Неточные совпадения
Платья не пропали даром: хозяйкин сын повадился ходить к управляющему и, разумеется, больше говорил с дочерью, чем с управляющим и управляющихой, которые тоже, разумеется, носили его на руках.
Ну, и мать делала наставления дочери, все
как следует, — этого нечего и описывать, дело известное.
— Знаю: коли не о свадьбе, так известно о чем. Да не на таковских напал. Мы его в бараний рог согнем. В мешке в церковь привезу, за виски вокруг налоя обведу, да еще рад будет.
Ну, да нечего с тобой много говорить, и так лишнее наговорила: девушкам не следует этого знать, это материно дело. А девушка должна слушаться, она еще ничего не понимает. Так будешь с ним говорить,
как я тебе велю?
—
Ну, так и приказывай
как отец.
— Садись ко мне на колени, моя милая Жюли. — Он стал ласкать ее, она успокоилась. —
Как я люблю тебя в такие минуты! Ты славная женщина.
Ну, что ты не соглашаешься повенчаться со мною? сколько раз я просил тебя об этом! Согласись.
Марья Алексевна так и велела: немножко пропой, а потом заговори. — Вот, Верочка и говорит, только, к досаде Марьи Алексевны, по — французски, — «экая дура я
какая, забыла сказать, чтобы по — русски»; — но Вера говорит тихо… улыбнулась, —
ну, значит, ничего, хорошо. Только что ж он-то выпучил глаза? впрочем, дурак, так дурак и есть, он только и умеет хлопать глазами. А нам таких-то и надо. Вот, подала ему руку — умна стала Верка, хвалю.
— Хорошо — с;
ну, а вот это вы назовете сплетнями. — Он стал рассказывать историю ужина. Марья Алексевна не дала ему докончить:
как только произнес он первое слово о пари, она вскочила и с бешенством закричала, совершенно забывши важность гостей...
Сторешников слышал и видел, что богатые молодые люди приобретают себе хорошеньких небогатых девушек в любовницы, —
ну, он и добивался сделать Верочку своею любовницею: другого слова не приходило ему в голову; услышал он другое слово: «можно жениться», —
ну, и стал думать на тему «жена»,
как прежде думал на тему «любовница».
о, это человек с самым тонким вкусом! — а Жюли? —
ну, нет, когда наклевывается такое счастье, тут нечего разбирать, под
каким званием «обладать» им.
—
Ну, молодец девка моя Вера, — говорила мужу Марья Алексевна, удивленная таким быстрым оборотом дела: — гляди — ко,
как она забрала молодца-то в руки! А я думала, думала, не знала,
как и ум приложить! думала, много хлопот мне будет опять его заманить, думала, испорчено все дело, а она, моя голубушка, не портила, а к доброму концу вела, — знала,
как надо поступать.
Ну, хитра, нечего сказать.
Жених почувствовал, что левою рукою, неизвестно зачем, перебирает вторую и третью сверху пуговицы своего виц-мундира,
ну, если дело дошло до пуговиц, значит, уже нет иного спасения,
как поскорее допивать стакан, чтобы спросить у Марьи Алексевны другой.
—
Ну, бог с нею, когда тайна. Но
какую же тайну женщин она открыла вам, чтобы заставить вас избегать их общества?
Что это? учитель уж и позабыл было про свою фантастическую невесту, хотел было сказать «не имею на примете», но вспомнил: «ах, да ведь она подслушивала!» Ему стало смешно, — ведь
какую глупость тогда придумал!
Как это я сочинил такую аллегорию, да и вовсе не нужно было!
Ну вот, подите же, говорят, пропаганда вредна — вон,
как на нее подействовала пропаганда, когда у ней сердце чисто и не расположено к вредному;
ну, подслушала и поняла, так мне
какое дело?
— Ах, вот что!
Какой же вы чудак! —
Ну, хорошо, зовите так.
(«Экая шельма
какой! Сам-то не пьет. Только губы приложил к своей ели-то. А славная эта ель, — и будто кваском припахивает, и сила есть, хорошая сила есть. Когда Мишку с нею окручу, водку брошу, все эту ель стану пить. —
Ну, этот ума не пропьет! Хоть бы приложился, каналья!
Ну, да мне же лучше. А поди, чай, ежели бы захотел пить, здоров пить».)
Ну, мой миленький, а еще
как будем жить?
Ну, так мне-то
какой убыток?
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно;
ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она,
как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она,
как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины,
какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
Ну, вот
как есть, точно к гостям выйти собирается.
—
Ну, пожалуй, миленький; только
как это стыдно!
И так пойдет до тех пор, пока люди скажут: «
ну, теперь нам хорошо», тогда уж не будет этого отдельного типа, потому что все люди будут этого типа, и с трудом будут понимать,
как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею натурою всех людей?
Служители судили иначе: «
Ну, этого Кирсанов берет в свою палату, — значит, труден», говорили они между собою, а потом больному: «Будь благонадежен: против этого лекаря редкая болезнь может устоять, мастер: и
как есть, отец».
А его я совестилась:
ну,
как он зайдет да увидит.
Он не пошел за ней, а прямо в кабинет; холодно, медленно осмотрел стол, место подле стола; да, уж он несколько дней ждал чего-нибудь подобного, разговора или письма,
ну, вот оно, письмо, без адреса, но ее печать;
ну, конечно, ведь она или искала его, чтоб уничтожить, или только что бросила, нет, искала: бумаги в беспорядке, но где ж ей било найти его, когда она, еще бросая его, была в такой судорожной тревоге, что оно, порывисто брошенное,
как уголь, жегший руку, проскользнуло через весь стол и упало на окно за столом.
Ну, бог с тобою,
как знаешь, ведь тебя ничем не урезонишь.
«
Ну, думает проницательный читатель, теперь главным лицом будет Рахметов и заткнет за пояс всех, и Вера Павловна в него влюбится, и вот скоро начнется с Кирсановым та же история,
какая была с Лопуховым».
Ну, я подскажу больше чем половину разгадки: Рахметов выведен для исполнения главнейшего, самого коренного требования художественности, исключительно только для удовлетворения ему;
ну,
ну, угадай хоть теперь, хоть теперь-то угадай,
какое это требование, и что нужно было сделать для его удовлетворения, и
каким образом оно удовлетворено через то, что показана тебе фигура Рахметова, остающаяся без всякого влияния и участия в ходе рассказа;
ну — ко, угадай.
Но эти люди, которые будут с самого начала рассказа думать про моих Веру Павловну, Кирсанова, Лопухова: «
ну да, это наши добрые знакомые, простые обыкновенные люди,
как мы», — люди, которые будут так думать о моих главных действующих лицах, все-таки еще составляют меньшинство публики.
Препотешное существо, даже до нелепости. Вот, хоть бы эти письма. Я к этим штукам отчасти уж попривык, водя дружбу с такими госпожами и господами;
ну, а на свежего, неиспорченного человека,
как должны они действовать, например, на проницательного читателя?
Как ярко освещен зал, чем же? — нигде не видно ни канделябров, ни люстр; ах, вот что! — в куполе зала большая площадка из матового стекла, через нее льется свет, — конечно, такой он и должен быть: совершенно,
как солнечный, белый, яркий и мягкий, —
ну, да, это электрическое освещение.