Христос великий учитель. Он проповедовал истинную всеобщую религию любви к богу и человеку. Но не надо думать, что у бога не могут быть такие же и даже еще более великие учителя. Если мы будем думать так, мы этим не уменьшим
величия Христа, а только признаем величие бога. Если же мы будем думать, что после Христа бог уже не будет больше прямо открываться людям, то с новыми великими учителями, когда они придут, случится то же, что было с Христом: побьют живого пророка для того, чтобы боготворить умершего.
Неточные совпадения
Напрасно чернила его клевета,
Он был безупречней, чем прежде,
И я полюбила его, как
Христа…
В своей арестантской одежде
Теперь он бессменно стоит предо мной,
Величием кротким сияя.
Терновый венец над его головой,
Во взоре любовь неземная…
— Егор Егорыч, значит, справедливо предсказывал, что у нас не
Христос выгонит из храма мытарей, а мытари выгонят рыбарей, что масонство на долгие годы должно умереть, и воссияет во всем своем
величии откупщицкая и кабацкая сила.
Те, которые оправдываются по первому способу, прямо, грубо утверждая, что
Христос разрешил насилие: войны, убийства, — сами себя отвергают от учения
Христа; те, которые защищаются по второму, третьему и четвертому способу, сами путаются, и их легко уличить в их неправде, но эти последние, не рассуждающие, не удостаивающие рассуждать, а прячущиеся за свое
величие и делающие вид, что всё это ими или еще кем-то уже давно решено и не подлежит уже никакому сомнению, — эти кажутся неуязвимыми и будут неуязвимы до тех пор, пока люди будут находиться под действием гипнотического внушения, наводимого на них правительствами и церквами, и не встряхнутся от него.
Самая постановка вопроса показывала, что обсуждавшие его не понимали учения
Христа, отвергающего все внешние обряды: омовения, очищения, посты, субботы. Прямо сказано: «сквернит не то, что в уста входит, а то, что исходит из сердца», и потому вопрос о крещении необрезанных мог возникнуть только среди людей, любивших учителя, смутно чуявших
величие его учения, но еще очень неясно понимавших самое учение. Так оно и было.
От этого происходит то, что все эти люди, начиная от Конта, Страуса, Спенсера и Ренана, не понимая смысла речей
Христа, не понимая того, к чему и зачем они сказаны, не понимая даже и вопроса, на который они служат ответом, не давая себе даже труда вникнуть в смысл их, прямо, если они враждебно настроены, отрицают разумность учения; если же они хотят быть снисходительны к нему, то с высоты своего
величия поправляют его, предполагая, что
Христос хотел сказать то самое, что они думают, но не сумел этого сделать.
«Подумаем, — так говорил архимандрит, — не лучше ли было бы, если бы для устранения всякого недоумения и сомнения, которые длятся так много лет, Иисус
Христос пришел не скромно в образе человеческом, а сошел бы с неба в торжественном
величии, как Божество, окруженное сонмом светлых, служебных духов. Тогда, конечно, никакого сомнения не было бы, что это действительно Божество, в чем теперь очень многие сомневаются. Как вы об этом думаете?»
«Когда, — сказал я в заключение, — ты не уважаешь мирского
величия и славы, то вспомни, что, оставляя Москву, ты оставляешь святыни храмов, где совершались чудеса божественной к тебе милости, где лежат целебные мощи угодников
Христовых.
Для нас, с данною нам
Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет
величия там, где нет простоты, добра и правды.