деле, не полечиться ли у кого-нибудь из товарищей? И тотчас же я воображаю, как товарищ, выслушав меня, отойдет молча к окну, подумает, потом обернется ко мне и, стараясь, чтобы я не прочел на его лице правды, скажет равнодушным тоном: «Пока не вижу ничего особенного, но все-таки,
коллега, я советовал бы вам прекратить занятия…» И это лишит меня последней надежды.
— Ну, понятное дело, исследую, — продолжала
коллега Пелагея Иванна, — чувствую под пальцами в родовом канале что-то непонятное… То рассыпчатое, то кусочки… Оказывается — сахар-рафинад!
Так-с… Прием, они говорят, сейчас ничтожный. В деревнях мнут лен, бездорожье… «Тут-то тебе грыжу и привезут, — бухнул суровый голос в мозгу, — потому что по бездорожью человек с насморком (нетрудная болезнь) не поедет, а грыжу притащат, будь покоен, дорогой
коллега доктор».