Неточные совпадения
— Я не мог найти здесь увертюру Оберона, — начал он. — Беленицына только хвасталась, что у ней
вся классическая музыка, — на деле у ней, кроме полек и вальсов,
ничего нет; но я уже написал в Москву, и через неделю вы будете иметь эту увертюру. Кстати, — продолжал он, — я написал вчера новый романс; слова тоже мои. Хотите, я вам спою? Не знаю, что из этого вышло; Беленицына нашла его премиленьким, но ее слова
ничего не значат, — я желаю знать ваше мнение. Впрочем, я думаю, лучше после.
— Это
ничего, — сказал он по-русски и потом прибавил на родном своем языке: — но он не может
ничего понимать; как вы этого не видите? Он дилетант — и
все тут!
— Да,
все второй нумер, легкий товар, спешная работа. Это нравится, и он нравится, и сам он этим доволен — ну и браво. А я не сержусь; эта кантата и я — мы оба старые дураки; мне немножко стыдно, но это
ничего.
В течение
всей своей жизни не умела она
ничему сопротивляться, и с недугом она не боролась.
Глафира Петровна, которая только что выхватила чашку бульону из рук дворецкого, остановилась, посмотрела брату в лицо, медленно, широко перекрестилась и удалилась молча; а тут же находившийся сын тоже
ничего не сказал, оперся на перила балкона и долго глядел в сад,
весь благовонный и зеленый,
весь блестевший в лучах золотого весеннего солнца.
Вспомнил он отца, сперва бодрого,
всем недовольного, с медным голосом, потом слепого, плаксивого, с неопрятной седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку вина и залив себе салфетку соусом, вдруг засмеялся и начал, мигая
ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится человек от мгновенной внутренней боли, и встряхнул головой.
И он снова принимается прислушиваться к тишине,
ничего не ожидая, — и в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то: тишина обнимает его со
всех сторон, солнце катится тихо по спокойному синему небу, и облака тихо плывут по нем; кажется, они знают, куда и зачем они плывут.
Наивные байбаки лежат себе на печи и
ничего не делают, потому что не умеют
ничего делать; они и не думают
ничего, а ты мыслящий человек — и лежишь; ты мог бы что-нибудь делать —
ничего не делаешь; лежишь сытым брюхом кверху и говоришь: так оно и следует, лежать-то, потому что
все, что люди ни делают, —
все вздор и ни к чему не ведущая чепуха.
Давно Лаврецкий не слышал
ничего подобного: сладкая, страстная мелодия с первого звука охватывала сердце; она
вся сияла,
вся томилась вдохновением, счастьем, красотою, она росла и таяла; она касалась
всего, что есть на земле дорогого, тайного, святого; она дышала бессмертной грустью и уходила умирать в небеса.
Выражение лица Варвары Павловны, когда она сказала это последнее слово, ее хитрая улыбка, холодный и в то же время мягкий взгляд, движение ее рук и плечей, самое ее платье,
все ее существо — возбудили такое чувство отвращения в Лизе, что она
ничего не могла ей ответить и через силу протянула ей руку.
Она сидела, как каменная,
вся желтая, бледная, с сжатыми губами — и не ела
ничего.
— Ты
все говоришь:
ничего. Что у вас там внизу, опять музыка?
— Что я скажу? — угрюмо возразил Лемм. —
Ничего я не скажу.
Все умерло, и мы умерли (Alles ist todt, und wir sind todt). Ведь вам направо идти?
—
Ничего? — воскликнула Марфа Тимофеевна, — это ты другим говори, а не мне!
Ничего! а кто сейчас стоял на коленях? у кого ресницы еще мокры от слез?
Ничего! Да ты посмотри на себя, что ты сделала с своим лицом, куда глаза свои девала? —
Ничего! разве я не
все знаю?
— Ничего, это
все ничего, ты слушай, пожалуйста. Вот я пошла. Ну-с, прихожу в большой страшеннейший магазин; там куча народа. Меня затолкали; однако я выбралась и подошла к черному человеку в очках. Что я ему сказала, я ничего не помню; под конец он усмехнулся, порылся в моей корзине, посмотрел кое-что, потом снова завернул, как было, в платок и отдал обратно.
Там хороша ли эта честь и верен ли долг — это вопрос второй; но важнее для меня именно законченность форм и хоть какой-нибудь да порядок, и уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый. Боже, да у нас именно важнее всего хоть какой-нибудь, да свой, наконец, порядок! В том заключалась надежда и, так сказать, отдых: хоть что-нибудь наконец построенное, а не вечная эта ломка, не летающие повсюду щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет
все ничего не выходит.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу и пироги!
Ничего,
всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе
ничего и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да не выпускать солдат на улицу безо
всего: эта дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу
ничего нет.
Хлестаков. Хорошие заведения. Мне нравится, что у вас показывают проезжающим
все в городе. В других городах мне
ничего не показывали.
Вот здешний почтмейстер совершенно
ничего не делает:
все дела в большом запущении, посылки задерживаются… извольте сами нарочно разыскать.