Неточные совпадения
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой
главный интерес в общем ходе военного
дела.
11 октября, в тот самый
день, когда в
главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
Ехать ли ему завтра в
главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом
деле, оставить это
дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу.
В Ольмюце он не застал в этот
день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла
главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами — придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
На следующий
день государь остановился в Вишау. Лейб-медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В
главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
До полудня 19-го числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одною
главною квартирой императоров; после полудня того же
дня движение передалось в
главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19-го на 20-е поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80-ти тысячная масса союзного войска.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях
дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем-то расстроен и недоволен, и что им недовольны в
главной квартире, и что все лица императорской
главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что-то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала
дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать
дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись
главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12-м часу
дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал
главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этою улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый
день во время пребывания в Тильзите к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и
главного французского штаба.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это
дело решенное — думал Николай — между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что́ могу для Денисова и
главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
И самое ему смутно известное
дело преобразования, и Сперанский —
главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что
дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
По случаю разговора нашего о моих семейных
делах, он сказал мне: «
Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя.
Притом же
дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а
главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения.
Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что
главной причиной была необходимость употребить их в
дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes, [хорошие принципы,] а дипломатам того времени то, что всё произошло от того, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона, и что неловко был написан memorandum за № 178.
После всего того, что̀ сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних, сухо сказанных слов: «je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его — оскорбленного посла и,
главное, свидетеля его непристойной горячности. Но к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил приглашение в этот
день к столу императора.
Генерал-адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и наконец
главное — Пфуль был тут потому, что он составил план войны против Наполеона и, заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем
делом войны.
Из всех этих партий в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно-опытных и умевших, не
разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на всё, чтò делалось при штабе
главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
В то самое время как князь Андрей жил без
дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из
главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе
дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он — l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом
деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно, и что поэтому ему не должно предпринимать ничего, и ждать того, чтò должно совершиться.
— «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы», говорил он себе, перебирая в своем воображении
главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном, белом свете
дня — ясной мысли о смерти.
— Да, вот он мой герой, — сказал Кутузов к полному, красивому, черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь
день на
главном пункте Бородинского поля.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии, и составляющее
главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний
день, передались одновременно во все концы войска.
Пете было весело от того, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом-мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на-днях будут драться; и
главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела.
Но как будто
главная цель Пьера состояла не в том, чтоб исполнить задуманное
дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает всё для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Так теперь,
главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в
день рождения государя.
Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то
дело, для которого все собраны, и любопытство о том, чтò делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор пока французы были в Москве, и —
главное — неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь, и преимущество находится на нашей стороне.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который кроме письменного донесения должен был на словах рассказать всё
дело. В 12-м часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в
главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый
день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав 30 верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «
Главный Штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
5-го ноября был первый
день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, заведших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов, с противу-приказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит, и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний
день главная квартира.
В последний
день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья —
главную вину, которую он за собой чувствовал.
Неточные совпадения
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир, что времени остается много (отбытие с этого пункта было назначено только на другой
день), и зачал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. А
главное, нет предприимчивости.
Главным помощником в этом
деле должна была быть графиня Лидия Ивановна.
— Ах да, тут очень интересная статья, — сказал Свияжский про журнал, который Левин держал в руках. — Оказывается, — прибавил он с веселым оживлением, — что
главным виновником
раздела Польши был совсем не Фридрих. Оказывается…
Для Константина народ был только
главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем
деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем
деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Смутное сознание той ясности, в которую были приведены его
дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и,
главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.