Неточные совпадения
Я был здоров, молод, весел, деньги у меня
не переводились, заботы еще
не успели завестись — я жил без оглядки, делал, что
хотел, процветал, одним словом.
На улице, перед низкой оградой сада, собралось довольно много народа: добрые граждане городка Л.
не хотели пропустить случая поглазеть на заезжих гостей.
Ася вдруг опустила голову, так что кудри ей на глаза упали, замолкла и вздохнула, а потом сказала нам, что
хочет спать, и ушла в дом; я, однако, видел, как она,
не зажигая свечи, долго стояла за нераскрытым окном.
Гагин сообщил мне свои планы на будущее: владея порядочным состоянием и ни от кого
не завися, он
хотел посвятить себя живописи и только сожалел о том, что поздно хватился за ум и много времени потратил по-пустому; я также упомянул о моих предположениях, да, кстати, поверил ему тайну моей несчастной любви.
Гагин ничего
не отвечал ей; а она, с стаканом в руке, пустилась карабкаться по развалинам, изредка останавливаясь, наклоняясь и с забавной важностью роняя несколько капель воды, ярко блестевших на солнце. Ее движенья были очень милы, но мне по-прежнему было досадно на нее,
хотя я невольно любовался ее легкостью и ловкостью. На одном опасном месте она нарочно вскрикнула и потом захохотала… Мне стало еще досаднее.
— Экая она у меня вольница! — промолвил Гагин. —
Хотите, я пойду провожать вас? Мы по пути завернем к фрау Луизе; я спрошу, там ли она? Крюк
не велик.
— Нет, я никого
не хочу любить, кроме тебя, нет, нет, одного тебя я
хочу любить — и навсегда.
В таких занятиях я провел три дня, и
не без удовольствия, —
хотя на сердце у меня щемило по временам.
Я пришел домой к самому концу третьего дня. Я забыл сказать, что с досады на Гагиных я попытался воскресить в себе образ жестокосердой вдовы; но мои усилия остались тщетны. Помнится, когда я принялся мечтать о ней, я увидел перед собою крестьянскую девочку лет пяти, с круглым личиком, с невинно выпученными глазенками. Она так детски-простодушно смотрела на меня… Мне стало стыдно ее чистого взора, я
не хотел лгать в ее присутствии и тотчас же окончательно и навсегда раскланялся с моим прежним предметом.
Я плакал, расставаясь с отцом; я любил его,
хотя никогда
не видал улыбки на лице его… но, попавши в Петербург, скоро позабыл наше темное и невеселое гнездо.
Представьте же мой ужас: вдруг я, ничего
не подозревавший, получаю от приказчика письмо, в котором он извещает меня о смертельной болезни моего отца и умоляет приехать как можно скорее, если
хочу проститься с ним.
Отец мой сильно к ней привязался и после моего отъезда из деревни
хотел даже жениться на ней, но она сама
не согласилась быть его женой, несмотря на его просьбы.
— Покойница Татьяна Васильевна, — так докладывал мне Яков, стоя у двери с закинутыми назад руками, — во всем были рассудительны и
не захотели батюшку вашего обидеть. Что, мол, я вам за жена? какая я барыня? так они говорить изволили, при мне говорили-с.
Татьяна даже
не хотела переселиться к нам в дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью на плечах, она становилась в толпе, возле окна, — ее строгий профиль четко вырезывался на прозрачном стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя увез меня, Асе было всего два года, а на девятом году она лишилась матери.
Она
хотела быть
не хуже других барышень; она бросилась на книги.
Ася была чрезвычайно понятлива, училась прекрасно, лучше всех; но никак
не хотела подойти под общий уровень, упрямилась, глядела букой…
Словом, она продолжала идти своей дорогой; только манеры ее стали лучше,
хотя и в этом отношении она, кажется,
не много успела.
— Вы честолюбивы, — заметил я, — вы
хотите прожить
не даром, след за собой оставить…
Я еще
не смел назвать его по имени, — но счастья, счастья до пресыщения — вот чего
хотел я, вот о чем томился…
— Я сама
не знаю иногда, что у меня в голове, — продолжала Ася с тем же задумчивым видом. — Я иногда самой себя боюсь, ей-богу. Ах, я
хотела бы… Правда ли, что женщинам
не следует читать много?
Я
не хотел заглядывать в самого себя.
Мне стало скучно и как-то грустно-пусто; я, однако, долго
не хотел уходить и вернулся поздно,
не увидав ее более.
Следующее утро прошло в каком-то полусне сознания. Я
хотел приняться за работу —
не мог;
хотел ничего
не делать и
не думать… и это
не удалось. Я бродил по городу; возвращался домой, выходил снова.
Я
не беспокоился,
хотя к вечеру у ней сделался небольшой жар.
Оттого она и плакала на днях, когда уверяла меня, что, кроме меня, никого любить
не хочет.
Вернуться домой было некогда, я
не хотел бродить по улицам. За городской стеною находился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо. Она быстро отворотилась и отошла прочь.
Она вдруг вся выпрямилась,
хотела взглянуть на меня — и
не могла. Я схватил ее руку, она была холодна и лежала как мертвая на моей ладони.
— Я желала… — начала Ася, стараясь улыбнуться, но ее бледные губы
не слушались ее, — я
хотела… Нет,
не могу, — проговорила она и умолкла. Действительно, голос ее прерывался на каждом слове.
Когда несколько минут спустя фрау Луизе вошла в комнату — я все еще стоял на самой середине ее, уж точно как громом пораженный. Я
не понимал, как могло это свидание так быстро, так глупо кончиться — кончиться, когда я и сотой доли
не сказал того, что
хотел, что должен был сказать, когда я еще сам
не знал, чем оно могло разрешиться…
Я чуть было
не постучал в окно. Я
хотел тогда же сказать Гагину, что я прошу руки его сестры. Но такое сватанье в такую пору… «До завтра, — подумал я, — завтра я буду счастлив…»
В Кёльне я напал на след Гагиных; я узнал, что они поехали в Лондон; я пустился вслед за ними; но в Лондоне все мои розыски остались тщетными. Я долго
не хотел смириться, долго упорствовал, но я должен был отказаться, наконец, от надежды настигнуть их.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе
хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть
не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.