Сняв сапоги, в одних чулках Марко Данилыч всю ночь проходил взад и вперед по соседней горнице, чутко прислушиваясь к тяжелому, прерывистому
дыханью дочери и при каждом малейшем шорохе заглядывая в щель недотво́ренной двери.
Неточные совпадения
Помню только, как изредка по воскресеньям к нам приезжали из пансиона две
дочери Б. Меньшая, лет шестнадцати, была поразительной красоты. Я терялся, когда она входила в комнату, не смел никогда обращаться к ней с речью, а украдкой смотрел в ее прекрасные темные глаза, на ее темные кудри. Никогда никому не заикался я об этом, и первое
дыхание любви прошло, не сведанное никем, ни даже ею.
Но кто ж она? Что пользы ей вскружить
Неопытную голову, впервые
Сердечный мир
дыханьем возмутить
И взволновать надежды огневые?
К чему?.. Он слишком молод, чтоб любить,
Со всем искусством древнего Фоблаза.
Его любовь, как снег вершин Кавказа,
Чиста, — тепла, как небо южных стран…
Ему ль платить обманом за обман?..
Но кто ж она? — Не модная вертушка,
А просто
дочь буфетчика, Маврушка…
Так прошло минуты две. Слышно только было тяжелое, порывистое
дыханье Марка Данилыча. Наконец открыл он глаза и, увидя возле себя
дочь, чуть слышно и едва понятно сказал...
Образ
дочери Анжелики, этого честного, не тронутого растлевающим
дыханием жизни существа, неотступно носился перед глазами влюбленного князя. Он не узнавал себя, насильственно зло смеялся над собой, составлял в уме планы, один другого решительнее, не доводил их до конца, чувствуя, что покорность, безусловное доверие к нему со стороны Ирены создали вокруг нее такую непроницаемую броню, разрушить которую не хватило сил даже в его развращенном сердце.
Не столько тревожит любовника первое тайное свидание с любимым предметом, как тревожило Мариулу свидание с княжною Лелемико. Радость и страх видеть так близко
дочь свою, говорить с нею до того волновали ее кровь, что занимался у нее дух; в голове и сердце ее стучали молоты. Несколько раз дорогою останавливалась она, чтобы перевести
дыхание.
За религиозно-нравственным воспитанием
дочерей наблюдала сама Настасья Александровна, согревавшая их душу теплым
дыханием своей души.
Худенькое, иссохшее от лихорадки тельце ребенка задрожало, забилось в ознобе. Несчастная мать кинулась к
дочери, обхватила ее своими трепещущими руками и старалась отогреть своим теплым
дыханием.
Только бархат ее открытого платья слегка колыхался на ее груди от нервного, порывистого
дыхания. Когда Ирена замолкла, Анжелика Сигизмундовна медленно подняла голову и посмотрела на
дочь, которая, в свою очередь, закрыла лицо руками.