Неточные совпадения
В большом доме напротив, у инженера Должикова играли на рояле. Начинало темнеть, и на небе замигали звезды. Вот медленно, отвечая на поклоны, прошел отец в старом цилиндре
с широкими загнутыми вверх полями, под
руку с сестрой.
Когда она была еще девочкой, он пугал ее напоминанием о звездах, о древних мудрецах, о наших предках, подолгу объяснял ей, что такое жизнь, что такое долг; и теперь, когда ей было уже двадцать шесть лет, продолжал то же самое, позволяя ей ходить под
руку только
с ним одним и воображая почему-то, что рано или поздно должен явиться приличный молодой человек, который пожелает вступить
с нею в брак из уважения к его личным качествам.
— Пощади нас! — сказала сестра, поднимаясь. — Отец в страшном горе, а я больна, схожу
с ума. Что
с тобою будет? — спрашивала она, рыдая и протягивая ко мне
руки. — Прошу тебя, умоляю, именем нашей покойной мамы прошу: иди опять на службу!
— В самом деле, — сказала Ажогина тихо, подходя ко мне и пристально глядя в лицо, — в самом деле, если это отвлекает вас от серьезных занятий, — она потянула из моих
рук тетрадь, — то вы можете передать кому-нибудь другому. Не беспокойтесь, мой друг, идите себе
с богом.
Штукатуры говорили про десятника и про какого-то Федота Васильева, я не понимал, и мною мало-помалу овладела тоска, — тоска физическая, когда чувствуешь свои
руки, ноги и все свое большое тело и не знаешь, что делать
с ними, куда деваться.
— А я к вам! — начал он, крепко, по-студенчески, пожимая мне
руку. — Каждый день слышу про вас и все собираюсь к вам потолковать, как говорится, по душам. В городе страшная скука, нет ни одной живой души, не
с кем слово сказать. Жарко, мать пречистая! — продолжал он, снимая китель и оставаясь в одной шелковой рубахе. — Голубчик, позвольте
с вами поговорить!
— Клеопатра Алексеевна, — сказал Благово убедительно, прижимая обе
руки к сердцу, — что станется
с вашим батюшкой, если вы проведете со мною и братом каких-нибудь полчаса?
Но я пришел сюда не для того, чтобы разговаривать
с тобою; на тебя я уже махнул
рукой, — продолжал он придушенным голосом, вставая.
Я оклеивал в клубе одну из комнат, смежных
с читальней; вечером, когда я уже собирался уходить, в эту комнату вошла дочь инженера Должикова
с пачкой книг в
руках.
— Я просила доктора Благово познакомить меня
с вами поближе, но, очевидно, он забыл или не успел. Как бы ни было, мы все-таки знакомы, и если бы вы пожаловали ко мне как-нибудь запросто, то я была бы вам чрезвычайно обязана. Мне так хочется поговорить! Я простой человек, — сказала она, протягивая мне
руку, — и, надеюсь, у меня вы будете без стеснения. Отца нет, он в Петербурге.
Прокофий
с топором к
руке, в белом обрызганном кровью фартуке, страшно клялся, крестился на церковь, кричал громко на весь рынок, уверяя, что он отдает мясо по своей цене и даже себе в убыток.
Я помню высокую лестницу
с полосатым ковром и молодого чиновника во фраке со светлыми пуговицами, который молча, двумя
руками, указал мне на дверь и побежал доложить.
Молодой чиновник опять указал мне двумя
руками на дверь, и я направился к большому зеленому столу, за которым стоял военный генерал
с Владимиром на шее.
Я слышал, как мой отец вернулся из клуба; он постучал в ворота, через минуту в окне показался огонь, и я увидел сестру, которая шла торопливо
с лампой и на ходу одною
рукой поправляла свои густые волосы.
В один из вечеров некстати пошел снег и подуло
с севера, точно опять наступала зима. Вернувшись
с работы в этот вечер, я застал в своей комнате Марию Викторовну. Она сидела в шубке, держа обе
руки в муфте.
Через минуту я уже был за воротами и шел в город, чтобы объясниться
с отцом. Было грязно, скользко, холодно. В первый раз после свадьбы мне стало грустно, и в мозгу моем, утомленном этим длинным серым днем, промелькнула мысль, что, быть может, я живу не так, как надо. Я утомился, мало-помалу мною овладели слабодушие, лень, не хотелось двигаться, соображать, и, пройдя немного, я махнул
рукой и вернулся назад.
Около него стоял и мял в
руках свою шапку генеральшин работник Моисей, парень лет двадцати пяти, худой, рябоватый,
с маленькими наглыми глазами; одна щека у него была больше другой, точно он отлежал ее.
Маша часто уходила на мельницу и брала
с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть на Степана, какой он красивый. Степан, как оказалось, был медлителен и неразговорчив только
с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз, придя на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в белых платьях, сидели на берегу под ивой, в широкой тени, а Степан стоял возле, заложив
руки назад, и говорил...
Как-то вечером я тихо шел садом, возвращаясь
с постройки. Уже начинало темнеть. Не замечая меня, не слыша моих шагов, сестра ходила около старой, широкой яблони, совершенно бесшумно, точно привидение. Она была в черном и ходила быстро, все по одной линии, взад и вперед, глядя в землю. Упало
с дерева яблоко, она вздрогнула от шума, остановилась и прижала
руки к вискам. В это самое время я подошел к ней.
Он любил слово «юдоль». Как-то — это было уже на Святках, — когда я проходил базаром, он зазвал меня к себе в мясную лавку и, не подавая мне
руки, заявил, что ему нужно поговорить со мною о каком-то очень важном деле. Он был красен от мороза и от водки; возле него за прилавком стоял Николка
с разбойничьим лицом, держа в
руке окровавленный нож.
Я понял его и вышел из лавки. В тот же день я и сестра перебрались к Редьке. У нас не было денег на извозчика, и мы шли пешком; я нес на спине узел
с нашими вещами, у сестры же ничего не было в
руках, но она задыхалась, кашляла и все спрашивала, скоро ли мы дойдем.
Сестра сложила на груди
руки и сказала
с увлечением...
Звонок.
С детства знакомые звуки: сначала проволока шуршит по стене, потом в кухне раздается короткий, жалобный звон. Это из клуба вернулся отец. Я встал и отправился в кухню. Кухарка Аксинья, увидев меня, всплеснула
руками и почему-то заплакала.
И от волнения стала мять в
руках свой фартук. На окне стояли четвертные бутыли
с ягодами и водкой. Я налил себе чайную чашку и
с жадностью выпил, потому что мне сильно хотелось пить. Аксинья только недавно вымыла стол и скамьи, и в кухне был запах, какой бывает в светлых, уютных кухнях у опрятных кухарок. И этот запах и крик сверчка когда-то в детстве манили нас, детей, сюда в кухню и располагали к сказкам, к игре в короли…
В будни я бываю занят
с раннего утра до вечера. А по праздникам, в хорошую погоду, я беру на
руки свою крошечную племянницу (сестра ожидала мальчика, но родилась у нее девочка) и иду не спеша на кладбище. Там я стою или сижу и подолгу смотрю на дорогую мне могилу и говорю девочке, что тут лежит ее мама.