Неточные совпадения
Там стояли Версилов и мама. Мама лежала у него
в объятиях, а он крепко прижимал ее к сердцу. Макар Иванович сидел, по обыкновению, на своей скамеечке, но как бы
в каком-то бессилии, так что Лиза с усилием придерживала его руками за плечо, чтобы он не упал; и даже ясно было, что он все клонится, чтобы упасть. Я стремительно шагнул ближе, вздрогнул и догадался:
старик был мертв.
Дуня вырвалась из
объятий отца, отерла слезы и устремила глаза
в ту сторону; дыханье сперлось
в груди ее, когда увидела она
в приближающемся челноке одного Василия. Она не посмела, однако ж, последовать за Петром, который пошел навстречу брату.
Старик и Анна остались подле нее, хотя глаза их следили с заметным беспокойством за челноком.
Знал он также о Щурове, что
старик изжил двух жен, — одна из них умерла
в первую ночь после свадьбы
в объятиях Анания.
И женщин — жен и любовниц — этот
старик, наверное, вогнал
в гроб тяжелыми ласками своими, раздавил их своей костистой грудью, выпил сок жизни из них этими толстыми губами, и теперь еще красными, точно на них не обсохла кровь женщин, умиравших
в объятиях его длинных, жилистых рук.
И боже мой, неужели не ее встретил он потом, далеко от берегов своей родины, под чужим небом, полуденным, жарким,
в дивном вечном городе,
в блеске бала, при громе музыки,
в палаццо (непременно
в палаццо), потонувшем
в море огней, на этом балконе, увитом миртом и розами, где она, узнав его, так поспешно сняла свою маску и, прошептав: «Я свободна», задрожав, бросилась
в его
объятия, и, вскрикнув от восторга, прижавшись друг к другу, они
в один миг забыли и горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и
старика, и мрачный сад
в далекой родине, и скамейку, на которой, с последним, страстным поцелуем, она вырвалась из занемевших
в отчаянной муке
объятий его…
В минуту последних
объятий все были изумлены неожиданным возгласом отца: «Что же это такое! все плачут!» С этими словами невозмутимый
старик, которого никто не видал плачущим, зарыдал.
И тяжкие обиды и жгучие слезы, стоны и разрывающая сердце скорбь по нежно любимой единственной дочери, которая теперь,
в ее юном возрасте, как голубка бьется
в развращенных
объятиях алчного ворона, все это звало
старика Байцурова к мщению; но у него, как у бедного дворянина, не было ни вьюгоподобных коней, ни всадников, способных стать грудь против груди с плодомасовскою ордою, ни блестящих бердышей и самопалов, какие мотались у тех за каждыми тороками, и, наконец, — у тех впереди было четырнадцать часов времени, четырнадцать часов,
в течение которых добрые кони Плодомасова могли занести сокровище бедной четы, их нежную, их умную дочку, более чем за половину расстояния, отделяющего Закромы от Плодомасовки.
Оба
старика со слезами на глазах снова бросились
в объятия друг другу. Затем они сели рядом около землянки и продолжали свою задушевную беседу.
Василий Лукич сжал
в своих
объятиях молодую красавицу… Но
в это время из передней послышался кашель, и через несколько секунд
в гостиную вошел маленький старичок
в золотых очках. Василий Лукич вскочил и быстро,
в замешательстве, сунул
в карман сигару. Молодая девушка вскочила, нагнулась к камину и стала копаться
в нем щипцами… Увидев смущенную парочку,
старик сердито кашлянул и нахмурился.
Уразумев теперь, наконец, настоящий смысл его посещения, она с азартом запустила обе свои руки
в белые волосы
старика и оттянула его голову от своей груди.
В это же самое мгновение она почувствовала, что крепкие, жилистые руки свекра растерзали ее холщовую рубашку, и Платонида, почти нагая, очутилась
в объятиях распаленного старца.