Неточные совпадения
Княжна, кажется, из тех женщин, которые хотят, чтоб их забавляли; если
две минуты сряду ей
будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда
не удовлетворять его вполне; ты должен ее тревожить ежеминутно; она десять раз публично для тебя пренебрежет
мнением и назовет это жертвой и, чтоб вознаградить себя за это, станет тебя мучить, а потом просто скажет, что она тебя терпеть
не может.
И действительно, он
не навязывал: никак нельзя
было спастись от того, чтоб он, когда находил это нужным,
не высказал вам своего
мнения настолько, чтобы вы
могли понять, о чем и в каком смысле он хочет говорить; но он делал это в
двух — трех словах и потом спрашивал: «Теперь вы знаете, каково
было бы содержание разговора; находите ли вы полезным иметь такой разговор?» Если вы сказали «нет», он кланялся и отходил.
Они расстались. Евгений Павлович ушел с убеждениями странными: и, по его
мнению, выходило, что князь несколько
не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он боится и которое так любит! И в то же время ведь он действительно,
может быть, умрет без Аглаи, так что,
может быть, Аглая никогда и
не узнает, что он ее до такой степени любит! Ха-ха! И как это любить
двух?
Двумя разными любвями какими-нибудь? Это интересно… бедный идиот! И что с ним
будет теперь?
Неверная,
быть может, изможденная болезнью рука его (завещание
было писано на одре смерти, при общем плаче друзей и родных… когда же тут
было думать о соблюдении юридических тонкостей!) писала выражение, составляющее ныне предмет споров, но бодрая его мысль несомненно
была полна другим выражением, — выражением, насчет которого, к счастию для человечества,
не может быть двух разных
мнений.
— Об устройстве побега, если он возможен, —
не может быть двух мнений. Прежде всего — мы должны знать, хотят ли этого заключенные товарищи…
Но, выступая на арену деятельности, он
не сообразил
двух вещей: во-первых, что деятельность эта
не имеет впереди ничего благоприятствующего, кроме таинственных веяний, которые
могут быть и
не быть и рассчитывать на которые во всяком случае рискованно; и, во-вторых, что общественное
мнение, которое он имел в виду, построено на песке.
— Ха-ха! ведь и меня наделили! Как же! заполучил-таки тысячки
две чернозёмцу! Вот так потеха
была! Хотите? — говорят. Ну, как, мол,
не хотеть: с моим, говорю, удовольствием! А! какова потеха! Да, батенька, только у нас такие дела
могут даром проходить!Да-с, только у нас-с. Общественного
мнения нет, печать безмолвствует — валяй по всем по трем! Ха-ха!
Сходства этого, вероятно,
не бывало, потому что младенцы, по моему
мнению,
не могут походить на взрослых; но Софья Николавна во всю свою жизнь утверждала, что первая дочь как
две капли воды,
была похожа на бабушку.
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом,
может быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем
мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить
не любит, что у него ходи по струнке и с тропы
не сваливайся, что он солдата
не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья
не жди, что слово его крепко, что если пойдет на ссору, то ему и черт
не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [
Двумя последними поговорками, несмотря на видимую их неопределенность, русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Невеста — чудо красоты и ума, жених — правда, белый, розовый, нежный (что именно
не нравилось Софье Николавне), но простенький, недальний, по
мнению всех, деревенский дворянчик; невеста — бойка, жива, жених — робок и вял; невеста, по-тогдашнему образованная, чуть
не ученая девица, начитанная, понимавшая все высшие интересы, жених — совершенный невежда, ничего
не читавший, кроме двух-трех глупейших романов, вроде «Любовного Вертограда», — или «Аристея и Телазии», да Русского песенника, жених, интересы которого
не простирались далее ловли перепелов на дудки и соколиной охоты; невеста остроумна, ловка, блистательна в светском обществе, жених —
не умеет сказать
двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям, подалее от светских говорунов, которых просто боялся, хотя поистине многих из них
был гораздо умнее; невеста — с твердым, надменным, неуступчивым характером, жених — слабый, смирный, безответный, которого всякий
мог загонять.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них,
мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах
может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека
могут идти рядом без труда,
не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори,
две сажени
не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают
две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма,
быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Эти
два человека, по его
мнению,
были г-н Чернышевский и г-н Е<ли>сеев, из которых с последним Бенни лично даже едва ли
был знаком, но об обоих имел самое высокое
мнение, и вот один из них, самый крепкий, г-н Е<ли>сеев, — идет и предается Каткову, которого имени Бенни
не мог переносить с тех пор, как он сам являлся к редактору «Московских ведомостей».
— То-то и
есть! Я
не знавши это говорила, ан вышло
не то, — возразила увертливая Феоктиста Саввишна. — После, как узнала, так вышел человек-то умный;
не шаркун, правда; что ж такое? Занимается своим семейством, хозяйством, читает книги, пятьдесят душ чистого имения, а в доме-то чего нет? Одного серебра
два пуда, да еще после тетки достанется душ восемьдесят. Кроме того, у Перепетуи Петровны и деньги
есть; я это наверно знаю. Чем
не жених? По моему
мнению, так всякую девушку
может осчастливить.
Такой вопрос очень возможен, и я, предвидя его, спешу дать мой ответ. Шерамур поставлен здесь по
двум причинам: во-первых, я опасался, что без него в этой книжке
не выйдет определенного числа листов, а во-вторых, если сам Шерамур
не годится к праведным даже в качестве юродивого, то тут
есть русская няня, толстая баба с шнипом, суд которой, по моему
мнению,
может служить выражением праведности всего нашего умного и доброго народа.
Что вы, Михаил Иванович! По-моему, здесь
двух мнений не может быть! Я понимаю, молодые людям свойственно увлекаться, но на публичном концерте… когда ногами изображают Баха… Я сама музыкантша… страстно люблю музыку… Как хотите…
Два слова о нем: начал он свою карьеру мелким необеспеченным чиновником, спокойно тянул канитель лет сорок пять сряду, очень хорошо знал, до чего дослужится, терпеть
не мог хватать с неба звезды, хотя имел их уже
две, и особенно
не любил высказывать по какому бы то ни
было поводу свое собственное личное
мнение.
— Очень рад! Но князь умный человек. Он очень хорошо понимает, что я
не принадлежу к юношам, бегающим от женщин.
Две здешние красавицы — ты и, по-твоему, а,
быть может, и по его
мнению, княжна должны произвести на меня впечатление. Он непременно задаст себе вопрос: которая? Я хочу показать ему, что это княжна и
буду усиленно ухаживать за ней при нем.
Какие же меры в этом положении
могут казаться самыми надежными и действительными? Их, кажется,
две: 1) лучшее обеспечение православного духовенства, при котором оно
не было бы вынуждено прибегать к унизительным поборам, роняющим его во
мнении прихожан, и 2) более совершенный суд, при коем правый человек
мог бы бестрепетно доказывать свою правоту, а виновный — принять наказание, сообразное действительной мере его вины, как следует по закону, а
не по произволу.